Учебный год был в самом разгаре. Учеников Пика Надежды — самой престижной старшей школы в Това и его окрестностях — это не очень заботило. Тут всегда всё идёт своим чередом, поэтому беспокоиться не о чем.
Во втором корпусе (местные его называли резервным) было, как всегда, шумно и людно. Кто-то оставался сидеть в кабинетах, кто-то прогуливался по коридорам, а кто-то рылся в своих шкафчиках, отчаянно пытаясь там что-то отыскать. В первом корпусе было далеко не так — ученики там были то ли сдержаннее, то ли злее, с первого взгляда не поймёшь.
Комаэда никогда не был во втором корпусе. Оума всё пытался его зазвать, рассказывал, как здесь весело, но всё было безуспешно. Но сегодня причина находиться здесь довольно веская — просто сердце стучит и бьётся о грудную клетку уже так сильно, что это становится невозможным.
Каждый день, пересекая порог своего корпуса после уроков, Нагито видел, как из резервного выходит какой-то парень. И каждый раз что-то в груди ёкало и резко замирало так больно, что уже было так непонятно, что убить себя хотелось, лишь бы не чувствовать это внутри. Но вместе с этим эти ощущения были такими прекрасными, что за спиной Комаэды вырастали крылья.
Кокичи был на самом деле хорошим другом. Стоило Нагито только сдавленно и скомкано попросить его узнать номер шкафчика этого парня, зная лишь его имя, Оума всё сразу прорыскал. Комаэда не знал, что вообще делал бы без его помощи.
А ведь имя своей любви, такой прекрасной, он узнал совершенно случайно. Если бы не воля случая, то он бы сейчас не стоял тут, нервно перебирая в руках белоснежный лист бумаги, старательно исписанный. Комаэда невольно вспомнил, сколько других листов ему пришлось выкинуть.
Однажды они шли со школы вместе с Оумой, и к ним, очень кстати, присоединились Саихара и Рантаро — их друзья из второго корпуса. Комаэда вновь задержался взглядом на том загадочном парне чуть дольше, чем нужно, а Амами просто слишком внимательный. «Его зовут Хаджиме Хината. Уверен, что тебе интересно», — посмеялся тогда старшеклассник, а Нагито смог в ответ лишь благодарно кивнуть, пока Шуичи и Кокичи вообще шли впереди них, так сладко держась за руки.
Комаэда развернул листок, который держал в руках, и ещё раз всё внимательно перечитал. Ему не нравилось ни единого слова здесь, не нравилось, как это криво было написано, но это было самым лучшим вариантом из тех, на которые он убил две ночи. Нагито совершенствовал всё, как только мог. Проблема была лишь в том, что Комаэда считал, что может он не так много.
До начала следующего урока оставалось всё меньше времени, а парень всё никак не решался подойти к злополучному шкафчику Хинаты и подкинуть туда записку. Нагито всё ещё думал, что эта самая худшая идея за всю его жизнь, и ни к чему хорошему это привести не может. Ему никогда не везло, так что и сейчас рассчитывать на удачу не приходилось.
Нагито тяжело вздохнул. С минуты на минуту из одного из кабинетов может выйти Оума, и тогда вся секретность полетит к чертям. Кокичи о своём поступке он рассказывать не хотел; может быть, когда-нибудь потом, но точно не сейчас. Поэтому, хотел Комаэда или нет, но действовать надо было быстро.
Старшеклассник аккуратно сложил записку и задумчиво покрутил её в руках. Взглядом он нашёл шкафчик Хинаты — до него было шагов шесть, от силы. И вроде так близко, но Нагито накручивал себя, что за эти несколько секунд может произойти всё, что угодно. Например, Хаджиме или Оума могут выйти из класса и заметить его, или он сам споткнётся на ровном месте и сломает себе что-нибудь, или звонок прозвенит так не вовремя, и ему придётся бежать в свой корпус.
Комаэда ещё раз осмотрелся по сторонам — это уже было похоже на паранойю. Никого знакомого на горизонте не было, поэтому идти можно было. Нагито уже мысленно сжёг себя за то, что так долго не мог решиться на поступок, который займёт у него несколько секунд.
Парень подошёл к шкафчику и тяжело вздохнул — хотя бы не столкнулся ни с кем, уже удача. Оставалось только кинуть этот жалкий листок бумаги в отверстие для вентиляции, и можно будет стыдливо убежать в первый корпус. Комаэда сделал это быстро, сразу же потерянно разворачиваясь. Нагито, старательно делая вид, будто сейчас не произошло ничего странного и из ряда вон выходящего, направился к выходу из резервного корпуса.
Нагито шёл медленно, потому что мысли в голове путались. Ему очень хотелось убраться отсюда как можно скорее. Ему даже казалось, что на него направлено слишком много взглядов и внимания, ведь на нём форма главного корпуса, но на самом деле всем было наплевать.
В этой записке были все его самые сокровенные мысли. Те, которые он бы никому не доверил, ведь это слишком личное и должно оставаться в его голове. Но в то же время ему очень хотелось, чтобы об этом узнал сам Хината. Почему-то Комаэде казалось, что, если Хаджиме узнает, то ему станет легче.
Комаэда вздрогнул от того, что за спиной раздался неприятный пронзительный звук открытия шкафчика. Из-за этого Нагито развернулся и застыл на месте. То, что он увидел, заставило его резко выдохнуть и как можно скорее отойти с пути других старшеклассников ближе к стене: Хаджиме держал в руках записку и заинтересованно скользил взглядом по ровным буквам.
Даже с такого расстояния Комаэда мог видеть, как Хината сосредоточенно свёл брови к переносице. Лица обоих старшеклассников медленно краснели. Хаджиме заливался краской из-за того, что было написано в письме, а Нагито — потому, что до дрожи в коленях боялся увидеть реакцию.
Счастливчик изначально рассчитывал на то, что Хината или порвёт эту глупую записку, или просто выбросит её. Он изначально готовился к самому худшему исходу, и не был готов к тому, что сделал Хаджиме. Тот просто стыдливо стушевался, положив одну руку на собственную щёку, чтобы унять смущение, и покрутил листок бумаги в руках. Комаэда чуть съёжился — должно быть, Хината искал подпись.
