Золото и титан

Питер старается не думать о происходящих событиях. По правде, не происходит ничего — в этом его хотят уверить едва ли не все, включая Дубину, но атмосферу всеобщей напряжённости не скрыть ничем. Тони подолгу проводит в кабинете отца, только в эти моменты оставляя его одного, и даже это не может не нервировать. Питер чувствует тянущее в животе что-то постоянно, это становится почти привычным. Тони не может избавить его от этого ощущения — сам чувствует едва ли не это же самое, — и Питер почти физически ощущает волны вины, исходящие от мужчины. — Тони... не надо. — Питер льнёт к тёплому телу ещё ближе. Полумрак комнаты обволакивает сонливостью. Они негласно перешли на уровень назад, до всего этого кошмара, и Питер только недавно снова начал позволять себе подобную близость. Тони не отталкивает, наоборот, кладёт ладонь на макушку, перебирает волнистые пряди и дышит ощутимо, размеренно, спокойно. — Ты о чём? — Тони открывает глаза и смотрит совсем как раньше — тепло и заботливо. И как-то ещё, но этого Питер разобрать не может. — Не чувствуй себя так, будто это всё твоя вина. — В голове это выглядело логичнее. Сейчас же Питер едва успевает закончить фразу и тут же прячется в плечо мужчины. — Это не твоя вина. Ничего из этого. — Голос тонет в мягкой ткани и звучит глухо. — Я не... — Тони замолкает, понимая, какую очевидную ложь хотел произнести. — Я постараюсь. — Спасибо. Тони старается плохо, и Питер с каждым днём всё больше ощущает себя умирающим или прокажённым — все преждевременно как будто скорбят. Он пытается избавиться от этого липкого ощущения, но жизнь под ежесекундным присмотром не даёт этого сделать. Ещё день вот так — и Питер рехнётся. — Тони? — М-м-м? — Голова Тони оборачивается, сам он скрыт спинкой дивана. Питер мнёт в руках чертежи, стоя на пороге. — Я тут, мне было скучно, и в общем... — Питер жмурится, собираясь — благо Тони не видит. — Я придумал себе костюм. — Выходит слишком легко, но весь воздух будто выкачивают в одночасье. Питер замирает. Питер кожей начинает чувствовать неодобрение Тони. Питеру совсем чуть-чуть становится страшно. — Что за костюм? На очередной выход в свет? От обычных, итальянских, дизайнеров, тебя уже не устраивают? Извини, оценить не смогу — мне, плебею, далеко до дворянства. — Тони с секунду смотрит на Питера и оборачивается обратно. Ясно. Говорить он не хочет. На эту тему так точно. Питер чувствует, как ступает по минному полю. — Да нет же! — тянет он и, обогнув диван, садится рядом — так близко, что его колено соприкасается с бедром Тони. — Костюм. Такой же, как у тебя, только другой. То есть такой же крутой как у Железного, но другой. Посмотришь? — Он намеренно строит щенячьи глазки, зная, как это действует на окружающих и Тони в особенности. — Нет. — Тони делает вид, что заинтересован матчем, и Питер улыбается, уличив его во лжи — Тони ненавидит футбол. — Хорошо. Это только наброски, но, надеюсь, ты поймешь. — Питер делает звук тише и буквально всовывает Тони эскизы, закидывая свои ноги на его бёдра крест-накрест, и принимается ждать, жадно впитывая каждую тень эмоции Тони. Красно-синий цвет, чёрные глаза, органическая паутина, восемь железных лап, встроенный ИскИн, названный Карэн. Тони смотрит на изображение костюма, сморщив брови. Поднимает глаза на Питера. — И?.. — И мы будем с тобой рассекать над Нью-Йорком и бороться с преступностью! Когда всё это закончится, конечно же. — Нет. — Слишком