I've been hellbent, baby Hellbent on lovin' you all day long Hellbent on drugs 'cause it turned you on Don't know what else to do Mystery Skulls — Hellbent
Это было ошибкой. Айзек почти физически чувствовал, как внутри него гаснет последний огонек надежды. Если раньше еще оставались какие-то сомнения, то теперь стало ясно — все кончено. Пит, Альберт и Калеб дружно орали, заявляя о том, как они друг друга ненавидят. Казалось бы, обычное утро вторника. Но было одно маленькое отличие, которое в корне меняло всю суть происходящего, — то, что отличало эту ссору от множества других, которые случались раньше. Сейчас члены Круга заявляли о ненависти друг к другу, плюясь слюной с ядом под действием сыворотки правды, и нельзя было списать их поведение на то, что они говорят это не всерьез, в горячке момента. А Айзек ведь просто хотел узнать, кто забрал его чайник. В Хельмер пришло лето, сухое и душное. Даже с учетом того, что небо до сих пор укрывали тучи, из-за которых солнце не выглядывало и на минуту, в городе стояла неприятная жара. На тридцать седьмом этаже Министерства ситуация была не лучше: окна уже несколько лет как были заколочены, — с того самого инцидента, когда Калеб едва не вывалился из одного из них, так что помещение даже проветрить было толком нельзя. Поэтому графин с «водой», поставленный Айзеком заранее перед собранием, разошелся на ура, все выпили по стакану, и даже Пит, у которого всегда был с собой запас какого-то алкоголя, не отказался. Правда… Айзеку и самому пришлось выпить вместе со всеми, когда Калеб предложил ему стаканчик на освежиться. Вайнберг решил, что ему скрывать нечего, поэтому принял свою дозу сыворотки правды. А потом спросил, брал ли кто-то на прошлой неделе его вещи без спросу. В краже чайника сознался Калеб. Айзеку следовало бы сразу об этом догадаться. Но когда он спрашивал его напрямую, Редгрейв так правдоподобно клялся, что без понятия, где этот чайник, и вообще никогда его не видел, и Айзек, ты уверен, что никто из твоих лаборантов не прикарманил его себе?.. В общем, Вайнберг ему поверил на слово. Опять. Ну разве не идиот? Однако нахождением чайника, увы, дело не ограничилось. Пит признался, что регулярно утаскивает у Айзека пучки разнообразных трав, которые тот иногда использует в экспериментах. На вопрос, зачем, Пит пожал плечами и сказал, что изобретает новые виды курева. Похоже, даже после того, как Айзек окончательно запретил его появляться в своих лабораториях, жажда Фергюсона мешать все со всем совершенно не утихла. Альберт тоже не отстал от остальных: признался, что таскал снотворное и транквилизаторы. Оказывается, Вайнберг тоже принимал опосредованное участие в судьбе жертв этого психа, невольно став поставщиком средств для их похищения. И так, слово за слово, трое переключились с заданного Айзеком вопроса друг на друга: — Как же меня достали эти ваши свары! Ни одного! Ни единого собрания нельзя провести, чтобы вы двое не вцепились друг другу в глотки! — Ты это этому психопату скажи, Редгрейв. Ожидаешь, что я буду спокойно сидеть за одним столом с человеком, который в свободное время развлекает себя тем, что режет людей? — Но именно ты чаще всего орёшь как ненормальный, грозясь из меня дух весь выбить. И кто из нас псих? Как же ты меня бесишь, Фергюсон… Ненавижу тебя! — А я — тебя ненавижу! — А я всех вас ненавижу! — вскочил со стула Калеб и вдруг зажмурился, словно от резкой боли. — …Кроме Айзека. Айзека я не ненавижу. С губ Вайнберга сорвался смешок. Калеб его не ненавидит. Да, хорошее утешение, ничего не скажешь. Не особо надеясь на что-либо, он задал вопрос Де Сальво: — Альберт… Ладно, сейчас мы тебе никто, но хоть когда-то… когда-то мы были для тебя друзьями? Альберт прищурился и твёрдо ответил: — Нет. Вы… Договорить он не смог: внезапно Де Сальво зашипел и схватился за голову. Айзек нахмурился: неужели какой-то побочный эффект препарата вылез? На этапе тестирования ни у кого из подопытных головных болей не наблюдалось. Альберт сделал глубокий выдох и медленно отпустил руки. Не поднимая взгляда, он произнес куда более тихим голосом: — Да. Вы были моими друзьями. Единственными. Вплоть до того момента, как вы меня предали. — ЧЕГО? — Пит аж взвизгнул от такого заявления, поднимаясь со своего стула. — Мы тебя предали?! Ублюдок, это ты нас предал! Ты меня предал, Альберт! — И как же я предал тебя, Фергюсон? — ядовито спросил Де Сальво. — Тем, что отвернулся от тебя после единственного промаха? Что отказался хотя бы выслушать? Что оставил совершенно одного? — ТЕМ, ЧТО ЗАНЯЛСЯ ПЫТКАМИ ПОСЛЕ ТОГО, ЧТО СДЕЛАЛ ТВОЙ БЫВШИЙ БОСС! Альберт отшатнулся. — О чём ты… — Не смей делать вид, что не понимаешь, о чём речь! — Пит со всей силы стукнул кулаком по столу. — Ты знаешь, что Ройсс сделал со мной в своём подвале. Я потом несколько лет не мог нормально спать из-за кошмаров! А знаешь, что мне после того дня снилось, когда мы в твой подвал сунулись, а, Альберт? Что вместо Ройсса ты привязал меня к тому столбу и ты вылил на меня целое ведро крови! И меня еще смеют спрашивать, почему твоя харя меня выбешивает! Айзек повернулся к Де Сальво. Судя по его ошарашенному лицу, тот действительно не подумал