Одарённые.

На улице было солнечно и тепло в день, когда её предала семья, и что-то неправильное в счастливых лицах других детей неприятно гудело под рёбрами. Моль курит много реже остальных живущих в Доме и, сидя на подоконнике, просто отдыхает. Разобрать вещи требовало много сил, которых не было. Кому нужны эти грёбанные уроки, когда вокруг во всю кипит жизнь? Жизнь... жизнь умеет круто поменяться за час, за один чёртовый час. Пальцы коротко вздрагивают и замирают. Светлые волосы ниспадают хлипкими тонкими сосульками, свешиваясь на острое лицо; тёмные не слишком тонкие брови сошлись на переносице. Футболка из детского отдела одежды висит картофельным мешком на чистых костях, скреплённых шарнирами. Моль вспоминает странное недавнее знакомство. Высокий сухопарый мужчина неспешно ведёт её по коридорам с обшарпанными стенами. Режуще-белая штукатурка отклеивалась от невзрачного бетона. Стоял удушливый запах хлорки, настолько сильный, что приходилось зажимать нос. Ральф медлил с разговором и молчание давило на резкие, обтянутые кожей плечи. Тишина стояла просто оглушающая, только шаги отбивались от стен гулким эхом. Коридор казался просто нескончаемым. - Как ты думаешь, что это за место? - тихий грудной бас с лёгкой хрипотцой был похож на взрыв ядерной бомбы. Моль слегка опешила, затянув ожидание ответа. - М-м... коридор? - стены отразили тихий смешок; тревога, растущая вибрирующим комком, мешала думать. Ей казалось, что это место кричало, вопли агонии будто резонировали в голове, давя на барабанные перепонки. Воспитатель как-то странно посмотрел на неё, но продолжил. - Ты собираешься жить до совершеннолетия в этом коридоре? - Эм... нет, конечно же, не собираюсь, - она снова неловко усмехается. - Тогда я сформулирую вопрос по-другому: как ты думаешь, где ты сейчас живёшь? - Ну... в детском доме для детей с инвалидностью, только странном... каком-то. Как будто его построили по мотивам ужастика или типа того. - Почему ты так решила? - Ну... здесь... как бы своя особая атмосфера какая-то. - Какая? - Гнетущая. В слабом освещении перегорающих неоновых ламп его глаза казались чёрными. Ну и врун же местный директор - перед мамкой он хвастался передовыми благами и отличным освещением, а по факту лампочки, «только недавно» заменённые на лампы, уже мигали, то погружая белые стены во мрак, то вытаскивая их из сумерек как из под толщи воды. - Тебя уже назвали? - Да, молью, хотя это странно и грубо, с чего они меня оскорбляют при знакомстве? В следующий раз я уже не буду молчать из вежливости и... - тонкий неуверенный голос ломался о штукатурку, пока она говорила. И чем дольше она разговаривала, тем больше Ральф понимал, что имеет дело с Наружной девочкой, на ком нет клейма, без которого здесь не выжить. Самой обычной Наружницей, когда-то имевшей семью, друзей и подруг, уютный тёплый дом, мягкую постель и собственный ящик розовых очков. - ...а как Вас зовут на самом деле? Вы же не правда Ральф? - Здесь я правда Ральф, хочу я того или нет. Это моё имя внутри Дома и неважно, что у меня написано в документах. Эти, как ты говоришь, странные клички являются именами, если тебя назвали Молью, - значит, ты Моль и не вздумай кому-нибудь ляпнуть, что ты Элис, Дана или Марьян. Произнося такое вслух, ты нанесёшь жуткое оскорбление всем обитательницам Дома, с которыми тебя поселили, и, скорее всего, не переживёшь этого. - Моль вздрогнула, в отвращении уставившись на брюнета. Он, чё, прикалывается? Над такими вещами не шутят! - Разговаривайте со мной серьёзно! - Я и так серьёзен. А вот ты, похоже, думаешь, что это какой-то спектакль, в ходе которого тебе всё объяснит первый встречный, и я тебя разочарую - фантазии ли это или реальность, тебе придётся жить также, как живут здесь все остальные. Тебе придётся подстроиться, притворяться, даже если ты во всё это не веришь. Я помогу тебе и другим новеньким, поскольку вы не росли здесь, но выбора не будет, если ты хочешь дожить до выхода отсюда. Пауза повисла в