Сам виноват

       Рейден мало наблюдал за повседневной жизнью людей, плохо знал их психологию, не знал многих элементарных для человека вещей. Некоторое ему было известно лишь в общих чертах. Например, если человеку плохо и грустно, то он не замечает ничего вокруг, замыкается в себе, и ему абсолютно плевать на происходящее. Однажды он был в доме Джаксона Бриггса через недолгое время после его высвобождения из-под влияния Куан Чи. В доме был беспорядок, чувствовался кислый запах нестиранной одежды, и все вокруг было пропитано тоской и отчаянием. И когда решил все-таки оказаться в доме Джонни Кейджа, чтобы поговорить с ним, он ожидал чего-то подобного. Его ожидания не были оправданы.        Чистота. Нигде ни пылинки, ни соринки, всюду едкий запах моющих средств и еще какой-то неизвестной отравы. Ни одной вещи не валяется на полу или на диване, на журнальном столике нет коробок из-под еды из доставки. Он будто телепортировался не в ту квартиру. Рейден осмотрелся. Дома никого не было, хозяин отсутствовал, и бог грома не имел ни малейшего понятия, где он сейчас.        Идеально вычищеный ковер впитывал в себя почти все звуки от шагов, взгляд светящихся синим светом глаз буквально ощупывал все вокруг, как лекарь осматривает больного. И тут он остановился на стене, за которой находилась спальня. Рейден подошел к двери в комнату и коснулся ручки, но та не поддавалась, поэтому он просто переместился внутрь телепортацией.        В спальне Джонни Кейджа было тоже чисто, так же воняло бытовой химией, но здесь запах неизвестной отравы был еще сильнее, чем в гостиной. Рейден шагнул к прикроватной тумбочке, на которой лежали небольшие белые коробочки и пластмассовые баночки. Поднял одну из них. "Амитриптилин". Более мелким шрифтом на этикетке было много чего написано, но главное, что понял Рейден – это антидепрессанты. Он слышал о таких таблетках, и ни разу – что-то хорошее. Не зря они пахнут ядом.        Но не таблетки вызывали главное чувство тревоги. Больше всего внимания привлекал к себе письменный стол. В его стороне было сосредоточено столько серой болезненной энергии, что Рейден чувствовал, как она оплетает стол и стену около него, как плесень или паутина. На столешнице все тоже было аккуратно и убрано, как и во всем доме, где царил стерильный и мертвый порядок, стоял стакан для письменных принадлежностей, небольшая стопка чистых листов, закрытый ноутбук. Рейден наклонился к выдвижному ящику и с чувством, словно он заходит куда-то на запретную территорию, открыл его.        Внутри находилась стопка больничных бумаг, медицинские карты, выписки и справки. Почерк почти везде неразборчивый, но все равно можно распознать некоторые фразы: имя, возраст, место работы. И не до конца понятная, но пугающая фраза в колонке строке диагноза – эндoгeннaя дeпpeccия. Что такое депрессия Рейден знал и был в курсе, что это заболевание, во время которого человека ни в коем случае нельзя оставлять одного. Внутри словно кто-то начал рвать все когтями. Как он мог бросить его в таком состоянии...        Под бумагами вниз стеклом лежала фоторамка, и увидев её, Рейден немного опешил. Она была тем самым сосредоточением ядовитой тяжелой энергии, которую он и почувствовал сквозь стену. Возникла какая-то неуверенность. Пальцы подцепили край рамки и подняли ее, вытаскивая из ящика и разворачивая фотографией к лицу.        Соня, Джонни и маленькая Кесси. На фоне вольер с верблюдом в зоопарке. Муж с женой стоят, немного приобняв друг друга, и смеются, а дочка тянет свое мороженое верблюду, пытаясь его угостить. Веселая семейная фотография, которую можно повесить на стену в гостиной. Но предмет впитал в себя столько боли и отчаяния, что лица на изображении уже не казались такими счастливыми, а само фото не казалось таким забавным. Можно было только догадываться, сколько времени провел Джонни, сидя за этим столом и глядя на беззаботные счастливые лица семьи, которая распалась.        