о том, что Фергюсон так остро отреагировал на его увлечение пытками из-за неудачного опыта с маньяками в прошлом. Помотав головой, Альберт попытался оправдаться: — Что за бред, Пит. С какого перепугу мне делать с тобой то, что сделал Ройсс? — О, я даже не знаю, — закатил глаза Фергюсон. — А с какого перепугу тебе вообще приспичило удариться в пытки? — Потому что они это заслужили! Все до единого были злокачественной опухолью, которую нужно вырезать без малейшего сожаления!.. — А когда ты закончишь с ними, будешь вырезать опухоль и у нас? Когда мы «заслужим»? — Конечно нет! Я не собирался никого из вас пытать! Айзек удивленно переглянулся с Калебом. Это было… мило со стороны Альберта? Ладно, это было действительно хорошей новостью. Вайнберг теперь сможет более спокойно засыпать у себя в спальне и не запирать её на четыре замка с сигнализацией, опасаясь нового витка безумия у Де Сальво. Все же тот говорит, что не будет никого из них затаскивать в подвал, находясь под действием сыворотки правды. Значит, это должно было соответствовать истине. Внезапно вопрос задал Калеб: — А что ты вообще имеешь в виду под «заслужили»? Как ты отличаешь тех, кто заслужил, ото всех остальных? Альберт открыл рот, но замер, не произнеся ни звука. Несколько секунд он так и простоял с открытым ртом и крайне глупым выражением лица. После чего закричал. Присутствующие ошарашенно смотрели на него, упавшего на колени, обхватившего голову руками, не прекращающего орать. Первым очнулся Фергюсон; сорвался с места и подбежал к нему: — Какого хрена, Альберт? Где болит? — А-А-А-А-а-а-а-а… Голова… — прошипел тот, к счастью, прекратив свой крик. Он тяжело дышал, но искривленное агонией лицо плавно разгладилось. — Боль… прошла? — Что за бред, — нахмурился Пит. — Это у тебя впервые? — …Пару минут назад меня тоже прихватило, хоть и значительно слабее, — немного механически ответил Альберт, рискнув наконец-то выпустить голову из рук. — И что же это может быть? — задал правильный вопрос Калеб. Айзек ответил: — Возможно, не выявленные ранее побочные действия препарата- Ой, — резко прервал себя Вайнберг, захлопнув рот рукой, но было уже поздно: три пары глаз синхронно уставились на него. Похоже, пить сыворотку правды вместе со всеми было не лучшей идеей. — Айзек… О каком препарате ты говоришь? — прищурившись, протянул Калеб, и Вайнберг, прямо сквозь закрывающую рот ладонь, пробубнил: — О сыворотке правды, которую я сегодня подлил в графин с водой. Члены Круга переглянулись. Вайнберг зажмурился, ожидая ответной реакции, которая не заставила себя ждать: — Какого хрена, Айзек?! — Каким-то образом Пит смог стать еще более взбешённым, хотя куда уж больше. — Ты нас как лабораторных крыс стал воспринимать, что ли?! — Нет, я уже тестировал средство на десятке человек и просто хотел узнать, кто забрал мой чайник! — Тогда почему у Альберта голова болела? — Калеб ткнул пальцем в грудь Вайнберга, после чего добавил: — И у меня, кстати, тоже болела немного. — Не знаю… Никто из подопытных ни разу не демонстрировал подобные симптомы. — Значит, плохо тестировал, гений ты наш, — проворчал Альберт, вставая с колен. — Так, что нам еще следует ожидать от твоей сыворотки? Вайнберг покачал головой, но промолчать не смог: — Эффект средства в использованной мною дозе длится около часа, после чего наступает обморок от пяти до тридцати минут. Человек, принявший препарат, будет отвечать вслух на любой заданный ему вопрос тем, что он будет считать истинной. Иногда человек будет способен проигнорировать риторические вопросы или вопросы, не адресованные конкретно ему, но подопытные чаще всего отвечали и на них. Человек в принципе не способен будет произносить ложную информацию, даже если ему не задавали вопросов. — Вайнберг тяжело вздохнул, протерев глаза под своими очками. — Эффектов вроде головной боли ранее не наблюдалось. В воздухе повисла тишина. Члены Круга осмысливали ситуацию, в которой оказались, а Айзек опустил голову, мысленно проклиная себя за недостаток осторожности. Вот что мешало ему провести более серьёзные испытания, прежде чем искать этот чёртов чайник? Сдал бы средство Каннингему для допросов взамен на детальные отчёты об их использовании, зря, что ли, Калеб продолжает водиться с этим бугаём из Отдела Внутренней Разведки? — Значит, сейчас все будут честно отвечать на любой мой вопрос — задумчиво протянул Калеб. Члены Круга испугано переглянулись, но Айзек кивнул: — Да, на любой. — Пит, сколько на самом ты зажал себе бабла за последний год? — немедленно воспользовался ситуацией Редгрейв. Фергюсон свозь зубы ответил: — Всего лишь четверть бюджета. Да и то — львиная доля из этого идет на дело, в производство, что приносит куда больше пользы, чем те же дотации через Министра Экономики! — В ответ на неодобрительные взгляды Круга Фергюсон воскликнул: — Что? Я, между прочим, наше фермерство восстановил буквально с нуля после того, как эти идиоты суеверные весь скот угробили! — Но в простых магазинах мяса всё так же нет. — Не заслужили! Серьезно, Айзек, они же тогда на разработанный тобою корм гнали: отрава то, отрава се… Офигенная вещь, между прочим, у меня зверьё уже четвертый год только