Нибиру

2019 Машка с дочкой уснули совсем недавно, и Илья не знал, разбудит ли их шум от чайника. Залил растворимый кофе холодной водой, не смог это пить. Он сделал пост в одиннадцать. Снимок, где он держал на руках розовый кулек, был таким же странным, как слово «дочка». Илья чувствовал себя немножко самозванцем, сердце стучало чаще, и как будто поднялась температура. Так бывало после удачного раунда или хорошего куска в студийке. Полет, не отличимый от падения. Доля секунды – до того, как толпа ответит шумом. Илья вполсилы ковырял макет. Телефон вибрировал от оповещений, сыпались комменты. Он много отвлекался. Было чувство нетерпения, навязчивой потребности в каком-то особенном ответе, хотя он сам не знал, какой ждал обратки. А в половину первого позвонил Денис. Во рту пересохло. На автомате даже глотнул холодного говна из кружки. Ладони вспотели. Трубку не хотелось брать отчаянно. С недоверчивым отвращением Илья понял, что напуган. От этого чувства напряжения и тревоги он успел отвыкнуть с осени и теперь был позорно не готов к бою. Телефон продолжал звонить. На счет три, вдох-выдох-вдох - - Илья? Ну - тут что скажешь-то. Голос Дениса звучал возбужденно и тоже немного нервно, он тяжело дышал, как будто говорил на ходу. - Поздравляю. Я даже не знаю как-то. Не ожидал, честно говоря, что буду такие звонки делать. Имею в виду, в таком... Скором времени, да? Илья напрягся сильнее, как будто вот-вот предстояло оправдываться. - Я так рад за тебя. Вот просто очень рад, если честно, Илюш... Давай спишем как-то всю нашу ерунду, окончательно. Илья не стал его подъебывать на тему того, что – вроде бы – они давно все разрулили. Денис сам так сказал. Илья отбаттлил осенью. Денис снова начал с ним здороваться. Называл его по имени, а не «мс МиккиМаус, блядь, ну пропускать меня надо наверное», как летом, когда Илья напросился поддержать своих пацанов из Экстемпл и старался встать ближе к нему на сцене, но не мог поймать его взгляд. Теперь все было иначе, теперь он даже снова выписывал проходки напрямую, а не через Умнова. Ура. И Эдик больше не отвечал ему на вопрос про новые ивенты «Чувак, ну я не знаю пока, если честно. Ты бы наверное посоветовался еще с Дэном». И не важно, что Дэн на прямую просьбу ответил в итоге «А вообще, знаешь, попробуй. Хуже уже не будет, у нас пара слетела». И кто вспомнит, с каким скучным лицом Денис брал у Ильи интервью перед баттлом с Гансбургом. Похуй. Похуй даже, что они не оказывались наедине больше года и толком не сказали с тех пор друг другу ни слова. Пока Илья не смотрел в темный угол, у чудища из угла не было резонов на него кинуться, это была проверенная схема и Илья ей владел мастерски. Денис продолжал, как будто уговаривая: - Ну, ты все понял, я все понял, забили. Жду тебя в любой момент, когда - - Спасибо. - И - ну, в смысле, если в Питере будешь. Когда в Питере будешь, может быть - - Да! На следующей неделе - - Да, отлично! Слушай, а извини такой вопрос, да? А как назвали человека? - Дашка. Илья не стал говорить, что в посте – из-за которого Денис сподобился позвонить – все написано, вообще-то. На случай, если кто-то решил показать себя дохуя сердечным и заинтересованным. - А, точно. Ебать я тупой. Это все уже, это не лечится. Красивое имя. Как Маша, как чувствует себя? - Замечательно. Илья честно собирался на этом остановиться и в кои-то веки, хотя бы в своих глазах, сохранить лицо, но как будто со стороны услышал свой голос: - На удивление лёгкие роды, нам сказали. Представляешь, Машка уверена была, что нельзя показывать - ну, беременность, - чтобы не