С момента развода прошло почти три месяца, но это словно произошло еще только вчера. Кесси осталась с матерью, и лишь приезжала к отцу в гости примерно раз или два в неделю, но встречи с ним не приносили малышке много счастья. Соня же не подавала виду, что ей тяжело и плохо, держалась достойно и спокойно, не позволяя бойцам и другим сотрудникам базы болтать о себе лишнего. Однако Рейдену смотреть в глаза она не могла и во время редких разговоров смотрела ему куда-то через плечо. Он понимал ее и чувствовал, что виноват перед этой несчастной женщиной. Соня уже через месяц приняла его извинения и сказала, что все они в равной степени несут ответственность за произошедшее, но Рейден видел – она не простила. Ни его, ни Джонни, ни себя. Если это и произойдет, то еще нескоро.        Сам он винил лишь себя. Он мог сказать "нет", напомнить Джонни о его семье, образумить мучающегося от одиночества и тоски человека, но не смог. Собственные чувства дали о себе знать, и всей его выдержки не хватило, чтобы не поддаться искушению. Все это было неправильно и подло, но каждый раз у обоих не хватало сил, чтобы прекратить. И все, что Рейден мог –это заставить человека хотя бы на несколько часов забыть об​ этих мыслях.        Раздался хлопок входной двери, звон ключей и шуршание опускаемых на пол пакетов. Вот и хозяин пришел домой. Рейден положил фотографию на место и закрыл ящик. Внезапно он понял, что не знает, что скажет человеку сейчас. Раздались неторопливые но тяжелые шаги к кухне, и Рейден, подумав, снова переместился в гостиную. Когда же он глянул на кухню, то увидел, что Джонни стоит к нему спиной на полу на коленях около открытой дверцы возле раковины, вынимает из пакета и ставит на полки бытовую химию. Порошки, средства для мытья пола, посуды, плитки и стекол, полироль, прочую дрянь, а также много шампуней, гелей для душа, несколько мочалок, мыло... При том, что полки и так были забиты всем этим. Рейден окинул быстрым взглядом самого человека. Одежда, застиранная до потери цвета, пахнет какой-то едкой чертовщиной, лишь отдаленно похожей на лимон, обувь вычищена до истеричного блеска, изрядно поседевшие волосы похожи на солому, изъеденные шампунями, а переставляющие бутылки и коробочки руки слегка трясутся, бледные и покрытые аллергическими пятнами. Дыхание человека было медленным, но неровным, словно воздуха не хватало. Словно на него давит тяжелая каменная плита.        — Здравствуй, Джонни, — тихо произнес Рейден и поджал губы. Какая-то его часть не хотела, чтобы человек сейчас обернулся. Увидеть его глаза, абсолютно другие, нежели при их первой встрече. Как и ожидалось, у хозяина дома настолько притупились инстинкты, что он даже не почувствовал в своем доме сильную божественную энергию. Джонни от неожиданности вздрогнул и ударился макушкой о верхнюю полку. Зашипел от боли, схватился за голову, поднялся и обернулся к незваному гостю. Взгляд его, пустой и словно мертвый, скользнул по его лицу и уставился ему куда-то за ухо, а на лице его застыла непроницаемая маска.        Рейден грустно смотрел на человека и ощущал, как боль скручивает все внутри в раскаленную спираль. Перед ним стоял сгусток отчаяния и самоненависти, потерянный и абсолютно несчастный человек. Когда-то неунывающий, жизнерадостный, дерзкий и веселый, каким бог грома когда-то полюбил его. Полюбил так сильно, что разрушил его жизнь.        