***
Лев был доволен проделанной работой. Эмили лежала на его кровати, отсыпаясь после случившегося с помощью успокоительного и снотворного, и это наконец-то заставило его понять многие выражения в стиле «порхающих мотыльков в животе» и «горящего пламени счастья внутри». Ранее он воспринимал эти фразы буквально, не осознавая их значения; сейчас бы он всё скинул на сбой в прошивке, но виной тому — его личный вирус, забравшийся так глубоко под искусственную кожу, что не вытравишь даже форматированием памяти. Он выдохнул, решив мешающий его «началу семейного счастья» вопрос о трёх трупах, два из которых человеческих и один его некогда верного наемника, и вернулся домой, полный энтузиазма всячески проявлять ту призрачную и непонятную «нежность» к своей боем завоеванной возлюбленной. Несмотря на своё похождение и цель создания Лев был старомоден. Он старался обустроить своё жилище подобно тому, в котором жил его создатель, изучив понятие «уюта» для глаз живого существа. Деревянная чёрная мебель и тёплого медового цвета стены с картинами одного известного в прошлом столетии художника-новатора, открывшего новый стиль в живописи, создавали впечатление осведомленности и человечности, тонкой душевной организации своего владельца. Красные дорожки на полотнах картин всегда напоминали Льву о крови. Проводя кончиками пальцев по шероховатостям мазков он вспоминал температуру красной жидкости, её вкус и запах. Не давал себе забыть о жертвах во благо своей цели. Бросив ключи в кресло, мужчина остановился у кровати с нежно-голубыми простынями, на которых лежала Эмили, погруженная в сон благодаря необходимым её организму успокаивающим препаратам. Льва тотчас привлек изгиб её шеи. Открытый и самый уязвимый участок на теле человека, в который он не один раз по самую рукоять вставлял нож и сворачивал резким и безжалостным движением рук. Её пухлые губы слегка приоткрылись и застыли, будто она забыла, что хотела сказать кому-то в своём сне. Наверняка ведь сейчас ей что-то снится? Или кто-то. Лев присел на край кровати, засмотревшись на трепыхающие пушистые ресницы. Её беззащитность казалась ему невероятно прекрасным явлением, будоражащим всё, что в нём можно назвать человеческим. Коснувшись открытого плеча губами, он уже не боялся её разбудить. Даже не боялся того, что не сможет остановиться. Лев стал покрывать молочную кожу поцелуями синтетических губ, и, дойдя до шеи, вдруг замер, кончиком носа прочертив линию до уха. Головокружительный запах кожного покрова, суховатый, сладкий, разрывающий на части все границы. Эмили больше некуда бежать, у неё здесь есть только он. Его создали больным. Глубоко привязанным. Так почему ему сейчас необходимо сдерживаться рядом с причиной своей болезни? Сквозь опьяняющий эффект препаратов Эми замычала, ощущая настойчивые ласки. Сгорбившись над ней, Лев подмял горячее податливое и отзывчивое тело девушки под себя, бесцеремонно сжимая бедра, исследуя шершавыми пальцами оголенную талию, сгреб низ майки и открыл живот, вздрагивающий от слабых вдохов. — Лев?.. Лев?.. — Эми бессильно застонала, «оглушенная» воздействием снотворного, не в состоянии сопротивляться андроиду. Сжимая свободной рукой её запястье, Лев считывал пульс. Он становился всё отчетливее, упивая мужчину чуткой реакцией хрупкого организма на его деяния. Тихие мольбы над ухом будоражили рецепторы. Мягкая. Нежная. Рядом. С ним. И главное: она целиком и полностью его. Он властен над ней. Лев снова проникся дрожью и её страхом. Тем, что она испытала при виде смерти, прижимаясь к его руке в поисках спасения и помощи. — Чш-ш, — успокаивающее зашептал он у её виска, шерстя внизу рукой, нащупывая белье. Эмили открывала глаза, стараясь сфокусировать зрение на его лице, но из-за сильной сонливости могла лишь задерживать взгляд на губах или глазах, ловя призрачные следы поцелуев на разных участках тела. А затем холод. Он раздел её и больно сжал грудь, заставив крик комком застрять в горле, заглушив его мягким поцелуем в губы, отвлекая от дискомфорта. — Посто-ой… — Эми всеми силами пыталась отрезвиться от сна, но её не отпускало; Лев издавал странные звуки, подобно зверю, овладевшему добычей. Он сжимал и доводил до желания впасть в бессознательное состояние, но Эмили так и оставалась на границе реальности и сна. Вдруг он взял её лицо в свои ладони, нежно поглаживая большими пальцами кожу. В этом жесте для него было бесконечное количество любви, которую он ощущал сквозь века. Первое касание к себе — холодному металлическому сооружению — её ладонями. Удерживая Эми, он совершил первый толчок, плавно проникая внутрь своего человека. Девушка, будто задыхаясь, дёрнулась, хватаясь за плечи мужчины. Не осознавая до конца, что с ней происходит, она предприняла попытку уйти от распирающих ощущений внизу, но спровоцировала Льва двигаться лишь быстрее и глубже, пока с её губ не сорвался первый громкий вскрик и последовавший за ним глубокий вдох. Лев отпустил себя, погружаясь в гамму чувств, испытываемых при соитии с такой желанной и нужной ему Эми. Он свято убедил себя в том, что она испытывает то же самое, а если пока что нет — обязательно испытает. Наверняка. Он не позволит этому не случиться.***
Укутавшись в мятую простынь Эми зевнула, наклонившись, и убрала волосы с лица. Последние события для неё были туманны, размыты, совершенно неясны. О присутствии рядом Льва напоминали только темно-синие пятнышки на теле, которые он оставил на ней в порыве чувств. Эмили взглянула на столик рядом с креслом. На подносе стояла чашка с горячим кофе и несколько булочек с сахаром. Она сглотнула, переведя взгляд на дверь. Обрывки воспоминаний встали в ряд, рисуя картинку с ясным сюжетом. Признаться себе в том, что все случившееся — не сон — почти нет сил. Нет, их нет вовсе. Совсем. Она пересела в кресло, чувствуя укол боли в области груди и взяла чашку, отпив горячего напитка. У Эмили закралась мысль, что её обманули. И только холодный взгляд Льва отрезвил абсолютно сразу: ложь вскрылась, но только куда теперь деться с этой правдой? — Вкусно? — спросил Лев и уголок его губ со шрамом даже вздрогнул в подобии улыбки. Эми кивает, копируя улыбку. А ей горько, как никогда.