этим питается и растет просто зашибись! Ни одного отравления за все время! — Спасибо… Честно говоря, Вайнберг совершенно забыл об этой своей разработке. После того самого скандала с угробленным скотом он постарался забыть об ней, как о страшном сне. Но удариться в воспоминания ему не дали: Калеб прокашлялся и набрал в грудь воздуха. Айзек понял: тот готовится задать ещё больше вопросов. Пит тоже это понял и попытался предотвратить катастрофу, — кинулся к Калебу и зажал ему рот со словами: — Не смей, Редгрейв! Нам только твоего мозгоёбства здесь не хватало. — Калеб замычал, пытаясь вырваться из хватки. Фергюсон тяжело вздохнул: — Блин, как можно быть настолько, настолько несносным, тупым, сексуальным засранцем? Все замерли. Пит моргнул, осознавая сказанное, и нервно рассмеялся: — Ребят, вы же знаете, что я не в этом смысл- Ай! — Он выпустил Калеба и схватился за голову. Редгрейв на миг задержался, прикидывая, стоит ли начинать возмущаться из-за произошедшего, но решил это отложить на потом: — Пит, у тебя тоже голова болит? — Да… Так, вроде отпустило. — Это хорошо. Но все же… ты назвал меня сексуальным? — БЛЯ! Так… вспышки боли зависят от вопросов? Вайнберг попробовал припомнить, какие именно вопросы задавались подопытным во время испытаний. Вроде, самые обычные, ответы на которые знали и подопытные, и лаборанты. Тем временем Пит, не отпуская голову, пробормотал: — Я назвал. Но я не… я имел это в виду? Какого черта я имел это в виду? Я же не гей… Мне женщины нравятся! Вот, слышите? Мне. Нравятся. Бабы! — А мужики? — спросил Калеб. Пит зажмурился на несколько секунд, после чего очень неуверенно протянул: — Да-а? — А кто тебе нравится больше всего? — Похоже, Редгрейв вошёл во вкус и вовсю пользовался бедственным положением друга, выпытывая самые глубокие секреты, о которых тот, похоже, сам и не подозревал. Фергюсон распахнул глаза и огляделся с диким выражением лица. Когда он увидел Де Сальво, то снова зажмурился и отвернулся: — Альберт! Мне нравится Альберт! — Так… — Де Сальво потёр переносицу. — Вайнберг, ты уверен, что подсунул нам сыворотку правды, а не сыворотку бреда? — Да пошел ты в задницу! — вспыхнул Пит, продолжая жмуриться. — Ненавижу! Как я вообще умудрился тебя полюбить? — Погодите-ка… Так ты его ненавидишь или любишь? — спросил Калеб, на что получил ответ: — И то и другое! ОДНОВРЕМЕННО! — Это как вообще? — не понял Вайнберг. — А так! — Пит раскрыл глаза и оглянулся на Де Сальво. — Когда человек одновременно такой мудак, что ты бы уебал ему за милую душу, но при этом пиздец какой милый! Я хочу выбить из него все дерьмо за этот грёбанный подвал, а потом — поцеловать прямо в губы, засосать так, чтобы он почти задохнулся, а потом… — Ладно-ладно, мы тебя поняли! — Калеб слегка попятился, размахивая руками, после чего повернулся к Де Сальво: — А ты, Альберт? Что ты думаешь по этому поводу? Тот скривился, явно показывая, что этот вопрос тоже вызвал приступ боли. Сделал глубокий выдох. И произнес: — Я не против. Кажется, больше всего этот ответ удивил признавшегося в любви Фергюсона. Пока он ошарашено смотрел на выпрямившегося Де Сальво, тот сделал несколько шагов навстречу и смерил презрительным взглядом. — Фергюсон. Ты самый бесячий человек, которого я когда-либо встречал. Несносный мальчишка, бездумно прожигающий деньги и здоровье. Мой первый друг. Человек, который, на пару с этими сумасшедшими, вырвал меня из серого мирка, в котором я застрял. Вы дали мне все. Вы забрали меня всего. Ты забрал меня всего. — Альберт покачал головой: — Я глупо надеялся вырезать тебя из своей жизни и даже думал, что получилось. Сейчас я понял, что это было всего лишь самообманом. Ты, как паразит, вцепился в мое сердце и жрёшь его изо дня в день. Я никогда не смогу избавиться от чувств к тебе, и теперь осознал, что могу только смириться. Фергюсон… Пит. Я тебя люблю. «Я же просто хотел вернуть свой чайник». — Айзек наблюдал за разворачивающимися событиями с непонятной обреченностью. Когда он подливал сыворотку правды, не ожидал, что половина Круга окажется геями! Пит на протяжении всего признания так и стоял, обхватив голову руками, хотя боль уже явно прошла. Когда Альберт закончил, он ничего не ответил. Пауза затянулась. Наконец-то Фергюсон произнес: — Ну ты и мастер сентиментальной хрени. Де Сальво на это закатил глаза. — А ты — остолоп с чувствительностью чайной ложки. Не понимаешь слов — перейдём к делу, — заявил он, после чего наклонил к себе голову Пита и затянул его в поцелуй. Айзек никогда раньше не видел целующихся мужчин. И никогда даже представить себе не мог, что когда-то увидит это в исполнении своих друзей. В это время Калеб наблюдал за происходящим с живейшим интересом. Когда начался поцелуй, он присвистнул: — Вот это поворот. А ведь Пит, вообще-то, женат. Вот я с Виолеттой… Он запнулся и немного комически выпучил глаза. Вайнберг вжался в кресло, стараясь не отсвечивать. Было страшно оказаться вовлечённым в происходящее безумие. Наконец-то Редгрейв встряхнул головой и пробормотал: — Нет… — после чего схватился за волосы и сказал куда громче: — Нет-нет-нет-нет-нет. Нет! Не-е-е-ет!.. — заорал он и принялся бегать по комнате, как