Цикл рассказов "Ничего особенного"

Всем влюблённым посвящается

Кофе на столе давно остыл. Давно,…как и мои чувства к тебе. Зачем ты это сделала? Нет, даже не так – НАХЕРА ты это сделала? Нахера ты пустила наши отношения на самотёк, как нерадивые машинисты пускают поезда под откос, отчаянные наркоманы пускают героин по вене и полные неудачники пускают свою жизнь псу под хвост? Зачем ты это сделала? Ты ведь не думала обо мне, правда? Нет, конечно. Ты думала только о себе, ты всегда была той ещё эгоисткой, и я был тебе какое-то время нужен, а потом ты бросила меня, растоптала мою душу и разбила все мои яйца в холодильнике. И теперь я сижу на пустой кухне, с пустым холодильником и опустошённостью в сердце. Я не могу даже приготовить себе сраный кофе, потому что ты забрала нашу кофемашину, на которой я каждое утро готовил тебе эспрессо, капучино и латте-маккиато с добавлением долбанного кокосового молока, без которого ты не могла даже поднять свою ленивую задницу с постели. Теперь я сижу здесь один, без яиц и кофе, злой и голодный. Я вынужден выходить на улицу, общаться с людьми, покупать себе еду и одежду. Это ты меня заставила пойти на эти крайние меры. Это ты виновата. Ты виновата во всём. Во всём, что привело к краху наших отношений. Вот и сейчас я иду по унылому, серому, дождливому городу в ближайший к нашему дому «Старбакс», потому что только стаканчик свежесваренного кофе способен согреть моё вечно ледяное сердце. Я иду не спеша, но холодный ветер, дующий мне в спину, постоянно меня подгоняет, боится, что я не успею и «Старбакс» внезапно закроют в девять тридцать утра по техническим причинам. А потом уже никогда не откроют снова. И я навсегда останусь без утреннего, дневного и вечернего кофе. А потом, наверное, умру. Я иду, на душе скребут кошки, я их пинаю ногами, и они с недовольным визгливым мяуканьем слезают с моей души и растворяются в ближайшей грязной подворотне. Я плачу, но тихо и только одним глазом, чтобы никто не заметил моих слёз. Чтобы их не заметила ты, если ты вдруг сейчас проходишь мимо меня и думаешь, что я плачу из-за тебя, хотя это совсем не так. В «Старбаксе» очередь за свежесваренным кофе – длинная, но не такая, как из желающих помочиться на твою могилу. Я в этой очереди первый. Я дую горячим дыханием и потираю свои холодные руки, потом расстёгиваю ширинку, достаю из трусов свой прибор и начинаю обильно мочиться на твою могилу – на гранитный памятник, искусственные цветы, рюмочку водки и конфеты «Белочка». Я мочусь на всё это, потом стряхиваю болт, засовываю обратно в трусы, застёгиваю ширинку и закуриваю. Я не курю, точнее - не курил, пока ты не умерла. Конечно, чисто технически, ты всё ещё жива, но лично для меня – ты уже давно умерла и твоё, некогда прекрасное и стройное тело, теперь удобряет какую-нибудь берёзу или каштан. Я стою, прислонившись плечом об дверной косяк, и думаю. Я думаю о разном. В основном – о том, как бы сложилась моя жизнь, если бы я не встретил тебя. Я думаю, она сложилась бы гораздо лучше. Девушка за прилавком, что выдаёт кофе, стоит с моим стаканчиком, на котором написано «Антон», хотя меня зовут Максим. Они перепутали! Перепутали моё имя, понимаешь? Это всё ты, это твоё проклятие, оно всё ещё висит на меня, как камень, привязанный к шее утопленника, и тянет меня глубоко вниз. А я могу только задыхаться и пускать маленькие пузыри воздуха, такие маленькие, что они даже не лопаются, а просто исчезают, не успев перед этим даже покаяться в своих грехах. Я пьют кофе с чужим именем, смотрю на мир чужими глазами, проживаю чужую жизнь. У Антона жизнь не так плоха, как у Максима. Он молод, энергичен и успешен. У него есть всё, чего он хочет и он по-настоящему счастлив. Это потому, что Антон не встречался с тобой, иначе бы он сейчас был точно таким же, как и Максим – угрюмым, подавленным, замкнутым в себе. Я допиваю кофе Антона и снова становлюсь Максимом – и мне от этого тошно. Так тошно, что я начинаю бродить по «Старбаксу» и выхватывать у других людей их кофе, пить их кофе, становиться этими людьми: вот я - Вячеслав, бизнесмен среднего класса, а теперь я – Оксана, владелица собственного маникюрного салона, а с этим глотком становлюсь Елизаветой – элитной проституткой с опытом работы в медицине. Я просто пью чужой кофе и живу чужими жизнями. Потому что я не хочу больше быть Максимом. Я не хочу больше помнить, что в моей жизни когда-то была ты. Обезличенные люди на меня ругаются, плюются и лезут в драку – им не нравится то, что я краду их личности, мысли, чувства, потаённые желания и грязные секреты. Они хотят их вернуть назад. Но они не понимают. Если бы они знали, если бы они только догладывались о том, какую боль мне причиняют воспоминания о тебе, они бы меня поняли, поняли и простили. Но им не дано понять. В их жизни никогда не было тебя. Пара крепких парней из персонала «Старбакса» берут меня за шкирку и вышвыривают на улицу, как нашкодившего домашнего кота. Примерно так же ты поступила со мной, только с тобой это был гораздо, гораздо больнее. Я лежу на мокром, скользком, холодном асфальте, и из моих глаз текут слёзы – это кофейные слёзы, потому что всю воду из организма я уже давно выплакал. Я