DNA

Знаю, ты любишь меня, парень, Так что я люблю тебя тоже. Jungkook & RM — I know

      Имея за плечами один единственный провальный опыт отношений, впредь Чонгук к ним больше не стремился. Он вообще не собирался влюбляться, всеми силами открещивался от этого, как ему казалось, бесполезного чувства, что могло стать огромным препятствием для его музыкальной карьеры. Так он однажды и сообщил Юнги, когда, доверившись, поделился с ним своими тревогами и подозрениями насчет Тэхёна. Взамен хён открыто заявил ему, что он глупец, не только в ситуации с Тэхёном, но и в ошибочном восприятии любви в целом. Он был прав. Абсолютно во всём. Любовь действительно прекрасна. Она окрыляет. Дарит вдохновение. Дает стимул бороться. Чонгук сам в этом убедился, как только она проникла в его сердце. Он откровенничает с Тэхёном. Ему столько всего нужно ему рассказать, ночи не хватит. И ещё не меньше выслушать, поскольку у Тэхёна тоже немерено накопилось. Речь не о будущих проблемах и вызовах — лишь о чувствах, мечтах, о том, что происходит с ними здесь и сейчас, в этой небольшой комнате, ставшей для них временным убежищем. Комфортно устроившись на постели, в тусклом свечении маленького настенного светильника, они, приглушив голоса, практически шепчутся, опасаясь быть услышанными не побрезговавшими подслушивать надоедливыми хёнами, жаждущих бесплатного представления сексуального характера. Вот именно из-за таких дурацких шуток Джина им и пришлось выгнать всех незваных визитеров и запереть дверь на замок. Чонгук нервничает, но определенно в хорошем смысле. Снова повторяет себе, что, несмотря на изменившийся статус их отношений с Тэхёном, он всё ещё остается его самым близким другом, и никакого стеснения между ними быть не должно. Но Гук почему-то стесняется, когда невольно засматривается на его полуобнаженное тело, которое находит крайне привлекательным. В отличие от него, не осмелившегося хоть немного оголиться, Тэ спокойно скинул верхушку пижамы, пожаловавшись на жару. А Гук смотрит, жаждет коснуться, но всячески одергивает себя. Не желая показаться извращенцем, думающим только об одном, держит себя в руках. Тем более, когда Тэхён вещает о столь важных вещах. Оказывается осознание влюбленности пришло к нему намного раньше, чем к Чонгуку. Его остро колет новость, что Пак Богом стал для него первым человеком, которому он решился открыться, но не позволяет недовольству прорваться наружу, не имеет права. В тот период Гук переживал внутренний конфликт, не понимая, как справиться с ним, он отталкивал Тэхёна, причинял ему боль своей холодностью. Его снова мучает вина, она отчетливо проступает в его погрустневших глазах, потому Тэхён замечает. Он ничего ему не говорит, приподымаясь на локоть и нависая над Чонгуком, стирает грусть губами. Дарит новый головокружительный поцелуй, и Гук с радостью отвечает — молниеносно втягивается в процесс. Ему безумно нравится целоваться с Тэхёном. Нравится чувствовать его вкус, запах. Нравится улавливать его сбитое дыхание и изучать его тело ладонями. Он наконец-то дает им волю и те плавно скользят по песочной, гладкой коже спины. Тэхён хорошо целуется. Слишком хорошо. Чонгука не впервые посещала эта мысль, но он не придавал ей слишком большого значения, уверенный, что Тэ такая же зеленая простофиля в любви, как и он сам, поэтому остановился на мнении, что тот просто мастерски импровизирует. Ведь всем давно известно, что Тэхён — король импровизаций. — Как для того, кто ни с кем никогда не встречался, ты слишком хорошо целуешься, — игриво проговаривает, как только их губы размыкаются. На безобидный комплимент Чонгук ожидал ответной улыбки, но точно не того, что последовало дальше. Тэхён ненадолго подвисает, после отдаляется, усаживаясь на кровати. Весь он излучает сожаление, а во взгляде проскальзывает неясная тень — темная, отталкивающая. С ужасным предчувствием Чонгук вскидывается, также садится. — Что? — требует пояснения. — Ну-у… — затянул Тэхён, ведя пятерней по растрепанным волосам, видимо раздумывает, как мягче преподнести правду. — Если честно, у меня было что-то вроде практики. Чонгука будто кипятком ошпаривает. Дыхание останавливается, пульс, наоборот, разгоняется до отметки максимум, а перед глазами всё мгновенно окрашивается красным. Мягкая подача не помогла, а неполнота информации лишь раззадорила буйное воображение Чонгука, Тэхён понимает свой прокол, поэтому встревоженный спешит исправиться. — Йа! То было ещё в средней школе, до того, как я приехал в Сеул и встретился с тобой, так что убери это пугающее выражение со своего лица. Чонгук, принимаясь вновь дышать, отводит в сторону направленный в его физиономию указательный палец. Ярость уменьшается, но окончательно не исчезает. Ни за что и никогда не скажет Тэхёну, что первое, о чём подумал — целующиеся он и Богом (самый страшный его кошмар). Но теперь Гук совсем не знает, о чем думать. Средняя школа? Сколько ему тогда было? Тринадцать — пятнадцать? Что он вообще вкладывает в понятие «практика»? И почему выбрал такую странную формулировку? — Ты же говорил, что никогда не встречался с девушками, — напоминает ему Гук. — Я и не встречался с девушками, — подтверждает Тэ и больше ничего не добавляет, снова заставляет представлять худшее. — Так ты встречался с парнем? — получается непреднамеренно грубо. — Я не встречался с парнем, — Тэхён резво машет руками. А Чонгук сидит в растерянности. — Ты ведь не собираешься мне сейчас сообщить, что практиковался целоваться на овощах, верно? — усмехнувшись, спрашивает. — Или на каких-то других более интересных предметах? — Ну а что? Всякое бывает. Какой только фигней не страдают люди. Подростковое любопытство и прочее. Но