помешанный. Пит отвлекся от поцелуя и смерил бегающего мимо психа удивлённым взглядом: — Чего это он? Альберт неопределенно пожал плечами и, не желая отвлекаться на ерунду, творимую их лидером, втянул Пита в новый поцелуй. Айзек же с ужасом наблюдал за носящимся вокруг Калебом. Казалось, этот хаос длился целую вечность. Мужики ссосались. Редгрейв орал и бегал. Вайнберг сидел в кресле и пытался исчезнуть нафиг из этой реальности. К счастью, рано или поздно это должно было прекратиться: на очередном повороте Калеб поскользнулся на мраморном полу и смачно шмякнулся вниз, проскользив еще несколько метров к окну, прежде чем остановиться. Первым порывом Айзека было кинуться на помощь, но несостоявшийся спринтер сам шустро вскочил обратно на ноги, и его дикий взгляд начал метаться между нашедшими друг друга голубками… и виновником всего происходящего. Постепенно метания начали ослабевать, пока взгляд Редгрейва не остановился исключительно на нем. Айзек сглотнул. Мысленно сосчитал до пяти, но Калеб так и не отвёл от него взгляда. Редко когда он способен был сосредоточиться на чём-либо, не сводя с него глаз настолько долго. А сейчас он продолжал. Смотреть. На Вайнберга. От этого по спине пробежались мурашки. Наконец-то Редгрейв зарычал: — «Да идет оно все лесом!», — быстро сократил расстояние до Вайнберга и… Айзек осознал, что его целуют. Калеб его целует. Калеб его целует в губы. Тогда тот оторвался от него, Вайнберг истерически заверещал: — Ты что творишь? — Да так… Оказывается, ты мне тоже нравишься. И я хочу с тобой переспать. Сам только что узнал об этом. А ты, ты меня любишь? Именно в этом смысле? — Я!.. Я… — Айзек хотел сказать, что нет. Что никогда не воспринимал Калеба никак иначе, чем как друга. Что он в принципе никогда не собирался заводить ни с кем отношений. И тут в его черепной коробке зажглась боль. Айзек вскрикнул и согнулся. Казалось, будто раскаленные докрасна лезвия воткнулись в его голову, и пронзали все дальше, и дальше, и дальше… Этой болью был вопрос, любит ли он Калеба. «НЕТ!» — подумал Айзек, и иллюзорное лезвие прошло дальше вглубь. «Нет». — Его естество продолжили вскрывать, словно грецкий орех молотком и долотом. «…», — что-то сломалось. И свет упал на содержимое, скрытое в тёмных глубинах сознания. И он увидел это. Он больше не мог этого не видеть. — Да… — ответил Айзек слабым голосом. Боль отступила. Редгрейв улыбнулся и погладил его по плечу. — А что именно ты во мне любишь? — Я… — Голову слегка сжало, словно при мигрени. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, что он только что пережил. Губы приоткрылись, и Айзек услышал свой голос будто со стороны: — Я люблю твою целеустремлённость. То, как ты готов перевернуть весь мир с ног на голову, если тебе кажется, что так будет правильнее. — В голове возникла странная легкость, и Айзек продолжил чуть увереннее: — Я люблю твою решительность, готовность двигаться вперед, невзирая ни на какие преграды. Я люблю твое вдохновение и безумные идеи. Я люблю… когда ты на меня смотришь, когда ты меня слушаешь. Словно я действительно стою твоего внимания. Когда все твое внимание сконцентрировано на мне, — он поднял глаза на Калеба, — я терпеть не могу, когда ты меня игнорируешь. — Я тебя тоже люблю. — Губы Калеба растянулись в неприлично широкой улыбке. — Ну что, давай перепихнёмся? От этого заявления даже Пит с Альбертом отклеились друг от друга и неодобрительно посмотрели на Редгрейва. Де Сальво цыкнул и ядовито процедил: — Калеб, ну ты и козёл. Тебе тут так красиво признались, а тебе лишь бы потрахаться! — Даже соглашусь, — Пит вытер губы рукавом. — Ися, и что ты только нашёл в этом недоумке? — Я же сказал только что! — насупился Вайнберг, после чего повернулся к Калебу: — Может… лучше без секса? — В смысле? — Похоже, Редгрейв плохо себе представлял любовь без плотской ее составляющей. Айзек понял, что вляпался по полной. — Ну мы можем устроить… романтический ужин? Я принесу… какой-то бульварный роман, фантастику ты скорее всего не оценишь, почитаю тебе вслух, пообнимаемся… Можно даже какой-то фильм вместе посмотреть? В этот момент Фергюсон засмеялся, за что получил тычок локтем от Де Сальво. На них посмотрели с отчетливым недовольством, но Вайнберг не успел ничего ответить этому ржущему обалдую, прежде чем Калеб сердито заявил: — Так, вы нам мешаете! Не видите, что Айзек стесняется? Валите в свои кабинеты и развлекайтесь дальше там! — В подтверждение своих намерений выпроводить половину Круга за двери, Редгрейв подбежал к парочке голубков, схватил их за руки и потащил к лифту. — Эй, почему это мы должны уходить? — обиженно протянул Пит, хоть и не особо сопротивлялся тому, что его куда-то там тащат. Калеб остановился около лифта и хлопнул по кнопке, открывая стеклянные двери. Он повернулся к Фергюсону и заявил: — Потому что я так сказал. — После чего толкнул его в кабинку. Пит от неожиданности воскликнул и чувствительно ударился об стенку лифта. Редгрейв с вызовом повернулся к Де Сальво, который умудрился во время происходящего фарса сохранить свою морду кирпичом. — Спасибо, я сам, — отмахнулся тот и вошел в лифт, где ворчащий Пит потирал ушибленное плечо. Альберт