Цветочки

Сначала всё было нормально. У него на лице была привычная бледность, а руки даже не подрагивали. Глаза смотрели прямо и он мог выдерживать взгляд брата, который почти силой собирался узнать ответ на свой простой воспрос, — «У тебя всё нормально, Саске?». Учиха привычно кивнул, но молчать продолжил. Хотелось развернуться и выйти из кухни, но он продолжал сидеть на стуле и есть приготовленый ужин, который просто не лез в горло. Во рту чувствовался привкус железа и он боялся, что брат это увидит. Там конечно ничего не было пару минут назад, но перестраховаться не помешает. Но ужин проходит так же, как и всегда. Только молча. Потому что обычно это он поддерживает разговор и говорит о чём-то не переставая. Сегодня всё по-другому. Сегодня вообще всё не так. Сегодня Саске проснулся не от будильника, а от боли в животе. Сегодня он почувствовал тошноту и его долго скручивало утром. Но не вырвало, — желудок был пуст. Сегодня у него непривычная слабость. Ему ничего не хочется, даже говорить. Но если он скажет брату, то доставит тому лишние проблемы, которых у него и так много на работе. Нет, это наверное просто единичный случай. «Завтра уже всё пройдёт» — думает Саске, пока Итачи моет посуду, а потом поднимается в комнату и закрывает двери. Вечер проходит в молчании. На следующее утро ему становится хуже. Его не рвёт, но привкус крови во рту становится намного ощутимее и ему кажется, что если он посмотрит в зеркало, то увидит только кровавое нечто. Но он всё же смотрит и ничего такого не видит. Его лицо как всегда бледное, а синяки под глазами незаметные. Саске всё такой же худенький и маленький, по сравнению со старшим братом, который выше на полголовы. «Но на завтра точно пройдёт» — думает он, когда ложится спать. Но на завтра это не проходит. Становится словно наоборот, только хуже. Когда Саске кашляет несколько минут подряд возле унитаза в ванной комнате, харкая кровью, а потом выхаркивает что-то, у него в голове только одно слово, — «Цветочек». Но нет, это ещё не цветок. И не листик. Так, маленькое семечко, очень маленькое. Но Саске не глупый. Да, он молодой, — ему только 17, но он вовсе не туп и прекрасно знает, что с ним происходит. Знает, но старается не думать об этом. Потому что это пройдёт. У многих проходило, значит и у него будет также. Посмотреть в интернете побольше о таких ситуациях он не решается. Если это быстро пройдёт, то зачем ему что-то смотреть? Вот и правильно, незачем тратить своё время. Ему не хочется есть, но брату сказать об этом он не решается, только разве что порцию поменьше себе накладывает. И помидоров берёт побольше, так, на всякий случай. Через два дня ему начинает казаться, что от него прямо-таки несёт кровью, поэтому он покупает себе новый одеколон, который вроде бы приятно пахнет. Он внимательно смотрит на читающего Итачи, который расположился в кресле. Сам Саске стоит возле двери, облокотившись о косяк. Брат поправляет очки один раз в четыре минуты, но до этого успевает два-три раза перевернуть страницу. Он как всегда кажется ему красивым, потому что Итачи действительно красивый, а волосы у брата просто шикарные и длинные, просто замечательные. Он повернётся к нему лицом, элегантно поднимет правую бровь и немного хриплым голосом спросит, — «Что-то не так, Саске?». Он всегда спрашивает именно так и никак иначе. Это его странная привычка. А Саске усмехнётся краешком губ и как всегда развернётся, кинет ничего не значимое «нормально» и уйдёт к себе в комнату. Обычно он берёт книгу и возвращается, но в этот раз остаётся у себя в комнате, предусмотрительно закрывая её на замок изнутри. Ключа нет, — его потеряли при переезде. Значит в комнату не зайдут. На следующее утро ему даже вставать с кровати не хочется. Тело слабое, помещение кажется холодным даже под одеялом. Саске кажется что его трясёт, но когда он стоит в ванной то видит только слегка бледную фигуру. Он такой же как и всегда. Как и месяц назад, как и год назад. Как и две недели назад, когда всё это началось. Он просто немного бледный. Это даже почти незаметно. Но надо спуститься на завтрак, который наверняка уже накрывает Итачи. Надо поесть, несмотря на тошноту и идти в школу. Учиха умывается ледяной водой, а потом надевает тёплый свитер, который не противоречит школьной форме. И всё равно, что лето скоро. Ему холодно. Когда он спускается на кухню, брат только немного удивлённо поднимает брови и спрашивает, всё ли у него нормально. Саске