Тэхён не подхватывает веселость Гука, остается таким же серьезным и сожалеющим. Выглядит так, словно совершил ужаснейшее преступление и набирается смелости признаться в нём. — Три раза, — в итоге выдавливает из себя, — я целовался всего лишь три раза. То был мой одноклассник. Мы делали это втайне ото всех, когда после уроков оставались на уборку. Он предлагал, а я не мог отказать ему. — Тэхён спешит, избавляя душу от тяжести, что не давала ему спокойствия. Смотрит на Гука пронзительно, не отрываясь, ему крайне важно, что тот понял его. — В нашем классе была небольшая подсобка с всякими учебными принадлежностями, он отводил меня туда, а потом… — Остановись, пожалуйста, — просит Чонгук, прикрывая веки. — Я не хочу слушать. Не хочу ничего знать. Как выясняется, Тэхён вёл очень активную и насыщенную событиями школьную жизнь. Сперва тот недо-друг, про которого он под давлением поведал ему в тренажерном зале агентства. Теперь вырисовывается какой-то одноклассник, с которым он практиковался в поцелуях. У Гука полно вопросов, но он упорно подавляет их. Ему не нужны подробности. Он не хочет знать, как это было. Нравилось ли Тэхёну. Сравнивает ли он прошлый опыт с нынешним. Разумная часть в нем твердит, что у всех есть прошлое, что он несправедливо поступает с Тэхёном — не дает ему высказаться, хуже того — не видит, насколько ему необходимо высказаться. Но что он может поделать с той частью, что бьется в конвульсиях от невыносимой боли. Как убедить себя, что рассказанное Тэхёном — не предательство. Они же в то время даже знакомы не были. Внутренняя борьба выматывает. Чонгук падает на кровать, поворачивается на бок, оставляя на обозрение Тэхёну свою напряженную спину. Вот и пришел конец счастливой ночи. Не успели сойтись, сразу разлад. Здорово. — Ты злишься? — раздается позади неуверенно. — Нет, — не оборачиваясь, буркнул Гук. — Таки злишься, — обреченно констатировал Тэхён. Вот и всё, можно засыпать — в беспокойстве и неопределённости. Таков был план Чонгука, но явно не Тэхёна. Откладывая свою горькую историю на неясное потом, он всем телом прижимается к Чонгуку сзади — решительно и тесно. Закидывает руку ему на талию, распластывает ладонь на животе, а подбородком утыкается в плечо. Дает понять: сколько не брыкайся — не отпустит. Сменив подход, убирает серьезность, использует шутливость. — Не злись, Чонгук~а. Когда ты так делаешь, клянусь, у меня сердце от страха сжимается. Минуту назад я реально поверил, что ты превратишься в Халка и начнешь яростно крушить всю мебель. Или же мои кости. Чонгук недовольно фыркает, тем не менее, расслабляется под нежное поглаживание и легкое похлопывание настойчивой ладони. Тэхён применяет тактильную тактику. Усмиряет его как норовистого жеребца, только лакомство под нос не подсовывает. Мелькнувшая ассоциация в голове вызывает новый фыркающий звук. — На самом деле я очень сожалею, — с притворной беспечностью продолжает Тэхён. — Даже не за свои поступки, а за то, каким наивным и глупым я раньше был. Верил всему, что мне говорили. Доверял тем, кому не следовало. Хотя, наверное с тех пор не многое изменилось, я всё так же плохо разбираюсь в людях. Тэхён видит в них только хорошее. Недостаток это или достоинство — спорный вопрос. Лично для Чонгука — это та черта Тэхёна, что делает его уникальным. Он видит позитив во всём, не держит ни на кого зла, умеет радоваться мелочам. Человек чистый душой и сердцем — чем часто пользуются гнилые люди. Чонгук сказал бы об этом вслух, не переключи Тэхён его внимание. — Знаешь что, Чонгук-щи, — вдруг обращается он формально, — думаю с твоей стороны не очень-то честно злиться на меня, поскольку ты сам не невинный цветочек. Что ещё за предъява? В непонятках Гук косится на него, вскинув брови. — Ты же в школе встречался с той девчонкой, как её звали?.. Сэрон? Сэён? — комично коверкает имя. — Я помню, как ты вечно хвастался, что целовался с ней. Нашёл, что вспомнить! Пораженный Чонгук, округляя глаза, открывает рот и тут же захлопывает, ещё не выбрал — то ли начать оправдываться, то ли ринуться в атаку с обвинениями. Неужели Тэхён действительно не понимает, почему он разозлился. — Я хвастался только потому, что хёны постоянно издевались надо мной, будто я шарахаюсь от девушек и вообще боюсь на них смотреть. Я просто хотел выглядеть в их глазах опытным, вот и всё. А с Сэвон я начал встречаться потому, что был тупым ребенком, считал, что это сделает меня крутым и взрослым. Я не был в неё влюблен. За ту одну неделю отношений мы даже толком не целовались, всего лишь разок соприкоснулись губами, как это делают рыбки в аквариуме. Мой первый настоящий поцелуй был с тобой. И до сегодняшнего дня я наивно думал, что тоже у тебя первый. Вот реальная причина моей злости. Чонгук — жуткий ревнивец, эгоист, собственник. Тэхён уже в курсе. Он возвращается к проверенной тактике, жмется и ластится к Гуку. После, что-то надумав, подтягивается чуть повыше, чтобы бархатным низким тембром произнести ему на ухо: — Тебя утешит, если я скажу, что мой первый поцелуй по любви был с тобой? — Не особо, — вредничает Гук, а у самого мурашки расползаются вдоль позвоночника. — Тогда я скажу, что у меня есть кое-что намного ценнее, — не сдается Тэ, намеренно касаясь губами ушной раковины, что вызывает новый прилив горячих мурашек. — Моё девственно чистое тело. Я берег его для тебя. Чонгук крепко зажмурившись, подавляет улыбку. Тэхён дразнит его. Волнует. Испытывает… Соблазняет? — Выходит, я — твой правильный человек? — стряхивает смущение Гук, прежде чем, развернувшись и улегшись на спину, встретить направленный на него вопросительный взгляд. — Мм? — Когда мы были трейни и жили в нашем старом общежитии, ты при