Сделка с дьяволом

Чувствовал ли он разочарование? Вполне возможно, но рефлексия никогда не была его любимым занятием. И всё же мысли неуклонно возвращались к тому, жалел ли он о том, чем всё завершилось. Положительно было бы заметить, что теперь всё на своих местах — человек в мире людей, пустые — в мире пустых, шинигами — в мире шинигами. И только души циркулируют из мира в мир, закончив в одном из них так или иначе и появившись в другом. Для него это был бы прекрасный конец. Самый лучший и самый логичный — всё вернулось на круги своя, вот он, идеальный конец. Если бы конец наступил и для других. Но мир продолжается: планета не сошла с оси, земля не разверзлась и не ушла под воду, хотя казалось, весь мир для него погряз в трясине и захлебнулся в холодных дождях. Здоровый эгоизм, он был в нём, жил где-то в самом-самом дальнем уголочке сознания, а потом в один момент обрёл плоть и кровь, острую ухмылку и выбеленное до мела своё собственное лицо, его лицо. Эгоизм, внутренний монстр, жаждущий крови и битв, альтер эго, взращенное из силы пустого. Ревел — хочу жить! Не хочу подыхать, не здесь, не сейчас, не так. Я защищаю лишь себя! Ичиго тоже не хотел, но бросался грудью на клинок сколько себя помнил. В метафорическом смысле, разумеется; в буквальном — только с той встречи с Рукией. Не хотел, а бросался, лез в щели без мыла, выгрызал себе дорогу ради- Чего? Чего ради он лез не в свою войну? Эгоизм говорил: потому что придурок, потому что хотел защитить песочный замок от волн, а в итоге и сам промок, и замок снесло — строить надо было правильно, в правильном месте. И из кирпичей, а не из каши-малаши, наведённой в ведёрке. Живые с мёртвыми дружбы не водят, придурок. Чья вина, что он с мёртвыми только и мог водиться? Ведь они как живые совсем — мыслят, разговаривают, понимают, что самое главное. Только теперь и с ними он никак водиться не может, совершенно как с живыми. Под ногами разбрызгиваются лужи, асфальт, казалось, промок до самого основания, до щебня и песка. Ичиго пнул консервную банку, она прогромыхала до мусорного бака и спугнула пару промокших кошек, ютившихся в подобии укрытия от дождя. Ичиго хмурится, глядя на этих кошек и чувствует себя таким же. Промокшим и брошенным уличным кошаком с изодранными ушами и облезшим хвостом. Для него наступил преждевременный конец, а для остальных всё было ещё впереди. Поначалу он строил из себя независимость, деланное безразличие, напускное спокойствие — всё летело к чертям, когда он дёргался вслед за ребятами, а потом понимал, что будет бесполезным мясным мешком под их ногами. Это мерзкое чувство, грызущее кишки, это желчь, поднимающаяся к глотке и опаляющая язык. Горечь метафорическая и вполне реальная, от неё тянуло блевать — теперь все отмазки о больном животе и плохом состоянии стали реальностью. Пока Иное, Чад и Исида сбегали с уроков и встреч и плясали по всей Каракуре, он отсиживался в классах или туалете, дрожащими руками сжимая края раковины. Он смотрел в зеркало и не видел ничего. Пустое место. Одно большое ни-че-го. Прогулка с друзьями, за которых он по старой привычке цеплялся, закончилась прогулкой в одиночестве, когда ребята дёрнулись на очередного пустого, оправдываясь срочными делами, плохим самочувствием или просто виновато лепеча извинения, будто бы он вместе с силами потерял память и остатки мозгов. Ичиго бы посмеялся, но смех встревал желчью в глотке, ему оставалось лишь криво улыбаться им вслед. Он и раньше-то не особо улыбчивым был, теперь же вообще не получалось выдавить из себя подобие радости. Он понимал. Но это не значило, что он соглашался. Дождь заливался за шиворот, Ичиго подтянул воротник куртки повыше, потом вспомнил про бесполезный тонкий капюшон и махнул рукой. Он проследил, как тоненькая девочка перебегает на мигающий зелёный дорогу, в лёгких сандалях перескакивая лужи. Её яркий канареечно-жёлтый зонт был единственным цветным пятном в сером мире, который стоял перед его глазами. Его обыденность, его теперешний мир. — Привыкай, король, — невесело говорит Ичиго самому себе и криво ухмыляется, осознавая, насколько он эмоционально опустошён. — В твоём королевстве теперь только так и будет. В конце концов, даже его альтер эго сгинуло вслед за шинигами, остались только дурные воспоминания, кошмары и монстры, чей рёв до сих пор стоит в ушах. Он переходит дорогу, прогуливаясь вдоль реки, доходит до моста. Слишком погружён в себя, не замечает, как сталкивается с каким-то парнем. Извиняется по инерции и продолжает брести дальше, даже не оглянувшись ни разу. И только спустя пару шагов слышит, как что-то брякается на землю. Он оборачивается, с непониманием хлопает по карманам (не телефон и не ключи, что ещё он мог держать в карманах?) и хмурится. От взгляда на эту проклятую вещь сводит скулы, Ичиго пересиливает желание просто развернуться и уйти — возвращается, долго стоит рядом, разглядывая и раздумывая не то растоптать, не то пнуть подальше. А потом со смирением поднимает и сжимает в ладони так сильно, как только может. Боль в грудине не утихает, спазм лицевых мышц не проходит, а пальцы от давления начинают белеть. Злость не находит выхода, оттого он швыряет деревянный значок прямо в реку. С губ срывается отчаянный злой вопль, Ичиго тяжело дышит и следит за тем, как деревяшка ухает в воду, поднимая брызги, и, вопреки ожиданиям, идёт на дно. Рядом звучит безразличное: — Хочешь всё вернуть? Ичиго дёргается всем телом, резко вскидывает голову в сторону голоса. На заграждении боком к нему сидит парень, худой, промокший насквозь в разодранных на коленках узких джинсах и лёгкой ветровке с тонким капюшоном, накинутым на голову. Ичиго молчит, с подозрением замерев на месте, только вес перенёс на другую ногу, чуть выставив одну вперёд. Принял устойчивую позу и исподлобья глянул на парня, вроде как сверстника. Тот хмыкнул и ленивым, отчасти беспечным широким движением повернулся к нему, улыбаясь так широко, как только мог. — Хочешь вернуть как было, а? — Не понимаю, о чём ты, — Ичиго сунул руки в карманы, прикидывая, насколько далеко от него Чад или Исида. Вряд ли он сможет сделать хоть один звонок, но на всплеск реацу (если такая ситуация вообще возникнет) они вполне могут среагировать. — О, брось, Куросаки Ичиго, ты прекрасно знаешь, о чём я, — парень помахал ладонью перед лицом и картинно поморщился, будто учуял неприятный запашок. Лицо его тут же засветилось от непонятной весёлости. Он круто развернулся на тонком заграждении и упёрся ладонями в острые голые коленки. — Ну так что? Ичиго нахмурился и поджал губы. Парень не казался опасным, но подспудно Ичиго знал, что не всё так просто бывает. Вероятно, и здесь не всё чисто. А может, точно так и есть. Он не отвечает, только вскидывает руку в прощании и уходит, так ничего и не сказав. Незнакомец проводил его взглядом и ухмыльнулся, вслед крикнув: — Увидимся! Ичиго вжал голову в плечи, хмуро глядя себе под ноги. Ага, аж два раза.