Прогнившая крышка гроба

Кристина песни Макса под сердцем прячет; выгравированное «танцую, рисую, вру», так подходящее им, пытается то выжечь, то содрать вместе с кожей. Ранку каждую чуть зажившую заново сдирает и кровью сердце пачкает. Но сердцу Кристины бинтов бы побольше и постельного режима. А ещё желательно не дать этой девчонке себя снова ломать самостоятельно. Кристине, по хорошему, уйти бы от Анисимова, на амбразуру его без зазрения совести бросить и на его сердце выжечь строчки его дурацкие, от которых никуда не деться. Которые пластинкой надоевшей в голове двадцать четыре на семь, упаси боже. Кристине, по хорошему, никогда не нужно было и связываться с горе-музыкантом, делящим однушку с «просто подругой», [которая на деле бывшей оказалась, когда Максим на девочку с каре переключился]. И уж точно ей не нужно было заезжать в ту квартиру, и с вором делить одну постель, белье на которой другой пропахло ещё задолго до неё. Но Кристина может лишь машинку стиральную запустить и постараться забыть. Забыть абсолютно всё свою жизнь до него. И постараться выжить в новой. В которой Макс добавляет каждый раз, уходя из дома, «Я люблю тебя». И у Кошелевой каждый раз после такого прощания рука невольно и нервно к сердцу незажившему тянется, корочку чёртову вновь сдирая и кровью пачкаясь. — Возвращайся домой. Просит судорожно. Просит ежедневно. И Максу везёт, видимо, ведь домой он из раза в раз все-таки возвращается. С царапинами, синяками и иногда (уже зашитыми) ножевыми. Но… Зато живой. А Кристина из их квартиры пытается сделать то место, заходя в которое, никогда и не поймёшь, что здесь живёт тот, кто на мафию годы их жизни тратит. Тот, кто убивает, ворует и живёт как в последний день ежедневно. И тот, кто в это болото и Кошелеву уволок. Поэтому и Никита даже не верит, что это квартира того Макса о котором говорил Тим незадолго до их вечеринки. Он осматривается бегло, не веря, но спустя мгновение уже все внимание на Максима переключает, что из-за огнестрельного в живот идеально белый паркет заливает кровью, приткнувшись к стене в коридоре. А Кристина, не разуваясь и скидывая пальто на пол в зал, лихорадочно к аптечке бежит, и Анисимов лишь ей в след усмехается. — Ну, Крис, не суетись, — смеётся без сил Максим спокойно, рану рукой зажимая, — Сдохну, так квартира твоя будет, — на выходе Анисимов добавляет и на Никиту, вжавшегося в стенку, глядит, — Мою гитарку вот Джею отдашь, он неплохой малый вроде, а приставку Гринбергу, — неопределенно машет рукой парень из стороны в сторону и глаза прикрывает, корчась, — Банкесу — коллекцию пистолетиков… — А пиэлси? — из комнаты дальней Кристина кричит громко, — Максим, не отключайся! И до Никиты, наконец, доходит. Он спешно присаживается рядом с парнем и по щекам бледного Макса похлопывает, который после этого с недовольством бурчит себе под нос что-то и глаза приоткрывает лениво. — Ты не Крис, — недовольно хрипит парень и хмурит брови. Но стук каблуков совсем рядом внимание Джея перенимает и он быстро глаза поднимает на Кристину, что аптечку открывает и присаживается рядом с Максом, головой покачивая и бормоча что-то. — А ты — Крис, — с силой выговаривает парень и окровавленной ладонью её по блондинистым кудрям поглаживает, улыбаясь.

Час до.