нажал на кнопку, но не успели двери закрыться, как он притянул Фергюсона к себе, захватывая в новый поцелуй. Лифт медленно уехал вниз. Калеб повернулся и впился в Айзека таким взглядом, что тот нервно сжал ручки стула. Может, еще не поздно сбежать вслед за остальными? Голову вновь пронзила боль, заставившая Айзека резко вдохнуть сквозь зубы и зажмуриться. — Что такое, Айзек? Опять голова? Вайнберг кивнул и открыл рот, не в состоянии промолчать: — Да… я боюсь того, что ты можешь от меня потребовать, и я думал о возможном побеге. — Оказывается, честно описывать свои чувства — это так стыдно. Сейчас Айзек готов был на месте провалится аж до минус тридцатого этажа Министерства. Калеб в ответ на это цокнул языком и игриво пропел: — О побеге? Иса-а-ак, — улыбнулся он, не сводя с Айзека ни на секунду своего взгляда. — Почему ты хочешь сбежать от меня? Ты же только что признался, что терпеть не можешь, когда я не обращаю на тебя внимания. Вот он я, не отрываю от тебя глаз. — Калеб обманчиво медленно пошел в его сторону. — Я слышу только тебя. Я вижу только тебя. Я хочу только тебя. Разве ты не этого хочешь? — Да… — сорвалось с губ Вайнберга. Чертова сыворотка! Он её создал, чтобы узнать правду, а не для того, чтобы его отымели. — Ну так почему ты не хочешь, чтобы я… почувствовал тебя? — Калеб подошёл вплотную и мягко коснулся его щеки. Айзек зажмурился, стараясь не думать о впившемся в него взгляде: — Я… мне это не нужно? Серьезно, Калеб, то, что я ни с кем не занимался сексом, — мой осознанный выбор, как бы ни зубоскалил на эту тему Пит. Я однажды попробовал… — Ты был с кем-то? — Рука плавно перенеслась к его затылку и сжалась, натягивая волосы. Айзек вскрикнул, распахнул глаза и увидел очки Калеба в паре сантиметров перед собой. — Я задал вопрос. Ты. Спал. С кем-то? — Нет! Я… я имел в виду, что я один раз… экспериментировал. В одиночку. — То есть мастурбировал, — кивнул себе Калеб, и Айзек почувствовал, как его лицо загорелось от стыда. — И как тебе, понравилось? — Хватка ослабла, но волосы так и не отпустили. Айзек почувствовал, что вторая рука Калеба обхватила его запястье. — Да… но не настолько, чтобы тратить на это время вместо чего-то поинтереснее? Там почитать что-то, рассчитать формулу для нового проекта… Калеб усмехнулся и подался вперёд, захватывая его в новый поцелуй. Айзек до сих пор не знал, что надо делать в таком случае. На поцелуй в щеку — единственное, с чем он сталкивался раньше, — происходящее походило очень отдалённо. Его губы ни на секунду не оставляли в покое, посасывая то верхнюю, то нижнюю губу, а когда в дело пошел язык, Айзек вообще замер, боясь что-то испортить и предоставляя всю свободу действий Калебу. Спустя несколько секунд тот остановился, удивлённо моргая, и недовольно спросил: — Ты почему остановился? — Я не умею? Поэтому я понадеялся, что можно скинуть всю работу на тебя? — …Серьёзно? Айзек, это так не работает. — Калеб отпустил его волосы и отстранился. — Я понимаю, без опыта оно может показаться сложным, но это же не повод пытаться сойти за бревно! — Он поднял взгляд к потолку: — Вот Виолетта… — При чем здесь она? — резко спросил Айзек, но Калеб даже не глянул в его сторону: — …Она тоже была немного неуклюжей в самом начале, но она так старалась это исправить… И в итоге, научилась так целоваться! А как она работает своими губками, м-м… И не только во время поцелуев… Айзек кинулся вперёд, пытаясь заткнуть Редгрейва. Какого черта он сейчас вспоминает свою жену, когда пытается переспать с ним?! От резкого движения они случайно стукнулись зубами, и Калеб ойкнул. Вайнберга это не отвлекло: он впился в него губами и неуклюже, но очень старательно вытянул язык. Редгрейв сразу подхватил его своим, слегка сжав между губ. Целовать кого-то так было странно. И мокро. Но Калебу явно нравилось — он обхватил его голову двумя руками, одна снова расположилась на затылке, а вторая опустилась ниже, к шее. А когда Айзек слегка отстранялся чтобы перевести дыхание, он шепотом давал советы: — Ты молодец… Большое работай губами… Так, правильно… Их можно даже покусывать… Ай! Хах, ну не так же сильно. — Калеб отстранился, звонко смеясь: — Ну вот, а ты боялся чего-то! Ну что, двигаемся дальше? — Дальше? — переспросил Айзек, плохо представляя, что тот имеет в виду. Нет, понятно, что секс, но как это вообще может происходить у двух мужиков? — Дальше, — кивнул Калеб, после чего задумался. Возможно, тоже по поводу технических моментов дальнейшего процесса. — Знаю! Он схватил Айзека за плечи, поднимая с кресла, после чего взял само кресло и подкатил к окну. Редгрейв развернул его, посмотрел на взлохмаченного Айзека, прищурился и сложил из пальцев… рамку? Через которую снова посмотрел. После этого снова подбежал к Айзеку, пододвинул на пару метров в сторону, ближе к столу, а затем вернулся к креслу. И с разбегу прыгнул на него, сделав полный оборот вокруг своей оси, и опять уставился на Вайнберга, откинувшись на спинку и растянув губы в широченной улыбке: — Раздевайся. — Что? Прямо здесь? — Нет, если ты хочешь более экстремальную обстановку, то можем спуститься на первый этаж и найти какой-то укромный уголок… Что будет сложно. Все