Нас не догонят

Вся моя жизнь состояла из каких-то отдельных кусков пленки, отчужденных и безжизненных. Мое рождение пошло боком всем — так считал я с самого раннего детства. Ничего примечательного не случилось, просто родился обыкновенный, совершенно как все, мальчик. В мои пять лет родители окончательно огорчились во мне. Вспыльчивость, как считал уже подросший я, досталась мне от отца. Даже будучи маленьким пятилетним ребенком я не мог стерпеть каких-то грубых слов в свой, пусть и детский, адрес. Мальчик, чье имя я благополучно уже и не помню, был совершенно неадекватным задирой, ненавижу таких. Моя миссия была до мозга костей проста. Когда он вновь начал задирать других ребятишек на детской площадке, я, соответственно, не стерпел и влепил ему хороший подзатыльник. К моему огромному удивлению, он сразу побежал плакаться матери, а я лишь стоял, недоуменно хлопая своими голубыми глазами ему вслед. Одна воспитательная беседа, вторая и третья, а дальше уже обыденное отречение. «Я был желанным ребенком» — повторял себе я каждый раз, закрываясь в ванной комнате, прикрывая рот рукой, задыхаясь в немом крике о помощи. Сплошь до шести лет на меня никогда не поднимали руку. Всегда все решалось не особо приятным разговором, но чему-то всегда приходит конец, правда? В десять лет я понял, что выгляжу как девчонка. Мои длинные огненные пряди россыпью ложились на плечи. Они были прямые и безумно нравились мне цветом, словно мандарин. Я невыносимо сильно люблю мандарины. У меня были пушистые длинные ресницы, а глаза все такие же огромные, цвета светло-голубого неба. К тому же я был невероятно худым. Я любил себя, каждый раз смотря в зеркало, я восхищался, я восхищался своим блядско-детским отражением. Нет, я не хвастался, но мне нравилось, и знаете, что? Это продлилось недолго. Отучившись недолго на домашнем обучение, меня, как и всех нормальных детей отправили учиться в школу. Я ужасно волновался, ведь иметь хоть какой-то контакт со своими ровесниками мне никогда не удавалось. Мысль о появлении друзей в моей серой однородной массе под названием «жизнь» обрела какие-то очертания ее названия, будто красок добавили в мрачную картину. Первое сентября должно было пройти просто великолепно! Пусть и уже в сформировавшемся коллективе, я постараюсь влиться в их небольшой, надеюсь, дружный класс. Я проснулся за полчаса до будильника, сон как рукой сняло. Умыться, позавтракать, одеться — труда не составило, но я проснулся слишком рано и сделал все слишком быстро. К слову, меня это ничуть не расстроило, наоборот! Чем раньше приду — тем быстрее познакомлюсь там со всеми.

«И почему моя мать родила меня с таким нелепым цветом волос?» «Мои глаза так похожи на небо, они красивы, так почему же другие смеются, утверждая, что лучше б я был слеп?» «Я такой худой не потому, что мне нечего кушать, я такой, какой я есть.» «Не девчонка я!» «Я такой, как все, правда, мама?»

В первый же день был поход в кабинет директора, в котором я, кстати говоря, появлюсь еще точно не раз. Смотря в зеркало, я больше не видел той красоты, что была ранние, я видел лишь чудовище. Маленькое рыжее чудовище, худое и некрасивое. Монстр, что испачкался в крови уже своих «одноклассников». Идеальная характеристика десятилетнего мальчика. Все мечты о друзья завяли также, как и расцвели. Молниеносно. К началу четырнадцати лет я начал злоупотреблять едой. Все эти издевки в мою сторону со словами: Худой, девчонка, слабый, дрищ, и далее по списку — мне насточертели. Я кушал много, глушил в еде абсолютно все проблемы. Мне нравилось есть, ощущать вкус еды, особенно шоколад. В день я могу есть его килограммами, и мне нравилось. Я заглушал боль, обиду, и, о, как банально, недостаток родительской заботы. Мои, по началу, необычайно трепетные, ласковые и проницательные родители, что давно уже разочаровались в существование единственного сына, решили завести еще одного. И мне было плевать ровно до тех пор, пока срывом их нерв не оказался я сам. Как любой другой человек, я лишь хотел быть любимым, но получил ровным счетом ни-че-го. Но я не жаловался. Никогда. Я только плакал и ел. Плакал, потому что было крайне больно держать в себе, а ел, чтобы заглушать обиду, пусть и временно, но помогало. В четырнадцать я понял, что выгляжу далеко не ахти, а на весы вставать стало одним лишь огорчением, а следственно и заеданием своего небольшого огорчения. Родители нянчились со своим новым ребенком, которого взяли из детского дома. Я не понимал, почему они над ним так трясутся, ведь ему было уже достаточно лет, чтобы он мог заботиться о себе сам. От этого я только и делал, что ел. Рассудок наконец взял верх месяца через два, и тогда я понял, что если не похудею — то точно сожру все и вся на своем пути. Еда стала для меня, как смысл жизни, а насмешки были обидными, но кулаками я помахать как прежде уже не мог. Были мысли навалиться всем своим весом, но… В пятнадцать я уже успел перепробовать