резко, как отрубив. Питер теряется на мгновение. — Но... Но почему? — Потому что ты, видимо, издеваешься, а я ни в какие герои не вписывался. — Тони тянется за пультом, как бы говоря «разговор окончен», но Питер вовремя его перехватывает и намеренно роняет куда-то за спинку дивана. Падение глушит мягкое покрытие ковра. Тони закатывает глаза. — Но я... Хочу этого. — Питер вмиг становится серьёзным. — Потому что могу. У меня есть все средства. Я хочу помогать людям, быть дружелюбным соседом Человеком-пауком. — Тони читает это в его глазах и на пару мгновений прикрывает свои. — Это может быть опасно. Да что там может быть — это будет опасно, Питер. И представлять опасность будут не мелкие воры и шулеры, против которых ты хочешь бороться, а власти. Опасностью уже будешь для них ты. Эти машины, — Тони кивнул на чертёж, — может, и спасают, но представляют не меньшую угрозу для всего мира. — А если я пообещаю тебе, что буду осторожен? — Питер шепчет это еле слышно и сам не понимает, как оказывается у Тони на коленях. Ладони покоятся на плечах, большими пальцами теребя ворот майки. Ещё чуть-чуть — и они коснуться лбами. Питер едва успевает смутиться. — И всё же ты ещё такой ребёнок, Чувачок-паук. — Тони улыбается даже как-то снисходительно, будто совершенно не придавая значение такой близости, и, будь этот момент не таким , Питера это шутливое прозвище даже задело бы. — Человек-паук, — бурчит Питер. — Это можно принять за одобрение? — И, не раздумывая больше ни мгновения, он как-то неумело, но напористо целует Тони. Питер явно сходит с ума. Иначе какого чёрта он делает?! Он начинает предполагать, что это сон, когда Тони отвечает взаимностью. Неторопливо, размеренно, словно говоря, что спешить им некуда, а потому Питер умеряет пыл. Подчиняется. Это просто не может происходить на самом деле. Тони целуется просто нереально, Питер едва не стонет от языка, вытеснившего его собственный, упругого, жаркого; от темпа, переходящего из неторопливого в более уверенный, точно до этого Тони боялся спугнуть его; от несильных покусываний нижней губы. Питер едва не стонет от глаз напротив — он не зажмуривался, и, видя такую бурю в газах Тони, никогда больше не будет так делать. Он отстраняется также первым, дыша так, словно бежал стометровку на время. Сердце бьётся, точно бешенное, Питер чувствует, как алеют щёки. — Нет, это не одобрение... Ничего из этого, — спустя паузу добавил Тони. Тоже шёпотом. — Мы только что... — Да. — Я не сплю?.. — Нет. — Очень жаль. — Почему? — Во сне я смог бы всё повторить. — И чем же сон отличается от реальности? — Тони вскидывает брови. Издевается. «Тем, что я боюсь» — хочется прошептать Питеру, но вместо этого он запускает ладони в волосы Тони на затылке, массажирует подушечками пальцев и наслаждается сам. Наблюдает за реакцией, точно выжидая момента, когда Тони передумает и прогонит его. Спускается ниже, медленно, обхватывая его лицо. Невесомо целует одно веко, второе, затем нос, мажет дорожку из поцелуев по каждой скуле, опускается к уголку рта, облизывает нижнюю губу. — И всё же ты издеваешься, — выдыхает Тони, когда он спускается к подбородку. Питер отстраняется. Тони такой красивый, когда спокоен. Он красивый всегда, но такой вот — особенно. — Ты красивый, — не выдерживает он. — Я готов говорить это тебе всегда, потому что ты просто невероятный, Тони. Он чувствует дыхание мужчины на своих губах и, не дожидаясь ответа, целует снова.