же — общественное место, риск в любой момент быть застуканным… — Нет! — в панике воскликнул Айзек. — Я не хочу быть никем застуканным! — Тогда — раздевайся, — жестко приказал Редгрейв, после чего чуть мягче добавил: — Обещаю, что не пропущу ни единого момента этого действа. Айзек сглотнул. Он оглянулся, словно опасаясь, что за ним будет наблюдать кто-то посторонний. Огромные окна в помещении, которые создавали впечатление открытости пространства, обычно были ему по душе. Но сейчас вызывали довольно смешанные чувства. Хотя это все глупость, никто физически не способен заглянуть в окна тридцать седьмого этажа и подсмотреть за тем, как Министр науки и техники устраивает стриптиз. Айзек взглянул на ожидающего Калеба, который все так же не сводил с него глаз, и неуверенно снял с руки одну перчатку, после чего вторую. Карие глаза неотрывно следили за каждым его движением. Когда он положил обе на стол позади себя, Редгрейв внезапно произнес: — У тебя красивые руки. Я всегда так считал и даже немного завидовал. У Вайнберга перехватило дыхание. Пальцы потянулись к пуговицам сюртука. Калеб продолжил комментировать его действия: — На самом деле, я в принципе всегда считал тебя красивым. Твое лицо, твои волосы. Но до этого момента я банально не в состоянии был осознать это. Твоя сыворотка… Это действительно что-то с чем-то. Айзек снял с себя сюртук и, не оборачиваясь, отложил. После чего приступил к пуговицам рубашки. — Честно, я всегда считал себя натуралом. Кроме тебя я точно никогда не заглядывался на других мужиков, — признался Калеб, но после которой паузы смущённо добавил: — Пит со спины не в счёт. С длинными волосами он со спины был вылитой бабой. С губ Айзека сорвался смешок, когда он распахнул рубашку, и груди коснулся теплый воздух. Отбросив элемент одежды в сторону, Айзек вдруг замер в нерешительности: черт, это ведь не впервые, когда Калеб видит его в таком виде! Они жили несколько месяцев вместе, когда только познакомились, и у Айзека были проблемы с квартирой. Но в те короткие моменты, когда Редгрейв заставал его полураздетым, он не пожирал его взглядом, плавно опуская взгляд с шеи на грудь, потом к животу и останавливаясь на промежности. Вайнберг впервые почувствовал, как ему в белье стало тесно. — Продолжай, — приказал Редгрейв, и Айзек принялся расстёгивать пояс на брюках. Ещё через пару минут Айзек остался стоять в одних трусах с солнышками. Даже туфли с носками были отброшены куда-то в сторону. Мраморный пол, несмотря на жару, оказался довольно холодным и явно не был предназначен для того, чтобы ходить по нему босиком. — Ну разве ты не ангел? — протянул Калеб умилённым голосом. — У тебя так хорошо все получается. А ведь ещё говорил что-то про то, что не хочешь самого интересного. — Он красноречиво посмотрел на трусы, из-за чего Айзек на автомате прикрылся. Редгрейв нахмурился: — Что за стеснения пошли? Уже довольно поздно для этого, не думаешь? — Он встал с кресла и сделал несколько шагов, преодолевая разделявшее их расстояние за считанные секунды. — Хочешь… помогу? Калеб резко схватил его руку, заламывая наверх и заставляя упасть спиной на стол. Второй рукой он схватил трусы и стянул их плавным, но быстрым движением, высвобождая член. Он потратил ещё несколько секунд на то, чтобы окончательно снять с Айзека последний кусок одежды и зашвырнуть куда-то в угол комнаты. — И последний штрих. — Калеб протянул руку к его лицу… и снял очки. — Вот, теперь ты выглядишь так, как надо! — хихикнул и прежде, чем Вайнберг успел что-то возразить, надел его очки на нос вместо своих. Айзек замер, затаив дыхание. Калеб моргнул, огляделся, после чего приподнял очки, забавно прищурившись. Снял их. Надел. Наконец-то он поместил на нос свои родные и спросил ровным голосом, не опуская взгляда: — Айзек? — Д-да? — Почему ты носишь очки с обычными стеклами? — Чтобы выглядеть умно… Чертова сыворотка! — Не зная куда деться от смущения, Вайнберг спрятал лицо в ладонях, после чего тихо прошептал: — Я надеялся, что ты не заметишь. — Не замечу, что в очках обычные стекляшки? Ты меня совсем за идиота держишь? — Да, — вырвалось в ответ, и, опустив руки, Айзек продолжил: — В смысле, мы всегда тебе говорили о том, что ты — дурак, и… Раздался хлопок, и его голову метнуло в сторону. Вайнберг коснулся своей щеки, осознавая, что только что получил пощечину. Но прежде, чем он успел как-либо отреагировать, Калеб схватил его за горло и прижал к столу. — Кажется, кто-то слишком много о себе возомнил. — Хватка усилилась. Голубые глаза встретились с карими, прежде чем все потемнело. В следующий миг Айзек, плохо осознавая происходящее, открыл глаза, но увидел только потолок купола Министерства. Он ощутил, что его шею больше ничего не держит. Что это вообще было? Какого черта, Калеб?!.. Но тут он понял, что кто-то держит его за бёдра… С губ сорвался стон. Приподнявшись на локтях, Вайнберг посмотрел вниз и увидел, что да, Редгрейв сейчас расположился у него между ног. И с видом, будто нашел себе новую игрушку, сосал его член. — Ты что делаешь? Калеб отвлекся от своего занятия и посмотрел на него, приподняв бровь: — А на что это похоже, Вайнберг? Серьезно, мы с Питом