общении между ними чертовски тяжёлой штангой. Моль напряжённо соображала. Этот мужик, сказал, поможет ей... какие-то первобытные обычаи... ей нужно влиться в них?.. неужели здесь и правда кого-то убили... какая тяжёлая атмосфера... для кого-то этот бред реальный?.. мистика наяву... нужно как-то выжить и защитить от этого маньячества Досту, Ласточку и Кроху... Ральф ещё раз оглядел её с ног до головы. Бледная, тонкая, на вид — стеклянная. Скелотоподобная. Казалось, что жизнь сломает её двумя пальцами, как хлипкую сухую веточку. Длинные светло-русые волосы, спутанные в колтуны, жёстко очерченные черты лица, словно бы высеченные из мрамора, костлявые плечи, с которых почти что падала пижамная рубашка, и узенький таз, совершенно не удерживающий штаны. Судя по стальному оттенку в полутьме, глаза со стандартным количеством ума внутри были светло-серыми. Девочка нервно теребила рукава и накручивала на палец волосы, смотря куда-то в сторону. Моль оказалась совершенно невнимательная, хотя дети, как говорят, видят больше взрослых. Даже пусть и живёт она здесь четвёртые сутки, но её подруга, Ласточка, и та успела лучше обосноваться. Стервятник намекнул, что она видит больше, чем осознаёт, значит, она сумеет здесь прожить и, может, даже не сойдёт с ума до конца. Дом, возможно, и не оттолкнёт её - хотя сложно сказать, что лучше. Ласточка точно продержится, но нужно будет направлять её, иначе много чего может случиться. Здесь все платили разную цену за ошибки - но всегда огромную, жестокую и тягостную, как шрам на лице... - Хорошо, я согласна на Вашу помощь, - серьёзные глаза у маленького ребёнка пугали всех здешних воспитателей, но не его. Ральф поправил перчатку - на всякий случай. - Для начала - забудь всё, что существует снаружи этого здания. Твой мир - вот это место, детский дом для детей с инвалидностью - или, как называют его сами жильцы, просто Дом, в котором живут малолетние отбросы общества для нормальных людей. Всё, что за забором, - под строжайшим запретом для обсуждений. Твои подруги, твоя семья - это твоя стая, других у тебя уже нет. Стая - это твоя группа; не знаю, есть ли стаи у девочек - долгое время они жили обособленно, но у мальчиков это называется именно стаей. Других воспитателей всерьёз можешь не принимать - покажи им, что ты как все здешние, и они убегут от тебя сами, главное, слишком не спорь - иначе получишь предупреждение в медкарту. Три предупреждения организуют бесплатный билет в один конец в психушку. Всё поняла? - Да. А, скажите, почему меня назвали Молью? - Хм... об этом спрашивай ту, кто тебя назвала. - Ну... эта девочка не кажется мне нормальной и я сомневаюсь, что она даст мне конкретный ответ... - бледная, как смерть, и тонкая, как тростинка, Моль опять замахала руками-палочками в воздухе, жестикулируя. Ральф отметил про себя, что мимика её была скудной, словно эмоции крайне быстро сменялись, а будто бы полу-парализованное лицо просто не успевало за ними. В основном, своё настроение она пыталась выразить глазами, речью и жестами. - Тогда лучше и не спрашивай. Молчание снова завибрировало в воздухе между ними. Моль обдумывала свои вопросы и ответы, которые она получила, и обдумывала план действий. Возможно, отсюда можно сбежать. Доста может плохо перенести побег, но это лучше, чем жить здесь, среди чокнутых. Кроха тоже... она ещё совсем маленькая - психически, конечно. - Эм... Ральф, зачем мы сюда пришли? - голос неуверенно резонировал со стенами, или ей так казалось - могла ли это быть одна большая галлюцинация? Кошмар, выдумка, сонный паралич, астрал или ещё что-нибудь? Моли хотелось бы верить в это, быть уверенной, что её жизнь пойдёт своим чередом, но нет. Под рукавом пижамы зудела царапина глубиной в три сантиметра, освидетельствование того, что эта грёбанная хрень - это реальность. Всё реальность - и кошмары, в которых половицы в комнате разъезжаются и поглощают её, а собственные руки словно увядают в мазуте, и галлюцинации чёрной веселящейся