Вечная Одиссея.

Смерть — словно утешение для души с потухшим взглядом — она подкрадывается так тихо и незаметно, выдавая своё присутствие лишь холодным, мёртвым дыханием в затылок. Она несёт за собой страдания и страх, пускающий свои колючие корни в сердцах людей. Смерть никогда и никого не щадит. Я знал это с ранних лет, но Персиваль… Бедный мой, несчастный принц не терял близких и не видел, как это бывает ужасно. Не хочу признавать, но мне было жаль его, ведь, наверное, я первый потерял надежду на выздоровление королевы. Безнадежно молить о чуде, рыдать над кроватью, не отпуская мёрзлых, бледных рук её величества и просить всевышнего о пощаде. Его нет, а всё это со стороны выглядит до боли смешно и жалко. Я чувствовал себя ужасно жестоким и бесчувственным, когда думал о таком, но прекрасно понимал, что это правда, ведь уже однажды сам пережил потерю матери. И Альбин понимал. Охотник словно стал отражением короля — точно как и он осунулся, исхудал, а глаза выцвели и потухли, как бывает с огоньками в костре. В его рыжих волосах всё сильнее проявлялась седина, а аппетит стал не лучше, чем у всех в нашем замке. Альбин начал часто ругаться на меня и срываться по любому пустяку, а руки мужчины время от времени дрожали без причины, как случается у людей в старости или при тяжёлой болезни. Он больше не мог держать ни лук, ни меч, постоянно ходил выпивать в таверну и иной раз даже бил меня сгоряча. Я не был на него в обиде за такое поведение, ведь только мне одному удавалось смотреть на всё ясным взглядом. Тяжёлые времена ломали всех вокруг. Хотя, всё же, на этот счёт я ошибался. Миллард, брат короля, пускай и глупо верил в лучшее, как и остальные, но тем не менее, он действовал, а не сидел, сложа руки. Его величество из северных краёв стал надёжной опорой для Дариана, помогая ему с навалившимися проблемами: прислал лучших лекарей из своего королевства в Он-Тайт, чтобы помочь Агнессе, и даже стал поставлять провизию для людей, чьи селения и всё имущество сгорели из-за ужасных, зверских набегов чужаков и пожаров. Каждый день Миллард вместе со стражей обходит город в тщетных поисках подозрительных людей, но все словно чувствуют приближение чего-то страшного, и улицы Он-Тайта значительно опустели. Лишь временами лавки, рынок, пристань, да вообще всё вокруг пестрит, как и раньше, разнообразием товаров с запахами и скоплением народа, а после — вновь затишье. У обоих же королей в голове самые несуразные предположения и глупые догадки насчёт разбойников, начиная от пиратов, что незаметно пересекают море и пробираются на территории Он-Тайта, и заканчивая неожиданно появившимися группами людей, что недовольны правлением Дариана и решили избавиться от королевской крови. Я же с Персивалем тоже не сидел на месте. Мы, как и короли, всё пытались понять, кто же те люди, разговор которых нам удалось застать в саду. Но увы, это оказалось ровно столько же бесполезно. Ни следов, ни зацепок, что могли бы нам помочь. Персиваль с иронией назвал их призрачными убийцами, но от такой мысли становилось лишь страшнее. По возможности я старался всегда находиться где-то поблизости с королём и принцем, иной раз и вовсе не упуская их из виду. И пускай Дариан поручил мне присматривать лишь за своим сыном, я не мог не переживать из-за его величества. Слишком уж часто его пытались убить. Сегодня в очередной раз я всюду следовал за Персивалем, блуждая вместе с ним по рынку. Тут и там люди бросали на нас заинтересованные взгляды, учтиво приветствовали его высочество и всячески старались заговорить зубы историями о прелестях своего товара. Но мы, как и всегда, направлялись к нашему излюбленному месту — пристани, где было всегда по-особенному тихо и хорошо. Мы спустились к пляжу, игнорируя ветер и волны, и сели на прохладном песке. Я прихватил с собой в сумке несколько кусков хлеба, щедро намазанных маслом и покрытых сверху тонко нарезанными ломтиками окорока, и осторожно протянул один из них Персивалю. Мальчик жадно откусил краешек и блаженно прикрыл глаза. Я в тот момент с улыбкой подумал, что даже самая простая еда может оказаться такой невероятно вкусной, и последовал примеру принца, принявшись за трапезу. Масло буквально таяло во рту, а холодный окорок лишь сильнее раззадоривал аппетит. Голодные желудки вмиг удовлетворено заворчали у обоих. Мы не в первый раз уходили с Персивалем из замка, спускаясь к пристани, к самому берегу, и болтали ни о чём, поедая прихваченную