Побег

      — Сидеть! — пальцы имперца мёртвой хваткой сжались на плече попытавшегося встать из-за стола заключённого.       Утром, после завтрака, вместо того, чтобы, как обычно, вести его на работу, охранник по непонятной причине приказал Тайко остаться на месте. Тот, хоть и был сбит с толку, излишнего удивления не выказал. Он покорно повиновался и наблюдал за тем, как постепенно пустеет столовая. За это время в голове у Селчу пронеслось множество мыслей и версий относительно того, почему ему приказали остаться. Больше всего Тайко боялся, что в какой-то момент ненароком выдал себя, и в результате имперцы что-то заподозрили, и теперь его ждёт преждевременная встреча с медицинским дроидом или, что хуже, с самим доктором Райверном, чтобы тот оценил его реальное состояние. Или же его вообще без всякого осмотра сейчас переправят в основной комплекс. Терзаясь различными предположениями, Селчу старался сохранять хотя бы видимое спокойствие, дабы не показывать своей тревоги.       Но в итоге всё оказалось не так страшно и гораздо проще, чем представлялось. Когда в столовой из заключённых, помимо Тайко, осталась только девушка-забрак, охранники велели им наводить порядок в помещении. Половину комнаты должна была убирать девушка, половину — Селчу. Для начала им нужно было собрать грязную посуду и вручную вымыть все эти тарелки и кружки. Теоретически, для этой цели можно было использовать технику, но, по-видимому, при организации этой тюрьмы решили: зачем тратиться на дополнительное оборудование, если тут болтается столько рабочей силы. И в довершении уборки требовалось вытереть со столов и пола остатки завтрака.       Тайко отметил, что сегодняшняя «напарница» устраивает его гораздо больше, чем Двадцать третий. Она не выводила из себя охранников, не огрызалась на замечания с их стороны, не лезла с вопросами к «напарнику» и, главное, ничего от него не требовала. Девушка вообще молчала и, кажется, не замечала Селчу. Тот тоже на неё не реагировал. Каждый из заключённых выполнял свою половину работы, не обращая внимания на второго, словно его тут и не было.       Молчали и наблюдающие за ними охранники. Имперцы просто прохаживались за спинами узников, изредка поторапливая их или указывая, что именно делать, а между собой за всё время они даже парой слов не перекинулись. Возможно, Тайко лишь показалось, но складывалось впечатление, что эти двое держатся друг от друга на отдалении и смотрят как-то косо. Похоже, они были не рады, что им пришлось работать в паре. Не исключено, что между ними имела место взаимная неприязнь, поэтому они и не разговаривали. Хотя причина молчания могла быть и в другом: обычно желание поболтать на охранников находило в непринуждённой обстановке, которая царила в комнате отдыха, где можно было развалиться в кресле, потягивая каф, а не на посту. Во всяком случае, в предыдущие два раза, охранники, когда их было несколько, тоже были не особо разговорчивы. Но с другой стороны, тогда рядом находился Двадцать третий, при котором имперцы старались лишний раз не раскрывать рта.       Тайко тряхнул головой. Вот уже второй день, о чём бы он ни думал, в конечном счете, мысли всё время возвращаются к одному и тому же — Двадцать третьему и его приказу. К слову сказать, самого Двадцать третьего Селчу утром не увидел на обычном месте. Либо у того начался очередной приступ, либо дерзкий заключённый опять повздорил с охранниками и был наказан. Как бы то ни было, Тайко был рад, что в этот день ему не пришлось работать с Двадцать третьим, от которого ничего хорошего ждать не стоило.       Вытирая со стола разлитую кем-то похлёбку, Тайко задумался: не придётся ли ему сейчас ещё и готовить? Но нет, во всяком случае, ему это поручено не было. Как только он закончил свою половину работы, охранник отвёл его в камеру. Тайко решил, что для него это к лучшему. Он опасался, что, если узнает, из чего делается паёк, у него может пропасть всякое желание это есть. А так день прошёл спокойно и не принёс никаких сюрпризов.       