водимся уже десять лет, ты не мог ни разу не услышать о минете. — Калеб сжал его член в кулаке, начав поступательные движения, из-за чего у Айзека перехватило дыхание. — Может и слышал, но не интересовался! И вообще… ах!.. Каждый раз, когда Фергюсон начинал заводить свою шарманку, й-я пытался абстрагироваться от его похабщины… — Хм… Это многое объясняет, — задумчиво протянул Калеб, после чего снова взял головку в рот. — Калеб, это негигиенично! — воскликнул Айзек, снова отвлекая его от процесса. Недовольный Калеб проворчал: — Как говорит Виолетта, негигиенично — это анал без предварительной клизмы. Это же — более чем нормальный способ удовлетворения. Серьезно, Вайнберг, я понимаю, что впервые делаю это, но неужели тебе так сильно не нравится? — Нет, мне нравится… Но, как ты сказал, я делаю это впервые, и поэтому — жутко смущён, а ты совершенно меня не слушаешь! — Все я тебя слушаю, просто делаю по-своему… Как, как там это делала Виола, — пробормотал Калеб, после чего наклонил голову и, к неверию Айзека, полностью заглотил его член. Это стало последней каплей: Вайнберг застонал, рефлекторно пытаясь за что-то ухватиться. Под руки попались волосы Калеба, которые он схватил, прижимая его к себе еще сильнее. Тот, судя по удивленному мычанию, явно не ожидал подобных действий, но вырываться не пытался. Секунд десять спустя нахлынувшие ощущения наконец-то начали спадать, и Айзек обмяк, падая на обратно на стол и тяжело дыша. До его ушей донесся кашель и веселый голос: — Хах… Так вот как этот процесс ощущается с другой стороны! Айзек почувствовал какое-то копошение, и перед глазами появилось лицо жутко довольного Калеба. Тот наклонился, мягко коснулся его губ, и Айзек ответил на поцелуй. Более спокойный, чем предыдущие. И горький. Когда Редгрейв отстранился, он пристально посмотрел на него, облизываясь. — Ну что, тебе понравилось? Не доверяя своему голосу, Айзек кивнул. — Тогда как на счет того, чтобы теперь помочь мне? — подмигнул Калеб и потянул его за руки, поднимая со стола. После этого поставил Вайнберга на колени, и тот только теперь осознал, что Редгрейв все еще полностью одет. — А почему ты не разделся? — спросил Айзек и поморщился от просочившихся в его голос отчетливых ноток обиды. В ответ Калеб рассмеялся и погладил его по голове: — Потому что я так захотел. Но готов частично это исправить! — пообещал он и начал расстегивать штаны. Наблюдая за процессом, у Айзека вырвалось: — Ты носишь трусы с сердечками? — А ты — с солнышками! Но разве я тебе что-то говорил по этому поводу? — закатил глаза Калеб, доставая свое хозяйство. — Давай, теперь твоя очередь. Айзек сглотнул, уставившись на чужой член перед глазами. Он… Технически, это полностью справедливо, что после того, что сделал Калеб, ему следует ответить тем же. Но при мысли, что придется брать это в рот, Айзеку как-то сразу поплохело. — Калеб? Я… я не хочу этого делать. Он почувствовал, как руки мягко обхватили его голову и подняли лицо вверх. Калеб улыбался ласково, и от его улыбки в груди как-то потеплело. — Да ладно тебе, в этом нет ничего страшного. Я же тебе помог? Помог. Почему же ты не хочешь сделать это ради меня? — Ну, во-первых, я не просил тебя делать мне минет, все было целиком твоей инициативой. А во-вторых, я не хочу брать пенис себе в рот! — Он попытался подняться, но Редгрейв положил руки на его плечи, заставляя остаться на месте. Какое-то время он молчал. С каждой секундой Айзеку становилось все больше не по себе. Он попытался прикинуть, придется ли давать Редгрейву в морду, если тот вздумает проигнорировать его просьбу. Хотя после всего происходящего ему по-любому следует выписать удвоенное количество пощечин. К счастью, распускать руки не пришлось. Калеб ослабил хватку на плечах, погладил его по голове и примирительно произнес: — Хорошо, можешь не брать его в рот. Просто воспользуйся руками. Это… было приемлемым решением. Айзек кивнул и осторожно взял чужой член в руку. Следующие несколько минут прошли… спокойно. Он осторожно начал двигать рукой вперёд и назад вдоль пениса, постепенно меняя темп. Калеб стонал, но продолжал на него смотреть, сыпля комплиментами. Иногда его руки останавливались на затылке, и Вайнберг сжимал зубы, ожидая, что этот идиот ему таки попробует запихнуть член в глотку. Но все обходилось простыми поглаживаниями. В голове достаточно прояснилось, чтобы можно было задаться вопросом, где именно Айзек допустил ошибку в формуле сыворотки. И была ли ошибка вообще. Если он правильно понял происходящее — боль возникала во время вопросов, на которые человек не мог дать ответа сознательно. Сыворотка доставала эти ответы силой, прямиком из подсознания. Но были ли еще эффекты — помимо этого? Нет, таки десять человек для испытаний — это слишком мало. Но все же он оказался влюблен в Калеба Редгрейва. В идиота Калеба! Ещё и взаимно. Да, быть центром его внимания было замечательно. Просто удивительно. С его, Калеба, способностям к концентрации, как у пятилетнего ребенка, объевшегося сахаром, не сводить взгляда с человека на протяжении получаса — настоящий подвиг. На лице Айзека невольно появилась улыбка. Ведь может, когда хочет!.. Потрахаться. Нет