Ты сейчас серьёзно, Осаму?
— Нет. Я не собираюсь отвозить тебя в офис, а потом возвращаться и ехать уже на свою работу в другой конец города. Ты не Ацуши, которого страшно пускать в общественный транспорт, сам доберёшься, — предельно недовольно отозвался мафиози, пытаясь хоть как-то взбодриться. — Тем более, что у тебя тоже есть права. — Ты ведь знаешь, как я вожу, — Дазай стыдливо отвернул голову, вспоминая нужный ему маршрут. — Знаю, поэтому в тысячный раз говорю тебе повысить квалификацию, — Акутагава задумался, сверля взглядом один из шкафчиков на кухне. — Как думаешь, если употребить полграмма амфетамина, то какие будут последствия? — Такие, что если ты к ним хоть мизинцем притронешься, то никуда не поедешь вообще, — серьёзно ответил Осаму, разворачивая голову Рюноскэ на себя. Ну уж нет, не в его смену. — Понял, — брюнет тяжело вздохнул и придвинул к себе телефон, набирая кому-то сообщение. На часах уже одиннадцать часов утра, они до сих пор не одеты и не причёсаны, а кофе так и не допит. И, кажется, Осаму знает, кто сегодня получит выговор и лишится премии и 25% зарплаты. И это точно не Акутагава и даже не Накаджима. Впредь он будет думать о последствиях. Хотя бы об одном последствии, но всё равно не будет советоваться с другими.Я совершенно неисправим.
***
Квартира встретила его звенящей тишиной и кромешной темнотой. Ну, конечно! Куникида сказал, что пока он со всем не разберётся, то не получит не просто 25%, а всю зарплату вообще. И ведь у Дазая набралось достаточно замечаний в копилку Доппо, чтобы тот действительно смог лишить его всей зарплаты, иначе бы он пришёл домой гораздо раньше. Но такого зверства Осаму в отношении своей зарплаты уж точно позволить не мог, а точнее его совесть и ответственность за оплату половины коммунальных услуг. В конце концов, если бы он не выполнил все поручения, то знатно подвёл всё Агентство, что было бы ещё хуже. Тогда была бы вероятность, что ему добавили бы часы работы в выходные, а работать сверхурочно он не собирается, лучше увольте нахер. Наверняка, Ацуши отказался ждать так долго, разозлился и ушёл. Рюноскэ всегда уважал чувства других и вряд ли стал останавливать его, но должен был хотя бы успокоить его и попытаться выгородить виноватого. По крайней мере, Дазай надеется на это.Если бы я не вёл себя как последний ублюдок, то всё было бы нормально, Чёрт возьми.
Было уже как сорок минут за полночь, и Рюноскэ должен уже быть в постели. Единственный, кто мог заставить его ждать, сейчас находился неизвестно где. Конечно, было где-то 2% вероятности, что Тигр согласился ждать. Только вот это всего лишь 2%, значит, Рюноскэ один и пытается заснуть без него. Но Осаму не особо расстроен, он будет даже рад, если Аку всё же смог заснуть. Он старался ступать как можно тише и стараться не врезаться в предметы в абсолютной темноте, но всё равно наткнулся коленом на столик в коридоре. Он честно старался не материться, а приложился он со всего размаху, но этот стол ему никогда не нравился, хотя бы потому что стоял в узковатом коридоре, поэтому в тишине раздались тихие трёхэтажные ругательства. В некоторые моменты Осаму, конечно, этот столик просто обожал, но это был совсем не тот момент. Ебучий столик. Дверь спальни привычно противно скрипнула. Мужчина уже хотел стянуть развязанный галстук-боло, но кто-то резко толкнул его в сторону кровати прямо на чьи-то колени в тёплые объятия.Какого, блять?..