— Приветик, Комаэда-чан, — Оума хихикнул, замечая, как его друг испугался такому неожиданному появлению. — Решил пойти в наступление, ха?
Нагито мысленно пожал плечами: всё равно пришлось бы рассказать, рано или поздно. В отличие от многих, он доверяет Кокичи, что бы о нём не говорили, и что бы он сам о себе не говорил. Комаэда даже изредка забывал, что каждое слово Оумы может оказаться ложью, и в такие моменты непонимающе хлопал глазами, смотря на смеющегося друга.
— Что-то вроде этого, — взгляд Счастливчика отчего-то потух, а он сам отвернулся. Кокичи, улыбаясь, пытался заглянуть в его лицо — делал так всегда, когда Нагито чего-то недоговаривал. — Я положил записку в шкафчик Хинаты-куна.
— А я знаю, — растягивая гласные, пролепетал Кокичи. — Я ведь не дурачок, Комаэда-чан. Или забыл, что у меня номер шкафчика добывал? — лжец подмигнул и вновь тихо рассмеялся. Оума посмотрел по сторонам и вдруг посерьёзнел, сходя на шёпот. — Пригласил на свидание?
— Даже не подписал, — честно ответил Нагито. Он пожал плечами, видя то, как Кокичи осуждающе нахмурил брови.
Оума хотел что-то сказать, но лишь разочарованно вздохнул, сложив руки на груди. Он пошёл к выходу из резервного корпуса, и поникший Комаэда молча пошёл за ним, чуть горбясь и смотря себе под ноги.
Нагито искренне надеялся, что, когда подкинет эту треклятую записку, то ему станет хотя бы немного легче. Но на деле мысли в голове становились только запутаннее, как и сама ситуация. Где-то на подкорке сознания Счастливчик понимал, что Кокичи на самом деле не так сильно осуждает его, как показывает — просто тот был очень хорошим актёром — но верить в обратное у Нагито всё никак не получалось.
Громко начал верещать звонок, и старшеклассники переглянулись. Взгляд Комаэды был немного затравленный, а вот в глазах Оумы был весёлый огонёк. На условное «раз-два-три» парни побежали в сторону своего корпуса, надеясь, что Юкизоме-сэнсэй не станет их отчитывать.
Хината же быстро закрыл свой шкафчик, попутно забывая, что вообще хотел оттуда достать. Записку он оставил у себя в руках — интерес слишком уж сильный, чтобы сейчас оставлять её здесь. Ему хотелось найти хоть какую-нибудь зацепку о том, кто мог это написать.
Хаджиме сидел за своей партой, старательно и внимательно перечитывая письмо. Оно было написано почти что идеальным ровным почерком, и старшеклассник тщетно пытался вспомнить, видел ли такой раньше. Из раза в раз цепляясь взглядом за конец предложения, Хината чувствовал, что его сердце чуть вздрагивало от такой искренности, что была в каждом слове.
Я буду рад, если эта записка всё-таки попала к тебе в руки прежде, чем оказалась в мусорном ведре. Я уверен, что, когда ты читаешь эти строчки, твои чудесные глаза цвета лета прелестно раскрыты от удивления. И ты чуть хмуришься, думая, кто же мог написать тебе такое. Ты, окутанный задумчивостью, столь прекрасен. Но самое прекрасное, что я видел когда-либо — твоя улыбка. Мне просто хочется, чтобы одна из них, когда-нибудь, была адресована мне. Хоть через сотню лет, я могу и подождать ради такого великого дара.
Если бы у любви был голос, то он бы обязательно принадлежал тебе. Каждое твоё слово, что я слышал — хочется прокручивать в голове снова и снова, лишь бы не забывать то, как оно звучит. Это уже давно въелось в мой мозг; ещё с прошлого года, когда мы только поступили в старшую школу.
Желание увидеть тебя становится порой невыносимым, но я ничего не могу сделать, чтобы потушить его. Я боюсь лишний раз попасться тебе на глаза, ведь могу не сдержаться и выпалить всё, как есть. Это мой самый худший ночной кошмар, ведь ты из раза в раз отвергаешь меня, и я просыпаюсь в холодном поту, не в силах унять дрожь, гуляющую по всему телу.
Ночами, когда уснуть совсем не получается из-за назойливых мыслей, я мечтаю о том, каким бы могло быть наше первое свидание. Я знаю, что оно вряд ли состоится когда-нибудь, но тешить себя надеждами — единственное, что я могу делать хорошо.
Твой образ идеален. Не важно, с нимбом или рогами. Тебе должны посвящать баллады, засыпать цветами с головы до пят. Тебя невозможно описать полностью, лишь самые яркие стихи могут попытать удачу, но у них ничего не получится. Я готов убить сотни и сотни людей за то, чтобы остаться на пару минут с тобой.
В тебе собраны самые лучшие картины и симфонии. В тебе весь кислород вселенной, который проникает под кожу и глубже, как лунный свет. Ты — самое прекрасное северное сияние, ты — самое чистое существо из всех, что только живут на планете. И мне посчастливилось, что я могу видеть тебя каждый день.
И вновь у меня не получилось описать тебя полностью, сколько бы я не пытался. А я ведь старался достаточно долго для того, чтобы вовсе опустить руки, но твоя красота не даёт мне сделать этого.
Я хочу рассказать тебе о своей любви. Но у меня не получится сделать это, ведь чувства слишком сильны, от одного твоего взгляда я способен просто упасть на колени, не в силах стоять.
Я признаю всю ту боль, что я чувствую, когда всего лишь случайно касаюсь тебя взглядом. Это обжигает всего меня, и становится так невыносимо, но отчего-то я вдруг улыбаюсь. Почти полностью выпадаю из реальности, и почему-то мне это нравится. В эти моменты все мысли в моей голове сплетаются в один неаккуратный клубок, который я даже не берусь распутывать.
Здесь немногое из того, что я хочу тебе сказать. Намного больше скажет сердце, которое можно почувствовать, приложив руку к моей груди. Мои нервно трясущиеся руки и потерянный дар речи каждый раз, когда я вижу тебя. То, что каждое слово здесь я хотел бы написать своей кровью, чтобы доказать тебе всю подлинность того, что я чувствую, но это могло бы тебя напугать.