сглазили или вот это всякое, до самого конца. Она даже на фото отворачивалась или закрывала живот, чтобы точно никто ничего – и теперь, короче, смешно так, я когда к ней зашел, она первым делом мне, с гордостью с такой: вот а я говорила, смотри, как получилось все. Ну и а хуй знает – ну, знаешь, - а вдруг она права? Так радостно, так просто было поделиться с ним, так естественно и необходимо, как будто они все еще были друг другу кем-то. - А. Ну – все возможно. Илья заметил, что он смутился, и продолжил уже нарочно: - Даже эту фотку делать не разрешала, мы доторговались, что вроде как и Дашка, и вроде как ее не видно, там один комбинезон. Но она все равно нервничает, что, а вдруг - - Да, слушай, главный вопрос. От того, что Денис не выдержал и перебил его, стало совсем тепло. - Что – что дарить в таком случае? Кому нужен щит и крепостная стена, когда можно заслониться котлетой бабла. - Не знаю. Нужно все. - У нас все есть в общем-то. - Обидишься, если деньгами? Я просто по Маше помню... Илья не сразу сообразил, что по другой Маше, по Химе. Ответ дался тяжело, вечная проблема: не пережать, не недожать, тяжеловато, когда тебе под тридцать, а ты по-прежнему «мс МиккиМаус, блядь», и всерьез тебя можно не воспринимать. - Да нет, ты знаешь, у нас как-то поспокойней все. Для начала отец есть. Вообще-то. Впервые Илья сам произнес это слово. И во всех поздравлениях, что он получил, оно не попалось ему ни разу, хотя именно его Илья искал – это он понял мгновенно. Грандиозному Дашиному явлению, фантастическим переменам, которые оно с собой несло, нужно было какое-то подтверждение из вне. Теперь нужда в нем растаяла. За смутными надеждами, страхами и планами последних месяцев, за пулеметной очередью последних дней, он наконец со всей ясностью разглядел то огромное и неоспоримое, что Дашка принесла с собой. И этому неотменимому событию не требовалось вообще никаких других признаний и подпорок. Не требовалось ему. Илья не мог вспомнить, когда в последний раз было так устойчиво и спокойно. Денис поспешно отступил: - Нет, это конечно, это бесспорно! Он хотел взять назад слова, которых не произнес, но поскольку они только угадывались в его предложении, он не знал, как за них извиниться. Илья запоздало растрогался. На языке страны, которую Илья покинул бегством, предложенные деньги означали, что его по-прежнему считают своим. Денис продолжил, с искренностью, которой Илья от него давно перестал ждать, и она слегка сбила с толку: - Такое чувство, наверное... Не представляю... Когда вот точно знаешь, что от тебя останется что-то. Это ж почти бессмертие, по сути. Ладно, не важно, это уже какая-то моя началась хуета, это лишнее. - Спасибо, что поздравил. Илья надеялся, что теперь уже Денис прочтет за этой фразой все непроизнесенные слова, которых сам Илья подобрать не смог. - На следующей неделе, значит? - Да, я напишу поближе там. Илья положил трубку, немного дрогнула рука. В спальне проснулась Дашка. 2017 - У него телефон звонит. - Что вообще поменялось за месяц? - Это Рестор. Ну, типа. - А есть варианты, куда увезли его? - Илья не спросил. - Он не спросил. - Охуеть, блядь. - Никто ответить не хочет? - Нет, сука, не хочет. - Слав – - Букер, ты не самый умный, ты самый, нахуй, тупой мудак в этой комнате, если ты заметил, что звонит телефон, все остальные заметили сильно раньше тебя – - Слава… - Поэтому завали свой обоссанный ебальник и звони своей матери, тебя бы иначе вообще никто не позвал. - Я – знаешь, ну – вообще не обязан как бы, дядь. - Дверь захлопнешь. - Мам?.. Привет. Нет, все нормально… - Как