***

— Вряд ли мы узнаем что-то новое, но попытаться стоит. — Хэппи включает запись, выводит на большой экран. На записи двое — он и она — разделённые стеклом и сеткой. У обоих в руках по телефонной трубке. — Этих денег должно хватить. — Тони даже сквозь гору пикселей узнает эту змеиную улыбку. Опирается локтями о широко расставленные колени и прикрывает ладонью рот. Глаза неотрывно следят за происходящим на записи. — Зачем тебе это? — Не задавай вопросов. Тебе нужно отомстить. Мне — кое-что другое. Мы поладим. — Почти мурлычет она в своей манере. — Или кое-кто, да? Мы же о том новеньком телохранителе говорим? — Он улыбается, наслаждаясь тенью изумления на её лице, скользнувшей всего на мгновение. — Откуда?.. — шипит, но её обрывает собеседник. — Мы оба любим удивлять, не так ли? Их прерывают. За ней приходит широкоплечий мужчина в костюме, за ним — смотритель в тюремной форме. — Как мы и думали... — подытоживает Хоган. — Думали что?! — не понимает Питер, впервые присутствующий на так называемых собраниях в кабинете отца. — Что вообще можно понять из... этого обрывка?! И ради этого мы все здесь собрались?.. Ричард нервно вскидывает руку, приказывая сыну замолчать, и Питер мгновенно подчиняется, потупив взгляд. Это всё нервы. У всех. Но держи себя в руках. — Эрик и Ирма заодно, это мы уже успели выяснить. Запись с камер только подтверждает это. — В разговор вмешивается Тони, до этого сидевший в отдалении и совершенно молча. — И ты ничего мне не сказал? — вскидывается Питер. — Это была всего лишь догадка. — Всего лишь догадка... — Питер бессмысленно водит пальцем по столу, повторяя древесные узоры, и, поймав тяжёлый взгляд отца, убирает руки под стол. Он был против присутствия Питера. Нужно хотя бы вести себя подобающе, думается подростку. — И что теперь? — Ирма покинула штаты, только дело запахло жареным. Эрик залёг на дно. И если первая не представляет угрозы — её уже поджидают наши люди, — второго нам только предстоит разыскать. — Хэппи необычайно серьёзен. Питер не привык видеть его таким. Не привык к затаившемуся страху в глазах всех присутствующих. Страху за него. Это было слишком. — Это... всё или что-то ещё? — Он сглатывает, заставляя себя оторвать взгляд от столешницы и своих сцепленных в замок рук на коленях и посмотреть на отца. Тот молча кивает. — Отлично. Я больше здесь не нужен. Как сильно он хотел сюда попасть всё это время, так же сильно сейчас хочет убраться. Он чувствует — не оборачиваясь, — как Тони встаёт вслед за ним ещё до того, как Ричард приказывает тому остаться. Как он неопределенно взмахивает рукой, жестом прося о несколькосекундной отлучке. Чувствует сильные руки на плечах и весь замирает, оцепенев. Тони обнимает бережно, устало выдыхая в затылок, и миллиарды мурашек тут же отзываются, пробегая по позвоночнику. Питер чувствует тепло его тела, успокаивающее и родное. Он оборачивается к Тони лицом, задирает голову и упирается подбородком в грудь, весь подставляясь мужчине. — Карапуз, прости, я должен был сказать, что... — Что твоя бывшая впуталась в дела с человеком, который меня изнасиловал, и теперь они оба желают моей смерти, — заканчивает Питер, не придавая особого значения сказанному. — Чёрт, прости... — выдыхает он, замечая, как ожесточились черты Тони, как выделился контур челюсти. — Прости-прости-прости. — Он утыкается лбом в грудь Тони. Тот лишь сильнее его обнимает, не говоря ни слова. — Тебе нужно идти. Если нас застукают... отец точно выйдет из себя. — Питер легко отталкивает Тони. — Я буду ждать. — Найди маму, побудь пока с ней. — Питер кивает в ответ и заставляет себя оторвать ноги от пола только когда за Тони закрывается дверь. Он чувствует, что впервые хочет расплакаться от самого настоящего счастья.