Вьющиеся волосы аккуратно заправили за уши, а шею опалили горячим хриплым дыханием: — Попался. Это заставило Осаму сразу же успокоиться и расслабиться. Голос Рюноскэ всегда действовал как успокоительное, причём в любых ситуациях и с любыми людьми. Тёмно-карие глаза напряглись и увидели в темноте ещё одну фигуру. Она медленно подошла ближе кошачьей походкой. Раздражённое, но от этого не менее милое личико приблизилось к лицу Дазая, а аккуратные пальцы грубо схватили за волосы, фиксируя голову. С губ шатена сорвался сдавленный неопределённый стон. С улицы падал очень тусклый свет, но даже так Осаму присмотрелся ещё лучше и понял, что аметриновые глаза опухли. В высокомерной душе взыграла совесть, и он уже хотел прикоснуться к этому лицу, но его руки быстро перехватили и болезненно загнули за спину. Раздалось рефлекторное шипение. — Осаму, — мягкий тенор ласково пробирался в уши словно музыка. Раздражение быстро сменилось искренним разочарованием. — Знаешь, как мне было больно, когда ты так грубо поступил со мной? — Вторая ладонь нежно огладила лицо мужчины, оставаясь на щеке. — Когда ты даже не стал меня слушать, а пошёл к Куникиде? — Ацуши приблизился ещё немного ближе. — Ты был готов слушать кого угодно, но только не меня, — руки заломили ещё сильнее, причиняя ещё больший дискомфорт, граничащий с болью, — и знаешь, Осаму… — Волосы болезненно оттянули, Накаджима хоть и выглядел расстроенным, был настроен довольно агрессивно. — Сегодня тебя тоже не будет никто слушать, никто не будет думать о твоих чувствах, — его резко схватили за подбородок, отпустив волосы. Шатен ощутил горячее дыхание на своих губах. — Ты можешь кричать, стонать, рыдать, но к твоим чувствам никто не будет прислушиваться. Ты ведь принимаешь такие условия, Дазай-кун? Их губы были в нескольких миллиметрах друг от друга, но без ответа надеяться на что-либо даже пытаться не стоит. Мужчина громко сглотнул, выдав уверенное «Да». В его губы тут же впились поцелуем, а между ног втиснулось колено. На плечи опустились изящные руки, сильно сжимая. Втиснулось и второе колено. Это было невероятно неудобное положение, но пока Ацуши не собирался садиться на колени семпая. Из брюк вытянули ремень и протянули Акутагаве, которому за всё это время стало уже скучно. Это был не совсем их общий конфликт, и он ощущал себя немного лишним. Но такого ему никто и никогда ощущать не позволил бы, он и сам прекрасно знал, что скоро и ему уделят внимание. С его шеи аккуратно стянули галстук, пока Рюноскэ связывал ремнём руки Дазая в довольно неудобном положении. Когда всё закончится, Осаму точно не почувствует своих рук. Чисто для приличия, он попытался изменить положение своих рук или высвободить их, но ничего не получилось. Капитан очевидность. На тёмно-карие глаза легла грубая чёрная ткань, туго завязалась на затылке, спутала и без того находящиеся в беспорядке волосы.Я мало того, что не смогу прикоснуться к тебе, так ещё и не увижу. Вполне жестокое наказание, Ацу-чан.
Всё замерло, и сначала Дазай даже не понял, что происходит, а точнее не происходит. На его плечах всё ещё были тиски чужих рук, между ног два колена, но ничего не происходило от слова совсем. Он был совершенно дезориентирован, что абсолютно его не устраивало, но сегодня, к сожалению, законы диктовал не он, а Накаджима. Ему пришлось хорошенько прислушаться, чтобы понять по тихому чмоканью и едва слышным постанываниям, что эти двое целуются.Это низко, милый.
Осаму любил наблюдать, как Рюноскэ и Ацуши целуются. Ему нравилось смотреть, как брюнет нежно посасывает и покусывает то верхнюю, то нижнюю губу Тигрёнка, пока те не станут достаточно пухлыми. Особенно ему нравились их французские поцелуи. Их языки неторопливо сплетались, лаская друг друга, губы обхватывали эти языки, поддразнивали и распаляли ещё больше, а зубы оттягивали пухлые губки мягко и ненавязчиво. Только одни эти воспоминания и тихие чмокающие звуки на левое ухо заставили его покраснеть, а жару пройтись по всему телу к паху. Но вскоре Рюноскэ напомнил о себе, проходясь руками по талии к брюкам, снял, наконец, это чёртово боло и болезненно укусил в шею сквозь бинты. Между ног заёрзали колени, пытаясь хоть как-то стимулировать и возбудить. Этого было вполне достаточно, чтобы с губ сорвался томный вздох на грани стона. Нежные руки вновь прошлись по лицу, обхватили его, а пухлые губы вовлекли в довольно грубый поцелуй. Хотя это трудно назвать поцелуем. Ацуши кусался, терзал чужие губы до крови, но всё равно потом проходился по кровоточащим ранкам языком, зализывая, будто бы извиняясь за своё ужасное поведение. Но внезапно он оторвался от своего занятия. — Р-рю, щекотно, — тепло отозвался Накаджима, хихикнув.А, так вот как ты держишься. Точнее тебя держит Рюноскэ, но…
