Эпилог.
9 апреля 2019 г. в 05:43
— Знаешь. Ты был прав, — задумчиво произнёс Брюс.
— Что? — Джокер приподнял разлохматившуюся голову, лениво улыбаясь и протирая глаза, будто спросонья. У него был такой невинный, такой довольный, такой блаженный вид, что Брюс невольно улыбнулся в ответ. — О чём ты, милый?
— Я говорю, что ты прав.
— Насчёт чего? — не понял безумец, забавно хмурясь, в попытках запустить мыслительный процесс.
Брюс пожал плечами.
— Насчёт всего, наверное.
Повисла тишина. Затем Джокер зашуршал одеялом, приподнимаясь и садясь, облокачиваясь спиной на подушку. Он с силой протёр ладонями лицо, пытаясь сосредоточиться.
— Я не совсем понимаю, — наконец ответил он и посмотрел на мужчину.
Брюс задумчиво глядел куда-то перед собой с нейтральным выражением лица.
— Ну... Всё, что ты говорил мне. О том, что я на самом деле вру самому себе, считая, что свадьба сделает меня счастливым. О том, что я не хочу признавать свою привязанность к тебе. Обо всём. Всё это правда.
Джокер уставился на него в неком ступоре, силясь переварить услышанное. Безумцу казалось, что слух или восприятие — что-то из этого определённо его подводит.
— Подожди, ты... Ты признаёшь это? Вот так легко? После всего, что случилось? — он говорил в абсолютном неверии.
Брюс лишь снова пожал плечами и коротко кивнул. А затем потянулся куда-то в ящик прикроватной тумбочки и выудил оттуда сложенную пополам бумажку, протягивая её Джокеру.
— Это записка от Селины.
Клоун несколько секунд смотрел на протянутую ему вещь, будто завис и не знал, что с этим делать. А затем медленно, осторожно взял бумажку и так же неторопливо раскрыл, нерешительно проходясь взглядом по тексту.
«Дорогой, любимый Брюс!
Я думаю, ты и сам догадываешься, почему я пишу это письмо и что хочу дальше сказать. Я знаю это, потому что знаю тебя и вижу, что ты ощущаешь то же самое, что и я.
Мы оба отчего-то боимся посмотреть в глаза очевидной правде. Вероятно, мы думаем, что отказаться будет неправильно. Что это будет ошибкой, о которой мы в дальнейшем пожалеем.
Но правда в том, что на самом деле мы совершим ошибку, если заключим брачный союз. Ты это знаешь. Я это знаю. Вопрос лишь в том, почему мы никак не можем сказать об этом друг другу вслух.
Я вижу сомнение в твоих глазах каждый раз, когда речь заходит о свадьбе. Я вижу, что твоё прошлое, каким бы оно ни было, не отпускает тебя — и, вероятно, не отпустит никогда. Я долго думала об этом и поняла, что именно оно и является частью тебя и частью того, кто ты на самом деле есть. Твоё прошлое, вся эта пережитая боль, все события, выпавшие на твою долю — это то, что делает тебя Бэтменом. Без всего этого ты просто перестанешь быть собой.
Шагнув в новую жизнь, мы потеряем важную частицу старой, и что-то безвозвратно нарушится. Я бы очень хотела быть рядом с тобой, стать твоей семьёй, ведь я действительно мечтала об этом. Но я готова пожертвовать этим счастьем ради того, чтобы сохранить нас обоих настоящими.
Я уверена, ты поймёшь меня.
Извини, что не сказала это вслух. Извини, что побоялась отказаться раньше.
Я знаю тебя слишком хорошо — возможно, даже лучше, чем кто-либо другой, как бы самоуверенно это ни звучало. Я понимаю и чувствую тебя. И потому я знаю, что в твоей жизни есть тот, чьё место мне никогда не занять.
Я люблю тебя, но ты должен быть там, где твоё настоящее место. Как и я.