ответит положительно, даже если это не так, а потом будет есть только один салат из помидоров и запивать тёплым чаем без сахара. Ведь всё нормально, правда? Это скоро должно пройти. Когда ещё через неделю Саске утром вырывает прямо в ванной, он видит лепесток и становится страшно. Ладно. Это ненормально. Горячий душ греет ненадолго, а ровно до тех пор, пока он из него не вылезает. Но нужно сделать это как можно быстрее, — чем дольше он там находится, тем меньше шансов что вылезет до того, как в комнату постучится Итачи, зовя на завтрак. Но в горло кусок не лезет. Вообще. Он надевает три свитера и надеется, что это не сильно заметно. Во всяком случае, худоба должна в этом помочь. Он несколько минут смотрит на унитаз, а потом его всё-таки снова полоскает. Брат стучится в комнату сразу же, стоит только Саске собрать портфель. Они вместе спускаются по лестнице в привычном молчании, но на завтрак Саске пьёт только чай и может думать только об одном. Только бы не заметил. Только бы Итачи не заметил. Только бы не почувствовал. Только бы не смотрел. Только бы не заметил. Но брат как и всегда спрашивает, всё ли у него нормально. И Саске не смотря в глаза, говорит «да, нормально». Потому что если будет смотреть на брата, то не сможет солгать. Не сможет сказать дурацкое «нормально». Ему холодно, руки трясутся как у ненормального. Крутит живот непонятно отчего, что хороших ощущений не прибавляет вовсе. А ещё запах крови, который словно бы преследует уже который день. Хочется спать. И в горячий душ. Очень горячий. Итачи только делает шухер на голове, который он спешит поправить и становится мыть посуду. Но на этот раз Саске не сидит на месте. Он берёт портфель и быстро уходит в школу. А в школе зайдёт в туалет и достанет свой телефон, где просто загуглит симптомы. Но даже такие действия даются ему с трудом, — когда Саске открывает очередной сайт, его рвёт так сильно, что он едва-едва успевает открыть дверцу. А потом смывает эти самые «цветочки любви», хватает себя за плечи и оседает на пол. Ноги не хотят держать его в состоянии стоя. Это длится ещё две с половиной недели, пока Саске не понимает, что просто не может встать с кровати. Его руки не слушаются хозяина, а ноги даже не разогнуть, — тогда становится так холодно, что лучше уж лежать так, не пытаться вставать. На этот раз его рвёт прямо на пол и он вырубается. Просыпается там же, на той же кровати. Ему по-прежнему холодно, а в комнате стоит невыносимый запах. Встать всё также невозможно, а сердце немного колет. А ещё холодно. Очень холодно. Пальцы даже не чувствуются. Но Саске встаёт, открывает окно и идёт в ванну. Он включает очень горячую воду, настолько, что кожа краснеет моментально. Но стоит хоть немного подняться и становится невыносимо. Саске ещё раз рвёт, только на этот раз на пол и теперь он во всей красе может рассмотреть кровавые цветы. Ему не долго осталось, — интернет-врачи говорят, что все умирают от удушья цветочками. А лекарств нет. Никакие операции не помогут. Только взаимная симпатия. Но Итачи не примет его чувства. Они братья. Тот никогда не сможет понять. Наверняка брату будет противно находиться рядом с ним, когда тот узнает, кого любит Саске. Он сам виноват. Саске делает воду ещё теплее, а потом взгляд цепляется за лезвие. Оно новое, тонкое, под опредённым углом сталь даже немного сверкает. Оно много раз оставляло царапины на теле Учихи. Зачем ему лишний раз мучиться, если можно просто пару раз провести по коже? Так ведь намного легче. Но Саске не слабак. Он никогда не станет получать какое-либо удовольствие от этого. Как ему вообще могла такая мысль в голову прийти? Наверное, там просто проросли цветы. Так же, как и в лёгких, и возле сердца, и под почками, и по горловине. Учиха не сдерживает нервный смешок, а потом окунается с головой. Взгляд то и дело опускается на лезвие, поэтому он берёт рассмотреть его поближе, хотя и видел уже много раз до этого. Ничего необычного. Обычная сталь. Такая же, как и всегда. Саске уже хочет положить её обратно, как дверь неожиданно открывается, а на пороге стоит бледный Итачи. Тот сначала замирает на несколько секунд, а потом бледнеет ещё больше и быстро оказывается рядом с Саске. Он буквально вырывает острую бритву из рук и кидает в угол комнаты, а потом достаёт его из ванны и спешит обмотать в большое полотенце. Он совершенно неожиданно берёт его на руки, а в следующую секунду Саске приходит в себя только в другой комнате, когда