Через сутки, в следующий трудовой день, в столовой вновь показался Двадцать третий. О причинах его отсутствия по внешнему виду судить было трудно, но новых травм, если не считать ссадины на щеке, Тайко у него не заметил. Скорей всего, у Двадцать третьего всё-таки случился очередной приступ, во всяком случае, немного рассеянный вид и заторможенные движения указывали именно на это. Но работать Двадцать третий уже мог в полной мере, в чём Тайко убедился после завтрака, поскольку им опять выпало счастье трудиться вместе.       На этот раз заключённые должны были затащить партию ящиков и контейнеров в небольшое складское помещение, расположенное неподалёку от столовой. Селчу логично предположил, что внутри ящиков находится то, из чего состоит паёк заключённых. По-видимому, груз прибыл издалека, возможно, на корабле и в тюремную часть был доставлен на репульсорной тележке. Но дальше имперцы, похоже, посчитали, что она может застрять в узком коридорчике, непосредственно ведущему к продовольственному складу. И теперь заключённые должны были вручную разгружать ящики и относить их на склад. Ящики и особенно контейнера были относительно небольшими, так что Двадцать третий мог спокойно носить их одной рукой. Пока узники сновали туда-сюда, двое охранников стояли у тележки. В данном случае имперцев больше заботила сохранность ценного грузового транспортного средства, чем действия заключённых в коридорчике. Охранники рассуждали так: из этого тупика узники всё равно никуда не денутся, и даже Двадцать третий вряд ли что-то натворит, ну, разве что ящик на ногу уронит. Но по этому поводу имперцы точно переживать не стали бы.       Пока нёс очередной ящик, Тайко думал о том, что в первый месяц своего пребывания в этом славном месте он работал один. Потом, перед злополучным переломом, — два раза вместе с Двадцать третьим. А после выздоровления из пяти раз он только один день трудился в одиночку. Случайно всё это или нет? Возможно, дело в том, что, поскольку его считают небезнадёжным, работа вместе с другими заключёнными — это такая своеобразная подготовка к переводу в основной комплекс. Селчу надеялся, что причина именно в этом, а не из-за того, что охранники начали о чём-то догадываться и таким образом проверяют его, анализируют поведение: станет ли он как-то иначе себя вести в присутствии других узников, особенно Двадцать третьего, в отношении которого у надзирателей никаких сомнений не было. Из размышлений Тайко вывел толчок в плечо. Двадцать третий, идущий навстречу, якобы случайно задел его в узком коридоре.       — Как только окажешься внутри, задержишься ненадолго, нам надо поговорить, — едва шевеля губами, прошептал Двадцать третий.       Тайко чуть заметно кивнул в знак того, что понял, и продолжил свой путь. Двадцать третий взял подмышку очередной контейнер и поспешил следом. Когда он вошёл в складское помещение, Селчу ставил на полку свою ношу.       — Ну как? — спросил Двадцать третий, когда Тайко обернулся к нему.       — Ты о чём? — не понял тот.       — О своём поручении. Удалось что-нибудь выяснить?       — Пока нет, — то, что ему удалось выяснить раньше, Тайко пока говорить не хотел, а за предыдущие три дня он не услышал ничего такого, о чём, по логике вещей, не мог не знать сам Двадцать третий.       — Почему? — Двадцать третьего не удовлетворил такой ответ.       Тайко вздохнул и закатил глаза. У него возникло ощущение, что Двадцать третий издевается. Не может же он не понимать реального положения дел? Или он серьёзно, и, по его мнению, охранники в присутствии заключённых с утра до вечера только тем и занимаются, что разговаривают о том, как выйти из этого здания и покинуть планету? Неужели Двадцать третий действительно считает, что подобную информацию можно узнать за пару дней?       — Потому что никто не станет обсуждать при мне ничего важного именно в тот момент, когда я этого хочу, — Тайко поправил криво стоящие на полке контейнера, пока те не упали кому-нибудь на голову. — А я не могу слушать все разговоры охранников…       — Не можешь или не хочешь — это разные вещи, — прошипел Двадцать третий.       — Не могу, поскольку большую часть времени нахожусь в камере, — Селчу не понимал, почему он должен разъяснять то, что и так очевидно. — А непосредственно под самой дверью никто не болтает, в эти два дня у камеры вообще дежурил только один охранник, который почему-то сам с собой не разговаривал.       Двадцать третий пропустил эти слова мимо ушей.       — А может быть, ты просто не пытался ничего узнать? Или ты решил составить план и сбежать один? — Двадцать третий, возившийся с контейнером, который пытался запихнуть на полку, наконец, справился со своей задачей и резко повернулся к Селчу. — Кинуть меня вздумал? — глаза Двадцать третьего подозрительно сощурились.– Не выйдет!       — Ты обо всех по себе судишь? — Тайко старался, чтобы его голос звучал спокойно, хотя на самом деле нервы уже были на пределе. Ещё немного, и он пошлёт куда-нибудь грубого и непонятливого собеседника. — Собрать всю информацию и составить план побега за три дня невозможно, на это требуются многие недели, — попытался он объяснить Двадцать третьему, но тот не стал слушать.       — Не оправдывайся. Я дал тебе простое задание: слушать разговоры охранников, что может быть легче, — похоже, Двадцать третий не отличался терпением и действительно не понимал, насколько это трудная задача.       — А я тебе сказал, что по моему желанию охранники ничего говорить не будут. Чтобы собрать нужную информацию, требуется время, — повторил Тайко, ему уже надоел этот бессмысленный разговор. — А если ты не хочешь ждать, то ищи кого-нибудь другого, кто поможет тебе сбежать.       С этими словами Селчу сделал шаг в сторону выхода.       — Стоять! Я тебя не отпускал. Мы ещё не закончили! — Двадцать третий преградил ему путь.       — Знаешь, за пределами этих стен ты мог быть кем угодно, но здесь мы с тобой находимся в равных условиях, так что не надо указывать, что мне делать, — Тайко скрестил руки на груди.       — Не смей так со мной разговаривать!       — Это ты смени тон, — Тайко бесстрашно посмотрел на Двадцать третьего, давая понять, что его так просто не запугать.       — Ах, ты… — Двадцать третий наотмашь ударил Тайко по лицу. — Ты сделаешь то, что я велел, или пожалеешь.       То ли в столовой Двадцать третий только показался Селчу заторможенным, то ли к этому моменту он уже окончательно пришёл в себя, во всяком случае, с реакцией у него было всё в порядке. Чего нельзя было сказать о неготовом к такому повороту событий Тайко. Прежде чем он сумел опомниться, Двадцать третий с новой силой нанёс ещё один удар. Этот человек действительно одинаково владел обеими руками и то, что одна была на перевязи, ему совершенно не мешало. Селчу не устоял на ногах и вдобавок ещё и налетел на стеллаж с ящиками, ободрав локоть и разбив лицо. Двадцать третий собирался нанести ещё один удар, но не успел.На шум примчались охранники. Один из них оттащил разбушевавшегося заключённого и заломил ему здоровую руку за спину, а второй встал перед скорчившимся на полу и истекавшим кровью Селчу.       Тайко был не готов к нападению со стороны Двадцать третьего, поэтому и не успел отреагировать. Хорошо, охранники вмешались вовремя, потому что, несмотря на свой обычно мирный нрав, терпеть побои со стороны другого узника Селчу бы не стал и ответил. И тогда глазам охранников предстала бы другая картина. Интересно, какие выводы сделали бы имперцы, если бы застали выясняющих отношения узников, один из которых слывёт спокойным и покорным. Возможно, Двадцать третий, как и грозился, специально попытался спровоцировать Тайко, чтобы тот выдал себя охранникам. А, может быть, он действительно пришёл в ярость, потерял контроль над собой и уже не думал о последствиях. Ведь в итоге своими действиями Двадцать третий в очередной раз, в первую очередь, навредил себе, поскольку прибежавшие охранники увидели, как он избивает беззащитного Тридцатого, который в их глазах выглядел лишь жертвой.       Тайко поморщился от боли и подавил желание выругаться. Не стоило высказывать вслух своё мнение по поводу Двадцать третьего и надеяться на то, что охранники за собственными криками ничего не услышат. Селчу, конечно, подозревал, что иметь дело с Двадцать третьим опасно, и это сулит одни проблемы. Но он не думал, что проблемы будут такими. Двадцать третий продемонстрировал себя во всей красе. Похоже, это человек действительно привык добиваться всего одной грубой силой.       — Ты что, совсем с катушек съехал? Уже на заключённых набрасываешься, — охранник прижал вырывающегося Двадцать третьего лицом к стене. — Да ещё нашёл на кого, специально выбрал того, кто точно не даст сдачи?       