сущности, кусающую Досту за плечо со спины закруглёнными треугольными зубами, и пузырящиеся язвы на лице Ласточки, и отсутствующая верхняя половина головы у плачущей Крохи... - Увидишь. Коридор забвения рассудка. Дом поклонения безумию, крови и смерти. Что-то внутри шептало - убегай-улетай-исчезай. Впервые в жизни Моль почувствовала за спиной крылья - так и тянуло смыться подальше, а они всё шли, шли и шаги в её голове отдавались гулким эхом. Ральф резко остановился, повернувшись наполовину. - Смотри. Она оглянулась и вибрирующий ком тревоги под ключицами взорвался. Стены украшали картины, психоделичные, абстрактные и непонятные. Узкие плечи в картофельном мешке передёрнуло. Что за хрень... - Что это?.. - её голос ничего не значил. Её слова были гулким эхом в потоке стен - вот, что пришло в голову при первом взгляде на... это. По стенам скакали стада антилоп, но непохожих на нормальных, каких-то... искорёженных. Как будто художник не видел в жизни ничего хорошего и даже лучшее его творение оказалось искалеченным, как и он сам. В стороне от них неспешно кувыркались быки-альбиносы. Моль только сейчас заметила, что стены здесь полностью разрисованы, только отдельные куски были белыми даже на потолке. - Это рисунки одного из воспитанников. - Они такие... - Какие? - Ну... сломанные. Со стены на неё удивлённо таращился бык молочного цвета. - Смотри внимательнее. Для чего он рисовал? Что он хотел рассказать? Что хотел рассказать?.. Да как вообще можно понять другого человека по обрывку мысли хотя бы наполовину? - Он был здесь несчастен и хотел украсить это место... - Нет, - Ральф сразу перебивает её, - думай ещё. По правде говоря, он и сам не знал, что именно Леопард хотел ими сказать - интересоваться было некогда, но если новенькая будет видеть только самые очевидные вещи, то быстро отправится к кровавому выпуску. Моль задумчиво вращала мозгами в другую сторону. Ральфу чудился скрип их несмазанных, забытых сочленений. - Возможно, он... он был несвободен и мечтал быть, ну, типа, как дикие животные... например, бегать куда хочется и сколько и чтобы ему не указывали... Надо же, теплее. Часть правды она действительно поняла. - Уже лучше. Потренируешься в своей комнате. Идём. Ей чудился лес. Еловые ветви бьющие по лицу и разнообразие запахов. Грибы и ягоды в самых неожиданных местах. В таком лесу быстро наступал ливень - целая стена ледяной воды. Моль пытается продраться сквозь иглы лесных деревьев и, спотыкаясь о корень, падает вниз в нору. С неудовольствием понимает, что вывихнула ногу, и вылезает наружу, хромая. Её ещё не тревожит, что зверь может найти и растерзать её из-за оставленного в его доме запаха. - До-о-оста-а-а-а! Моль вздрагивает, открывая глаза. Она чудом не теряет равновесие, подавшись во сне вперёд. Шелест хвойи отдаётся в ушах резонансом и прохладная дождливая сырость бьёт в лицо, заставляя жмуриться, пока она не понимает, что уже проснулась и находится в своей комнате. Ели и сосны уходят в мир небытия, где им и положено быть, фантомный ливень испаряется паровым облачком. Протерев глаза костяшками длинных пальцев, она понимает, что скоро начнётся обед и начинает быстро-быстро распихивать всё самое необходимое по карманам - а его оказывается слишком много для них. Впрочем, остаться без еды будет ещё хуже. Моль выбегает из комнаты в сторону столовой, а за спиной к её щиколотком тянутся щупальца теней её кошмаров, но Моль не думает об этом и слушает карканье ворон, которое сейчас кажется щебетанием канареек. Мерзкая погода всё также стоит за окном; хочется забыть о внешнем мире и замуровать стёкла. Нужный коридор вспоминается без труда, нужный поворот легко преодолевается. За столом ей радостно машет Ласточка, смущённо краснеет Доста, смотря в её сторону, Кроха нервно хихикает, как же она рада, что познакомилась с ними, одной было бы хуже, отсюда надо выбираться МЫ ВСЕ ЗДЕСЬ УМРЁМ!.. Моль не думала об этом. Моли сейчас хотелось оказаться где-нибудь в саду - там, где поют птицы.