кучу диет: питьевые, фруктовые, шоколадные, правильное питание и даже чертов спорт! Так я стремительно начал терять вес. Мне было приятно каждый раз вставать на весы и видеть результат моих голодовок. Результат и правда был, а мне было только в радость, и, чем больше я скидывал, тем больше понимал, что этого мне мало. Я начал подсчитывать калории, урезать свой рацион до минимума. Так медленно, но верно я сходил с ума. Стресс я перестал заедать, меня это радовало до мозга костей, но хорошее всегда прекращается слишком быстро, на этот раз я знал точно. Родители, будто с цепи сорвались. Малейшая оплошность и я получил довольно сильные увечья. Ходить в синяках было моей небольшой традицией. А за три месяца до дня рождения я решил повеситься. Прекратить мучения и страдания, пусть и причина для многих была маленькой, пустяковой, но это ведь не повод говорить, что я только накручиваю себя, и мои проблемы высосаны из пальца? У каждого человека свой предел терпения и стойкости, у кого-то он просто меньше, а у кого-то, наоборот, больше. К слову, раз пишу, значит, и смерть моя, неплохо спланированная, не удалась. Меня вытащил мой младший брат, буквально снял с этой чертовой петли, а ведь оставалось совсем немного. Так на моей шее появился след от неудачного суицида. Ходить с ним, появляться в людях было просто стыдно, поэтому я купил себе черный чокер. Ничего примечательного, обычная черная ленточка, которая перекрывала глупый удушающий шрам. В шестнадцать лет я вновь стал очень худым, ведь спорт я исключил из своего «рациона». Ничуть не жалея, ведь голодовки и без того отнимали много сил. Я даже успел отрезать свои длиннющие волосы, так мне шло больше, так мне нравилось больше. Наконец-то я вновь начал нравиться себе, а свое отражение больше не вызывало отторжения и грусти. Мне даже моя худоба нравилась. Каждый раз я отмахивался и говорил сам себе, что сейчас все такие. Абсолютно все. К моему сожалению, в шестнадцать я первый раз влюбился. Это была Шиноа Ленц, безумно красивая девушка с рыжими волосами и изумрудными глазами, у нее были милые едва заметные веснушки, да и выглядела она всегда максимально привлекательно. Я начал ухаживать за ней, дарить цветы, подарки, абсолютно ничего не жалея для девушки мечты, ведь именно так я и называл ее. Деньги доставались мне легко, я даже ничего и не делал. Отец хорошо вел бизнес, но довести его не успел, поэтому пришлось его продать, чтоб мать не потратила на ненужные вещи, такие, как алкоголь, например. С Шиноа я повстречался месяца три, а потом она меня бросила. Бросила потому, что делал для нее все. Любил ее больше всего на свете. За это и бросила. Интересно, правда? Любишь — похуй, не любишь — вау, ты такой классный, давай встречаться. После расставания я поник. Мне было так грустно, так больно, ведь я и правда любил эту девушку. Я даже думал повторить попытку суицида, но уже не с петлей на шее, а просто баночкой таблеток. И я сделал это, но бог решил поиграть в кошки мышки, и вот, я снова здесь. Проснулся я тогда в больничной палате, почти сразу цокнув, ведь я снова жив, я снова «нужен» этому миру. Подобных отношений у меня было еще двое, потом мне стало плевать. Любовь — пустяк, да и вообще ненужная вещь. Зачем кого-то любить и быть от кого-то зависим? Можно жить и для себя, добиваться успехов. Таким образом я лишился и чувств. Со временем жить с родителями стало ужасно невыносимо. Находиться в одной квартире со сборищем наркоманов было тяжело. Мать начала пить, когда умер отец. Передознулся, а мать медленно, но верно идет по его дорожке, даже не оглядываясь на нас, ее детей. Широ, её приёмный сын и мой приемный брат, который рос в любви и здравии, превратился в чудовище инцестских сцен. И это никак не касалось родителей. Это касалось меня. Широ всего на год младше меня, но матушка природа его не обделила красивыми белыми волосами, челки, что спадала на лоб, слегка прикрывая глаза, выразительными серыми глазами, высоким спортивным телом. Он часто смеялся, когда узнавал, что я сижу на диете, называл глупой девчонкой, но мне было плевать. Когда Широ было шестнадцать он напился в баре до чертиков в глазах и прискакал домой. Всем было плевать: мать бухая, батя  сдох. Я, как старший брат, видя этого чертилу под руку в его комнату просто понятия не имел, зачем же так накидываться. Аккуратно доведя до его комнаты, мне пришлось затащить эту довольно тяжелую тушу до кровати. — Чуя, почему все так нечестно? — Я слегка оторопел и посмотрел на него взглядом полным негодования. — О чем ты? Широ горько улыбнулся, похлопав по кровати рядом с собой, указывая, чтобы я сел. Ничего странного не видя в подобном действии, я все же сел. «Он всегда был странным» — я думал так, потому что на него действительно многое навалилось. В пять лет он лишился родителей, их убили прямо у него на глазах. Полиция, к сожалению не успела вовремя, поэтому парень остался круглым сиротой. Мои родители взяли