— Так на чём мы остановились? — Ацуши прервал размышления Осаму, проходясь носом по нежной коже шеи к ключицам. Акутагава уже успел изрядно помучиться и всё же снять бинты с рук, шеи и груди. А больше бинтов нигде и не было. — Быть может, — Дазай почувствовал горячее дыхание рядом с сонной артерией, — на этом? Шатен вскрикнул, закусив губу до крови, но этот звук просто растворился в тишине. Накаджима позволил себе выпустить клыки, оставив особенно болезненный укус, свою метку рядом с пульсирующей артерией. Но не успел старший детектив одуматься, как Рюноскэ развернул его к себе, глубоко целуя. Проворный язык прошёлся по нёбу и зубам, следом сплетаясь с языком Дазая. В их поцелуях всегда было что-то животное. Они никогда не могли поделить место ведущего, поцелуи превращались в сражение, которое каждый раз заканчивалось вничью. Но в этот раз Осаму вышел из игры, победитель был очевиден. Дазай уже чувствовал, что совсем скоро вообще перестанет соображать. Колени тем временем не останавливались, а Ацуши медленно и мучительно изучал тело семпая. Он целовал плечи и ключицы, вгрызаясь в них, гладил, щипал и покусывал соски, следом зализывая свои лёгкие укусы. Юноша чувствовал мокрое пятно на брюках Дазая своими рваными коленками и не смог сдержать издевательскую улыбку. Да, Осаму не видит её, но чувствует кожей. Ему нравится. Этому высокомерному ублюдку нравится всё, что сейчас происходит. На самом деле, Осаму был сейчас морально унижен, но не мог ничего поделать со своим телом и совестью. Ощущения были непередаваемыми. Всего и везде было много из-за абсолютной темноты перед глазами. И это всё собиралось где-то внизу, перегоняя кровь в довольно интересное место. Накаджима всё же сел на колени мужчины, освобождая руки брюнета, что до сих пор насиловал рот экс-мафиози. И, наконец, из этого упрямца вырвался стон, потом ещё один, но полный разочарования. Акутагава оторвался от него, чтобы снять с себя эту раздражающую, мешающую сейчас одежду. Ацуши тоже решил последовать примеру Рюноскэ, только на нём было явно меньше одежды, чем на мафиози. — Я не думаю, что ему нужна подготовка, Рю. — Эй-эй! Нет-нет-нет, ещё как нужна! — Мгновенно запаниковал Дазай, но его пах внезапно сжали, и он забыл обо всём на свете. Накаджима встал, чтобы стянуть с Осаму брюки вместе с бельём. Сделав своё дело, он на секунду задумался, собирая пальцами предэякулянт с твёрдого члена семпая.Хорошо, Осаму, я сделаю это, но это будет лишь небольшим бонусом за твоё хорошее поведение.
Дазай вздрогнул, ощутив, как в его зад упирается что-то твёрдое, а потом и застонал, но на этот раз он ощутил кое-что более приятное. Накаджима широко прошёлся языком от самого основания. Взял в рот головку, посасывая и ввинчивая язык в уретру. На самом деле, Дазай бы сейчас душу кому угодно продал, лишь бы увидеть, с каким наслаждением Ацуши заглатывает до основания, закатывая глаза, на которых наворачивались слёзы. Как он сейчас усердно работает головой, пуская по горлу вибрацию, втягивая щёки и заводя за них. Как у него от этого усердия уже слюни по подбородку потекли, едва ли не капая на королевский синий ковролин. Но это зрелище было доступно лишь Акутагаве, который в это время решил всё же ослушаться Тигрёнка и хотя бы немного растянуть Осаму для самого себя. Больно будет им обоим, если хоть что-либо не предпринять. Холодная смазка заставила старшего детектива вздрогнуть, но дальше он старался вообще не думать о том, что в него впихнули сразу два пальца и стали растягивать на манер ножниц.Спасибо, дорогой, я навечно твой должник.
Когда Дазай с громким стоном кончил в рот Ацуши, то был уже достаточно подготовлен, чтобы хотя бы Акутагава не испытывал боли и дискомфорта. Шатен был обескуражен ярким оргазмом, но до него всё же долетело: — Ты выдержишь нас двоих, Рю-чан? — взволнованно спросил младший детектив, дрожащим голосом. Голос дрожал у него явно из-за возбуждения, а вот волнение… — Я надеюсь, что да, — Акутагава уже тяжело дышал. А ведь на нём сидел один только Дазай. — Тогда я постараюсь распределить вес на собственные ноги, чтобы не нагружать тебя ещё больше. Раздалось довольно знакомое хлюпанье. Нет, только не говорите ему, что…Неужели ты растягиваешь себя сам, развратный ма?..