всех сказал, что первый раз у тебя будет только с правильным человеком. — Ох! — осеняет Тэхёна. — Ты это запомнил? — Конечно, запомнил. Я тогда настолько поразился твоим словам, что потом ещё долго не мог уснуть, всё размышлял и искал свой собственный смысл. Первая близость никогда не забывается, верно? Поэтому важно разделить её с кем-то особенным, с тем, кому полностью доверяешь и любишь всем сердцем. Я решил, что отдам себя именно такому человеку. — Бросаясь намеками, Чонгук снова краснеет. Ему невыносимо жарко и душно. А Тэхён, безмятежно скользящий большим пальцем по полоске оголенной кожи, между сбившейся на талии футболкой и штанами, совершенно не спасал ситуацию. — Ты отдашь мне себя, Чонгук~и? — напрашивается он на конкретику, пока неторопливо, но целенаправленно пробирается сквозь складки черной ткани. — Я и так твой. Мы же теперь встречаемся, — Чонгук умышленно косит под дурачка, дразнится в отместку. — Не притворяйся, — мгновенно раскрывают его обман. — Я имел ввиду другое, ты же знаешь. Тэхён мягко пощипывает его кожу на боку — наказывает, одновременно подгоняя с ответом. — А-а-а, моё тело, — всё еще придерживается выбранной роли. — Бери. Он хочет казаться уверенным, хотя весь переполнен сомнением. И с чего бы вдруг? Прошлой ночью, на постели Тэхёна он был готов дойти до самого конца, он жаждал заполучить всё и сразу. Но тогда у него напрочь были отключены мозги, а тело руководствовалось чистым инстинктом. Даже утром, находясь под сильнейшим впечатлением, он желал повторения и фантазировал о продолжении. Однако сейчас, когда выпал реальный шанс, избавиться от внутренних противоречий и отдаться во власть чувств не получалось. Первый секс — важный этап жизни, и физиологически Чонгук к нему полностью готов, а вот на психо-эмоциональном уровне возникали проблемы. Они с Тэхёном ничего не обсуждали. Не слишком ли они торопятся? У них даже свидания первого не было. Для парочек ведь существуют какие-то пошаговые стадии. Вероятно — да. Но стоит ли их точно придерживаться? Наверняка — нет. Логика проста: хочешь — делай. В любви нет никаких правил. Однако не в этом состояла истинная причина сомнений Чонгука. Позиции и сам процесс секса — вот в чем беда. Половой акт между парнями сам по себе сложен. Чонгук читал и видел, знает. Для начала нужно иметь в наличии две обязательные вещи: первая — та, что защитная; вторая — та, что смазывающая. Ничего из этого у них нет. А ещё нужна тщательная подготовка, по крайней мере, одному из них. Вот только кому? Чонгук после исследовательской деятельности зарекся быть снизу. А согласится ли Тэхён? Интересно, он вообще осознает, что творит в данный момент? К чему склоняет Чонгука? — Что ты делаешь? — голос слегка хрипнет, когда его футболку нагло задирают чуть ли не до самой шеи, а жадный взгляд тотчас же сменяется не менее жадными пальцами. Они мягко вычерчивают невидимые линии, дивные узоры. Исследуют. Изучают. Запоминают. — Наслаждаюсь твоим прессом, я так давно об этом мечтал, — не отрываясь от увлекательной забавы, поясняет Тэхён. Его хаотичные прикосновения, неприкрытое восхищение, вынуждают Гука ещё сильнее напрячь мышцы живота. Чтобы перебить неловкую — лишь для него одного — тишину, роняет иронично: — Странная мечта. Но тебе подходит. Тэхён на замечание не реагирует, продолжает издевательства. Он определенно не осознает, что творит. — Идеальные кубики. Я будто смотрю на плитку белого шоколада. — Если бы ты согласился тренироваться со мной, имел бы пресс ничуть не хуже. — Опять ты за своё. — Тэхён кривится так, словно вдохнул запах протухшего кимчи. Каждый раз одна и та же реакция, стоит лишь упомянуть силовые тренировки. — Только портишь всю атмосферу. Лучше помолчи и не мешай мне. Чонгук узнает прежнего Тэхёна — несдержанного, свободного, чересчур тактильного. Он скучал по такому Тэхёну и безумно рад его возвращению. Но перестав нажимать на тормоз, он слишком резво давит на газ. Хорошо это или плохо — Чонгук пока не определился. В конце концов, не выдерживая, он закрывает лицо руками, выталкивая из груди задержавшийся воздух. Сгибая ноги в коленях, упирается ступнями в матрас. Старается расслабиться. Но проделанные манипуляции не помогают ни спрятаться, ни получить облегчения. Тэхён всё равно увидит. Несомненно. — Что? Тебе неприятно? — замирает он встревожено. Чонгук тяжко сглатывает, в горле ужасно пересохло. — Нет, мне приятно, просто… — перебороть стыдливость получается не сразу. — То, что ты делаешь, хён, влияет на меня…определенным образом. Убрав ладони Чонгук наблюдает, как расширенные от удивления глаза Тэхёна медленно опускаются вниз, останавливаясь на паху, где отчетливо выпирает налитый кровью орган, облепленный двойным слоем ткани. — Ты возбудился? Так быстро? Быстро? Тэхён будто вечность мучает его. — Я могу помочь тебе, — поступает от него внезапное предложение. Возможно, Гук недооценил его. Возможно, именно этого он и добивался — сходящий с ума и задыхающийся от переизбытка чувств Чонгук. Поинтересоваться нет сил. Да и без разницы. В голове на повторе стучит его провокационное «помочь». Секунды бегут, а он всё никак не может наслушаться. — Не хочешь? — Тэхён часто облизывает губы, нервничает, вглядываясь в Чонгука. Он виноват в его состоянии, и готов взять на себя ответственность. Но ему немного тревожно. Преодолеть новую черту. Сделать следующий шаг. Неизвестность впереди страшит, но вместе с тем манит. Тэхён не сопротивляется природной любознательности и ведет за собой Гука. — Чонгук~а? — Хочу. — Чонгук надеется, что произнес это вслух. Он не уверен, язык совершенно не слушался. Но у него есть глаза, Тэхён давеча сказал ему, что они у него умеют говорить. Он