надо было заботиться о человеке, с которым живешь, чтобы он вены вскрыл? - Сколько – сколько вообще, для начала, он может там провести? - Давайте – извините меня пожалуйста – но если уж «для начала»… кто… кто-то в курсе… я не знаю… он жив вообще? - Я позвоню на номер скорой. Скажу – когда его забрали? - Второго. - Третьего. - …а там тебя нахуй пошлют, ага. - Ну куда-то пошлют, неплохо для начала. - Мама сказала, по обстоятельствам. Ну, он должен быть в реанимации, потом в обычной больнице, по состоянию, потом психиатр и перевод в специализированное учреждение… - Пиздец. - Он кровью истекал. - Я вижу, сука! - Так, блядь. - Юль, ну ты-то – - Я не могу больше смотреть на это, раз никто не станет, я замою, похуй. Нашлась одна баба на табор… - Ща-ща, подожди. Погоди, садись, я сделаю, чо ты. Горячей водой же? - Надо, наверное, новый матрас купить? - А ты где был тогда? - Ну, к моменту, как он вернется? - Ну бога ради… - Вы где тогда были? Вы б все лучше сделали, да? У вас бы так не кончилось все? Чо тогда никого, кроме меня, не было? - В таких случаях – - Поебушка тупая, ты понимаешь, что ты ему никто? - …не звонят в скорую. Илья… - Двери закрылись – ты вообще нихуя сделать не можешь, ты совсем, блядь, конченый что ли? - Ты не позвал никого же… - Я позвал врача! - А чисто на вскидку. Версус дал же дату новую? - Сказали, в начале августа. Мы без конкретики пока. - Не суть. Кто-то другой начинать готовиться – тока начинать, тока начинать, - не может, нет? - Не хотелось бы. - Ответить Ресторатору там… - Не хотелось бы. - Да ладно, Димон, чо мы – - Нет. - Нет. - Слав, я не предлагал бы, но это третий перенос… - Нет. - Я к тому, что – - Замай, конечно, гений. Но гении не понимают иногда самых обычных русских слов. - Я как бы не в смысле чтобы – - Похуй даже, что Дэнчик думает - - …А он вряд ли хотел бы, чтоб его так бортанули. - Да как он нас, мы его при всем желании не сможем. - …кто-то должен вести переговоры. - А мы – - Не мы. - Даже по шестнадцатому году скажу, кто-то должен еще процесс организовывать, у них с этим проблемы серьезные, они не умеют работать с большой толпой совсем… - Да. Здравствуйте – - Вообще, конечно, если у Дэна сейчас такая депрессия… - У Дэна всегда депрессия. - Он же не может умереть? Ну правда же? - Чо, не вовремя, Слав? - Заткнись нахуй. - У тебя такой баттл – и на тебе. - Нахуй заткнись блядь, злотовласка, я тебе так ебло размажу, что больше вообще никто не позарится – - Илья, блядь! - И ты туда же – - Детский сад, нахуй. - Дэну это не понравилось бы. - Сказала, как про покойника. - Он не слышит. - Не, все, он живой, сто процентов. Тридцать первая городская. - Ну значит – значит, что? Что тогда? - Передать телефон. Вещи, деньги. И никак не допускать, чтобы дальше дурка, мы его оттуда не выковыряем. - Навестить его? Можно, как-нибудь? - Надо съездить кому-нибудь… - Дим, где у генерала заначка лежит? На всякий случай? - У него нет никакой… - Полтора косаря грина в ящике со шмотом – и еще тысяч тридцать должно быть в бригантине. - Какое слово красивое. - Ты только помни, Илюш. Это не из-за тебя совсем. Дай бог, что больше не из-за кого. После того, как Дениса увезли, Илья «потерял» двое суток. Не мог толком вспомнить, что делал. Вроде бы пил. Вроде бы спал. Через три, четыре месяца хотел попробовать об этом написать, чтобы хоть как-то скинуть с себя, и раз за разом выходил на строчку «время остановилось». Это было за гранью банальности и все равно не описывало того полного небытия, в которое он выпал. Он ничего не знал. Он ни о чем не думал. Ничего за пределами