мной еду. Казалось бы, она самая обычная, простолюдинская, как стоило бы выразиться, но принц полюбил её и с нетерпением каждый раз ждал, когда я достану очередное лакомство, завёрнутое в свёрток ткани. Солнце в полдень ярким диском растянулось над морской гладью, освещая своими лучами прохладную воду. Лёгкие порывы ветра трепали волосы Персиваля, которые из-за света из пшеничных стали будто бы золотыми. Совсем скоро море покроется слабой корочкой льда, а на землю упадёт долгожданный первый снег. Я поёжился от холода и придвинулся поближе к Персивалю, накрывая его плечи своим плащом. Эта приятная атмосфера, царившая между нами в тот момент, вызывала тёплое чувство ностальгии о временах, когда мы ещё не были с ним так близки, но также приходили сюда вместе. Я осторожно закатал рукава рубахи и собрал свои отросшие до плеч волосы в небольшой хвост, пытаясь скрыть их кучерявость из-за влаги и растрёпанность. Сидя вот так, на пляже, мне нравилось водить пальцами по шершавому, слегка мокрому песку и ни о чём не думать, крепко сжимая второй рукой ладонь мальчика. Краем глаза я вдруг заметил мрачный, немного даже испуганный взгляд Персиваля. — Откуда это? — холодно спросил мальчик, кивнув головой на моё запястье. Там, куда он указал, кожа расцветала синими неровными пятнами. Очередная перепалка с Альбином из-за того, что он вновь вернулся из таверны, насквозь провоняв элем. Я вздохнул и устало заглянул в глаза Персиваля. Не хотелось ссориться, объясняться, оправдываться, было совсем не до того. Я просто молча встал с песка и побрёл вдоль по берегу, но принц сразу догнал меня и осторожно коснулся моего плеча. На секунду разум ослепила яркая вспышка неприязни из-за этой его жалости, и злость тихо заклокотала внутри. Небрежно скинув руку мальчика, я без интереса спросил: — Как себя чувствует твоя мать? Наверное, ей не удастся застать эту зиму, да? — Она держится, как может, — неуверенно ответил Персиваль, запустив ладонь в свои волосы и растрепав их, — Но никаких улучшений нет. Не знаю даже, есть ли у нас хоть огонек надежды или всё действительно так очевидно. На лице мальчика отчаяние, боль и тревога смешивались в единое целое, вызывая внутри меня гадкое и какое-то липкое, мерзкое чувство вины с сожалением. Я словно без капли человечности разворотил ножом ещё свежую, кровоточащую рану. Тихо простонав, я едва не завыл, понимая, как изменили меня последние события. Персиваль — мой единственный друг, один из тех немногих людей, что наплевали на сословную разницу и общаются со мной на равных, а я…задеваю его за живое и лишь сильнее раню. Сейчас ему нужна моя поддержка, а не игнорирование или болезненные слова. Я с сомнением сделал шаг к Персивалю и прикоснулся ладонью к его щеке. Сухая и красная от ветра, кожа обожгла мои пальцы теплом, и волнение растеклось тягучим мёдом у меня в низу живота. Мальчик отвёл взгляд в сторону, устремив свои голубые глаза на волны, и я поджал губы, смакуя на них подходящие фразы. — Мой принц, пожалуйста, взгляни на меня. Поверь мне, я уверен, что вскоре всё наладится. Мы обязательно найдем способ вылечить твою мать, вот увидишь. Она ещё улыбнётся тебе весенним вечером, когда снег сойдёт с полей, и ты поцелуешь её ладонь, как делаешь это всегда. Прошу, мой принц, прости за мою грубость. Я лгал. Я выдумывал на ходу, что сказать Персивалю, и моя утешительная ложь помогала ему, как ничто другое. Принцу нужна была надежда, и я умело пытался дать её, чтобы, по крайней мере, ненадолго оттянуть ужасное время. В тот вечер мы простояли на берегу несколько часов в объятиях друг друга, пытаясь находить слова поддержки, а немного позже вернулись в замок. Персиваль сразу отправился навестить свою мать, а я же принялся за работу. Из-за того, что Альбин был слишком слаб, он не мог выполнять некоторые поручения, поэтому вместо него этим решил заняться я: чистил наших лошадей, потому что охотник не любил, когда конюх за ними ухаживает, относил рукописи летописцу, бегал в город за необходимыми товарами и в общем делал различную иную мелочь. Это очень сильно выматывало, но так гораздо лучше, чем сидеть без дела и накручивать себя по пустякам. Впрочем, моя жизнь в замке и была такой — я всегда чем-то старался себя занять, нежели позволял наслаждаться так называемыми привилегиями «мальчика при дворе» и бездельничать. Ближе к ночи я пришёл в свою комнату, чтобы наконец-то отдохнуть. Пусто, ничего нового. Альбин снова шастает по