***

— Мэй с Беном звонили. Питер устало опускается на стул, пока мама возится с духовкой. Запускает пальцы в волосы и сжимает до ноющей боли, пока она не видит. — Как они? — Они звонили узнать о том же, милый. Я сказала, что не о чем беспокоиться и что приезжать не стоит. Скажи, что я не соврала. — Она оборачивается с полотенцем в руке и явно намекает на собрание. — Только семейных посиделок не хватало. — Выдыхает Питер, зная, что ещё двух пар сочувствующих глаз точно не выдержит. — Извини. — Добавляет он, встречаясь с осуждающим взглядом. — Ты не соврала. Это правда того не стоит. По правде, ты тоже можешь лететь... Не то, чтобы я этого хотел, но твоя работа... — Я никуда не полечу, пока не узнаю, что тебе больше ничего не угрожает. — Они смотрят друг другу в глаза. Долго. Питер первый отводит взгляд, не выдержав. — Что делаешь? — Питер меняет тему, привставая на локтях и пытаясь высмотреть, каким кулинарным изыском занята мама. — И как это Карен пустила кого-то на кухню? — Но ведь она прогоняет только тебя. — Подмигивает мама, и Питер наигранно дует губы. — Вообще-то, Дубину тоже... — А сейчас ещё и Колотушку. — Улыбается Мария понимающе. — Финиковый пирог. — Чёрт, ты серьёзно? — Питер мгновенно меняется в лице. — Как же давно я его не ел! Я так соскучился! — Это признание в любви пирогу? — Наигранно ужасается мама и тут же смеётся. — А вот и оно! Дорогой финиковый пирог, я давно об этом думал, пока не понял, что не представляю свою жизнь без тебя. Я прошу, стань моим... мужем. — Последнее слово он произносит шёпотом, шокировано замирает, обдумывая сказанное. В сознание его приводит мама, ставя огромный пирог на стол. — Я согласен. — Пародирует она мужской голос — Питер совершенно точно воспроизводит в голове голос Тони — и смеётся. Питеру требуется пара мгновений, чтобы отбросить ненужные мысли и рассмеяться в ответ. Стоящий за углом Тони улыбается и оставляет их вдвоём.

***

Питер не слышит тихого проникновения в комнату, сидя к двери спиной и задумчиво водя обратной стороной карандаша по тетради. Свет лампы белым кругом нависает над поверхностью стола и его макушкой. Время давно перевалило за детское, но сна ни в одном глазу. Сбитый режим, мысленно сетует Питер и прикусывает кончик карандаша. — Снова какие-то сумасшедшие разработки? Питер вздрагивает от неожиданности и улыбается. — Хуже. Итальянский. Домашку задали ещё две недели назад, но с мыслями собрался я только сейчас. — И что там такое интересное? — спрашивает Тони, а Питер думает, что нужно добавить пункт «волшебный голос». — Да не особо интересное. Сочинение. «То, что я люблю». Я подумал, что мне простят вольность интерпретации, и назвал его «Тот, кого я люблю». — Он удивляется, как легко вышло это сказать. Смотрит на Тони. Тот выглядит сомневающимся. — Питер... Питер встаёт, оставив карандаш на столе, подходит к мужчине вплотную и толкает его к кровати. Тони, не устояв на месте, садится, Питер опускается на его колени. — Это сочинение о тебе, чёрт-возьми-чёртов-Тони-Старк... Te quiero. Ti amo. A quanto pare, ti amo troppo. — Выдаёт Питер на одном дыхании, и Тони едва успевает разобрать хотя бы одно слово. — Что? — Руки Питера проходятся по груди, сцепливаясь в замок позади шеи Тони. Он прикусывает нижнюю губу и заливается краской. — Я люблю тебя. Кажется, я люблю тебя очень сильно... Вот что это значит. Итальянский — мне всегда казалось это очень романтичным, — усмехается он. — Я не требую от тебя ответа или чего-то в этом духе, я... Просто останься, ладно? Я хочу провести эту ночь вместе... Я не боюсь тебя... Тони? — Питер сводит брови вместе в умоляюще жесте, он смотрит прямо в глаза мужчине и не видит ничего. Вернее, там масса всего: непонимание, почти шок, неодобрение и много-много сомнения, но того, что нужно — хотя бы каплю желания — Питер не видит. — Извини... — Он намеревается слезть, чтобы потом разорвать к чертям дурацкое сопливое сочинение, но его почти сразу останавливают и резко разворачивают к себе. Питер едва успевает понять, как губы Тони увлекают его в крышесносящий поцелуй. — Повтори, что ты сказал, — просит Тони. — Я люблю тебя и не боюсь... — Ты уверен? — Губы так близко. Хочется ещё. — Абсолютно. Его целуют снова. Питер едва ли не стонет от удовольствия, от того, как долго хотел, и вот оно — много, хорошо, очень хорошо, и тепло. Он жмётся ближе, и сильные руки притягивают его вплотную, практически вжимая в желанное тело. Питеру кружит голову: настолько Тони, должно быть, опытен. Питер чувствует страх. Счастье чувствует тоже. Странный коктейль из противоречивых чувств, но настолько вкусный, что ему нужно ещё. Питер забывается полностью, когда Тони опрокидывает его на кровать.