квартиры не существовало. Не к кому было обратиться. Незачем. Ничего не случилось. Ничего не требовалось. Ничего не чувствовалось. Телефон Дениса на зарядке в кухне звонил и затихал. Шумело в трубах, ссорились соседи сверху. Темнело. Светлело. В понедельник стали звонить Илье. Он слушал по кругу музыку с интрухи Бэтмена и Робина, но в голове не откладывалось, что надо ответить, что он прогуливает работу, что заказчик осатанеет, что будут проблемы. Он не ответил бы в эти дни, как его зовут и кто он такой. Во вторник позвонили в дверь. Позвонили снова. Повернулся ключ в замке, этот звук, в отличие от всех прочих, не упал в пустоту, в нем было обещание, и надежда, и Илье он так хорошо был знаком, и за ним следом – ну конечно – должен был войти Денис. Безмятежная немая пустота дрогнула, и стало так невыносимо, так безумно жутко, что захотелось спрятаться или тут же залиться водкой, но водка кончилась, а – - Дэнчик! Ты извини, что наседаю, но партнерушки наши проснулись все-таки… - Умнов включил свет в коридоре и, судя по всему, увидел кровь на полу. Он очень быстро вышел из квартиры. Еще немного позвонили оба телефона. А потом – Илья не очень понял, сколько времени прошло, - они зашли вдвоем: - Ну в смысле кровь, блядь? - Осторожно, в смысле, заходит туда, очень. Дим, ну я ж не просто так - Умнов потом говорил, что хотел позвонить в полицию. Позвонил Берсерку. - Хуя блядь… Дэнчик! Денис! - Ну я ж просил, ну – - Кого ты здесь боишься, Фредди Крюгера? Дэн! Захлопали двери. Умнов зашел на кухню. - Комп на месте. - И телефон тоже… - Бля, ну правильно, замок-то целый… И только потом Умнов увидел его. - Илюш! Ты цел? Нормально все? Встать можешь? Шли пешком на 140 из бургерной на Гороховой, был сладкий и пестрый летний вечер, Денис держал ладонь на сытом пузе, щурился на солнце и лениво рассуждал о том, что: - По своей сути, Умнов – это, очевидно, лучшее, что есть в баттл-рэпе. При этом не являясь частью баттл-рэпа, что принципиально. Он как бы имеет сверхстойкий иммунитет на наш счет. Он как бы даже иная форма жизни, если уж до конца на то пошло. - И он купил вина в гримерку? - И он купил винца. Зеленая листва, вьюнок на стенах открытой террасы Грибоедова. Пьяный смех, девчонки в футболках Марафона, теплое течение, ясновцы с гоупрохой, беззаботные разговоры ни о чем, фристайл по кругу, подошли ребята-участники, сказали, что давно хотели респектнуть, Эдик позвал почитать внизу, пока идет запуск в клуб, ради смеха Илья предложил Денису. - Не-не-не, ты прикалываешься? Но он улыбался, когда говорил: - Я уже все, уже язык заплетается. И его теплая сухая ладонь лежала у Ильи на локте. А после ивента чуваки звали залететь на сайфер, потом собирались на афтач к Эдику, Умнов говорил: - Давай, конечно! А Денис, на секунду подвиснув, обернулся к Илье и повторил: - Давай, в натуре, тебе же хочется. Умнов менял карточку в «марке» и улыбался Денису: - А ты чо, уже в спячку впадаешь, уже вечерять пора? - Да, двину домой, наверное. Чо-то башка тяжелая. - Так а я говорил, с вина только сильней уносит, пил бы тоже вискарь, был бы огурцом. - Гипотеза не хуже прочих. - Слушай, Версус пока не определился там? - Я завтра буду звонить опять, нихуя пока - - Меня как бы чувак в июле зовет свадьбу снимать в Грузию просто… Ну и с одной стороны приоритеты как бы, а с другой хотелось бы немножко заработать, для разнообразия… - Ну ты сейчас об этом решил поговорить, да? Шикарно придумано. - Я ж типа не планировал нарочно, что ты напьешься. - Чо-то я очень сомневаюсь в этом. Повисла неприятная пауза, Умнов искал, как