Я знаю, что я недостоин даже находиться рядом с тобой. Такой мусор, как я, должен находиться как можно дальше от тебя, чтобы ты не видел всей этой грязи. Я ненавижу себя за то, что позволил своему сердцу влюбиться в тебя, но не сделать этого просто невозможно.
Я люблю тебя сильно-сильно. Я люблю тебя так, что не мыслю свою жизнь без этих блестящих золотых глаз. Это даёт мне силы жить дальше, но лишь в те моменты, когда я так легкомысленно и беспечно думаю, что все мои мечты однажды окажутся явью.
Я люблю тебя, Хаджиме.
Хината даже не мог вспомнить, кто мог так к нему обращаться. Иногда парень поднимал голову, быстро бегая взглядом по спинам своих одноклассников. Кто-то спокойно писал в своих тетрадях то, что рассказывал учитель, кто-то перешёптывался друг с другом. Лишь сам Хаджиме сидел полностью отрешённый от них — такая мысль успела промелькнуть в его голове, пока он не посмотрел на Нацуми, что сидела перед ним.
Кузурю сегодня и вправду была слишком нервной. Она чиркала что-то на тетрадных полях, сразу же это зачёркивая, всё чаще поворачивая голову в сторону окна. Нацуми не была такой раздражённой даже после разговоров с Сато и Махиру, хотя они неплохо трепали друг другу нервы.
Хината вздохнул: он не общался ни с кем, кроме собственных одноклассников. Исключением были лишь те несколько человек из главного корпуса, которые приходили сюда, чтобы увидеться с лучшими друзьями. С ними Хаджиме обменивался только приветами или, в редких случаях, парой ненужных фраз, если у него что-то спрашивали.
В школе и за её пределами Кузурю была лучшей подругой Хинаты. Может, из-за того, что альтернативы не было, но гораздо вероятнее то, что с характером Нацуми ужиться не каждый сможет. А вот у Хаджиме получилось, что удивительно, ведь раньше он никогда не замечал за собой подобной стойкости к крикам и жалобам.
Хината даже и предположить не мог, от кого записка, если не от Кузурю. Девчонки за ним не бегали, он был далеко не самым популярным парнем в школе. Почему-то Хаджиме вообще не подумал о том, что может не знать отправителя, ведь не понимал, как какой-то незнакомец может любить столь сильно.
Старшеклассник красноречиво выругался про себя, ломая голову. Хината обречённо понимал, что не сможет сконцентрироваться ни на чём другом.
Как же отвратно, что Хаджиме не сможет у Нацуми спросить напрямую: писала ли она эту записку. Это, как минимум, будет очень грубо с его стороны, если ответ окажется положительным. Но других претендентов на ум всё не приходило, и с каждой секундой парень всё больше убеждал себя, что это всё написала Кузурю.
Парень даже боялся предположить, что творится у Нацуми в её светлой голове. Порой Хаджиме искренне казалось, что только со стороны она казалась высокомерной истеричкой. Что было у Кузурю внутри — для старшеклассника настоящая загадка, которую он боялся разгадывать.
Если это и вправду написала Кузурю, Хинате было даже приятно. Он смотрел на Нацуми, думая, какой же глубокой души человек сидит перед ним.
Хината очень хотел сейчас переключиться со всего этого на урок, чтобы занять мысли хотя бы чем-то другим. Но он продолжал постоянно кидать короткие взгляды на сложенный листок бумаги на краю стола, и голова ещё больше шла кругом. Хаджиме просто не знал, что вообще нужно делать в этой ситуации.
Единственное, что парень знал точно — он не оставит это просто так. Как минимум, он на перемене подойдёт к Нацуми и позовёт её куда-нибудь сегодня вечером. Ему оставалось просто надеяться, что она согласится, ведь, если нет — записка не от неё.
В главном корпусе дела обстояли не лучше. Комаэда нервно стучал пальцами по парте, второй рукой подпирая голову. Расфокусированным взглядом он глядел в одну точку, и медленно приходило осознание, что легче ему ни капли не стало.
Одноклассники напряжённо посматривали на него, ведь стук начинал потихоньку раздражать. Оума, пусть и прекрасно понимал причину такого состояния своего друга, несильно толкнул его в плечо. Комаэда вздрогнул и молча стал записывать то, что говорила Юкизоме-сэнсэй.
Чиса тоже была обеспокоена состоянием старшеклассника, но решила не подавать вида. Может, попросит остаться его после уроков, чтобы поговорить, если не устанет так сильно. Хотя со стороны вообще казалось, что она всегда полна энергии.
Нагито выводил на бумаге слова ровным почерком, совсем не задумываясь над тем, что он пишет. Если что, попросит конспекты у Невермайнд, чтобы не выпасть из учёбы совсем. Иначе даже с обучением у него будет куча проблем, а Комаэда категорически этого не хотел — всяких неудач и ненужных мыслей ему и так хватает с головой.
Оума переводил взгляд с часов на Комаэду, ожидая, когда уже прозвенит звонок. И он по-глупому не понимал, чего ему хочется больше с приходом перемены: начать отвлекать Нагито своими идиотскими шутками, или вновь убежать к Саихаре, чтобы хоть кому-нибудь растараторить новость о записке. И Кокичи ведь не был подонком: склонялся к своему первому решению, понимая, что Шуичи может одну перемену пережить и без него.
До звонка оставалось около десяти минут, и напряжение Комаэды нарастало в геометрической прогрессии. В голове начинали роиться непрошенные вопросы, и парню было настолько противно собственное сознание, что ком подступал к горлу.
«А что, если Хината-кун просто посмеётся над этим?», «А что, если у него уже кто-то есть?», «Должно быть, он уже посмеялся вместе с друзьями над этой глупостью и выкинул её». Нагито хотелось просто сидеть, схватившись за голову, и выбить из своего никчёмного мозга всю дурь. А лучше сходить и умыться обжигающей холодной водой.
Комаэда неосознанно рисовал и писал что-то на полях. Парень не контролировал ручку, которую цепко держал в пальцах. Он не понимал, что происходит вокруг, и его глаза иногда закрывались сами собой. Лишь бы в обморок не упасть от такого перенапряжения.
Звонок ударил по голове с такой силой, что старшекласснику пришлось зажмуриться. Дождавшись, когда Чиса кивнёт, оповещая об окончании урока, Оума подлетел к нему. Кокичи опирался локтями на его парту, подпирая ладонями голову.