чтобы вдвоем книгу почитать, в кино, в конце концов, сходить. Это Вайнбергу было бы куда больше по душе. Но что поделать, когда твоя любовь относится к «нормальной», то есть, к озабоченной части человечества?.. Размышления Айзека прервало то, что нечто брызнуло ему на лицо. Глядя на обмякающий в руке член, Айзек осознал, что все это время стоял ну в крайне неудачной позиции для того, чтобы избежать контакта с чужой спермой. — Калеб, твою мать! — сердито воскликнул Вайнберг и принялся руками стирать с лица белую слизь. Выходило откровенно плохо, она лишь больше размазывалась, донельзя скользкая и липкая. — Сложно было предупредить? В ответ Редгрейв предательски заржал. Ну и козёл. Любовь действительно зла. И жестока. — Хахах… Айзек, ты прям-таки нежнуля. Твою кончу я вообще проглотил, и ничего страшного не случилось. — Да потому что ты — свинья, которая сует себе в рот любую дрянь! — Но ты ведь меня любишь? — Люблю! Но сейчас ты меня бесишь! И расстраиваешь! Черт, когда уже действие сыворотки закончится… Калеб открыл было рот, чтобы что-то сказать, но неожиданно дернулся. Айзек едва успел его подхватить, когда Редгрейв обмяк, и осторожно опустил на пол. Финальная стадия действия препарата: потеря сознания, длящаяся от пяти минут до получаса. А это значит… В глазах Айзека потемнело, и он упал в обморок вслед за Калебом.***
Сознание возвращалось крайне неохотно. Голова слабо ныла, а тело было уставшим и требовало отдыха. Словно сквозь вату до Вайнберга доносился чей-то взволнованный голос: — …зек… Айзек, очнись! Он открыл глаза и увидел перед собой взволнованное лицо Калеба. — Что… что-то случилось? Я… — тут Вайнберг осознал, что лежит на полу абсолютно голый. Потом он вспомнил, почему он лежит на полу абсолютно голый. И невольно опустил взгляд. Калеб повторил за ним, после чего спохватился и, тихо ругаясь, спрятал свое болтающееся хозяйство и застегнул штаны. После этого он поспешил помочь подняться Вайнбергу, бешено строча: — Прости, я не знаю, что на меня нашло! Ты в порядке? Голова не болит? Что-то другое не болит? Чёрт, ты же простудиться можешь, я сейчас! — воскликнул он, после чего кинулся к столу и принялся рыться в многочисленных ящиках. Наконец-то донёсся торжественный возглас, и Калеб, словно волшебник, вытащил из ящика целый вязанный плед бордового цвета. Когда Айзека накрыли пледом, он опознал в нем один из подарков, сплетенных Альбертом. Кажется, тот подарил плед Калебу на Новый Год несколько лет назад. — Вот, теперь лучше… Тебе что-то нужно? Чай, вода? Чёрт, я же тебя запачкал, давай помогу. — Редгрейв достал из кармана платок с вышитыми маками и принялся вытирать его лицо. Глядя на метушащегося вокруг него Калеба, Айзека невольно подумал, что, несмотря ни на что, произошедшее того стоило. Тут до них донеслись звонок лифта и звук открывающихся дверей, за которыми показались потрепанные, но, к счастью, одетые Пит с Альбертом. — Редгрейв, отошел от Айзека сейчас же! Ися, если он тебя обидел, ты только скажи, мы вмиг его проучим! — И научим хорошим манерам. — Ой, вот кто бы говорил о манерах, — сердито насупился Калеб. — И вообще, у нас с Айзеком все прошло просто замечательно! Правда, Айзек? Вайнберг посмотрел на всех присутствующих и их препирательства. Альберт язвил, но перестал делать вид, будто Круг — чужие ему люди; Пит, убедившись, что с ним все в порядке, весело рассмеялся, совсем как раньше; Калеб… Калеб уселся рядом и обнял его, незло огрызаясь на друзей. Айзек моргнул. На мгновение ему показалось, что из-за туч вышло солнце… Но нет — на улице было всё так же облачно. Хотя это и не было важно. Возможно, эта затея с сывороткой правды была не лучшей идеей. Её последствия вышли ну совсем уж неожиданными. Этот побочный эффект… откровения надо будет как следует изучить, чтобы понять все тонкости процесса и причины его возникновения. — Ися, ты чего такой довольный? — Я не Ися, я — Айзек! — Из его горла вырвался радостный смешок. — За столько лет можно было и выучить, Фергюсон! — Ты смотри на него, — махнул в его сторону Пит, — а мы еще там волновались, что над тобой, беднягой, злой Калеб издевался… А ты тут сидишь и лыбишься! — Пит, не стыди чужие кинки. Ты сам — далеко не святоша, — фыркнул Альберт. Вайнберг застонал и спрятал свое лицо в пледе, пытаясь сбежать от смущения. Какие же они все несносные!.. Но, выглянув из одеяла, он тихо признался: — Ребята… я вас так всех люблю. Члены Круга на мгновение замерли и переглянулись. После чего Пит заявил: — Я… я тоже всех люблю!.. Даже Альберта. Он, конечно, мудак полный, а Калеб — козлина, но что поделать, любовь — зла. — И, смеясь, кинулся обнимать Калеба с Айзеком на полу. Калеб тоже рассмеялся: — Альберт, ты чего стоишь? Давай к нам, мы тебя лечить от маньячества будем! Сеансами насильственных обнимашек! — Детский сад… — тот покачал головой. Редгрейв нахмурился: — Так, что за брожения в коллективе? Товарищ Де Сальво, вам в приказном порядке следует немедленно нас всех обнять! Иначе вас ждет выговор с занесением в личное дело. — После чего потянул его за руку, заставляя с легким вскриком упасть ко всем остальным. Что сказать… у Ближнего Круга было обычное утро вторника.