брат внимательно смотрит его запястья со всех сторон, а потом обнимает крепко-крепко и что-то тихо шепчет на ухо. Саске не знает что, ему ужасно холодно и уже привычно крутит живот. Но объятия тёплые и помогают немного согреться. Итачи обнимает очень крепко, Саске при всём желании в таком состоянии не сможет вырваться, но ему в принципе это и не надо. Он сам не замечает как начинает трястись от холода, а зубы едва слышно стучат. Брюнет старается держать полотенце двумя руками, но они его не слушаются. Осознание того, что он сейчас сидит голый и мокрый, заставляют покраснеть, но он по-прежнему молчит. Итачи слишком близко. — Мне бы… одеться, — тихо говорит он спустя минут десять тихого молчания. Брат отстраняется и они внимательно смотрят друг другу в глаза какое-то время, после чего ему быстро дают вещи одеться. Делать это приходится под пристальным вниманием, потому что Итачи стоит рядом и выходить из комнаты не собирается. Одежда пахнет знакомым одеколоном и это просто кружит голову. Но нормально одеться не получается, руки слишком сильно трясутся от холода, поэтому ему терпеливо помогают в этом деле. Толстовка тёплая, штаны тоже, однако ему по-прежнему холодно. Итачи понимает без слов, — кутает в одеяло, а потом садиться рядом, едва заметно кашляя в кулак. И когда Саске видит там кровь, то собственные приступы словно обостряются в несколько раз. — Саске… — молчание прерывается, поэтому приходится открыть глаза и посмотреть в сторону Итачи. У того глаза на мокром месте, словно тот плакал несколько часов. Капиляры красные, а голос едва слышно. — ты должен знать… я люблю тебя… не так, как ты любишь меня… не как брата… я люблю тебя по-другому… Но Саске ничего не понимает. У него болит голова, а тело лихорадит, поэтому слова он почти не разбирает. — Скажи… кто она? — Ты. — невпопад отвечает Саске. — Я люблю тебя, Итачи, — хриплым голосом говорит он, а потом перед глазами темнеет. *** Саске просыпается от лёгкой боли в животе, поэтому старается подтянуть ноги повыше. Обычно это хорошо помогает, но видимо не сегодня. Рука уже лежит там, поэтому только иногда надавливает на такие места. Легче становится, но не на долго. Он рвано выдыхает, после чего руки которые тепло его обнимали отпускают его. Становится холодно. Перед лицом возникают глаза Итачи и он немного краснеет. Это слишком близко. — Я люблю тебя, Саске, — говорит ему брат, а потом он вспоминает вчерашний вечер. Он чувствует как лицо быстро краснеет, а потому говорит всего три слова: — Мне теперь холодно. Итачи улыбается краешком губ, а потом крепко обнимает со спины и кладёт руку на живот. Он водит иногда ею в разные стороны, после чего аккуратно залезает под толстовку, прикасаясь к коже. По спине бегут мурашки и Саске даже не надеется, что это осталось незамеченным. Несколько минут Итачи осторожно массирует кожу, а потом спрашивает немного хриплым голосом: — Можно? Рука его в это время как-то неожиданно оказывается у штанов, но Саске только молчаливо кивает. Для него это слишком. Итачи медленно отодвигает резинку, после чего оглаживает член через ткань трусов. Саске выдыхает сквозь зубы и прижимается ближе к другому телу, словно избегает касания руки. Но брат только прижимается сильнее и ещё несколько раз проводит рукой по стволу, после чего слегка сжимает у самой головки. Саске прерывисто выдыхает. Рука забирается под боксёры, в которых уже давно стало тесно и неспеша проводят по всему члену. Становится жарко. Пальцы аккуратно оглаживают венки, а вторая рука неожиданно начинает теребить оголённый сосок. Саске тяжело дышит и старается не застонать, когда Итачи начинает творить что-то необъяснимое с грудью, — сосок тянут вверх и сжимают, а потом будто бы заталкивают внутрь. Рука на члене мучительно-медленно оглаживает головку, а потом надавливает на уретру. В этот же момент он не сдерживает тихого стона. Его снова трясёт, но уже не от холода, а от накатившего возбуждения. Рука слишком медленно водит по стволу, размывая смазку. Саске слегка толкается вперёд, но его держат слишком крепко, чтобы сделать лишние движения. Вверх-вниз, оглаживая головку, а потом зажать яички, — дыхание не подчиняется контролю. Итачи проделывает эти движения несколько раз, после чего ускоряется рукой, а Саске начинает стонать сильнее. Спустя нескольких долгих минут, казавшиеся вечностью, его накрывает оргазм, после чего парень опять теряет сознание. Да. Теперь всё действительно хорошо, а не «нормально».