— Комаэда-чан, может подробнее расскажешь про записку? Я весь урок умирал от любопытства, — лжец протянул последнюю гласную в своей привычной манере. Так, будто совсем не волнуется.
— Не понимаю, что ты хочешь знать, — вздохнул Счастливчик, поворачивая голову к Оуме. Он задумчиво хмыкнул, внимательно смотря на Комаэду. — Я просто положил эту записку, а Хината-кун её прочитал, — на последнем слове Нагито нервно вздрогнул. — На этом всё и закончится, я думаю. Моя удача в том, что я решился это сделать.
— Ты дурачок, — твёрдо сказал Кокичи, надув щёчки. — Почему не подписал?
— Зачем? — Нагито непонятливо нахмурился. — Чтобы он знал, кого ненавидеть?
Оума тяжело вздохнул и осуждающе цокнул языком. Похоже, звонок и вправду был таким громким и неожиданным, что Счастливчик стал чуть спокойнее. А тетрадные поля были уже полностью изрисованы и исписаны; рисунки перекрывали надписи и наоборот, и Кокичи даже не брался разобрать там что-то.
— Это был последний урок, — скучающе протянул Оума. Нагито недоверчиво прищурился, пытаясь вспомнить их расписание. — У меня память лучше, чем у кого-либо ещё, Комаэда-чан, я ведь лжец. Мне нужно запоминать всё, что я говорю, — Кокичи прикусил кончик языка и закрыл один глаз, роняя голову на своё плечо.
Счастливчик мельком посмотрел на других их одноклассников — те продолжали скучающе сидеть на своих местах, лениво общаясь друг с другом. Нагито перевёл взгляд обратно и снисходительно улыбнулся, а из его рта вырвался тихий смешок.
— Да, я опять солгал. Ну, давай разок пропустим занятия, — проныл Кокичи, внимательно смотря на друга. Комаэда отрицательно покачал головой и почти лёг на парту, закрывая глаза. — Я уверен, Саихара-чан и Амами-чан тоже согласятся пойти с нами.
— Оума-кун, мне бы не хотелось портить вам веселье своим присутствием, — улыбнулся Комаэда. Кокичи фыркнул и недовольно посмотрел на Счастливчика. — Уверен, вам будет весело и без меня.
— Зато тебе будет скучно без нас, особенно без меня, — покачал головой лжец и насупился. Нагито вздохнул. — Ты сейчас держишься на мне и на морально-волевых. Если уйду, помрешь, и заставишь меня плакать. Бессердечный Комаэда-чан.
— Хорошо, я понял, — Комаэда красноречиво взял тетрадь и учебник в руки, вставая со своего места, с целью выйти из класса и оставить всё это в шкафчике. Кокичи просиял, хватая вещи со своей парты.
Нагито понимал, что ему правда следует немного развеяться, тем более, после того, что сегодня случилось. Просто тихонько посидит рядом с веселящимися друзьями, и отвлечётся от всех забот — в большинстве случаев это действительно работало безотказно.
Хихикая от предвкушения, Оума набирал номер Шуичи. Вещи почти что валились из его рук, но он упорно продолжал не замечать этого. Комаэда заботливо открыл шкафчик друга — всё равно их шкафчики были рядом — и получил в ответ воздушный поцелуй в знак благодарности. Счастливчик тихо рассмеялся, но Кокичи этого уже не увидел, оживлённо тараторя что-то Саихаре.
— Собирайте с Амами-чаном вещи, сходим куда-нибудь, — щебетал Оума, а на другом конце провода послышалось какое-то несвязное бормотание. — Никто нас не заметит, дурачок, идём, — Саихара вздохнул и согласился. Кокичи услышал приглушённый смех Рантаро. Похоже, ему эта идея понравилась. — Люблю тебя, Саихара-чан!
Прежде, чем Шуичи успел что-либо сказать, лжец сбросил звонок, наконец-то начиная аккуратно раскладывать вещи в своём шкафчике. Комаэда же стоял, облокотившись плечом о свою кабинку — чуть пошарпанную и помятую.
— Просто в парк пойдём? — спросил Нагито, пока Оума закрывал шкафчик.
— Да, не будем придумывать ничего, — Кокичи зевнул, прикрывая рот ребром ладони. Счастливчик улыбнулся: похоже, не он один устал за эту половину дня.
Парни вышли из главного корпуса и сразу направились в сторону парка — Оума сказал друзьям, что они будут ждать их там. Комаэда мельком посмотрел на резервный корпус и тяжело вздохнул, направляясь за Кокичи.
Хаджиме тихо ждал ответа Нацуми, которая непонятливо отвела взгляд и прикусила губу. Хината позвал её сходить куда-нибудь сегодня вечером, и та немного опешила, буквально на несколько секунд. После такой реакции у старшеклассника вообще не осталось сомнений, кто оставил ему записку.
Кузурю хмыкнула и постучала ногтями по парте, переводя взгляд обратно на Хаджиме. Тот уже хотел повторить свой вопрос, но не успел.
— Только вдвоём пойдём? Свидание, что ли? — девушка слегка нахмурилась, будто брезгливо. Но, к счастью, Хината прекрасно знал тот характер, который она всегда выставляла напоказ при одноклассниках, поэтому незамедлительно кивнул. — Ну, я не против, — Нацуми сказала это не совсем уверенно, видимо, это предложение было очень неожиданным.
— Встретимся вечером у фонтана, — предложил Хаджиме, и Кузурю кивнула в ответ.
Нацуми отвернулась обратно к себе и вздрогнула от того, что ей позвонил брат. Она красноречиво выругалась, что заставило Хинату тихо прыснуть смехом. Старшеклассник скучающе перевёл взгляд на других одноклассников, замечая, что Шуичи и Рантаро уходят. Хаджиме хмыкнул, ложась на парту — не в первый раз ведь.
— Нет, братик, их у нас нет, — фыркнула Нацуми, говоря по телефону. — Хватит говорить мне, что их Юкизоме-сэнсэй ищет, от этого мой ответ не изменится, — когда Фуюхико что-то ответил ей, девушка возмущённо вдохнула. — Повторяю ещё раз: Оумы тут нет, а как выглядит Комаэда, я даже не знаю. Я знаю о существовании этого мусора только из-за того, что ты мне жалуешься на него.