фокусирует их на любимом лице, в его расширенных черных зрачках отражается вся гамма эмоций, захлестнувших Тэхёна. Пораженный собственной смелостью, не шевелится — ждет сигнала, любого толчка к дальнейшим действиям. Что не попроси — он всё сделает. Тэхён перебрасывает через него ногу, удерживая себя на коленях, нетерпеливые руки сразу же тянет к треникам. Чонгук рефлекторно приподнимает таз, помогает ему стянуть вниз сперва штаны, а затем и боксеры. Щеки пылают с удвоенной силой, но он подавляет естественное желание прикрыться. Отталкивает подальше стеснительность, она мешает. Ощущает, как Тэхён усаживается ему на бедра. Не моргая смотрит, как он внимательно рассматривает его обнаженное тело, или скорее даже любуется. Безусловно, он доволен видом. Так же как и отхваченной козырной позицией. — Ты так очаровательно краснеешь. Приложенных усилий хватает лишь на то, чтобы слабо кивнуть. — Никогда не видел никого красивее, чем ты. «Тебе стоит посмотреть в зеркало» — остается несказанным. Чонгук мысленно умоляет его поторопиться и сделать хоть что-нибудь, и должно быть это срабатывает. Но как бы он не настраивался и не храбрился, всё равно оказывается совершенно не готовым к моменту, когда Тэхён ласково обхватывает его каменную эрекцию ладонью. Гук резко вздрагивает, шумно задышав. Пульс бешено скачет. Все ощущения мигом концентрируются в месте, где его держит Тэ. — Вау, он такой твердый. Забавное открытие, Тэхён во время интима ещё тот болтун. Или так он справляется с собственной стеснительностью? Волнуется, оттого и лепечет всё подряд. И потому его прикосновения такие аккуратные и бережные, он будто боится нечаянно навредить. Ведь происходящее для него — тоже впервые. И ему также требуется толчок помощи. Чонгук, беря Тэхёна за запястье свободной руки, слегка тянет его на себя — призывает наклониться к нему, и, отрывая голову от подушки, стремится навстречу. Цель — его желанные пухлые губы. Он прижимается к ним своими, сминает неторопливо и мягко, ненавязчиво выпрашивает ответ, а когда получает — целует уже настойчивей и сильнее. Раззадорившись, Тэхён приглашающе раскрывает рот, побуждает Чонгука задействовать язык, что он охотно и делает. Изучающе проходится им по нижнему ряду зубов, по внутренней стороне щеки, по нёбу, при этом задевая язык Тэхёна. По голосовым связкам проносится первый глухой стон. Он раздается, когда Тэ, полностью осмелев, проходится кулаком по стволу вверх до самой головки и вниз до основания. Он повторяет те же манипуляции пару раз, прежде чем, не приостановившись и с трудом не оторвавшись от Гука на несколько мгновений, добавляет на ладонь собственную слюну, чтобы скольжение получалось более влажным и гладким. Действует интуитивно, как умеет, как наверное мастурбировал бы себе. И Чонгуку хорошо. Слишком хорошо. Испытуемое им не с чем сравнить. Ему едва ли комфортно, верхнюю часть тела приходилось удерживать на весу, но благодаря натренированным мышцам Чонгуку это отлично удавалось. Жаловаться и перебивать Тэхёна он точно не собирался. Но тот, будто услышав его мысли, неожиданно надавив ему на грудную клетку и заставив откинуться назад, переносит их обоих в более удобную позу. Становится ещё лучше. Не в состоянии насытиться, Чонгук голодно целует и безостановочно шарит руками по его телу, ведет по спине, перекочевывает к плечам, запускает подрагивающие пальцы в волосы на затылке. Держится за Тэхёна, как за единственную точку опоры, что не позволяет ему окончательно забыться. Ему нельзя. Он запретил себе повторять прошлую ошибку. Он не будет спешить, не будет перехватывать инициативу и напирать. Для него идеально так, как решит Тэхён. Возможно на подсознательном уровне опасается, что Тэ вновь испугавшись, бросит его и сбежит. Хотя сам понимает, какая это чушь. Он здесь, с ним, раскованно и смело выбивает из него очередные звуки наслаждения, постепенно набиравшие громкость, по мере ускорения стимуляции. Гук их не сдерживает, больше того — и не пытается. Даже если кто-то услышит их за дверью — пофиг. По нутру несутся огненные искры и, концентрируясь сферой внизу живота, давят, требуют выхода. Каждый нерв в теле вибрирует, он чувствует, что находится на грани, финал так близко. — Я люблю тебя, Гук~и, — с нежностью проговаривает Тэхён, опаляя зацелованные губы горячим дыханием. — И я люблю тебя, — едва различимым шепотом возвращает ему слова Чонгук. Разлепив тяжелые веки и столкнувшись с его прямым, наполненным страстью взглядом, он наконец-то кончает — резко, бурно, восхитительно ярко. Дав ему немного времени прийти в себя, после Тэхён обессилено приземляется на него, берет передышку, пережив свою личную бурю. А поднабравшись энергии, тут же вскакивает, весело заявив, что ему нужно отлучиться, чтобы ополоснуть натертую до мозолей руку. Шутник. Чонгук, с неисчезающей мечтательной улыбкой — не забыв, конечно, натянуть снятую ранее одежду, — провожает его до двери, при этом советуя поторопиться и очень постараться не попасть хёнам на глаза. А сам, застыв в проходе, дежурит и ждёт своей очереди — ему по-хорошему не помешало бы помыться. Внутри душа поёт и радуется. Сердце трепещет. Он безумно счастлив. Но лишь до той поры пока в разум не врезается мысль «А как же Тэхён?». Он ведь тоже был возбужден, Чонгук это чувствовал, и по итогу так и ушёл, не получив необходимую разрядку. А всё из-за Чонгука, что был слишком зациклен на себе и сосредоточен только на своем удовольствии. Черт, черт, черт! Не хотел, но облажался. Снова! Он настоящая тупица. Ужасный эгоист. Отстойный бойфренд. Ему до статуса суперлюбовника так же далеко, как и до статуса суперзвезды. Но зато есть к чему стремиться. Что в первом, что во втором случае.