объясниться, а Денис вдруг шагнул вперед и неловко обнял его: обычно ничего подобного не делал на публике. Умнов застыл с камерой в одной руке, не сразу сообразил приобнять его другой. - Езжай, если надо. Езжай. По ходу дела разрулится как-нибудь. Денис вышел, не прощаясь, Илья поднялся за ним, он курил, ждал такси. Илья взял у него сигарету, чтоб он дал прикурить и можно было подержаться за его ладони. Было хорошо и просто, и хотелось поблагодарить его, почему-то, только-только село солнце, воздух был прозрачным, а небо – ярко голубым, вокруг Грибоедова загорались окна, Денис сказал уже от машины: - Илюш… - А? - Не, ничо. Оторвись как следует, не торопись домой. Домой Илья приехал через три часа, веселый и пьяный, слегка охрип, читая на улице, много сбивался, даже обидно, но вокруг всем было более ли менее похуй, Илья даже смутно жалел, что не пошел в турнирку, вокруг давно не было так беззлобно и так беспечно, не было даже на втором сезоне питерского Слова, для него, хотя он знал, что было для других. Хотелось об этом поговорить с Денисом, отчаянно не хватало его присутствия, для полной мировой гармонии. Хотелось, чтобы он тоже почувствовал, чтобы тоже наполнился. Еще хотелось бахнуть новый мейн, пока идет лето. Бит от сайфера пульсировал в голове. Илья, не разуваясь, влетел в спальню. Кровь до конца не впитывалась в матрас и глянцево блестела под лампочкой. Потом, на кухне, Умнов облегченно сказал: - Я уж подумал, с тобой тоже стряслось что-то. Он налил Илье чаю, сводил его, как маленького, в ванную, помог отмыть засохшую кровь (но она все равно осталось под ногтями, и, как потом оказалось, на волосах), принес из спальни чистую толстовку, чтоб он мог переодеться. Дима Берсерк молча сходил за бутылкой, молча сел, молча разлил. - Пиздец, я Дэнчика убью блядь, если живой выйдет. Встал, громко отодвинув табуретку. - Блядь, ну чо произошло-то, кто-то блядь опять выступил что ли? И чо? Чо за хуйня должна была подъехать, чтоб он так? Блядь. Это ж больно, пиздец, наверное. Очень больно ему, наверно, сейчас… Ну хуя же – ну… Не пятнадцатый год же, ну сука… - В пятнадцатом, по-моему, лучше было. Дима растеряно и доверчиво посмотрел на Умнова. - Да? Умнов вертел в руках Денисовы часы. Они остались на матрасе вместе с медицинским скальпелем, который Дэн ответственно и вдумчиво приобрел: Илья не знал, когда. Когда они целовались на кухне, выключив свет, и загрубевшие кончики пальцев едва-едва очерчивали лицо Ильи, и он прижался губами к ладони, пахнувшей табаком и дымом, а Денис опустил ресницы, и это было так красиво, что не помещалось внутри, скальпель уже был? Когда они просыпались в одной кровати? Когда Денис подъебывал его за выковырянные из пиццы оливки и говорил, что он нихуя не пролетарий? Когда смотрели Эйса Вентуру по телику, и Денис зашел на минуту, а остался до конца фильма, и задушено, со всхлипами втягивал воздух, когда смеялся, и они заваливались друг на друга, и было жарко, но никто не отодвигался? Утром перед ивентом он убрал челку у Ильи со лба, потом стер с его щеки зубную пасту. - Илюша… - Я люблю тебя. - …ничего. Да, я, я тоже. Илья точно должен был угадать, еще тогда. Но не угадал. Не смотрел в темный угол? Не хотел знать? Денис разбил форточку в конце мая, погрузив руку в стекло, к концу июня рубцы у него на кисти стали белыми и совсем тонкими. Илья брал его подушку, когда он монтировал по ночам, чтоб не расставаться с его запахом. Тонул и молчал. - Илюш, подожди. Еще раз давай. Куда его увезли? Ты бригаде скорой вообще что сказал? Полная квартира людей, которым он чужой, которым