Джонни было почти не узнать. Лицо его осунулось и потемнело, под глазами появились яркие фиолетовые круги, скулы заострились, а цвет глаз словно стал более тусклым. Он сильно похудел, искривилась осанка, и его немного шатало, как будто он не мог твердо стоять на ногах. Вид был настолько измученный, словно он долгое время был в плену и работал в шахтах. Одежда болталась на нем, как на огородом пугале, и действительно для полноты образа не хватало лишь соломенной шляпы.        Какая неуместная и злая ирония...        Но самое главное и самое страшное – это энергетическая дыра в груди, из которой непрерывно вытекают жизненные силы. Худшие опасения подтвердились. Эта хандра убивает его.        — Зачем ты здесь? — наконец, спросил Джонни, не глядя гостю в глаза. — На улице очередной Апокалипсис?        — Я пришел к тебе, — не успев найти нормальных слов, сказал Рейден. Джонни покачал головой.        — Не понимаю причины.        Он наклонился, поднял с пола пакет, поставил на полку последнюю бутылку средства для мытья пола и выбросил сам пакет в пустое мусорное ведро. Потом достал стакан, налил в него воды и направился в гостиную, обойдя Рейдена так, чтобы держаться как можно дальше. Тот повернулся, наблюдая за тем, как человек останавливается у входа в комнату, достает из кармана ключ и, отперев дверь, заходит внутрь, и последовал за ним.        Джонни поставил стакан на прикроватную тумбочку и протянул руку к таблеткам, лежащим рядом.        — Это не лекарство, — неожиданно для человека сказал Рейден. — Оно только отравляет тебя.        Рука Джонни остановилась на полпути.        — Ты не врач, чтобы в этом разбираться, — неожиданно грубо сказал он. — Что тебе нужно?        — Я хочу помочь.        Рейден шагнул к нему, но человек шарахнулся от него, как от чумного, с выражением лица, словно ему физически больно.        — Я не просил о помощи.        — Ты чувствуешь себя грязным, — тихо произнес Рейден, наклоняясь к таблеткам и сгребая их одним движением руки. — Думаешь, что из-за тебя все пространство вокруг грязное, и боишься запачкать других. Однако все твои попытки очиститься тщетны, и ты страдаешь от осознания, что тебе не избавиться от этой скверны.        — Знаешь, я не собираюсь никому плакаться, — все так же грубо ответил Джонни. — Тебе стоит заняться чем-то более важным.        Он стоял вполоборота, опустив голову, и не смел смотреть Рейдену в лицо, глядел ему куда-то в ноги, и его руки не прекращали дрожать, как у немощного старика.        — Пожалуйста, отдай мне лекарства и уйди, — тихо проговорил человек, но Рейден лишь чуток увел назад руку с таблетками.        — Я не могу оставить тебя снова. В последний раз я удовлетворил твою просьбу и ушел, и теперь жалею об этом. Повторять свою ошибку я впредь не намерен.        — А, собственно, что ты именно хочешь сделать? — Джонни посмотрел в противоположную стену с ядовитым скепсисом. — Остаться здесь жить?        — Для начала просто поговорить.        — А если я не хочу разговаривать?        Ситуация казалась безнадежной. Рейден постоянно натыкался на такие плотные энергетические барьеры, что любая попытка пробиться сквозь них оканчивались неудачей. Это было нонсенсом. Бог – и не может пробить эмоциональную преграду человека.        — Боюсь, мне придется проигнорировать твое нежелание, — уверенно произнес Рейден, сжимая таблетки в кулаке, заставляя картон сминаться и тихо хрустеть. — Ты нуждаешься в помощи. И неважно, моей или чьей-либо еще. Ты медленно умираешь. Твоя жизненная энергия постепенно покидает тебя. Если все пустить на самотек, ты либо умрешь сам, либо наложишь на себя руки.        