***

Он просыпается от покалывающего всё тело холода и сонно ёжится, не глядя хлопает в воздухе ладонью в поиске одеяла, но так ничего и не находит. Чьи-то заботливые руки укрывают его чуть ли не с головой, вызывая невольную улыбку. До ужаса заботливые и сильные руки. Те самые, которые сегодня ночью так жадно срывали с него футболку, так умопомрачительно ласкали тело, так сильно сжимали его бёдра и так сладко проникали... Так, стоп. Питер чувствует нахлынувшее возбуждение от одной только мысли и понимает, что самое время остановиться. Счастливо улыбается и, дождавшись, когда ладонь переместится ближе к плечу, невесомо целует. — Привет. — Питер глупо улыбается, перевернувшись на спину, высовывает руку из-под одеяла и, найдя вторую ладонь Тони, переплетает пальцы. — Привет. — Тони мажет взглядом по усеянным засосами плечам и легко улыбается, чуть подавшись вперёд. Питер ощущает такое тепло, что хочется просто забраться под одеяло с головой и распластаться лужицей. Сделать это не даёт Тони, ласково пройдясь губами по переплетённым пальцам. Он поднимается выше, и Питер прикрывает глаза от удовольствия, вдруг задумываясь: кололась бы борода при поцелуе? Или, может быть, было бы приятно? А щекотно? Питер вздрагивает от неожиданности, когда сухие губы накрывают его собственные, влажные от частых облизываний языком. Поцелуй выходит крышесносным и совсем не похожим ни на один до этого — будто они много целовались, усмехается Питер в поцелуй — лёгкий и чувственный, посылающий миллиарды мурашек по всему телу. Питер чувствует, как, вопреки неторопливости, сердце — его или Тони — заходится в бешеном ритме, и зарывается пальцами в волосах Тони, несильно потягивает, заставляя того довольно рыкнуть. Отрываться совсем не хочется, но Тони всё же прерывает поцелуй. — Давай уже, я же вижу, что ты хочешь поговорить о ней. — Шёпот выходит слишком сексуальным, думает Питер. Ему необходимо несколько секунд, чтобы переключиться с воспоминаний прошедшей ночи и понять, про что говорит Тони. О том, что Тони сбрил бороду, они обмолвились буквально парой фраз, когда оба отошли от всего случившегося. — Нашёл место и время, — фыркает он, но всё же спрашивает: — Зачем сбрил? — И касается кончиками пальцев щеки и подбородка. Кожа под пальцами совсем гладкая, и Питер проводит большим над верхней губой. Дыхание опаляет кожу. — Ты же любишь метафоры — так это одна из них. Скажем так, она имела слишком большое значение в моей прошлой жизни. — Питер резко отнимает пальцы и смотрит на Тони почти испуганно. — Ты пытался забыть меня? — Тони безмолвно кивает и чуть наклоняется, утыкаясь в изгиб шеи. Чертит ниже и задевает носом один из засосов. Питер сдавленно шипит. — Прости, — шепчет Тони и невесомо целует в качестве извинения. — Прости, что причинил тебе боль. И тогда, и раньше. — Под «тогда» Питер понимает прошедшую ночь, недовольно хмурится и ладошками обхватывает лицо Тони, заставляя приподняться и оказаться с ним на одном уровне. — Дурак ты... Боль была тогда, а сейчас мы здесь, вместе. Понимаешь? Ты и я, Тони, и никогда за всю свою жизнь я не чувствовал себя лучше, уютнее, счастливее. Никогда я не чувствовал себя таким целым, понимаешь? — Питер тараторит, жарко шепча это Тони, и смотрит прямо в глаза. Самые красивые и любимые глаза. — Я люблю тебя, Тони Старк. Тони смотрит на Питера потерянно, но совершенно счастливо. Дышит часто-часто, и глаза его мечутся по лицу Питера, словно не знают, за что зацепиться. Неожиданно он останавливается взглядом на тонких мальчишеских губах и накрывает их жарким поцелуем. Питер стонет от напора и буквально выгибается от наслаждения, когда Тони резко перемещается на шею. — Я. — Поцелуй за ухом. — Тоже люблю. — Несильный укус в шею. — Тебя. — Поцелуй в кадык. — Питер Паркер. Тони лижет в последний раз и отстраняется. Питер наигранно хнычет и