Власть над мертвецами

      Рабочий день закончился, но не для Маккензи. Джек — пропагандист, а пропагандисты работают сутками. Хотя сегодня утром его должны сменить. Сегодня получен приказ обойти предприятия с «речью главкома СК». Хотя эти речи готовил старик Дэниел Уолш, его сменщик. Он раньше работал в какой-то британской газете. Ему и доверили составлять все тексты листовок, речей и остального.        Время идти. В целом обходить сегодня нужно меньше, чем обычно. Ночных смен было вдвое меньше, чем дневных. И смена оканчивалась абсолютно спокойно, если не считать, что он чуть не сорвал голос, выступая на сталелитейном заводе. Последнее место — угольная шахта, открытая совсем недавно, буквально пару недель назад. Тоже ничего интересного, но на выходе его остановил какой-то мужчина. Он стоял, закрывая лампу, поэтому лица он сразу не разглядел, но по голосу сразу понял — это Алистер Фридман. Единственный человек, который открыто выступил против Социалистического Комиссариата, желая возродить Британскую Империю на костях городов, построенных вокруг генераторов. — Что Вам нужно, мистер Фридман? — задал вполне нормальный вопрос Джек — Скажи мне, друг мой, почему такие как ты работают на проклятых Комиссаров? Разве раньше ты не работал постовым, успокаивая детей, которые дожидались родителей с работы? А? А почему сейчас ты перешёл на должность в Центр Пропаганды. Ты ведь не бессердечная марионетка, у тебя есть своё сознание, которое никогда не подчинялось подобным режимам! — Алистер явно сейчас перейдёт на более высокие тона, что грозило ему по меньшей мере двумя сутками в одиночной камере во-первых за нарушение порядка, во-вторых за оскорбительные отзывы о СК. Его и так за это сослали сюда, так ещё и если найдутся свидетели, кроме Маккензи — Алистер, вероятнее всего либо пожизненно попадёт в «холодную» — тюрьму посреди пустошей, что не отапливается. А в случае, если дело дадут Филу Кларку — просто сошлют в пустоши без всего. Это хуже «холодной». Там хотя бы дают горячую еду и какую-никакую работу, вроде починки техники охотников и разведчиков — Тихо, Мистер Алистер, — Маккензи перешёл на шёпот, — Вы вряд ли хотите пасть ещё ниже, чем есть. Я прекрасно всё понимаю, но я просто хочу жить нормально. Новый Дублин угасает — и выживать таким, как я совершенно не хочется. Работникам Центра выдают двойные пайки. И если этого хватает на одного — то на семью — один приём пищи, да и то неполный. Теперь Вы понимаете, почему я ушёл с работы постового? — взгляд Джека явно давал понять, что он не собирается оправдываться перед мистером Фридманом. — Ладно, Джек. Может у тебя и есть существенные причины работать на этих шавок. Жизнь всяко дороже принципов, не так ли? — Фридман едко улыбнулся, уходя обратно в шахту.        Жуткий человек. Такую способность давить на больное найдёшь не у каждого аристократа, как Алистер, что уж говорить про простых людей. Наверное сама жизнь заставила его стать таким. Раньше, до начала репрессий, он был очень аккуратный джентльмен, который даже к сиротам относился уважительно, шутливо называя их «снежинками». Женщины хоть и во многом изменили своё отношение к любви, семье и всему подобному, отзывались о нём как об галантном кавалере, жене которого можно позавидовать.        С женой Алистера Маккензи общается достаточно часто, занося ей часть своего пайка. Швеям дают довольно мало, что всем несогласным кажется полнейшей несправедливостью. Конечно, Комиссары вряд ли чувствуют холод в цокольном этаже генератора, практически в самом его сердце.        Несогласных можно полноправно считать отдельной кастой из-за поведения. В отличии от поклонников нового порядка они живут совершенно обычной жизнью, не участвуя в делах, которые вершат подчинённые Комиссаров. Поклонники же похожи на мотыльков, которые стремятся к свету в лице СК, даже зная, что солидарность с этими людьми убьёт их, потопит город в трупах невинных. Хотя поначалу действительно казалось, будто социалисты спасут Новый Дублин от голодной смерти. Если еды производят много, как и всего остального — то до получения этих ресурсов людьми в полной мере доходит очень редко. Некоторые особо оптимистичные граждане даже расценивают это как своеобразный праздник. И правильно — должны быть хоть какие-то положительные чувства в эти тяжёлые времена.        