он помеха. Гной собирал Денису вещи, один за другим открывая ящики, отбрасывая в сторону барахло Ильи. Бесцельно и суетливо перемещался по комнате, щупал и бросал одежду, книги, деньги. Курил в его чашку. - Поставь на место. - Ты угораешь, что ли? - Поставь. - Ебануться, блядь. - Это мой дом, вообще-то. - Домовладелец, это съемочка в хруще. - Я здесь живу. - Здесь Дэнчик живет, ты приживаешь. - Мы здесь живем. И это я плачу вообще-то. - Это ж как с тобой охуенно живется, что он на дурдом заехал? Илья все-таки разбил ему нос. Приложился об стенку головой, когда он отпихнул. Гной медленно скользил пальцами по книжным корешкам, выбирая, что Денису читать в палате. Осторожно погладил Солнце Мертвых на полке, потом взял Батум. Илье его недоставало, когда он ушел. Злость, презрение и разборки были как-то попроще того, что осталось. И он забрал у Ильи спортивную сумку, но тот не сказал ничего: он что, собирался ходить на тренировки, пока Денис умирал где-то там? Дни, пока Дениса не было, казались ненастоящими, и между ними стирались границы. Хотя Илья вышел на работу, и даже как-то закрыл правки, и оправдывался себе под нос, что, мол, семейные обстоятельства. Соврал про болезнь еще, ему поверили, потому что голос был сорванный. Когда скорая потерялась на подъезде и в трубку ругались, что вообще не знают, где тут их дом и что Илья несет, он не помнил, что орал в ответ. Испугался, что они уедут, с концами, стащил Дениса с матраса, волок его по коридору, оставляя кровавый след. До половины вытащил в дверь, когда позвонили и сказали, что все-таки нашли подъезд. Жгло в груди, невозможно было дышать, а Денис открыл глаза. Абсолютная безмятежность его лица, продолжение сладкого пестрого летнего дня, и таким счастливым Илья его не помнил почти, а потом пришли люди и забрали его, казалось, что навсегда. Когда Дима Умнов отпаивал чаем на кухне и искал мед, было так дико, странно и смешно, но он не понимал ни слова, когда Илья сперва попытался открыть рот. «Я уж подумал, с тобой тоже стряслось что-то». Но не стряслось ничего, и он был не причем, и какое кому было дело, пока Денис спал в холодном безвременье, неизвестно, как, неизвестно, где, и было не выдворить из головы потерянный тихий голос: «Это ж больно, пиздец, наверное. Очень больно ему, наверно». Приснилось однажды, что Илья умер и призраком ходит по своей квартире, он проснулся – но сон никак не заканчивался. Ключи Дениса кочевали по рукам. Кто-то приезжал, чтобы сделать в доме уборку. Увезли матрас, привезли из Икеи новый. Общий нервяк ощутимо спал, когда Денис пришел в себя – и при нем разрешили на постоянке оставить трубку. Гной нехотя признался, что: - Генерал хочет видеть нашу ебняжку. Господи, странны дела твои, думал больной… Но навестить его не получилось: перевод в психиатрию, ожесточенная война за выписку, Умнов беспомощно злился и записывал голосовухи в том смысле, что это только переждать – а потом все будет в порядке («Ну какие ж мудаки ебаные. Бабан сказал бы, хуже мусоров, блядь. Ты потерпи чуть-чуть, я тебе уже купил блок Парламента?»). Берсерк больше не появлялся: где-то в середине процесса он серьезно запил, обещанье разгрести холодильник, от которого Илье было совсем неуютно, кончилось, славу богу, ничем. Дима приходил часто и набивал смету с компа Дениса, у Ильи в квартире, слал ему в чат охуевшие гифки, Денис был совсем рядом как будто, но в то же время словно не существовал вовсе, и Илья не написал ему ни разу, просто на ум не пришло, что мог бы. А через две недели Анзор Заебатсу позвонил с дороги: - Илья? На