Двадцать третий сообразил, что охранники не поняли, из-за чего всё произошло. Они услышали грохот, а не слова заключённых. Тридцатый по-прежнему оставался у имперцев вне подозрения. Двадцать третий не стал их разубеждать, дабы не лишиться возможности выбраться из этого «чудесного» места.       — А что, у него глаз нет? Вообще не смотрит, куда идёт, налетел на меня, — Двадцать третий попытался хоть как-то оправдать свои действия и сказал первое, что пришло в голову.       — Ага, давай, вали на него всю вину. Ещё скажи, что это он на тебя первым напал, — охранник прервал объяснения заключённого. — Знаем мы тебя, правда, раньше ты только на всех огрызался, а теперь ещё и с кулаками набрасываться начал.       — И если уж на то пошло, то я скорее поверю, что это он с твоего пути вовремя не посторонился, поскольку тебе, как погляжу, сегодня всё время места мало, — добавил второй охранник. — Видел я, как ты отпихнул его в коридоре.       — Ничего, теперь ему долго никто мешать не будет и стоять у него на дороге, — охранник одной рукой схватил Двадцать третьего за шиворот, а другой вытащил бластер, чтобы отбить у заключённого желание сопротивляться. — Посидишь неделю-другую в карцере, да ещё и в наручниках. Может, это тебя, наконец, образумит.       С этими словами охранник поволок Двадцать третьего прочь. Зажатый в руке бластер говорил о том, что если заключённый вздумает выкинуть какой-нибудь номер, имперец церемониться не станет. Узник уже превзошёл ожидания, продемонстрировав свой буйный нрав. Похоже, после нападения на другого заключённого Двадцать третий окончательно вышел у охранников из доверия. До этого он выражал свою злость и недовольство лишь словами, но тут перешёл все границы, сорвавшись на другом узнике, и теперь от этого человека можно было ожидать любой выходки. И памятуя чрезвычайное происшествие в основном комплексе, охранники рисковать не хотели. Но сейчас меры были излишними: Двадцать третий, на удивление, даже не стал огрызаться. Видимо, на сей раз не хотел вредить себе ещё больше. Он уже достаточно подставился, и дальше испытывать терпение охранников было опасно.       Между тем второй имперец рывком поставил Тайко на ноги и, схватив за подбородок, развернул лицом к себе. Охранник оглядел узника, желая выяснить, каковы последствия выходки Двадцать третьего. Лицо заключённого было в крови, но оценить невооруженным глазом, насколько серьёзна травма, было нельзя. Поэтому охранник вызвал медицинского дроида и в ожидании его прибытия позволил заключённому сесть на стоящий в углу ящик. Селчу потёр ушибленное колено и осмотрел локоть. Ну вот, почему ему сегодня выпало работать именно с Двадцать третьим? Не могли охранники поставить его с кем-нибудь вроде той девушки или бывшего сокамерника? Стоявший рядом с Тайко охранник что-то ворчал себе под нос. Судя по тону, имперцу запоздало пришла мысль, что «напарники» были подобраны неудачно. Закончив осматривать локоть, Селчу, не дожидаясь появления дроида, попытался сам ощупать рану на лице, но охранник стукнул его по запястью.       — Не трогай грязными руками!       Вообще-то охранник был прав, не хватало ещё занести в рану инфекцию. Тайко поглядел на свои руки. Ящики и контейнера, которые приходилось таскать, были не особо чистыми, и в результате пальцы уже стали серыми. Так что Селчу прекратил самообследование и стал дожидаться медицинского дроида, хотя сомневался, что тот что-то обнаружит. Исходя из своих ощущений, Тайко полагал, что травма не особо серьёзная. Сознание он не терял, головокружения или тошноты не ощущал. Единственное, ему было сложно судить, насколько сильное кровотечение, поэтому Селчу предпочёл сидеть спокойно и не делать резких движений.       