Бесконечны небеса, простирающиеся над бескрайней равниной. Десятки и сотни калп протекают под их сводом, не оставляя следа на далекой беспристрастной лазури, с высоты своего совершенства безучастно взирающей на прикованных к земле смертных. Позор и слава, доблесть и подлость, верность и предательство – чего только не видело вечное, как сам мир Небо.
Видело, но никогда не вмешивалось.
Таков был закон, издревле установленный для небожителей: дела смертных должны решать только смертные. Удел божества – наблюдать безмолвно и незримо, подобно легкому дуновению ветра, пролетевшему над разъяренным войском в пылу кровопролитной битвы.
Закон един для всех. Даже для избранников судьбы, которых воля случая вознесла на самые вершины. Даже для юного принца, никогда не знавшего неудач и поражений, чей путь вел его от суетной земли прямо к высоким облакам.
– Пошел прочь, голодранец! – разъяренно крикнул возница, замахнувшись хлыстом на усталого мужчину в рваных обносках. – У, развелось нищеты, не протолкнешься!
Мужчина отшатнулся, прикрывая лицо от хлыста. По неосторожности он наступил в лужу, состоящую из жидкой и вязкой грязи, оставшейся после вчерашнего дождя, поскользнулся и мешком рухнул на землю, испачкав и без того не самую чистую одежду. Мимо него неспешно проскрипели колеса повозки, которую, едва переставляя копыта, тащила понурая лошадь.
– Полно тебе, – послышался тихий голос женщины, сидящей в повозке. – Война едва завершилась, всем сейчас нелегко.
– Нелегко! Всем нелегко, да не все по дорогам околачиваются, – безапелляционно отрезал возница, приласкав лошадь хлыстом.
Скрип повозки зазвучал ритмичнее и ускорился, а вскоре и вовсе растворился в дали. Усталый, голодный и обессиленный, мужчина в обносках лежал у обочины, не в силах подняться и продолжить свой путь. Он не видел еды уже почти неделю, а все духовные силы, что он развил в себе, были навечно опечатаны проклятием Небес в знак наказания за нарушение закона и вечного позора.
Слабый и изможденный, Его Высочество, в отличие от простых смертных, в то же время был лишен надежды на скорый конец и завершение своих страданий. Он, изгнанный бессмертный и опальное божество, был осужден на вечные муки и непрестанные скитания по земным дорогам до тех пор, пока существует мир.
– Хей, братец, не стоит лежать здесь, – сквозь дорожный шум долетел веселый и жизнерадостный голос. – На, держи. Ты, верно, голоден. Не дело это, совсем не дело.
С легким шлепком перед Се Лянем упал небольшой сверток из бамбуковых листьев, а сам хозяин этого голоса скрылся за высокой повозкой прежде, чем Его Высочество успел поднять взгляд и рассмотреть доброго человека.
Проводив взглядом уезжающую повозку, Се Лянь подобрал сверток и развернул; внутри обнаружились паровые булочки.
Дрожащей рукой мужчина поднес одну из них ко рту и надкусил, чувствуя, как из глаз полились слезы.
* * *
Шум ярмарки уже затихал, и большинство торговцев почти закончили паковать вещи, чтобы на следующее утро отправиться в другой город. Одинокий мужчина в потрепанных белых одеждах сидел под раскидистым деревом на самом краю большой площади и наблюдал за творящейся перед ним суетой.
В руке у него была горсть мелких монет, вырученная сегодня за песни и танцы, которыми он развлекал публику, а на губах была мягкая и немного рассеянная улыбка. День прошел хорошо, а еще у него теперь было немного денег, чтобы раздобыть себе еду.
Посидев еще немного, мужчина поднялся и подошел к еще не закрывшейся лавке с выпечкой, где купил самую простую и дешевую булочку. Отдав пекарю половину вырученных за день монет, Его Высочество неторопливо направился к выходу.
Однако его мирное путешествие было прервано детским плачем, доносившимся откуда-то издали. Се Лянь без лишних раздумий двинулся на звук и вскоре оказался в узком и темном переулке, одном из тех, что идут между домами и практически не используются.
– Что случилось? – спросил он, присев рядом с плачущим ребенком. Тот ничего не ответил, только заплакал еще горше, стрельнув глазами на булочку, что до сих пор оставалась в руке Се Ляня. Тот сразу же понял, в чем дело. – Ты голоден?
Ребенок кивнул, шумно вытерев нос рукавом.
Его Высочество протянул мальчику булочку и, когда тот, неверяще глядя на Се Ляня, ухватился за нее, потрепал ребенка по голове и поднялся, продолжив свой путь.
Сколько времени не ел он сам? День? Три? А может неделю? О, это, право, такая ерунда!..
* * *
Пламя костра мирно потрескивало, озаряя неприметную стоянку посреди лесной чащи. Звуки ночи окутывали, словно закручиваясь вокруг небольшого круга света, и таинственно шептали какие-то свои, ни на что не похожие истории. Может быть среди этих историй было и древнее предание о прославленном принце этих земель, много столетий назад забытом своим народом, но когда-то блиставшем при дворе и среди бессмертных.
Се Лянь бросил в огонь очередную ветку и со сладким стоном растянулся на теплой после жаркого дня земле. Над ним высоко в недостижимой дали мерцали звезды, раскинувшиеся по небосводу. Он был там, среди них. Когда-то. Во времена столь далекие, что не всякий уже и вспомнит их.
Его путь был долог, и далеко не каждому за свою жизнь повезло удостоиться такой славы, какая была у него, и пережить позор, подобный тому, что настиг Его Высочество наследника престола Сяньлэ.
Но был бы он тем, кто он есть сейчас, будь его судьба иной? Могла ли быть она иной?
О, это, право, такая ерунда! К чему волноваться о том, чего не изменить?