Девушка тяжело вздохнула и, поговорив с братом ещё какое-то время, сбросила вызов. Если бы в эту же секунду не прозвенел звонок, а Нацуми успела бы повернуться к Хаджиме, ему бы пришлось выслушивать очередную порцию жалоб.
Про себя Хината отметил, что он тоже, как и Кузурю, никогда не видел Комаэду, сколько бы о нём не говорили, и сколько бы шума он не поднимал. Как-то всё не выдавалось возможности, да и если бы выдалась — Хаджиме, исключительно из-за слухов, считал Счастливчика странным. Невольно вспоминая ещё и поведение Оумы, парень подумал, что в главном корпусе точно творится что-то непонятное.
Фуюхико всё никак не уставал жаловаться своей сестре на этого загадочного Комаэду. Не то, что он делал что-то плохое, просто он был очень странным и пугающим. Его и другие одноклассники не принимали, если не считать не менее странного Кокичи, который ищет чудаков, подстать себе.
Хината вздохнул и начал записывать в тетради то, что диктовал учитель.
***
Последние несколько дней Нагито был, словно на иголках: никак не мог перестать загоняться по поводу оставленной записки. Каждый раз, выходя из главного корпуса, он надеялся, что не встретит по пути Хаджиме — просто не выдержит. Пару дней ему везло, и он добирался до своего дома совершенно спокойно, но удача тоже заканчивается.
Комаэда удивлённо вдохнул, а его щёки слегка покраснели. Рантаро, повернувшись к нему, вопросительно наклонил голову. Проследив за взглядом Счастливчика, Амами смог только разочарованно выдохнуть и поджать губы.
Нагито сконцентрировал взгляд на Хинате, который выходил из второго корпуса. Но, к сожалению, всё было не так, как всегда: Хаджиме шёл за руку с какой-то девушкой. Очень отдалённо, Комаэда её помнил, но ему сейчас так не хотелось вспоминать её имя.
Старшеклассник, поникнув, резко развернулся и зашагал в сторону своего дома. Рантаро, отмерев через несколько мгновений, поспешил за ним.
Как жаль, что Шуичи и Оума уже ушли — они хотя бы могли сказать что-нибудь приободряющее, чтобы Комаэде было не так плохо.
— Эй-эй-эй, Комаэда-кун, постой, — Амами обогнал Нагито и остановился перед ним, выставляя руки вперёд. — Я уверен, что это какая-то ошибка, Кузурю-сан к себе и близко никого не подпускает!
— Они держались за руки, — вздохнул Счастливчик, всё же останавливаясь. Он смотрел так измученно, что Рантаро становилось страшно. Вдруг, он улыбнулся. — Если Хината-кун её любит, то я рад, что у него всё так хорошо. Прости за то, что чуть не убежал, — Комаэда отвёл взгляд. — Не стоило так резко реагировать. Пойдём дальше, ладно?
Амами кивнул, хоть и понимал, что Нагито вообще ни капельки не хорошо. Рантаро не знал, что делал бы сам в такой ситуации, поэтому вполне мог понять Счастливчика. Довольно неприятно видеть такую картину, тем более, и так находясь в вечном стрессе.
Весь остальной путь они прошли в тишине. Амами просто не понимал, нужно ли говорить, а Комаэда переваривал произошедшее. Внутри правда теплилось чувство радости за Хаджиме, но что-то изнутри давило на грудь с такой силой, что было больно дышать.
Комаэда знал, что это не была ревность, он совсем не ревнивый. Его пугало то, что он не может объяснить то, что чувствует, и от этого даже руки начали немного дрожать. Нагито тяжело вздохнул и в очередной раз горько осознал, что влюбился до самого гроба.
Рантаро поглядывал краем глаза на Комаэду, и почти не успевал идти за ним. Из-за такого стресса Нагито ускорил свой шаг, не замечая и совсем не контролируя это. Амами всё никак не решался его остановить, ведь это было бы крайне грубо.
Счастливчик хотел убежать от этого всего, закрыться у себя дома на ближайшие пару дней и вообще не выходить. Он не рассчитывал даже на то, что Хината прочитает эту треклятую записку, что уж говорить о том, что он вообще намёка на свою личность не оставил. Несмотря на это, от чего-то было так больно, и внутри всё жгло.
Нагито не мог бороться с этими эмоциями внутри себя. Это была настоящая буря, феерия чувств: и такая сильная любовь, и доброе счастье за то, что у Хаджиме всё хорошо, и всеобъемлющая тоска. Комаэде хотелось закричать от боли, но он стиснул зубы и шёл дальше. Он должен был уже привыкнуть к тому, что всё идёт не так.
— Комаэда-кун, — тихо позвал Амами и остановился. В его голосе была неприсущая серьёзность, и Нагито тоже поспешно затормозил. Счастливчик вопросительно посмотрел на Рантаро, который заговорил уже чуть громче. — Ты ведь совсем не счастлив, да?
Амами видел, что слова Комаэды совсем не совпадают с его состоянием, поэтому не смог удержаться от такого нескромного вопроса. То, что Нагито сказал «я рад, что у него всё хорошо», — вообще не говорит ни о чём, только о желании закрыться и не говорить на эту тему. Но Рантаро не мог оставить это просто так: он волновался за друга.
Счастливчик тяжело вздохнул и отвёл взгляд, обдумывая. Амами был прав, но лишь отчасти: радость за Хинату ведь тоже была, среди всех этих чувств. Хоть и остальные чувства старательно пытались перекрыть его, Комаэда не давал этого сделать.
— Раз Хината-кун счастлив, то и я тоже, — улыбнулся Нагито и тихо отсмеялся. Рантаро нахмурился и сложил руки на груди. — Что? У меня и единого шанса не было.
— Если честно, то и у неё шансов было не больше, — выдохнул Амами, всё же опуская руки. — Это сестра твоего одноклассника, Кузурю-куна.
Комаэда вздрогнул и поджал губы. Это значило, что Хаджиме мог знать о его существовании, и это совсем не радовало. Нагито знал, какие слухи ходят о нём по резервному корпусу, во многом благодаря его одноклассникам. В частности, Фуюхико. Тот свою неприязнь к Счастливчику даже не пытался скрывать, но его это не оскорбляло, напротив: он был рад, что Кузурю ведёт себя так искренне, пусть это и не значило ничего хорошего.