Тайко вздохнул. Вот уже второй раз совместная работа с Двадцать третьим закончилась для него травмой. Правда, тогда особой вины Двадцать третьего не было: он себя не контролировал, когда выпустил ящик, а Селчу от неожиданности не удержал груз. Но сейчас всё было по-другому. Двадцать третий хотел причинить боль «напарнику». А Тайко не ожидал, что Двадцать третий начнёт его избивать. Неизвестно, чего этот тип намеревался добиться подобными действиями, вероятно, хотел запугать. Но в результате достиг обратной реакции: после такого у Селчу пропало всякое желание помогать этому человеку сбежать. Только проблема в том, что Двадцать третий ясно дал понять, что с ним шутки плохи, и отказ он не потерпит. И если раньше Тайко думал, что, если с планом что-то пойдёт не так, Двадцать третий просто сдаст его охранникам, то теперь у него появились причины опасаться за свою жизнь. После случившегося у Селчу закралось страшное предположение, что за невыполнение приказа Двадцать третий в порыве ярости его убьёт. Вероятно, охранники за это не погладят буйного заключённого по голове, и того постигнет какое-то наказание, только вот Тайко уже будет всё равно. Он не особо обольщался на тот счёт, что охранники станут его защищать, повезёт, если, как сегодня, хотя бы успеют вовремя вмешаться. Правда, больше застать Селчу врасплох не получится. В следующий раз он уже будет наготове и, в случае чего, сумеет постоять за себя. Только к чему это приведёт? Одна надежда, что после нынешнего инцидента имперцы больше не будут отправлять их вместе на работы, а в столовой или коридоре на глазах у охраны Двадцать третий на подобное не отважится.       Тайко в очередной раз задался вопросом: кем с такими замашками может быть Двадцать третий? К сожалению, на этот вопрос однозначного ответа не было. Но одно можно было сказать точно: в этой тюрьме отнюдь не имперцы представляют основную угрозу. Империя сумела справиться с этим человеком, теперь именуемым Двадцать третьим, упрятав сюда, но, очутившись вновь на свободе, он может стать головной болью уже для Новой Республики. И это окажется на совести у Селчу, а ему не хотелось совершать то, за что он будет корить себя всю оставшуюся жизнь. Вдруг он поможет выйти на свободу новому Ксизору? От одной такой мысли уже становилось не по себе. Но, конечно, нельзя исключать, что Двадцать третий только кажется ужасным. Возможно, он лишь старается придать значимость своей персоне, воображая себя тут самым сильным, а на самом деле он ничего особенного из себя не представляет: так, пылинка в масштабах галактики. Или же всему виной регулярные приступы, которые могли вызвать психологические отклонения, вследствие чего Двадцать третий искренне начал считать себя неизвестно кем. Это бы объяснило, почему он ничего не желал слушать и не думает о последствиях своих действий. Последняя версия страшила Тайко больше всего, потому что он не представлял, чего можно ожидать от человека с помутнённым сознанием. В этом случае действия Двадцать третьего могут быть абсолютно непредсказуемыми и противоречить любой логике.       Но, в любом случае, в независимости от того, что двигало Двадцать третьим, после нынешнего инцидента Тайко пожалел, что судьба свела его с этим человеком. Раньше Селчу никогда не бросал своих союзников, это было против его принципов, и если давал слово, то держал его. Но сейчас у него возникла мысль сделать то, в чём его подозревал и обвинял Двадцать третий. Тайко решил: если он сумеет разработать план и подвернётся возможность сбежать, не посвящая в него Двадцать третьего (например, когда у того будет очередной приступ, или охранники просто больше не будут ставить их вместе, что, после сегодняшней выходки Двадцать третьего, вполне вероятно), то он такой шанс не упустит. Но, если случай не подвернётся, Селчу по-прежнему готов был выполнить обещание, хоть и с большой неохотой.       Из коридора донёсся шум. Селчу и охранник одновременно повернулись на звук. Это, наконец-то, прибыл медицинский дроид. Осмотрев заключённого, он не выявил никаких серьёзных повреждений, только легкое рассечение, а также разбитую губу и оцарапанный локоть, а ещё синяк на колене, но это уже мелочи. Охранник убедился, что с заключённым всё в порядке, и, как только дроид закончил обрабатывать раны, велел Тридцатому вновь приниматься за дело. Работы оставалось ещё много: к этому моменту было перенесено меньше половины ящиков. Селчу подозревал, что в конце дня у него опять будут ныть от усталости спина и руки. Но лучше вечером в изнеможении рухнуть на койку, чем получить удар от союзника. Правда, после того, что тут произошло, у Тайко язык не поворачивался так назвать Двадцать третьего. С этим человеком вообще больше не хотелось иметь дело, и Селчу надеялся, что ещё долго не придётся. Тайко поднялся на ноги и продолжил разгружать тележку, теперь уже в одиночку.