Но не успел Осаму додумать, как в него вошли. Без звонка или стука. Одним толчком и без предупреждения, обхватив поперёк груди. С губ сразу же сорвался болезненный стон. Рюноскэ не остановился, давая привыкнуть, а наоборот толкался, но как-то методично, будто он что-то искал. Через какую-то жалкую минуту Дазай уже стонал от удовольствия, и кровь вновь прилила к члену. Немного ему хватило, чтобы снова возбудиться. Ацуши упёрся коленями в кровать, надеясь, что Аку выдержит 130 килограмм на себе. Он аккуратно взял уже знатно отвердевший член семпая, направляя его в себя. С губ невольно сорвался звонкий стон удовлетворения. Накаджима не сразу подстроился под темп Рюноскэ, но всё же смог. Полное ощущение заполненности сопровождалось ощущением узости и пульсации вокруг собственного члена. Это было слишком крышесносно. В голове не осталось ни одной связной мысли. Но как же хотелось прикоснуться. Сжать бёдра Рюноскэ, что постепенно уже срывался на беспорядочные толчки, укусы невпопад и быстрые поцелуи с Ацуши. Смять мягкие и аппетитные ягодицы Тигрёнка, притянуть ближе к себе за талию. Но, к сожалению, единственное, что он мог — получать удовольствие и не возникать. Его шею и плечи кусали, царапали, целовали, оставляя ранки гореть и саднить от липкого пота. В комнате стало душно, воздух уплотнился и не хотел входить в лёгкие. Впрочем, сколько он не пытался восстановить дыхание, его сбивал либо очередной толчок прямо по простате или поцелуй Ацуши, не знающего куда деть взгляд. Было громко, никто из них не сдерживал себя. Осаму рисковал оглохнуть от звонких стонов удовольствия на ухо. Даже из горла Рюноскэ, не удержавшись, вырывались рычание и сдавленные стоны, хотя обычно тот предпочитал слушать, а не быть источником звуков. А в Осаму было ещё уже, чем в Накаджиме. Конечно, не было мягких боков и молочной кожи, отдающей нотками фиалки, но горький шоколад тоже был по своему прекрасен вперемешку со сладостью пухлых алых губ, что так тянулись к нему. Это было слишком для них троих, каждый чувствовал приближающийся пик этого безграничного удовольствия. — Р-рюноскэ!.. О-о-осаму!.. Я с-сейчас!.. Ацуши скакал на Дазае как бешеный, уже не подстраиваясь ни под какой ритм. Он уже забыл про своё обещание, упираясь на широкие плечи шатена. Стонал настолько громко, что наверняка разбудил соседей, которым завтра на работу, впрочем, как и им самим. Он закатывал глаза, из которых лились слёзы, по подбородку стекала слюна. Вот он сделал последний толчок, проехавшись по простате, и кончил на живот Осаму с громким, едва ли не оглушительным криком. Член Дазая сжали настолько сильно, что он кончил сразу следом прямо внутрь. Рюноскэ сделал ещё пару толчков прежде чем кончить вслед за остальными, укусив шатена в плечо. Осаму впервые чувствовал, как его заполняла чья-то сперма, но ему уже было как-то плевать. Он чувствовал себя удовлетворённым и явно счастливым, при этом абсолютно не чувствуя собственных рук и ног. Но он не будет чувствовать боль лишь до того момента, пока пелена удовольствия не спадёт, и он сам знал это. — Так, слезайте оба, я не чувствую ног. И вообще вы тяжёлые, проваливайте с меня, — прохрипел Акутагава, не успев даже отойти от оргазма, спихивая с себя такую тяжёлую ношу. Ацуши с трудом смог встать сам, но всё же сделал это, утянув за собой и галстук с глаз Дазая. Тот тоже с горем пополам, но тоже всё же смог встать, едва не упав, а вот Рюноскэ просто завалился на кровать звёздочкой. Единственное на что он сейчас способен — заснуть. Накаджима стянул с рук Осаму ремень, нежно и аккуратно проводя по оставшимся следам. Пожалуй, он немного перестарался. — Ацу, ты… Прости меня, пожалуйста. Я поступил просто ужасно, — Дазай нагнулся, чтобы поднять онемевшими пальцами с пола бельё и рубашки: свою и Рюноскэ. Тигрёнок поднял свои улыбающиеся глаза на возлюбленного, забирая у него свои боксеры и его рубашку. — Осаму, я простил тебя ещё тогда, когда ты согласился на всё это, — мягко и тепло отозвался юноша, нежно улыбаясь в тусклом свете уличных фонарей. Дазай лишь тихо рассмеялся, вытягивая и комода свои пижамные штаны. Да, наутро у него будет всё болеть. Но он проснётся в объятиях своего любимого маленького Ацуши-чана. Его мягко поцеловали в щёку, утягивая за собой в душ. — Ты будешь нас ждать или ляжешь спать? — спросил Накаджима, выходя из спальни. — Без поцелуя на ночь не лягу, даже не надейтесь, — задорно отозвался Рюноскэ, соскочив с кровати к комоду. Будто и не на нём недавно прыгало 60 килограмм и сидело вдобавок ещё 70. Детективы лишь рассмеялись, оставив своего парня одного.Надеюсь, что больше такого не произойдёт, Осаму. А иначе я собственноручно убью тебя, любимый.