***

      Утро наступает слишком быстро. Его приносит с собой Чимин, ураганом ворвавшись в комнату. — Подъем! Наступил новый день, пора вставать и радоваться, — пытается он пропеть этот абсолютно не ритмичный набор слов. Вот чего хёну не спится в такую рань, а? И откуда в нём взялось столько бодрости? Сонный Чонгук не шевелится и не отвечает. А вдруг прокатит — хён развернется и ускачет доставать кого-то другого. Тэхён, кстати, тоже безмолвствовал. Видать остановился на той же тактике. — Эй, хватит прикидываться, я же вижу, что вы проснулись, — обламывает их Чимин. — Вы одеты, нет? — подходя к изножью кровати, берется за одеяло и без колебаний срывает его, являя взору два слипшихся тела. — Фух, одеты, — не скрывает облегчения. — Чонгук~а, это твоя вина, — хрипит Тэхён. Пока Гук лежит на животе, Тэ лежит на нём. Не весь, конечно, но вертикальной половиной точно. — Я знаю, прости. — Да, он виноват, что забыл защелкнуть замок по возвращению. — Йа! Прекращайте делать вид, будто меня здесь нет, — Чимин разоблачает их мелкий заговор, подтверждающий существование между ними ментальной связи, а затем запрыгивает на постель, замыслив какую-то шалость. Спину внезапно обдает холодком, когда он, взявшись за Тэхёна, не без труда буквально отдирает его от Чонгука. — Давай отрывайся от Чонгука, ты же не даешь ему нормально дышать. Ложь. Ему вполне комфортно, но на его протестующее бормотание никто не обращает внимание. О нём похоже вообще забыли. Чимин, оттащив Тэхёна на другую половину кровати, крутит его во все стороны, ощупывает, осматривает, будто что-то выискивает. Тэ активно сопротивляется, но вместе с тем весело посмеивается. Помощи он не просит, потому Чонгук и не вмешивается, молча наблюдает за увеселительной борьбой и отчего-то раздражается. В конце концов, отвернувшись и поднявшись, просто уходит, прихватив с собой одежду. Уже стоя у раковины и энергично чистя зубы, в памяти внезапно всплывает отрывок изобличающей речи Юнги, проясняющей ситуацию. Как он там сказал: «Ты ревнуешь Тэхёна к друзьям, к знакомым, к стаффу, к собственным мемберам, и, как бы смешно это ни звучало, к случайным незнакомцам, которые просто ненароком потрутся возле него…». Отпираться бессмысленно, всё верно — он действительно ревнует Тэхёна ко всем и каждому, даже к собственным мемберам. А это совсем не здорово. Тут уже диагноз нужен, потому что совет хёна про табличку на груди Тэхёна, обозначавшую бы его принадлежность Чонгуку, уже не казался ему такой большой дикостью. Наклоняясь вниз, Чонгук зло сплевывает излишек пасты. Жаль, что так легко нельзя выплюнуть это тошнотворное чувство, разъедающее внутренности. Вновь выравниваясь, смотрит на себя в зеркало, не узнавая. В нём что-то изменилось, но оно не касалось внешности — он внутри ощущал себя иначе. Неужели недавний опыт с Тэхёном так подействовал. Он много фантазировал о сексе с ним, но реальность оказалась намного лучше. И не важно, что полноценного полового акта между ними не было — всё еще впереди. Неважно, что Гук чертовки протупил и не подарил Тэхёну взаимный оргазм. Когда он всё же не удержался и выразил сожаление по этому поводу, Тэ, крепко обняв его, заверил, что ему не о чем переживать, что всё произошло так, как он изначально и задумывал. А потом, принимаясь дурачиться, известил Гука, что у него имеется вторая «неиспользованная» рука и он отлично поработал ею в ванной. Безумец, самый настоящий, — так Гук и заявил ему, смеясь. Ещё пять минут назад ему было так невообразимо хорошо в его теплых объятиях, а сейчас его сжимал в тисках неприятный холод. Полнейшая глупость, но в Чонгуке прогрессировал необъяснимый страх потери. Он боялся потерять Тэхёна. Глаза невольно смещаются в сторону, стоит в отражении появиться объекту его размышлений. Взъерошенный после сна Тэхён, останавливаясь позади, оплетает руками талию Чонгука, а его плечо использует как подставку для подбородка. — Почему ты сбежал? — Подумал, что лишний. — Вернее, он почувствовал себя третьим лишним, но озвученный вариант звучит менее жалким. Пока Гук с усердием полирует зубы, хоть они давно почищены, Тэхён зорко смотрит на него через зеркало, после чего, коварно прищурившись, произносит: — Представляешь, когда мы с Чимином ночью поговорили и помирились, он внезапно спросил меня, не в моём ли он вкусе. — О, правда? И что ты ответил? — веря, что его вопрос максимально беспечный, Чонгук умывается и полощет рот. Тэхён наклоняется вместе с ним. Тонко улавливая настроение макнэ, совершенно не верил в его притворное равнодушие. — Сказал, что в моём вкусе только один человек, и он всецело мой — идеальный, с какой стороны не взгляни. И чтобы ты понимал, во-первых, Чимин подшучивал надо мной. Ну, знаешь, как натурал над геем. А во-вторых, как ты можешь ревновать меня к нему? — Тэ корчит брезгливую рожицу. — Это же ЧимЧим, он мне как брат. Мне даже противно думать о нём в таком ключе. Тэхён догадался. Супер. Будто успокаивая, он крепче обнимает, возвращает ему утраченное тепло. Негативные эмоции тут же отступают, но одновременно с тем появляется стыд. Чонгук рвет бумажное полотенце, раскаянно выдыхая: — Не то чтобы я мог это контролировать. — Я тебя не виню, поскольку сам такой же. Интерес резко возрастает, Чонгук поворачивается, не в состоянии поверить в то, что услышал. — Ты тоже ревновал меня к Чимин-хёну? — Да быть такого не может. — Было дело, — легко соглашается Тэхён, покусывая нижнюю губу, хмурится что-то вспоминая. — Я наблюдал как он заворачивал тебе еду в листья периллы, а потом кормил из рук, как