каким-нибудь тавернам. Он решил совсем обо мне забыть. Можно подумать, будто он бродячий пёс, у которого нет дома… Я рухнул на кровать и зажмурился, пытаясь избавиться от подступивших слёз. Мне было почему-то невыносимо больно, и я начал думать о своей маме. Детство…оно было таким прекрасным, светлым, нежным. Будучи совсем малышом, я не знал горя и разочарования. В голове, словно в тумане, мелькали картинки с воспоминаниями. Вот, мама впервые ведёт меня за руку к корове и учит, как доить это огромное, чудно́е животное, чтобы получить тёплое молоко. А вот другое: старый фермер и я отправились в пшеничное поле и вместо работы проспали на пригретой солнцем родной земле до полудня, а затем вернулись домой и ели свежий хлеб с тем самым молоком. Или воспоминание о том, как впервые мама сводила меня на рынок, пестрящий разноцветными красками и смехом. Или вот, первая исповедь в церкви святого отца. Как же мне не хватает этого. В такие моменты, как сегодня, особенно одиноким ощущал я себя, словно бы мне здесь не место. Я родился в обычной деревне, в крестьянской семье, и все эти королевские заговоры и иные проблемы были мне чужды. Мои мысли прервал неожиданный звук из открытого окна. Слегка испуганно я вскочил с кровати, но тут же выдохнул, заметив сидящего на подоконнике голубя. Моё внимание привлекла небольшая бумажка, прикреплённая к шее птицы. Я неуверенно подошёл и снял её, вчитываясь в короткие строки весточки: «Норберт, я сейчас же жду тебя на пристани. Это очень важно! Кажется, мне удалось узнать, кто хотел убить моего отца! Персиваль». Усталость мгновенно сняло рукой, и я бросился к шкафу, вынимая из него и накидывая на плечи свой излюбленный, потёртый плащ, что давным-давно отдал мне Альбин при нашей первой встрече. Всего пары минут было достаточно мне, чтобы выскочить вновь на улицу и тихо, незаметно покинуть стены замки, оставшись никем не обнаруженным. Над городом повисла рассыпчатая грозовая туча, принесшая с собой стремительно накрапывающий дождь со снегом. Она скрыла бледные звёзды и даже саму луну — единственное, что освещало окружающие земли. Тут и там скакали озорные тени бродячих собак и кошек, пугая из-за углов меня своим сиплым воем. Я чувствовал, как непонятное чувство, похожее на тревогу, овладевало мной с каждой секундой, и прибавил шаг. Идя сквозь узкие улочки, прикрывшись от начавшегося ливня плащом, я ощущал, как от лёгкого волнения начало покалывать в кончиках пальцев, а вся окружающая меня темнота стала давить на сознание. Наконец-то показалась пустая пристань, сплошь окутанная запахом моря и ветра. От сырости вокруг становилось холодно, и я пожалел, что не оделся теплее, поспешив к назначенному месту. Но почему же никого вокруг нет? Почему Персиваль позвал меня сюда посреди ночи, разве это разумно? Мысли в голове, словно пчёлы, роились одна за другой. Может, принц не доверяет королевским стенам? Да, верно, наверняка убийца кто-то из слуг, и поэтому мальчик боится встречаться там. А вдруг этот человек — тот, кому мы верим? Ради всего святого, я надеюсь, что это не так. Неожиданно с невероятной силой чья-то рука схватила меня за капюшон, не дав ни секунды опомниться. Всего мгновение, и меня, как щенка, грубо отбросили в сторону прямиком на мокрую, каменную дорожку. На ладонях тут же появляются заметные ссадины от содранной кожи, и неприятная боль заколола в груди. Я едва успел обернуться, чтобы в последний момент заметить надвигающегося врага, и отскочил в сторону. Страх, окружающая меня темнота и дождь будто все сговорились — я был готов закричать от отчаяние, но это ничего не изменит, — лицо, скрытое под капюшоном, невозможно разглядеть. Осознание ситуации наступило гораздо быстрее — это взрослый, крепкий мужчина. «Убежать не получится, — приходит тут же вывод, — Драку не выстою. Убьют». Я метнулся, что есть сил, в сторону переулков, всё же надеясь скрыться в узком пространстве, но мужчина мгновенно возник передо мной, преграждая последний путь к спасению. Больше бежать было некуда, и сердце моё ушло в пятки. Незнакомец бросился на меня, и мы сцепились в неравной драке, повалившись на землю. Я пытался закрывать лицо руками от нескончаемого потока ударов и отбивался, попадая ботинками в живот и рёбра мужчины. Из разбитой губы и носа хлынула темная кровь, смешиваясь вместе с грязью в непонятную массу. Руки незнакомца внезапно сомкнулись на моей шее, и я в панике забился под ним из последних сил. Пальцы