Нагито было всё равно, с кем Хината встречается. Лишь бы ему было хорошо, а остальное всё неважно. Комаэда уже давно понял, что эта любовь ничем хорошим для него не закончится. Он мог лишь, бессильно улыбаясь, наблюдать за тем, кого любит так болезненно ярко.
Парни пошли дальше, и вновь молча. И если Комаэде было комфортно идти в полном молчании, то Амами чувствовал себя неуютно. Рантаро снова сложил руки на груди и нервно постукивал пальцами по запястью.
— Ладно, мне пора. Мама просила пораньше вернуться, — вздохнул Амами и натянуто улыбнулся. Кивнув, Комаэда улыбнулся в ответ.
Оба прекрасно знали, что в их компании врать умеет только Оума. Но попрощаться сейчас правда было лучшим выбором, чем дальше идти вдвоём и неловко молчать. Рантаро ускорил шаг, а Нагито решил пойти другой дорогой, чтобы случайно не догнать.
***
Хината осматривался по сторонам, пока Нацуми тащила его за руку. Главный корпус, на первый взгляд, мало чем отличался от резервного. Похоже, что отличие было лишь в учениках.
Он согласился пойти вместе с девушкой к её брату, пока было свободное время. Хаджиме не знал, была это её инициатива или же Фуюхико проявил интерес, с кем встречается его младшая сестрёнка, но при любом раскладе ему оставалось лишь смириться.
Нацуми рассказывала что-то про то, какой её брат классный. Парень уже довольно много наслушался этих монологов, поэтому не особо вникал, только изредка кивал головой. Ученики главного корпуса смотрели на них настороженно — не каждый день увидишь здесь учеников резервного.
Тут было намного спокойнее, чем во втором корпусе. Значительно тише и не так людно. Хаджиме это казалось очень непривычным, учитывая такое сходство с резервным корпусом; будто пришёл в неурочное время. Несмотря на это, люди тут, всё же, были.
Комаэда с Соней шли, тихо разговаривая и улыбаясь. На обеденных перерывах они почти всегда вместе прогуливались по первому этажу. Оба не приносили с собой еду, поэтому пили здесь кофе. Это было не очень хорошей альтернативой, но выбирать ещё из чего-то не приходилось.
Хаджиме с Нацуми шли довольно быстро, а Невермайнд с Нагито по сторонам не особо смотрели. Тем более, направлялись старшеклассники навстречу друг другу, поэтому то, что они столкнулись, было делом времени.
Соня случайно задела плечом Кузурю, и та возмущённо остановилась, поворачиваясь к принцессе. Невермайнд вежливо извинилась, и отвернулась бы обратно к Комаэде, если бы не скверный характер Нацуми.
— Смотри, куда прёшь, — прошипела Нацуми. Невермайнд очень хотелось ответить на такое неуважение и наглость. Нагито вовремя придержал подругу за плечо: вымотанные нервы того не стоили.
Обе девушки брезгливо фыркнули. Счастливчик ещё несколько мгновений следил за безучастным Хинатой. Тот только и мог, что продолжать идти за своей девушкой.
Хаджиме и Счастливчик смотрели друг на друга несколько секунд, но Комаэда сразу отвернулся, чуть краснея. Ему вдруг стало так неловко, и он сложил руки на груди, держа в пальцах стаканчик с оставшимся кофе.
Комаэда поджал губы, пропуская мимо ушей возмущения Сони. Принцесса, поняв, что Нагито немного выпал из реальности и совсем её не слушает, помахала ладонью перед его лицом. Парень вздрогнул.
— Прости, задумался, — улыбнулся Нагито и поднял руки в примирительном жесте. Невермайнд понятливо кивнула и вернулась к их прежнему разговору: про Нацуми говорить не хотелось.
Мысли Счастливчика вновь были совсем не здесь. Он не ожидал увидеть Хинату тут, в главном корпусе. Резервные ходили сюда крайне редко, Нагито бы и ни одного случая не вспомнил. Почему-то было не принято.
Комаэде вдруг стало страшно и гадко. Страшно из-за того, что Хаджиме связался с такой девушкой, и гадко из-за того, что он позволяет себе это осуждать. Нагито вздохнул: раз Хината счастлив, значит и он должен быть. Пусть даже с такими вытекающими последствиями.
Кузурю довольно быстро забыла про столкновение в коридоре. Она была вспыльчивой, но подобные мелочи быстро выкидывала из памяти. Хината тоже не зацикливался на этом; его эта ситуация вообще никак не коснулась.
Парочка быстро поднималась по лестнице. До конца обеденного перерыва оставалось не так много времени, поэтому нужно было поторопиться. Хаджиме, конечно, пытался замедлить шаг: ну не горел он желанием идти к Фуюхико, но Нацуми упорно вела его за собой.
Фуюхико сказал, что будет ждать их на втором этаже, на лестничном пролёте. Так что, только начав подниматься по ступенькам, Хаджиме и Нацуми уже увидели его. Девушка лучезарно заулыбалась и, увидев это, парень улыбнулся тоже.
— Привет, братик, — поздоровалась Нацуми, и её старший брат угрюмо кивнул в ответ. Хинате стало как-то не по себе. — Это Хината-кун, — парень кивнул в знак приветствия, а Фуюхико лишь бросил на него короткий взгляд. — Мой парень. Ты хотел познакомиться с ним, и я подумала, что, раз ты позвал меня, то заодно вас познакомлю.
— Я не против, конечно, — вздохнул Фуюхико как-то холодно. — Но я тебя не для этого позвал, — Хината почувствовал, как Нацуми напряглась и сжала его руку чуть сильнее. — Около тридцати наших ребят положили в районе неподалёку.
— Что?! — громко произнесла девушка, сразу испуганно подходя ближе к брату. — Ты уверен, что это не-
— Пойдём к Пеко, она знает больше, — Фуюхико развернулся и пошёл в сторону своего класса. Прежде, чем тоже скрыться за дверью, Нацуми развернулась к испуганному Хаджиме.
— Семейные дела, — помрачнела Кузурю и пошла за Фуюхико. — Подожди меня на первом этаже, я скоро приду.
Хината тяжело вздохнул. Не зря он не хотел идти сюда, теперь стоять и ловить на себе непонятливые взгляды учеников главного корпуса. Хаджиме вздохнул и поплёлся вниз по лестнице, проводя рукой по перилам.