Никита, спускаясь практически на ощупь вниз, так как единственным источником света располагает Даня, который очень по-джентельменски подсвечивает дорогу Кристине, идущей впереди всех, оступается и едва ли не врезается в впереди идущего Бурцева, пропуская пару последних ступенек. — Извини! — тут же причитает парень, все так задевая Даню. А потом с удивлением обнаруживает то, что движение встало и перед троицей теперь образовалась точно такая же как наверху дверь. И после недолгих манипуляций Кристины замок щёлкает и дверь поддаётся. И жёлтый свет фонаря на добрые две секунды абсолютно слепит. — Быстрее, — командует нетерпеливо Кошелева и хватает парня за руку, пальцы переплетая вновь. Лукашев чуть тушуется, понимая, что Кристина его буквально за собой тащит. И в себя приходит: шаг меняет, на Даню оборачивается, спешно их догоняющего (почему отстал — вопрос слишком сложный) и вздыхает полной грудью, более-менее спокойно. — Куда? Вопрошает негромко парень, и Кошелева в нем вновь слепого немощного котёнка видит, отлученного от мамочки. От этого усмехается, заворачивая резко в поворот и ловя Лукашева, развившего немалую скорость. Он от быстрого торможения на Кристину уверенно летит, но та за секунду до столкновения умудряется ладонь между ними втиснуть и парня оттолкнуть на пару сантиметров назад. А потом вновь схватить и припечатать к стенке плечом к плечу. И Никите так, честно говоря, немного спокойнее. Прижиматься плечом к девушке, что меньше него в два раза… Но на самом деле Джея тот факт греет, что в сумке, помещённой на плечо девушки, хранится пушка. Которой Кристина наверняка воспользуется при первой же возможности. — Ты как? — голову поворачивая к Никите, Кристина интересуется и видит как тот в стенку сильнее вжимается, глаза так и не открыв. — Сносно, — кивает парень и глаза приоткрывает, — Чего мы ждём? — Знака, — просто отвечает Кристина и из кармана джинс тянет телефон. 20:17 Кошелева губу закусывает и старается на Лукашева, внимательно наблюдавшего за ней, внимание не обращать. В голове заученные мантры, планы B и C, которые, по идеи, должны были начаться две минуты назад, но Кристина жуёт нижнюю губу и ответственность за жизнь парня за её спиной сбросить пытается, прирастая к стенке этой. Боже, хоть бы обошлось. Кристина вглядывается в небо, моргает часто и неосознанно вновь к телефону припадает. 20:19 Будь оно все неладно. — Пошли, — едва слышно проговаривает Кошелева, решаясь, сумку расстегивая и пистолет в джинсы пряча, который и не видно совсем за толстовкой огромной. Руку парню подаёт и со вздохом выныривает из-за угла, бегло оглядываясь. — Расслабься, — шепчет девушка и крепче за руку хватает, большим пальцем его грубую кожу поглаживая. Никита в ответ вздыхает полной грудью и пытается на шаг неспешный перейти, так же виртуозно, как Кристина, да сердце своё успокоить, грозившееся грудную клетку пробить. Ближайший светофор отчитывает секунды перехода, Кошелева что-то бормочет себе под нос, а Никита наконец спрашивает. — Это не по плану? — По запасному, — усмехается Кристина и парня к себе разворачивает, глядя на его встревоженную мордашку. — И что нам делать? — Мне — выводить тебя, тебе — не мешать, — беззаботно произносит Кошелева и руки свои на его плечи помещает, — Расслабься и улыбайся, — велит быстро, руки за его шеей смыкая. А по улице сумасшедше несутся машины, Никита на них отвлекается и успевает лишь отметить нетипичное количество чёрных дорогих автомобилей прежде чем Кристина его на себя тянет и за шею обнимает, заставляя того согнуться едва. Никита допускает мысль на секунду, что Кошелевой смущать его просто нравится, но мозговой штурм даже не успевает запуститься, как первый раздавшийся выстрел выбивает мысли из головы. И Лукашев отчетливо понимает лишь то, что ноги у него подкашиваются, а Кристина напротив пугается, ногтями с безумно красивым маникюром случайно шею его царапая. А потом закрывает собой Никиту и стреляет, не мешкаясь. Лукашев в тот момент как в замедленной съёмке следит за недрогнувшей рукой Кристины (у него бы пистолет ходил ходуном), нажавшей на курок, и за пулей, чётко попавшей в лоб стреляющего из машины и убившей человека из-за одного-единственного движения Кошелевой. По её велению человек умер. И после этого на пустой улице, в которой бежать некуда, становится страшно. Страшно потому что машины виртуозно тормозят, ребята с пушками из окон высовываются, а они с Кошелевой у них как на ладони. И если у неё ещё есть пистолет, то у Никиты в арсенале целое ничего и может он лишь мяться у Кристины за спиной и стараться не схватить пулю. — Когда скажу «беги» — беги, — тоном не требующим возражений чеканит Кошелева, а Никита, онемев, лишь кивает как китайский болванчик из машин таксистов. — А ты как? Сил и благородства хватает на один-единственный вопрос, который у Кошелевой усмешку вызывает. Небось та думает, что он совсем уже спятил, раз во время оживленной перестрелки начал светскую беседу. Но тем менее Кошелева бросает: — Справлюсь, — и добавляет, — Береги голову. И прежде чем обмозговать, почему их, кстати, до сих пор не убили, ведь затормозивших машин не меньше пяти, Никита видит недалеко мужчину, распластавшегося по земле. Его лицо в крови, наверное, процентов на семьдесят и дышит он рвано, ползти рьяно пытается до укрытия, асфальт ровный и серый кровью своей пачкая. И Лукашев, наблюдая за раскрывшейся картиной, забывает потреблять кислород и абсолютно поражённый стоит, не в сил даже шевельнуться. Мир замирает. И мир его больше не будет прежним. Куда ты, блять, влез? Назойливо донимает внутренний голос, все громче и громче спрашивая одно и то же. И уже через мгновение Никита не слышит ничего, кроме бесконечного повторяющегося вопроса в своей голове. Не слышит ни свист пуль совсем рядом, ни вой раненых, ни истошный крик Кристины, обращённый к нему. А человек в паре метров перестаёт ползти и испускает свой последний вздох. А через сорок минут Никита оказывается в квартире Максима с Кристиной, где на полу, заливая кровью белый паркет, едва дышит тот, кто получил пулю вместо него. В тот момент, когда Кристина закричала «Беги!», Никита не двинулся и кто-то, кто был по ту сторону, решительно нажал на курок, Анисимов перехватил пулю. Лукашев, если честно, даже не понял, как количество тех, из-за кого Никита и оказался в этой заварушке, стало превышающем и все те, кто поднимал оружие на Кристину и него самого, смирно попадали. Но Никита понял одно — одна его осечка стоила игре более нужного и важного игрока. Когда Кристина бросилась к Анисимову, с неистовой силой расталкивая тех, кто оказывался на её пути, а тот парень с автоматом и усами, что усмехнулся Кошелевой в баре, крикнул так отчаянно «Макс!», Никита это понял. И ещё Лукашев понял, что он — абсолютнейший придурок, который знал, на что шёл.