ёрзает, прося ещё и больше. — Э нет, хватит с тебя пока. Ничего не болит? — Питер отрицательно машет головой — врёт, знает Тони, но делает вид, что верит. — Хорошо. — Он садится на край кровати спиной к Питеру, и подросток тут же подрывается за ним. Изворачивается — «и как только делает?», думается Тони — и усаживается на колени, немного поёрзав. — Я пиявка, — с полной серьёзностью заявляет Питер, и Тони едва ли хватает силы воли, чтобы не рассмеяться. Он выглядит слишком мило и слишком сексуально одновременно. — Ну хорошо, есть ли какие-нибудь наиболее чувствительные места? Эрогенные зоны? — Что? — не понимает Питер. — Места, прикосновения или поцелуи на которых ощущаются наиболее остро, до чёртиков приятно? — Н-нет, вернее, я не знаю... Это как с поцелуями... То есть, ну у меня не было возможности... узнать или проверить. — Что, ни разу? Не целовался? — Вообще-то, довольно сложно с кем-то... ну... если за тобой следят двадцать четыре на семь. — Так у нас с тобой... Это был твой первый поцелуй? — Питер кивает, смутившись. — Я в шоке. Ох, и что я за монстр такой? Совращаю такого ангела. Сейчас мы это исправим, если ты не против. — Питер отрицательно машет головой. — Говори, где приятно, а где — не очень. — Питер думает, что приятно ему будет везде, ведь это прикосновения Тони. Тони запускает руку в волосы Питера на загривке, и от этого жеста хочется уже стонать в голос. Миллиарды мурашек разбегаются по шее и позвоночнику вниз, Питер вздрагивает и льнёт к руке сам, притираясь. Тони несильно сжимает пальцы в кулак и отклоняет голову Питера назад. Тони осторожно — всё ещё боится спугнуть — припадает к мальчишеской шее и довольно улыбается, слыша прерывистый вздох. Питер сжимает бока коленями, и хочется, чтобы ближе, сильнее, чтобы скрестил их за спиной, чтобы передавил, вжался в Тони. Растворился в нём. Тони ведёт к уху и лижет место за ним, вызывая волну мурашек, цепляет зубами мочку и спускается губами ниже, к пульсирующей вене. Молочную кожу хочется усеять засосами, но Тони сдерживается — нельзя, ещё не время, ты можешь его напугать. Питер дышит надрывно и запрокидывает голову, открываясь больше, почти отдаваясь — Тони удовлетворённо урчит, воспринимая это как самый кричащий жест, — руки, покоящиеся на плечах Тони, чуть подрагивают. — Тони... — Питер шепчет задушенно и чуть оттягивает голову Тони за волосы. Тот не без усилий отстраняется, смотря прямо в глаза, цепляется взглядом за смущённо — сексуально — закушенную губу и успокаивающе гладит бёдра Питера. — Вот чёрт... — Вздрагивает он и впечатывается лбом в грудь Тони. — Что-то случилось, малыш? — Тони перехватывает руку со своего плеча и целует внутреннюю сторону ладони. Он старается быть, пусть и излишне, нежным, чтобы всё в его действиях говорило — кричало — о том, что он не имеет совершенно никакого отношения к насильнику Питера, что это он, чёртов Тони Старк, который быстрее под поезд прыгнет, чем причинит Питеру хоть сколько-нибудь ощутимую боль. — Нет. То есть да. То есть... ты помнишь о сегодняшнем интервью? Твоём интервью? Питеру кажется, он разбивает вазу. Хрупкую хрустальную вазу их минутного — совместного — спокойствия. — В котором я, как твой личный телохранитель, должен пояснить ситуацию и заявить, что не о чем беспокоиться, недруг будет пойман и наказан? Нет, не припоминаю. Питер несильно скребёт ногтями по плечам Тони — как же сильно он сейчас всё портит, — но если бы он мог по-другому... — Я забыл сказать, время немно-о-ого перенесли. — Он закусывает губу и виновато смотрит в глаза напротив. Тони глаза закатывает. — И на сколько же? — На через полчаса, и если Карен или мама или ещё кто-то застанет нас вот так... — Питер не договаривает. Его быстро ссаживают с себя, и всё, что он сейчас может — завернуться в одеяло с головой и смотреть на мелькающие туда-сюда лопатки Тони.

