Просто мысли

Кошка, словно обезумев, прыгает по ковру и остервенело блажит. Сестра восседает на полу со спичечным коробком в руках и что-то увлеченно рассматривает. - Майский жук! - с торжеством и легким призвуком страха выпаливает она, завидев меня, выбравшегося наконец из-за письменного стола с единственной целью: дойти до холодильника. Легонько оттолкнув все так же мяукающую Лиру, я поднимаю с пола испуганное насекомое. Усы его уже распушились - значит, готовится взлететь. Спастись от моей любимой маленькой хищницы. Но что это? Что со мной? Что-то странное испытываю сейчас... Не понимаю. Смотрю на него - и проблемы как будто сами растворяются в воздухе. О чем я думал до того, как увидел его? Что-то важное и неприятное... Не помню... И щемящее ощущение тревоги ушло, оставило меня в непривычном состоянии безмятежности. Словно маленькая частичка детства прорвалась ко мне сквозь запутанную паутину времен. Я вдруг словно наяву увидел то, что, казалось, окончательно забыл из-за быстроты жизни, бессмысленной рабочей суеты и скверны города. Я увидел себя ребенком, бегающим по деревне, утонувшей в вечерних сумерках. Совсем еще мелкий, с белесой головой «одуванчика», в тех же шортах и футболке, что мама одела на меня утром. Уже прохладно. Трава обжигающе холодная и сырая от росы, а я босиком. С утра было жарко, а сейчас я страшно замерз, хотя никогда не признаюсь в этом, ведь это слабость - жаловаться. Я просто бегаю с братом как угорелый по разбитой и грязной деревенской дороге, прыгая, словно кузнечик, и размахивая любимой бейсболкой. И весь сосредоточен в единственном стремлении: поймать его. Какое великое счастье - прыгнуть изо всех сил и услышать приглушенный «бум» в детской кепочке. Пока он не опомнился, хватать его в руки и чувствовать это приятное щекотание на ладони. И тут же закричать, так, чтобы все узнали, какой я ловкий: «Поймал! Колька, где коробок?» И в ответ: «На, возьми. Только не ори!» И вот я уже слушаю умиротворяющее шебуршание в спичечном коробке. Этот звук и сейчас несет в себе забытое спокойствие и беззаботность, которой я обладал в те далекие годы, засыпая совершенно счастливым на провисшей почти до пола раскладушке, глядя на закоптившиеся иконы красного угла. Когда дни напролет в любую погоду мы бегали по деревне, гоняли на велосипедах, плавали в лодке. (И куда только смотрели родители? Содрогаюсь при мысли о том, что первый раз в одиночку сел за весла когда мне и восьми не было...) А потом, когда бабушка, наконец, загонит нас, юных натуралистов, домой, мы еще долго стоим на холодной террасе, чтобы уже при свете разглядеть новую забаву: этот прочный, блестящий, шоколадного цвета панцирь, распушившиеся усы и цепкие щекотные лапки. - Коль, Коль, это мальчик или девочка? - Отстань, не знаю. И мы стоим и ждем, пока они так щекотно маршируют по нашим рукам, подготавливаясь вновь взлететь, наверное, чтобы догнать своих, которые остались там, в небе. Он ходит, тонкие усы превращаются в маленькие коричневатые кисточки, растрепавшиеся на концах; панцирь раскрывается, обнажая драгоценные тонкие крылья. В одну секунду он замирает, а через мгновение, издав низкий, приятный звук, исчезает с ладони, оставив за собой лишь прекрасное воспоминание. И вот сейчас я, уже вполне взрослый человек, усталый, с беспокойной складкой на лбу, отбросив все свои тревоги, понял, что хочу только одного: стоять босыми ногами на холодном полу террасы в шортах и старой бейсболке на голове. Стоять и смотреть как он, этот Майский, готовится возобновить свой вынужденно прерванный полет. А потом повалиться, не умываясь, на свою раскладушку и покойно заснуть, не думая о том, как же проведу завтрашний день.