его под опеку, ведь им нужен был нормальный сын, с трагичной судьбой и совершенно не такой, как все. Тот, на кого можно понадеяться в старости, и тот, кому не все равно абсолютно на все. Я понятия не имел, почему они считали меня настолько ужасным, что по их представлению, я бы им и стакана с водой в старости не принес. — Мать опять в годовом запое, Чу, — он хватает меня за запястье, отчего я слегка дергаюсь, но ничего не предпринимаю. Ши всегда был со своими тараканами в голове, за это я его никогда не судил. — Я понимаю, но ничего страшного, Широ, мы и вдвоем справ… — Чуя, я тебя люблю, — тяжело дыша, говорил мне на ухо младший брат, нависая сверху надо мной. Как я оказался в кровати, поджатый своим крепким, пусть и не кровным братом, я понятия не имел. Это был первый раз, когда я действительно испугался его холодных серых глаз. Они с каждой секундой теплели, но отблески боли и разочарования в них виднелись отчетливо. Переступать рамки дозволенного очень и очень не хотелось, мне было плевать, что могут подумать другие, да мне и на себя плевать, но именно в тот момент эмоции проснулись и я не совершил роковую ошибку. В конце концов я не был геем. В семнадцать лет я начал сходить с ума. Моя неебическая поехавшая тема о своем телосложении запудрило мне весь мозг. Я старался все больше времени проводить вне дома, лишь бы не видеть еду глазами, но иногда бывали дни, когда в школу ходить не приходилось. В такие дни я ничего не мог с собой поделать, я вбивал в себя еду. Она вновь стала для меня небольшим смыслом жизни. Голодовки и диеты слишком сильно меня изнурили, из-за чего я буквально накидывался на еду, а потом неделями ограничивался голодовками. Это были самые бредовые идеи, но я ничего поделать с собой не мог. Осознание того, что я и правда поехавший на этом всем не давало мне покоя, но еще больше мне не давало покоя любая мысль о еде. Удивительно, но я и правда не толстел, когда накидывался на чертов шоколадный торт, потому что я начал заниматься спортом, с горем пополам, но все-таки начал. Гордился собой, что вот, наконец-то и дрищем не буду, смогу снова, как в детстве, заступиться за себя. По началу давалось реально тяжело да непривычно, но это вполне банально ясно, так что я не жаловался. А после пяти месяцев тренировок я и позабыл о еде, ведь времени стало меньше, как и мыслей о той самой, ненавистной мне тогда, еде. Баловать себя я, соответственно, стал больше. Ну, а зачем отказывать себе? К моему удивлению, я не особо-то и рос в массе, зато был худеньким, но при этом еще и прилично сильным. Обидит кто — получит по ебалу. Я был доволен собой. Настолько, что совершенно забыл о скорых экзаменах. Готовиться я начал не сразу, но тем не менее я был не глупый, поэтому у меня получалось неплохо решать все контрольные в школе, а на сдаче экзаменов я набрал лучшие результаты по математике и физике. Всегда знал, что мне больше нравились именно такие науки. Были мысли на деньги, которые я получил с продажи бизнеса отца, вложить в новый, например, какая-нибудь булочная, почему нет? Может даже чаевня. Я загорелся идеей открыть свой бизнес, и вот они, настоящие, яркие эмоции. Они заставляют продвигаться дальше, мотивируют, такого со мной давно не было. Могу сказать, что я и правда был счастлив, и именно тогда действительно я понял, что жить надо именно сейчас, что радоваться надо именно сейчас, пока у тебя что-то есть, а если я так и буду каждый раз, когда ко мне приходит небольшое счастье, бояться его потерять, я даже не успею насладиться тем, что имею сейчас. С полной уверенностью я полез в интернет, в надежде найти там хоть какую-нибудь небольшую площадь, где, собственно, и можно было открыть пекарню. На радостях, что все прошло успешно, я в тот же день договорился с владельцем и выкупил этот не очень большой кусочек площади. Я был безумно рад. Мой клочочек находился прямо в огромном Торговом Центре, чем я так же был воодушевлен. Там всегда много народу, значит, и пекарня будет пользоваться спросом. Все нужное оборудование было поставлено и готово уже на пятый день. Несказанное везение преследовало меня, я даже не стал думать о расплате за такую необычайную удачу, которой у меня, к слову, никогда не было. Бизнес процветал, а от моей булочной всегда пахло корицей или свежеиспеченной выпечкой, мимо которой было просто невозможно пройти. Я благодарил моих новых работников за то, что так трепетно относились к своей работе. Аманда всегда поддерживала порядок, а Мей пекла просто изумительные кексы с шоколадом. Также тут работал и Рюноскэ, который делал восхитительную пиццу. Познакомились мы с ним совершенно случайно, но оно того стоило. Молчаливый, очень хороший парень. Первый и единственный, с кем я смог найти общий язык, смело назвать его своим другом. Таким образом к семнадцати годам из ужасной жизни я выбился в люди и обрел счастье, пусть небольшое, но счастье. Но продлилось оно, как вы уже поняли, недолго…