это делают только парочки в дорамах. Он сидел на твоих коленях и трогал тебя во всех доступных местах. Он веселился и оттачивал на тебе свои навыки флирта. Конечно же, я ревновал. И не то чтобы это случилось впервые, просто на этот раз он перешел все немыслимые границы… Эй, не будь таким довольным, — прерываясь, возмущается, подловив Чонгука. Но радость и вправду тяжело спрятать. Оказывается они с Тэ два идентичных дуралея, с чем тот естественно соглашается. Кроме прочего, Гук наконец-то получил объяснение его странному поведению во время вечернего застолья с мемберами. — Я чувствовал беспомощность, — вновь заговорил Тэхён, нежно поправляя Чонгуку влажную челку. — Но ещё больше зависть. Я хотел быть на месте Чимина, хотел делать всё то же что и он, а оттого, что не мог — злился. Но теперь, когда я заполучит тебя, причины для ревности пропали. Так же и для тебя. Просто запомни: я — твой, ты — мой, мы принадлежим друг другу, а все остальные неважны. Чонгук кивает, принимает правоту Тэхёна, хотя под грудной клеткой колотится бунтующее сердце, что сопротивляется, опираясь на собственную логику, не подвластную мозгу. Да, они с Тэхёном любят друг друга, и теперь они принадлежат друг другу. Да, он всецело доверяет ему. Но вот беда — он нисколько не доверяет другим людям. Тэхён во многих вещах простодушен и наивен, и чужие корыстные мотивы он вряд ли распознает. Чонгук и до признания в любви невероятно сильно ревновал его, но сейчас, когда они приняли обоюдное решение встречаться, уровень ревности достиг той катастрофической отметки, что впору ложиться в клинику и лечиться. Однако пугать его такими откровениями он не станет. Лучше постарается исправиться. Тэхён же, удовлетворенный реакцией Чонгука, моментально меняет тему: — Дай и мне почистить зубы, — ни секунды не колеблясь, он тянется за зубной щеткой в руке Гука, что приводит его к замешательству. — Это не совсем гигиенично, ты уверен? Там на полке полно одноразовых щеток, — Гук указывает ему за спину. Тэхён отмахивается от его замечания, беззаботно изрекая: — Ночью я глотнул больше миллиона твоих бактерий, пока мы целовались. Вся моя правая рука, — поднимает её вверх, перебирает пальцами воздух, — была в твоей сперме, когда ты кончил, так что зубная щетка — это мелочь, поверь мне. — Ты не мог бы говорить о таких вещах потише? — ошарашено спрашивает Чонгук, как только отходит от ступора. Он резко переводит взгляд на двери, будто ожидая, что в нее сейчас ворвутся хёны со смехом и насмешками. К счастью этого не происходит. — Ты снова покраснел, — подмечает Тэхён, улыбаясь. — Мой очаровашка. — Коротко пощекотав Гука под подбородком, он все-таки отбирает у него щетку. Наспех приводит себя в порядок, а после, встав напротив, внезапно предлагает: — Примирительный поцелуй? — смешно вытягивает губы уточкой. — Мы не ссорились. — Чонгук заражается его озорством, потому охотно дразнится, платит ему той же монетой. — И всё же? — Потом. — Потом — это когда? — Вечером. — Вечером? Ты заставишь меня ждать так долго? — Ожидание подогревает чувства, разве нет? — Вау, ты такой жестокий, Чон Чонгук, — видно же, что его вселенское разочарование наигранное. — Ладно, пошли. — Смирившись, Тэхён, проявляя подозрительную галантность, пропускает Гука вперед, а когда тот оказывается у лестницы, тут же знакомо обхватывает его со спины — вот и раскрылась причина. — Мы будем идти вот так? — усмехается Гук. — Тебе удобно? — Мне лучше всех. — Тэхён ещё сильнее сдавливает ему талию, подразумевая: не проси — не отпущу. А Гук и не планировал, его всё устраивало. Однако он не подумал о последствиях своей смиренности, за что и получает от вселенной леща, стоило им появиться на кухне. — А вот и наша новоиспеченная сладкая парочка, — вместо пожелания доброго утра, встречает их Джин. Он, Намджун и Чимин окружили кухонный островок, уплетая похмельный супчик. Все как один демонстрируют бодрость, что никак не вязалось с заспанным, взлохмаченным и помятым после выпивона внешним видом. — Как спалось? — Чудесно, — голоса Тэхёна и Чонгука звучат практически в унисон, что несомненно забавляет хёнов. Меж тем в мозгах Гука звенят первые тревожные звоночки. — Собираетесь весь день проходить склеенными? — подтрунивает над ними Чимин. Он отставляет подальше пустую тарелку, после, упираясь локтями в столешницу, укладывает голову в чашу из ладоней, поглядывает на двух младшеньких игриво и немного мечтательно. — Они склеены любовью, — подключается к разговору Намджун. — Выглядят довольно-таки мило. — И вправду милахи, — поддакивает Чимин. — Черт, кажется, я завидую. — Станешь более определенным, вот тогда и познаешь любовное счастье, — не удерживается от комментария Джин, отправляя в рот очередную ложку супа. Подколоть Чимина — святое. Тема стара и неизменна — участницы группы TWICE. Стоило Чимину один раз спалиться за просмотром их клипа, так и посыпались вечные шутки, что он не может выбрать одну из девяти девушек. Начало положил Юнги. После присоединились остальные. И пофиг, что Чимин усиленно отрицал и отбивался, хёнов уже было не остановить. Добавить еще к этому вчерашнюю новость, что он оказывается любитель просматривать фанатские шипп-видосы, дело вырисовывалось совсем дрянным. Больше шуток. Больше издевательств. Чонгук хоть и сочувствовал Чимину, но в тайне ликовал, что под шквальным обстрелом словесных пуль находился не он сам. Однако так было до поры до времени. В большей степени заинтересованный стоящим на столешнице, чем начавшейся комичной перепалкой, Гук подходит ближе, заглядывая в