Соня допила кофе и вместе с Комаэдой пошла к мусорному ведру, чтобы выкинуть стаканчик. До конца перерыва оставалось всё меньше времени. Нагито невольно взглянул на часы.
— Ладушки, я в кабинет пойду, — вздохнула принцесса, кидая стаканчик в мусорку. Нагито кивнул; сам он кофе ещё не допил.
Невермайнд, звонко цокая каблучками по полу, удалилась. Нагито проводил девушку взглядом и остался молча допивать свой кофе.
И он бы продолжал стоять абсолютно спокойно, если бы не заметил, что Хаджиме идёт в его сторону. Сердце неприятно ёкнуло, и Счастливчик с огромным усилием отвернулся. Как же хорошо, что он пил именно кофе: есть, чем оправдать покрасневшие щёки. Нагито положил свободную ладонь на собственную щёку, убеждаясь, что очень сильно залился краской. Парень вздохнул; он думал, что с его бледной кожей это выглядит очень уродливо.
Хината остановился рядом с Нагито, опираясь спиной о стену. Он сложил руки на груди и нервно постукивал ногой по полу. Комаэда вздохнул, тихонько попивая кофе. Счастливчик чуть сжимал в руках стаканчик, совсем не зная этого. Он вновь посмотрел на часы, не понимая, нужно ли ему поторопиться.
К сожалению, до конца перерыва оставалось всего пятнадцать минут. Если сейчас он вдруг убежит, то, как минимум, это будет подозрительно, а как максимум, крайне странно. Он не хотел выглядеть ни тем, ни другим в глазах Хинаты, поэтому ему оставалось лишь смириться со смущением и стоять рядом с предметом своей безумной любви.
— Разве скоро не конец обеда? — вдруг спросил Нагито и сразу же прикусил язык, думая, что ему этот самый язык хочется к чертям отрезать. Хината заинтересованно повернул голову. — Не собираешься возвращаться в свой корпус?
— Я жду девушку, — пожал плечами Хаджиме, и Комаэда кивнул. — У вас тут всегда такое пристальное внимание к резерву? — парень чуть поёжился и огляделся по сторонам. Здесь не было слишком много людей, но Хаджиме было чуждо даже такое количество взглядов.
— Н-ну, вы редко здесь появляетесь, — Нагито захотел ударить себя прямо по лицу за то, что его голос дрогнул. Он отпил сразу большой глоток кофе, лишь бы хоть пару мгновений не смотреть на Хаджиме. — Поэтому и столько внимания.
Нагито опёрся спиной о стену рядом с Хинатой и замолчал. Он не знал, что ещё можно сказать, да и следует ли говорить вообще. Одновременно с этим, неловкое молчание так давило на Счастливчика, что он сжимал почти пустой стаканчик с кофе сильнее, чем следует.
Хаджиме тоже было странно. Но его хотя бы радовало то, что, когда рядом с ним оказался этот незнакомец, все перестали смотреть на него. Одновременно это удивляло и настораживало, ведь ничего не изменилось, и он всё ещё в форме второго корпуса.
— Кстати, — Хината потёр шею и Комаэда перевёл на него смущённый взгляд. — Прости за то, что Кузурю так грубо ответила твоей подруге. Она не со зла, — Хаджиме прекрасно понимал, что врёт, но лучше уж так, чем признать, что Нацуми истеричка.
— Ничего, — Нагито неловко улыбнулся и выпил остатки кофе. — Это я, наверное, должен извиниться за то, что мы не отошли с вашего пути.
Хаджиме показалось это очень странным и неуместным, но он решил промолчать. Его вины уж точно не было, ведь он просто шёл рядом. Хината настораживался с каждой секундой рядом с этим парнем всё больше, но решил не подавать вида.
Счастливчик нервно дрожал, и Хаджиме поглядывал на него. Он был странным, и это было видно издалека. Но по какой-то причине Хината всё ещё ждал Нацуми именно рядом с ним, а не отошёл куда-то подальше от него, да и не хотелось вовсе.
— Эм… Думаю, следует представиться, — вдруг хмыкнул ученик второго корпуса. Сердце Комаэды вновь затрепетало, и он неловко крутил пустой стаканчик в одной руке. — Меня зовут Хината Хаджиме.
Счастливчику стоило очень много усилий не ответить «я знаю». Вместо этого ему приходилось судорожно соображать, что же ответить. В резервном его знали лишь по фамилии, и назвать её — значит убить те шансы, которых даже нет.
— Я Нагито, — выкрутился Комаэда, проваливаясь от стыда под пол. Он пожал протянутую руку Хаджиме и тихо рассмеялся, старательно делая вид, будто всё нормально.
До звонка оставалось всего две минуты, и Счастливчику очень хотелось бы, чтобы время шло как можно быстрее. Но в то же время ему хотелось, чтобы этот момент длился вечно, ведь он наконец почувствовал, какая кожа Хинаты на ощупь. Он бы прямо сейчас в обморок от обилия чувств свалился, если бы не Хаджиме, который так внимательно смотрел на него.
Рукопожатие затянулось, и оба парня чересчур уж резко расцепили руки. Они неловко рассмеялись, и Хаджиме отвернулся, смотря на часы. Всего минута до звонка — почему-то Хинату это очень сильно разочаровало, пусть он и не осознавал это в полной мере.
— Ну, — парень начал поворачивать голову в сторону Нагито, но не увидел его там. Хаджиме увидел лишь то, как Комаэда убегает в сторону своего кабинета, чуть не спотыкаясь на лестнице. Старшеклассник тяжело вздохнул и от чего-то улыбнулся. — Похоже, пора идти на занятия.
Всё это было так глупо. Хината потёр глаза и, решив не дожидаться Нацуми, пошёл в резервный корпус. Пусть они решают семейные дела, Кузурю может дойти и без него.
***
Комаэда лежал на своей кровати и пусто смотрел в потолок. Ему сейчас было так плохо. Уже несколько дней Нагито даже плакать не мог, а на его щеках были, уже высохшие, следы. Было так больно понимать, что он собственными руками разрушил вообще всё, что только могло построить мосты между ним и Хаджиме.