медленно встаю на ноги и, не торопясь, иду обратно к себе домой. Я не хочу туда идти, ведь всё там напоминает мне о тебе – твои фото в рамке, забытые под кроватью трусики, жёсткая пемза, которой ты любила драить свои затвердевшие пятки. Мне не хочется идти домой, нюхать твои трусики и вспоминать о тебе. Но и не идти домой я тоже не хочу – я устал, замёрз и скоро начнётся мой любимый сериал. Наш любимый сериал, который мы когда то любили смотреть вместе. Но теперь ты смотришь его с кем-то другим, теперь ты отравляешь жизнь кому-то другому, а не мне. Мне искренне жаль этого человека. Ведь, рано или поздно, ты бросишь его, точно так же, как бросила когда-то меня. И он начнёт, так же как и я, бродить по пустому дому, слоняться по пустому городу, пить чужой кофе и надеяться когда-нибудь перестать быть самим собой. Ведь тогда он, и я, мы, наконец, сможем стереть последние воспоминания о тебе. И начать всё заново. Возможно, для этого человека ещё не поздно начать всё заново. Но я свой шанс на новую жизнь давно упустил. Мне осталось лишь достойно прожить остаток нынешней. Если ты сейчас читаешь эти строки – значит, меня уже нет в живых. Может быть, я умер давно, и мой прах развеяли над морем, как и я всегда того и хотел. А может быть, я умер совсем недавно, и моё тело всё ещё плавает в какой-нибудь реке или маленьком озерце, и голодные чайки на подлёте вырывают из него куски сладкого мяса с привкусом моего посмертного отчаяния. В любом случае, возможно, скорее всего, это не точно, но я не отрицаю такой возможности – я умер, так и не успев сказать тебе того, что хотел бы сказать перед смертью. Поэтому я пишу тебе это письмо. Конечно, его может прочитать кто-нибудь другой, кто угодно может его прочитать и многого не понять, неправильно истолковать мои мотивы и стремления, но я искренне надеюсь, что его прочитаешь именно ты. Признаться честно – я хотел тебя убить, хотел убить нас обоих, хотел, чтобы мы умерли красиво и романтично, как Бонни и Клайд или как Ромэо и Джульетта, хотел подсыпать нам обоим крысиный яд в чай, но ты чай никогда не пила, ты пила только кофе, а подсыпать дешёвый крысиный яд в дорогой итальянский кофе я считал недопустимым. Затем, когда ты меня окончательно бросила, я хотел нанять профессионального киллера, чтобы он убил тебя, а потом и меня, но киллер ответил, что за двоих он возьмёт по повышенному тарифу, а на это моих финансов уже не хватало, я мог, конечно, взять кредит в банке, но я очень стеснялся, когда меня спрашивали, на какие цели я собираюсь взять деньги у банка. Ещё я мог убить тебя сам, я даже купил пистолет и патроны к нему, но потом осознал, что совершенно не умею из него стрелять и что это не так просто, как показывают в голливудских фильмах, и бросил эту затею. После этого я ещё много раз пытался устроить «случайную» утечку газа в твоей новой квартире или подговорить твоего соседа зарезать тебя миниатюрным топориком для мяса в тот момент, когда бы он «невзначай» зашёл к тебе за солью и сметаной для украинского борща.…А затем вдруг прекратил. Нет, мне не надоело, я не устал и даже не умер. Просто…я кое-что осознал. Кое-что очень важное. Фредерик Бегбедер писал о том, что любая любовь живёт три года – ни минутой меньше или больше. Многие люди склонны с ним соглашаться, но я считаю, что любая любовь – вечна и живёт ровно до того момента, когда кто-нибудь из двух влюблённых не сдохнет. Только тогда порочный круг страсти, сексуального влечения, ненависти и отчаяния сможет разомкнуться и выпустить из себя того, кто выжил. Когда ты меня бросила – ты не убила нашу любовь, ты лишь заставила её корчиться в предсмертной агонии, в состоянии вечного мучительного догорания на углях некогда пылающего костра. Я хотел покончить с этим. Хотел вывести тебя из уравнения, стереть вспоминания о тебе с лица земли и из своей головы. Но потом…потом я, внезапно, осознал…что всё ещё люблю тебя. Я не могу жить без тебя. Так же, как не могу жить с осознанием того, что ты можешь жить без меня. Если ты сейчас читаешь эти строки – значит, сейчас девять тридцать утра, ты зашла в тот самый «Старбакс», заказала себе латте-маккиато с добавлением долбанного кокосового молока и лениво его потягиваешь, пока одним глазом и второпях прочитываешь это письмо, чтобы в конце скомкать его и выбросить в мусорку – как когда-то ты сделала тоже самое с моими чувствами к тебе. Я знал, что всё так и будет. Ты, наверное, не удивишься, когда поймёшь, что здание кофейни заминировано, а двери наружу почему-то заклинило. Это мой прощальный подарок для тебя, дорогая. Для тебя и всех, кто оказался с тобой в «Старбаксе» в это холодное и дождливое сентябрьское утро. Посмотри в эти одухотворённые, напуганные до усрачки лица…Я знаю всех их наизусть: Вячеслав, бизнесмен среднего класса, Оксана, владелица собственного маникюрного салона, Елизавета – элитная проститутка с опытом работы в медицине.…Все они кого-то любят, и, скорее всего, кто-то любит их в ответ. Бегбедер ошибается – их любовь не живёт три года. Она живёт вечно и сдохнет…только вместе с ними. Так же, как наша любовь наконец-то сдохнет вместе со мной…и тобой. Прощай, mon amour. Навеки твой, Антон (Максим).