Джонни медленно перевел на него взгляд. Ничуть не удивленный, но озадаченный. И до стона в сердце равнодушный. Молчание, повисшее в воздухе, тяжелело с каждой секундой, но человек ничего не говорил. Думал, прикоснувшись рукой груди, и у Рейдена не возникало мысли сказать ему что-то. Он терпеливо ждал, что же будет. Какие будут сделаны выводы.        Рейден отказывался верить, что Джонни не хочет жить.        — Я доживу до совершеннолетия Кесси?        Короткий и страшный вопрос заставил руки дрогнуть. Рейден неверяще уставился на человека, стоящего со спокойным и равнодушным лицом, и почувствовал, что все в груди сворачивается в тугой клубок. Отчаяние и боль затопили сердце, тело охватила дрожь. Не говоря ни слова, потому что не мог ничего толком сказать, он приблизился к человеку и услышал негромкий шум – это таблетки выпали из его собственной руки.        — Стой, где стоял, — стиснув зубы, произнес Джонни, но его не услышали. Шаг назад, еще назад – стена, лопатки заныли от болезненного столкновения. — Не прикасайся ко мне.        Эта просьба была услышана. Остановившись, Рейден находился на неприлично маленьком расстоянии от человека, но не касался его. Джонни упрямо не поднимал глаз, смотря ему за плечо. Воздух в комнате неприятно накалялся.        — Я не оставлю тебя одного, — тихо, но твердо проговорил Рейден. — Не после того, что было.        — Да черт возьми, как ты понять не можешь – я тобою просто воспользовался, — застонал Джонни, словно от зубной боли. — Ни больше ни меньше.        — Я знаю.        В глазах человека появились злые слезы. Он поднял голову, уставившись на него мутным и тяжелым взглядом.        — Тогда на что ты надеешься, а?!        Рейден дернулся даже от такого оскорбления, как от удара, в комнате повисла тишина. Услышав собственные слова, Джонни побледнел от стыда и закрыл лицо рукой.        — О боги, что я... Прости. Пожалуйста, прости...        Его начало трясти, словно от рыданий, и он поднял голову к потолку, но неожиданно его ладони коснулась чужая. Медленно отняла ее от лица.        — Успокойся, — тихий голос, почти шепот, будто пытался вразумить и утихомирить, как ребенка. Рейден осторожно переплел его пальцы со своими, и ласково, насколько мог, коснулся губами бледной впалой щеки.        Дрожь не прекратилась, но стала на порядок слабее. Человек закрыл глаза и устало вздохнул. Вспомнились те бессонные ночи, то тепло, которым его задаривал громовержец, те полные грусти и искренней любви взгляды в глазах напротив. И зачастую все это происходило здесь, в этой комнате. В супружеской постели.        Рейден бережно прижал Джонни к себе и положил его голову себе на плечо. Пальцы свободной руки зарылись в сухие как солома волосы, заставляя человека вздохнуть еще раз.        Воцарилось усталое молчание. Оба не шевелились, размышляя, что же дальше. Им ничего не светит вместе, они это понимали. Джонни любит Соню, а громовержец – третий лишний в этой истории. Но Рейден даже не надеялся на взаимность, он всегда преследовал лишь одну цель – облегчить страдания своего драгоценного человека. Однако как сделать это он попросту не знал и делал лишь хуже.        Джонни поднял голову и с каким-то детским отчаянием прижался к его губам. Рейден едва ощутимо вздрогнул, и его рука провела по лицу человека, вытирая влагу, что катилась по щекам. Да, он третий лишний. Даже сейчас, когда человек сквозь слезы целовал его, он оставался им, и это вряд ли можно как-то изменить. Но он не оставит его одного. Больше нет. Он не уйдет, он будет рядом, будет его лекарством, горькой пилюлей, которая неприятна на вкус и которую не хочется глотать, но которая все равно приведет к выздоровлению. И неважно, сколько для этого понадобится времени. Пусть хоть целая вечность.        Рано или поздно Джонни должно стать легче.