мужчины сжимались сильнее и сильнее, готовые вот-вот проломить хрупкие кости, но в какой-то момент мне удалось отпихнуть от себя безумца коленом, и мы вместе с ним кубарем скатились с пристани вниз. Я даже не успел опомниться, как мою голову погрузили в ледяную воду, а воздух ушёл с последним вскриком. Во всём теле вмиг свело судорогу, и тяжёлая, мокрая одежда буквально тянула меня на дно. Откуда-то издалека послышался сиплый вой собаки, но нарастающий звон в голове заглушал все звуки. Я понимал, что у меня больше нет сил бороться, и перестал сопротивляться своему убийце. Не помню, какие мысли были у меня в тот момент, но, вероятно, никаких, кроме желания поскорее покончить с этим. Где-то на грани с реальностью до меня донеслись чужие крики и шум, а после вдруг стало легче. Не знаю, что произошло дальше, но моё обмякшее, почти безжизненное тело наконец-то начала поглощать холодная морская вода, и кто-то чужой в последние секунды успел вырвать меня из этого плена и затащить на берег. Дальше — сплошь темнота. Пришел в сознание я от резкой вспышки боли и, подскочив на месте, тут же рухнул с постели, судорожно оглядываясь и кашляя. В глаза ударил яркий свет горящего свечного фонаря, а маленькая комната показалась каким-то знакомым тёплым приютом. Голова ужасно раскалывалась, и всё тело ныло от сильной боли. Во рту стоял мерзкий привкус морской воды вперемешку с кровью. — Очнулся, бедолага? — донёсся до меня насмешливый голос, и только сейчас я заметил сидящего рядом старика, — Даа, ну и не повезло же тебе. Я пару раз мотнул головой из стороны в сторону. Небольшая кровать, шкаф, стол, заваленный вяленой рыбой, удочки в углу комнаты, валяющиеся вёдра. — Дядя Берхард! Я кинулся обнимать старого моряка, но из-за боли едва не рухнул на пол, успев вовремя опереться на постель. — Это вы…вы спасли меня? — Да, — мужчина задумчиво кивнул, погладив свою седую бороду, — Но тот, кто пытался тебя убить, убежал. Я уже совсем старый, даже если бы попытался догнать мерзавца — толку мало. Кому же ты так насолил, Норберт? Не беспокойся, здесь ты в безопасности, тот человек слишком испугался, что его раскроют, поэтому не вернётся. Берхард помог мне вернуться в теплую постель и сел на край кровати, а после осторожно приложил горячую тряпку на мой лоб и буквально заставил отпить из чашки крепкий ромашковый отвар. — Тебе нужно согреться, мальчик, ледяная вода никому не пойдет на пользу. Ещё не хватало, чтобы лекарю пришлось и с тобой возиться, ему, я уверен, хватает и нашей королевы. У меня не было сил продолжать разговор со стариком, и я прикрыл глаза, прислушиваясь к шумящим за окном морю и дождю. Каждый сантиметр тела при малейшем движении откликался пульсирующей, ноющей болью. В лёгких словно не хватало воздуха, а в ушах всё ещё отдавались звуки всплесков воды…я до сих пор тонул. Чувствовал снова и снова, как мне нечем дышать, и не мог ничего с этим поделать. Мерзкое и угнетающее прикосновение к самой смерти оставило на мне свой след. Дядя же Берхард — это тот самый старый рыбак, который в молодости был моряком, и которому мы с Персивалем помогали в своё время собирать устриц. Всю эту ночь он провозился со мной, помогая обработать раны и успокоиться то при очередном приступе рвоты из-за остатков воды, то из-за страшных кошмаров, что не желали меня отпускать. Я не знаю, сколько часов мне удалось поспать, но, похоже, очень мало, потому что на утро я чувствовал себя ужасно разбитым и уставшим. А для того чтобы не только встать с постели, но и добраться до замка, мне пришлось приложить огромные усилия. Я поблагодарил дядю Берхарда перед уходом, накинул на себя свой плащ, скрывая изуродованное синяками лицо под капюшоном, и, превозмогая боль, двинулся на рассвете назад. Узкие улочки, по которым вчера довелось мне брести по кромешной тьме и ливню, не казались сейчас такими мрачными и пугающими, но после этой ночи за каждым углом мне мерещился мой собственный убийца, тянущий, как в новом ночном кошмаре, ко мне свои грубые руки. Приходилось останавливаться каждые несколько метров, чтобы успокоить себя и заглушить приступ удушья из-за постоянной беспричинной паники. Я понимал, что иду на верную смерть, ведь после случившегося мне стало ясно одно — тот мужчина живёт в замке бок о бок с нами и даже знает, где находится моя комната. А это значит, что, похоже, в ближайшие ночи я больше не смогу заснуть, ожидая самого страшного. И это самое страшное было уже близко.