эмалированные кастрюли. Липучка позади следует за ним, разумеется. — О, рамен! — радостно вскрикивает Тэхён, когда под второй крышкой обнаруживается дымящаяся и вкусно пахнущая, прямо до судорог в желудке, длинная кучерявая лапша. — Да, это рамен, — переключается на них Джин. — Я приготовил его для двух бессовестных отщепенцев на безалкогольной диете. — Спасибо, хён, — из Чонгука плещется благодарность, потому что, даже несмотря на подковыристое ворчание, Джин подумал о них и проявил заботу. Это так по-семейному приятно. Оставленный в покое Чимин, решив подсобить, передает им одну небольшую пиалу и пару металлических палочек. Чонгук не спрашивает, почему только один комплект столовых приборов — незамедлительно накладывает себе приличную массу и тут же поглощает в один заход. — Вкусно? — Тэхён умиляется, глядя на его раздутые как у хомяка щёки. — Очень, — едва успев проглотить, извещает Гук. — Ты должен попробовать. Он намеревается передать Тэ палочки, но тот внезапно выдает: — Покорми меня. Чонгук обескуражено смотрит в ответ. Что, прямо здесь? При всех? И не что бы в этом было что-то сверхъестественное, просто в таком обычном, на первый взгляд, действии теперь прослеживался особый подтекст, который Гук, с присущей ему скрытостью характера, принимал за нечто интимное. И светить этим на всеобщее обозрение он пока не был готов. Но это вовсе не значило, что он не постарается ради Тэхёна. Да и не смог бы он отказать его большим, светившимся просьбой, глазам. Кое-как изворачиваясь, насколько ему позволяли тиски рук Тэхёна, он прихватывает палочками лапшу и вместе с пиалой подносит к его рту. Теми же палочками аккуратно помогает ему втянуть в себя побольше и оттягивает лишнее. Делает так на повторе несколько раз, прежде чем осведомиться: — Ещё? Тэхён молчаливо качает головой, занятый пережевыванием. В уголках его губ скапливается влага от прозрачного бульона, а к подбородку прилипает маленький кусочек зеленого лука, и прежде чем Гук ему об этом сообщает, встревает Чимин. Он выдергивает из зажима одноразовые салфетки, и, как ни в чем не бывало, принимается оттирать с его лица остатки пищи, при этом, добродушно сетуя и обзывая его свинтусом. Чонгук, возвращаясь к набиванию собственного живота, чувствовал что-то необъяснимое. То точно была не ревность, не смятение, и не обида. Внутри него росла какая-то странная тревога, основ которой он не мог распознать. Поведение Чимина не являлось аномальным, он вел себя вполне привычно, добрый по натуре, он частенько заботился о других и опекал младшеньких. Но сейчас его услужливость казалась максимально подозрительной. Он стал чересчур заботливым и опекающим по отношению к Тэхёну. Между ними после примирения словно что-то изменилось. Но причин на то могло быть уйма, можно утомиться перебирать. Потому не проще ли забить и не занимать свой разум надуманной ерундой? — Гм, — театральное покашливание Джина, выдергивает Гука из раздумий и заставляет заострить на нём внимание. — Ну и, — поигрывает он бровями, перебрасывая взгляд от него на Тэ. — Кого нам первого поздравлять? До Чонгука не доходил смысл. До Тэхёна видать тоже. Намджун пораженно бросая: «о, нет», посылает извиняющийся взгляд — он знает, о чем речь. Так же, как и Чимин, что начиная хихикать, отходит в другой конец кухни, чтобы выбросить в мусор использованные салфетки. — Кто из вас двоих сегодня ночью стал мужчиной? — огорошивает Джин. У Чонгука еда поперек горла встает, и он определенно багровеет, но не потому, что давится, а потому что смущен. А ещё раздражен наглостью хёна. Вот же надо было ему своей бестактностью испогать такое чудесное утро и вкусный завтрак. Однако, несмотря на растущее возмущение, Чонгук никак не реагировал, оставаться безучастным ему помогают успокаивающие поглаживания Тэхёна, что также предпочел не откликаться на вопрос. — Говорил же: ничего у них не было, — с непонятно откуда взятой убежденностью заговорил Чимин. — Хён, просто посмотри на их невинные мордашки. Уверен, что как только они добрались до кровати, сразу же уснули мертвецким сном. — Я бы не был столь категоричен. — Тэхён и Чонгук, пройдя через сложности принятия, только-только вступили в отношения и, оставшись наедине, не отпраздновали бы это событие на удобной горизонтальной поверхности — бред, в который Джин не верит. И он стопроцентно прав, однако подтверждения этому не дождется. — Вы никогда не задумывались, почему личное называют личным? — в итоге не выдержал Намджун. Он помнил, что накануне сказал ему Чонгук, потому заведомо выбирает его сторону. — Нет-нет, никакой навязчивой философии с утра пораньше, моему организму итак плохо, — тут же ринулся атаковать Джин, тот тип, что всегда найдет как извернуться. — И вообще, откуда столько осуждения. Уже и полюбопытствовать нельзя, что ли? Или нельзя волноваться за наших младшеньких? Мы ведь одна семья, а в кругу семьи не должно быть секретов. — У тебя какое-то неправильное представление о взаимоотношениях в семье. — Ты ужасно скучный, Джун. — В нашей постели, хён, нет места для третьего, — это твердым тоном внезапно произносит Тэхён. Его формулировка вежливая, но подтекст очевиден — «не лезь туда, куда не приглашали». Чонгук не может не гордиться им, его инициативностью и решительностью защищать от постороннего вмешательства их интимные дела. И вроде бы на этом дискуссия должна быть закончена, однако там где должна стоять точка, появляется троеточие. А всё по вине Чимина, который, не упустив возможности поддеть Джина, указывает ему то, что его только что — образно