Счастливчик взял подушку из-под своей головы и крепко прижал её к себе. Ему так хотелось всё исправить, но он не знал, как, да и может ли он что-то сделать вообще. Это грызло Комаэду изнутри, и ему хотелось вырвать себе все волосы на голове.
Его степень отчаяния достигла того уровня, при котором хочется напиться, хотя он никогда прежде не пробовал алкоголь. Комаэде это категорически не нравилось, и ему так хотелось плакать, но он и этого уже не выдерживал. Он умереть хотел от того, как это несправедливо, но в то же время правильно, ведь он не достоин Хаджиме. Хината заслуживает в сотни, в тысячи, в миллиарды раз пару лучше, чем какой-то никому не нужный мусор. Но он сам был так нужен Нагито.
На душе словно кошки скреблись. Счастливчик зарылся рукой в собственные волосы и затравленно закрыл глаза. Он сильно стиснул зубы, чтобы вновь не завопить, как благополучно сделал это несколько дней назад.
Комаэда всё ещё чувствовал тепло руки Хинаты на своей. Из-за этого его мелко потряхивало, и он не мог думать ни о чём другом. Мысли Нагито были забиты только Хаджиме, и он не знал, было ему хорошо от этого или же он убить себя хотел.
Неожиданно, дверь в спальню Комаэды открылась, и он неохотно поднял голову. Увидев, кто пришёл, Нагито сел на кровати и потёр глаза, пока на него не начали кричать. Сам ведь дал Оуме запасные ключи от квартиры.
— Бессердечный дурачок Комаэда-чан! Где ты был эти несколько дней?! — Кокичи нахмурился и сжал руки в кулаки. На его щеках выступил румянец от злости.
Нагито измученно проныл и закрыл лицо руками. Голова начала болеть ещё сильнее, чем прежде, от такого перепада громкости. Почти всю учебную неделю он сидел дома в абсолютной тишине. Он знал, что Оума в конце концов придёт, поэтому удивился не так сильно, как мог бы.
— Я был тут, Оума-кун, — вздохнул Счастливчик и закрыл глаза тыльной стороной ладони. — Я был тут. И ты ведь знаешь, что я делал, ты не идиот.
— Дрочил целыми днями, мечтая о Хинате-чане? — театрально серьёзно поинтересовался Оума, а Комаэде стало только хуже. Нагито отвернулся к стене и отчаянно прижал подушку к своему лицу, чтобы лишить себя воздуха. — Эй, перестань, дурак! — почти что завизжал Кокичи, вырывая злополучную подушку из ослабленных рук друга. — Расскажи, что и из-за чего, иначе я сам тебя задушу!
Комаэда вновь сел на кровати, теперь опираясь спиной о стену. Лжец терпеливо ждал, когда Нагито начнёт говорить, сжимая в руках подушку. Он подпёр руками голову и смотрел прямо в глаза Счастливчика, который мог только горько вздохнуть.
Нагито начал говорить. Он говорил долго и много, часто делая ненарочные паузы, запинаясь и путаясь в словах. Кокичи внимательно слушал, изредка хмыкая и кивая головой. Оуме хотелось перебить его или вставить что-то ободряющее, или хотя бы очередную идиотскую шутку, но он упорно молчал. Границы он, к всеобщему счастью, знал, пусть и частенько их переходил.
— И теперь я окончательно всё испортил, — просипел Комаэда, скатываясь вниз и снова ложась обратно на кровать. Кокичи поджал губы и отвёл взгляд. — Я безнадёжный мусор.
Оума надул щёчки и нахмурился. Его искренне злило состояние Нагито, и ещё сильнее его злило то, как Счастливчик к себе относится. И от того, что он может это изменить, но ничего не делает, становилось только хуже.
Вдруг, в светлой голове Кокичи появилась идея. Он довольно улыбнулся и счастливо хихикнул, подсаживаясь к Комаэде ближе.
— Так, ну-ка, посмотри на меня, — уверенно сказал лжец, и, дождавшись, когда Нагито откроет глаза и переведёт затуманенный взгляд на него, ударил его по лбу. — Ты — дурачок, который загоняется из-за всякой ерунды. Так делать не надо. У тебя всё ещё есть шанс, ты меня понял? — Комаэда знал, что, когда Кокичи так говорит, предстоит что-то легендарное. Поэтому незамедлительно кивнул, хоть это было и ненужно. — У меня есть идея.
***
Хината с Нацуми прогуливались по парку, общаясь и смеясь. У Кузурю пусть и был абсолютно отвратительный характер, но рядом с Хаджиме она становилась совсем другой. Это ему очень нравилось, несмотря на то, что иногда девушка всё же любила вспылить.
— Слушай, Кузурю, ты можешь узнать у своего брата про одного парня? — вдруг спросил Хината, а Нацуми кивнула, продолжая идти. — Его зовут Нагито, фамилию я не узнал. Он с Кузурю-куном в одном классе учатся, насколько я понял.
Девушка отстранённо кивнула и начала говорить про что-то своё. На пару секунд Хината задумался о том, что она вовсе его не услышала, но быстро про это забыл. Он сам не знал, почему спросил про этого незнакомца, но, в то же время, ему было важно узнать про него хоть что-нибудь, кроме имени и класса. Сам он твёрдо решил, что никогда больше не переступит порог главного корпуса.
Нацуми вспомнила про просьбу парня только поздним вечером, когда уже следовало идти спать, но она понимала, что утром снова забудет про это. Девушка тихонько постучала в комнату Фуюхико и, услышав по ту сторону двери ответ, заглянула.
— Братик, слушай, Хината спрашивал у меня про твоего одноклассника, — Нацуми дождалась, когда её брат кивнёт, и прикусила кончик языка. — Его зовут как-то на «н», не помню. Хината ещё сказал, что видел его с Оумой, если тебе это вообще что-то даст.
Фуюхико задумался над ответом, сразу понимая, про кого говорит его сестра. С Оумой в его классе, как и во всей школе, мало кто общался, как и с самим Нагито. Кузурю знал, что парню его сестры уж точно не следует знать о Комаэде ничего лишнего. Этот парень слишком сильно и плохо влияет на людей.
— Нет, не знаю, — наигранно ответил парень, и Нацуми кивнула. — Спокойной ночи, сестрёнка.
— Ночи, — улыбнулась девушка и закрыла дверь.