Твоя Селина.»
Джокер медленно сглотнул и вернулся в начало текста, перечитав его ещё раз по-новой. Затем моргнул несколько раз и осторожно, мягким движением сложил записку, протягивая её обратно Брюсу.
— Мы с ней оба это знали, — вздохнул тот. — Селина написала это письмо ещё за несколько дней до церемонии и собиралась отдать его мне до того, как мы бы вошли в церковь. Но она испугалась, и потому решила передать записку через другого человека. Я ждал её у алтаря, но она всё не появлялась. Она бы и не появилась. Поэтому... как видишь, даже если бы ты не вломился со своей бандой в тот день, свадьба всё равно бы не состоялась.
Джокер вдруг расплылся в улыбке и захихикал.
— Бэтс, да ты же сам написал эту штуку! Почему ты думаешь, что я поверю в это?
Брюс молча повернулся к нему и посмотрел в зелёные глаза таким взглядом, что сомнения в серьёзности его слов мгновенно отпадали. Безумец понял — сейчас действительно не время для шуток. Он перестал улыбаться и слегка нахмурился, сосредотачиваясь на моменте.
— Хочешь сказать, что всё, что я сделал... было напрасно?
Герой отрицательно покачал головой, медленно возвращая взгляд обратно на постель перед собой, всё с той же задумчивостью в выражении лица.
— Думаю, что нет. Иначе я бы так и не признал. Иначе я бы так и остался с этой пустотой.
Джокер аккуратно потянулся к ладони Брюса, лежащей поверх одеяла в расслаблении. Он накрыл её своей и переплёл их пальцы, прикрывая глаза от этого касания, наслаждаясь чужим теплом и этой близостью.
— Выходит, то самое особенное место в твоей жизни, о котором говорит Кошка... То, которое она не смогла занять... Оно занято мной? — псих произнёс это с такой опаской, словно всё ещё боялся услышать отрицание.
Брюнет наконец выдохнул и приподнял уголок губ в лёгкой полуулыбке.
— Ты можешь больше не сомневаться в этом.
Он немного помолчал, слушая лишь с трудом скрываемый звук восторга. И удовлетворения. А ещё того, что можно было бы назвать душевным спокойствием. Всё это было одним приглушённым, тихим выдохом, который издал Джокер и который обволок душу героя, даря ей такой же покой.
— Как ты думаешь, как может один и тот же человек быть твоим бременем и твоим смыслом одновременно? — наконец произнёс Рыцарь.
Джокер повернулся, чтобы заглянуть в его лицо.
— Брюс. Всю свою жизнь, начиная с момента первой встречи с тобой, я задаю себе такой же вопрос, — прошептал он.
— И как? Ты смог найти ответ?
Клоун пожал плечами и вновь улыбнулся.
— А нужно ли? Это просто... просто так, как оно есть. Ты — мой смысл жизни и моя величайшая душевная боль. Это то, что я знаю, а большего знать и не нужно.
— Возможно, ты прав.
Герой обвил плечи сидящего рядом человека одной рукой и нежно притянул его к себе. Джокер с радостью прижался к чужому телу и опустил голову брюнету на грудь.
А потом Брюс сказал это.
Три слова.
И Джокер смеялся или, кажется, рыдал — а, может быть, всё вместе. Это было похоже на безумие — но не на то безумие, которое разрушает, а на то, которое создаёт что-то новое и ранее неизведанное, что-то очень важное и значимое.
Что-то, что заставило Брюса ощутить, как по его собственной щеке прокатилась маленькая горячая капля. Но он не дал ей упасть, быстро смахнув каплю с лица, чтобы ни одно существо в мире никогда не узнало, что в эту ночь Бэтмен плакал.
И плакал не от утраты. И не от горя. Не от душевных страданий. Не от ощущения вины. Не от убивающей усталости. Даже не от токсина Пугала.
Он плакал, потому что всё-таки был счастлив.