Маккензи спешно возвращался в Центр, надеясь, что мистер Уолш уже пришёл на смену. Ему хотелось как можно скорее прийти домой и сесть к тёплой печи, и поесть хотя бы часть того, что осталось с прошлой смены. Из мыслей Маккензи вытащил только патрульный, что окликнул его. — Мистер Маккензи! Мистер Маккензи! Это я Гэри! Вы что не узнаёте меня, — это был старый знакомый Джека — Гэри Коллинз. Младше его лет на 10, высокий, рыжий. Очень энергичный малый, способный найти общий язык даже с таким, как 33-летний Маккензи, что давно стал черствым и равнодушным. — Здравствуй, мистер Коллинз. Тебя опять поставили улицы прочёсывать? Не жалеют тебя совсем. Нехорошо это, нехорошо… — Джек печально покачал головой, улыбаясь в пустоту. — Да, всё как всегда. Но мне грех жаловаться, молод ещё. Да и сейчас не настолько холодно, чтобы возмущаться из-за работы на улице. Мне кажется я Вас задерживаю, сэр, я пойду, — Коллинз довольно быстро удалился, оставив Маккензи одного на тёмной улице. Ему не оставалось ничего, кроме того, чтобы продолжить идти в Центр.        Вернувшись в Центр Пропаганды Маккензи тут же проверил, пришёл ли Уолш на смену. И всё-таки пришёл. Он медленно подошёл к коренастому седому старику, сидевшему за столом. — Здравствуйте, мистер Уолш. Всю бумажную работу я уже выполнил, обход провел. Осталось только распределить все бумаги куда нужно. Я могу идти? — Джек пристально взглянул на глаза старика. — Да, Маккензи, можешь идти, я разберусь, — Дэниэл грубо махнул рукой, отпуская мужчину.        Джек не любил этот жест, но жаловаться на него — бессердечность. Этот человек потерял всё, что имел, кроме работы, пожалуй. Потому Маккензи просто ушёл, отметившись по пути у контролёра. На улице явно несколько похолодало, хотя этого следовало ожидать — Буря приближается. И не факт, что город и теперь переживёт это арктическое проклятие. Генератор вроде бы работает более чем хорошо, но в действиях Комиссаров стоит сомневаться — они скорее всего позволят людям замёрзнуть насмерть, чем будут расходовать многим больше угля.        Маккензи наконец вернулся домой. Его поселили в одном из новых домов, где жило всего по 2-3 человека. С ним жила семья директора Центра Пропаганды. Странные люди — редко выходят, мало говорят даже с Джеком, не то что с людьми, которые иногда сюда приходят. Как будто живут в постоянном страхе перед главой семьи. Наверное Маккензи не стоит влезать в их дела — целее будет. Теперь можно со спокойной совестью завалиться в кресло и отдохнуть, погреться возле прекрасной печи. Хоть СК не рекомендовали использовать древесные печи, говоря, что дров вряд ли хватит ещё надолго — ими пользовался каждый, кто любил сидеть по-человечески, не возле проклятых чугунных радиаторов, которые раскалялись почти до температуры кипения воды, но тепло отдавали только на метр от себя. Да и прогреть помещение на самом деле очень трудно — стены хоть и не впускают холод, но тепло днём отдают полностью. И днём обогреватели чаще всего выключают — народ уходит на работу, отапливают только водоснабжение и дома, где живут дети. Но для Маккензи это уже как-то и не важно. Сейчас он разожжёт огонь в печи и сможет с комфортом провести остаток ночи, может даже уснёт до восхода Солнца. Такой отдых очень хорошо помогает забыть об ужасах, что сотворила природа и сама вселенная с многострадальной Землёй. Интересно, что было бы, если бы человечество знало, как остановить затухание Солнца — пыталось бы оно что-то сделать или мирно готовилось к жизни в чёрной, непроглядной тьме? Наверное ответ на этот вопрос может дать только сам Господь. Но кому, а жителям этого города он явно не ответит. Они предали веру, предали саму сущность человека, позволив «социалистам» удержаться у власти столько дней. Особенно, когда каждый день тянется вечностью. Этот город вряд ли получится спасти. Ещё одну суматоху с законами и сменой власти он не переживёт — начнётся полное беззаконие и произвол. Остаётся лишь ждать. Ждать, чтобы узнать — чем всё кончится.        Джек отвлекся от этих странных мыслей только заметив, что огонь в печи начинает затухать. Да и следует поесть, а то в голодном обмороке накануне нового рабочего дня оказаться совсем не хочется — он просто не заметит, как замерзнет насмерть. Питание здесь было более демократичным, чем в другом поселении, которое он в своё время обнаружил в нескольких милях отсюда. Там в еду добавляли опилки, чтобы пай казался сытнее. А здесь давали замороженные супы в жестяных банках. Они хоть и кажутся довольно пустыми и безвкусными, но они хотя бы дают возможность согреться…