***

Когда он выходит из комнаты в костюме и кое-как расчесавшись, Тони сидит в кресле и читает газету с броской надписью «Железный человек: кто он?» По новостям вещают едва ли не то же самое — ведётся прямая трансляция, и выступающий — папин знакомый, подполковник Джеймс Роудс — едва ли Питер слышал ещё о нём что-то. Над Тони колдует Карен, тщательно придавая ему вид выспавшегося и вполне здорового человека — будто никаких забот и нет, будто никто, а тем более он, и не нервничает вовсе. — И всё же — отчего Железный человек? У него же, как сказал Питер, золото-титановая оболочка. Надо бы просвятить... О, доброе утро, Пит. — Тони морщится от щекочущей кисточки, и одним уголком губ улыбается Питеру. Тот замирает от того, что его заметили, а ещё от вида самого Тони — он слишком давно не видел того в костюме и уже забыл, насколько хорошо это может смотреться. — Доброе, — отвечает больше себе и тихо садится в углу комнаты, не желая мешать. — Это всё, что тебе нужно, — просто говорит Хэппи, подлетая, и протягивает голубой листок. — Ясно. — Ответы на все вопросы. — Да. Прямо-таки на все? — Тони вопросительно изгибает бровь. Хэппи кивает. — Даже на «Чем вы сегодня завтракали, мистер Старк?» и «Что за прекрасный одеколон?» Кстати, что это? Это не мой... — Прекрати поясничать! Тебе сейчас выступать! — А что это за легенда на счёт охраны? Он охранник? Мне кажется, это как-то надуманно. — Держись официальной версии, и скоро всё забудется. — Тони кивает, едва сдерживаясь, чтобы не закатить глаза. — У тебя девяносто секунд. Тони надевает пиджак, держа бумажку в зубах, и чистит рукава, хотя этого и не нужно. Впервые смотрит Питеру в глаза, и внутри что-то переворачивается от предчувствия чего-то. Питер бесшумным призраком сопровождает его в конференц-зал, будто они где-то и когда-то поменялись местами — по правде, Питеру это кажется самым правильным из всего возможного. Становится чуть поодаль, пока Тони занимает место у трибуны. — Эм.. мы с вами никогда не встречались. Поэтому я буду читать по бумажке. — По залу проходится волна смешков. Тони кашляет. Руку поднимает симпатичная девушка-интервьер и, не дожидаясь, пока на неё обратят внимание, произносит: — Извините, мистер Старк, вы надеетесь заставить нас поверить, что какой-то парень из охраны даже в реакторах разбирается. Отбросим факты, которые... — Знаю, не очень убедительно, — морщится Тони, притворно улыбаясь, — но недоверие к этой официальной версии — одно, и совсем другое — предполагать все эти дикости, намекая, что я какой-то там... супергерой.. — Я не говорила, что вы супергерой. — парирует она. — Нет? — М-м. — Верно, посколько нелепости вроде этой... фантастика, — приподнимает брови он, а девушка самодовольно улыбается. Подполковник наклоняется к нему и шепчет слышимое едва ли не всем «просто читай с листа». — Да-да... Скажу честно, — Тони буравит взглядом лист и, закусив губу, задумывается на мгновение, переводит взгляд на толпу перед собой, и голубая бумажка выпадает из пальцев. — Я — Железный человек. Момент — и толпа вздымается, а вспышки фотокамер ослепляют даже Питера, стоящего в отдалении. Шум воцаряется такой, что он уже ничего не понимает, и отрезвляет только рука, крепко схватившая его и увлёкшая куда-то за собой. — Всё будет хорошо, — шепчет родной голос в макушку, и Питер понимает, что по-другому уже и быть не может.