говоря — стукнули по вездесущему носу. Вот так и начался новый круг комичной перепалки. Чонгук вел себя как посторонний зритель: слушал, но отмалчивался. Единственная его реакция на смешные реплики — слабая улыбка, но и та стремительно слетает, стоит ему ощутить как одна рука Тэхёна прытко пробирается ему под футболку, чтобы добраться до голой кожи. Тэ явно одержим его прессом, будто ночью не удовлетворившись, снова щупает и гладит рельефные мышцы, знает, как воздействует на Гука и всё равно целенаправленно подводит его к краю. Сумасшедший, такое с ним проделывать здесь, в компании мемберов. — Хён, — предупреждающе шепчет, когда пальцы щекочут над паховой зоной. Он заводится мгновенно. В штанах всё напрягается и тяжелеет. На благо на нём надеты свободные вещи, да и кухонная гарнитура прикрывает его до талии. Конечно, утешение слабоватое, но, по крайней мере, невиден его позор. И почему он такой легковозбудимый? Ему в срочном порядке нужно с этим что-то делать. Тэхён, прислушавшись и сжалившись, убирает разгулявшуюся конечность. Вовремя, кстати говоря, потому что в следующий момент в дверном проеме возникает фигура только что проснувшегося Хосока. И первое, что он совершает — резко закрывает руками лицо, буквально простанывая: — О божечки, как же больно. — Что не так? — забеспокоился Чимин, взглянув на него, а потом на окно. — Солнечный свет мешает? Погода и впрямь сегодня радовала, поэтому естественно все остановились на мнении, что Хосок с бодуна, покинув темное помещение комнаты, не был готов столкнуться с повышенной яркостью пространства кухни. Но, как оказалось, тот просто прикалывался. — Засосы Тэхёна, они бьют прямо мне в глаза. Хёны взрываются смехом, уставившись почему-то не на Тэ, а на виновника тех самых засосов. — Они старые, новых нет, я уже проверил, — немного успокоившись, оповещает Чимин. Вот значит, почему он так настойчиво крутил Тэхёна по кровати. — Но я ещё не осматривал Чонгука. — Ничего у него нет, — вмиг заявляет Тэхён, и Гук практически поверил в его авторитетный тон и защитный настрой, пока он не договорил: — Но ты можешь осмотреть мои ладони, кажется, на них появилась парочка мозолей. — Зачем ты им подыгрываешь? — недовольной претензией пытается перебить очередной взрыв смеха. Да, трудно разобрать шутил Тэ или нет, но всё же. — Теперь они никогда от нас не отстанут. — Они и без того от нас не отстанут, — Тэ безмятежно пожимает плечами. Он мыслит верно — тема их отношений ещё долго не сойдет с верхнего пункта интересов мемберов, потому что как ни крути, они связаны с группой. Тэхён прав. И стратегия у него правильная — «не можешь избежать ситуации, постарайся получить от нее удовольствие». Чонгуку бы поучиться его самоиронии. Он не имеет ничего против, когда хёны впритык рассматривают его шею, придумывая способы, чем лучше скрыть яркие следы, чтобы у стаффа не возникало левых вопросов. Тональный крем — неплохой вариант, но малоэффективный, его в любом случае могут заметить, те же визажисты, например. Ношение галстука — исключено, как и высокого ворота — не в такую же жару. Откуда Джин вообще берет свои дурацкие идеи? Зацепился за порог, стукнулся об двери и приземлился на шею? Очень оригинально, вот только тупой индивид поверит в такое тупое оправдание. Когда телефон Намджуна зажигается входящим звонком, он покидает их сформировавшийся круг советчиков. Тогда же у Чимина зарождается замечательное предложение — они не будут прятать засосы Тэхёна, будет лучше, если он возьмет на себя ответственность за их появление. В случае чего, они вдвоем скажут, что, перебрав с выпивкой, начали дурачиться и слегка заигрались, а хёны подтвердят. И каждый согласился, что озвученная версия являлась самой правдоподобной. Таким образом, Чимин добровольно станет временным прикрытием, своеобразной ширмой для Тэхёна и Чонгука, пока они не будут готовы сообщить о себе компании. — У нас нарисовалась проблема, — вернувшийся Намджун, завершив разговор по телефону, пугает своей серьезностью. — О нашем местонахождении стало известно. Как раз успевает подойти Юнги, чтобы услышать, как лидер рассказывает, что информация с точным адресом пребывания группы появилась на одном из сасэн-аккаунтов, а потому дальше находиться в гостевом домике для них слишком опасно. И если для большинства новость стала огорчением, то Чимина довела чуть ли не до реальной панической атаки. Он всё никак не мог отпустить инцидент, произошедший на борту самолета, когда они летели на концерт в Бангкок. Пережитая травма до сих пор беспокоила его. Именно из-за неё он первым из всех мемберов кинулся собирать вещи, а потом чересчур эмоционально поторапливал других, по его мнению, медлительных ребят. Зацикленный на тревожных мыслях, совершенно не внимал чужим утешениям, вместо этого нервозно расхаживал из стороны в сторону, дожидаясь, когда наконец прибудет давно высланная за ними машина. Чонгук не сразу осознал, что неизвестные им люди, преследующие собственные дикие цели, украли у них с Тэхёном один день счастья. Один день иллюзорного спокойствия. Ярких моментов, которые они могли бы создать и бережно хранить в сердце. Это несправедливо. Но реальности до этого нет никакого дела. Она уже ждёт их впереди — неопределенная и пугающая. Неизбежная. Тэхён нежно берет его за руку, переплетая их пальцы, волнительными глазами говорит ему, что всё будет хорошо, и Чонгуку очень сильно хочется верить. — Да, всё будет хорошо, — повторяет он уже вслух. Они с Тэхёном наконец-то вместе — вот, что главное. А с остальным они как-нибудь разберутся.