всякий случай. И привез Дениса домой. Анзор позвонил в дверь, рука Дениса была перекинута через его плечи, как будто Анзор вынес его с поля боя, и Денис другой рукой взялся за дверной косяк, когда Илья открыл, и сказал: - Все нормально. Но едва не упал, переступив через порог. - Нормально. - Я тебя ненавижу. - Это тоже нормально. Илья молча стоял и не решался забрать у Анзора сумку, и Анзор медленно, чтобы Денис сам шевелил ногами, вел его в спальню, и не было сказано ни слова. Потом на кухне Анзор заваривал чаю: себе и Дэну, и извинялся, когда понял, что забыл про Илью. Илья зачем-то думал о том, что Анзор младше него на два года, а выглядит, как солидный зрелый мужик, и носит костюм, и на той же работе стоит выше на две ступеньки, и водит машину, и смог заехать за Денисом и встретил его, а Илья не встретил. Он долго объяснял назначения врача, зачитывал Илье вслух нечитаемые каракули на листе, дважды повторял, что: - Не слезай с него, чтобы делал, что говорят. Выгрузил батарею таблетных пачек. Он оставил календарик из больничного ларька, отметил, когда приедет врач, когда приедет он, забрать Дениса на процедуры, когда приедет Умнов, финализировать смету. Просил будить Дениса как минимум к двум и «класть спать» как максимум – через восемь часов. Еще раз спросил, есть ли деньги. Илья старался не огрызаться. Про деньги спрашивали все. Он никому не отвечал, что у него самого – едва-едва до зарплаты, и он понятия не имел до всех этих событий, что у Дениса как-то поприятнее, так что, наверное, это его надо спрашивать. Анзор поднялся, хотел взять Денисову кружку, Илья поспешно забрал ее: - Я отнесу. Но Анзор все равно заглянул в спальню и предупредил: - Я поехал. А Денис не ответил и не открыл глаза, и Анзор настойчиво повторил: - Чей-ничей? - Вали, пожалуйста. - Валю, пожалуйста. Спасибо, Анзорчик. Не за что, Анзорчик. - Спасибо, Анзорчик. Это Денис пробормотал уже совсем сонно и повернулся на бок, так уютно и просто, как будто он устал, всего-навсего, как будто это было утро после долгой бодрой пьянки, и ему только надо было поспать, а дальше все пошло бы само собой на лад. Илья на прощанье пожал Анзору руку, и это выглядело нелепо и смешно, а потом он вернулся в комнату, тихонько прикрыл за собой дверь, чтобы не дай бог не будить Дениса, сел на краешек матраса и старательно вглядывался в его бледное, плохо выбритое лицо, в мелких царапинах от станка. Щеки ввалились, мешки видны были сильнее, но Илья так привык, оказывается, видеть его пустым и заебанным, что ничего нового, в общем, не заметил, и даже это лицо не отражало, никак, того, что Илья видел ночью после 140, в блестящей темной крови, в его безмятежном умиротворенном взгляде, и Илья коснулся его запястья, на пробу, бережно, взял его за руку, и жалость окатила с головой, и Илья готов был заплакать, а Денис молча подвинулся поближе к стене, давая ему место, и когда Илья лег рядом, Денис вяло, едва ощутимо, потерся лбом о его плечо. - Мышонок… «Мышонка» придумала Лена, когда им было по семнадцать лет, и она помогала выбирать никнейм. С тех пор изменилось столько, что не нащупать было корней. Свадьба в последних отблесках умирающих звезд, скорый развод, едкие страшные вечера в одиночестве – в ожидании – густое от подозрений и досады молчание в общей квартире. И как непохоже Денис произносил это слово, привыкая к нему понемногу. Илье нравилось, очень. В любой другой момент. - Пиздец я обгашенный. Как будто кровь застыла от колес. Не было ничего, что Илья мог бы сказать, даже банального, даже бесполезного. Тепло чужого тела, его запах, ошеломляющая реальность его присутствия, его бытия, полновесное и всеобъемлющее ощущение – того, что вот он здесь, того, каково это, когда он здесь. Оно было таким большим, таким абсолютным, что заполнило Илью целиком. Он не сразу понял, что все-таки заплакал. Денис медленно и осторожно обнял его. - Ну что? Ну все. Ну все. Бесцельное и плавное движение его пальцев, перебиравших Илье волосы. Полное равнодушие в его сонном голосе. Илья прижался к нему, как мог, не знал, как им надышаться. - Все. Испугался мышонок. Не страшно. Ничего. Денис погладил его по спине, потом расстегнул ему ширинку. Это было дико, и уродливо, и совсем не о том, но Илья не мог от него оторваться – и не знал, как объяснить, почему так нельзя. - Ничего, все пройдет. Никак не получалось прекратить реветь, все полезные мысли о том, чтобы быть мужиком, чтоб держать лицо, чтоб, в конце концов, не подвести его, рассыпались на старте, Илья рыдал, сопли пачкали Денису толстовку, а его рука размеренно и знакомо двигалась вверх-вниз у Ильи на члене, доводя сперва до стояка, потом – до оргазма, и когда он кончил, Денис другой рукой мимолетно и бездумно погладил его по голове, и Илья вырубился почти мгновенно, но во сне все так же не отпускал его и проснулся один-один в той же позе на дверной звонок. Затекла нога. С трудом встал, нашел салфетки. Звонок надрывался. Денис застонал сквозь сон, Илья испугался, что ему снова больно, разбудил его, чтобы дать таблетку. Открыл, наконец. Гной смотрел на него хуже, чем на кусок дерьма. Да и бога ради. - Илюш, дай нам пообщаться, пожалуйста. Уходить не хотелось вообще, но все, что Илья мог сказать, при Гное было говорить себе дороже. На кухне не стал зажигать свет. Голоса за картонной стенкой. Подслушивал? Конечно, а на что Денис рассчитывал? - Ебанат тупой. - Да пиздец, не то слово. Хуже Букера, блядь, и смешно, и грешно… дашь мне подушку вторую? - Соска твоя пусть в сестру милосердия играется. - Не перегибай, пожалуйста. - Нахуя – я ебал – ноги-то нахуя кромсать? Тебе из каких твоих туманных миров эта пиздатая идея пришла? Ноу-хау из разряда коктейля Юля Киви. Мастер безуспешного суицида, блядь. - Ну ты зря, на самом деле. В этом было здравое зерно. - Хочешь советик – он нахуй решит одним махом все твои проблемы. Открываешь окошко – ебашишь рыбкой. Стопроцентный результат, сука, гарантирован. - Не так просто все, кстати. Ничо, что я живу в пятиэтажке? - Бля, ну осмотрись как-то в родном городе… - И ты не сильно выше. У меня как бы в планах точно нет выжить и остаться инвалидом с половиной черепушки или с поломанным хребтом, там, например. - Инвалид умственного труда, блядь, готовый. - Я тебе где найду ту двенадцатиэтажку, не знаю, где точно есть выход на крышу, и она не в руферах под завязку, и меня пустят туда? Это организационно не сообразно. - Ты блядь себя слышишь там когда-то, когда рот свой открываешь? - Слав – - Я что буду делать, если ты умрешь, сука тупая? - Помещение слетело, но Саша говорит, новый варик есть, скоро едем смотреть. - Иди нахуй просто. - Я все сделаю, я тебе обещаю. - Иди нахуй. - Все будет нормально. Точно будет уже, дожмем их. - Чо надо было сделать, что я не сделал? Ну еще хули надо тебе? - Это не – - Ага, да, это твоя депрессия. - Вот именно. - У тебя всегда депрессия. - О чем и речь, Слав. О чем и речь. - Дэнчик?.. По-посидеть? Может, почитать тебе? Или Цивку подрубим? - Пожалей Илью, и так его с кровати подняли. - Рот его ебал, блядь – ну… хочешь, я в магаз сгоняю. Или, не, давай я гуляш захуярю с утра? - Ты меня долго не простишь или вообще никогда?