Жизнь втроем

Эштона отдали замуж рано — только-только возраст подошел да полоска шерсти вдоль позвоночника, которую с гордостью демонстрировали друг другу все альфы и беты, густеть начала. Смотрины были короткими. Высокий, мощный, но по меркам Эша слишком старый (лет тридцати или даже сорока), а ко всему еще и хромой альфа задавал вопросы а-отцу и выслушивал его ответы. Но глаз при этом не сводил с мявшегося в углу жениха, спешно вызванного с поля, вымытого, причесанного и обряженного в чистую, вышитую по вороту рубаху. А после взял и поманил к себе. Тоже задал несколько вопросов, но Эш так волновался, что, кажется, сказал в ответ какую-то чушь. Впрочем, альфа услышанным остался доволен, потому что кивнул удовлетворенно и велел заголиться. Шокированный Эштон глянул на отца, но тот лишь насупил густые брови, словно напоминая, чему учил сына: «Бета должен быть послушным и знать свое место. Глава семьи — альфа. Омеге Бог ребенка выносить возможность дал, так что он второй по главенству. Ты же — трудовая лошадка. Лишь третий в семье. Замыкающий семейную триаду». Эти слова отца пронеслись в голове огненным метеором, и Эштон дрожащими пальцами взялся за ворот. Альфа покрутил его, пощупал мышцы рук, беззлобно ткнул кулаком в живот, заглянул в рот, тронул лобковые волосы, помял яички, а после велел показать дырку. — Невинный, — заверил его отец Эша. — Ходил тут вокруг него один с соседнего хутора, молодой да ранний, но я держу сыновей в строгости, так что отвадил. Эштон стоял нагнувшись и, сгорая то ли от стыда, то ли от внезапно вспыхнувшей ненависти в адрес отца, переваривал известие: «Значит, вот почему Люк перестал появляться!». Детская еще влюбленность в этого молодого альфу после того, как тот пропал, кажется, сошла на нет, но Эш все же его помнил слишком хорошо… Запах. И сильные ласковые руки… И густой каштановый ирокез на холке… Люк казался ему таким взрослым и уверенным в себе, хотя был старше всего года на три… А теперь мужем Эштона станет хромой старик! Погрузившись в эти мысли и благодаря им максимально отрешившись от унизительных смотрин, Эш даже невольно вскрикнул, когда чужие пальцы проникли ему между ягодиц, закружили вокруг ануса, а после один из них просунулся внутрь. Больно не было — будущий муж, которого Эш сегодня увидел впервые, похоже, палец прежде облизал. Но как же все это смущало! Впрочем, именно это альфе, которого, как выяснилось, звали Жак, и понравилось больше всего. — Вижу, что в строгости воспитан. Почтительный и послушный, — сказал он, а после легонько шлепнул Эштона по выставленной заднице. — И стесняется так мило. Всё, одевайся. Хороший у вас вырос парень, Морас, годный. Беру. Свадьбу, на которой Эштон впервые увидел своего второго супруга — крупного под стать мужу-альфе и тоже уже немолодого омегу по имени Андрэ — сыграли, как и положено, по осени, после сбора урожая. Супругов по традиции усадили в торце огромного стола, положив перед каждым из них связанные воедино витой бечевой столовые приборы. Символ семьи, в которой у каждого своя функция, свой долг: нож-альфа, вилка-омега и ложка-бета. Нож, чтобы разрубать, отсекать, разрезать любые проблемы. Вилка, чтобы цеплять и не отпускать, спаивая семью воедино в том числе и при помощи общих детей. И ложка, чтобы брать потяжелее, нести дальше, трудиться больше. За столом сидели долго. Ели, пили за здоровье молодых, а потом принялись провожать их в спальню, приправляя все это громогласным смехом да шутками-прибаутками. — Смотри, какое солнышко я нам с тобой подобрал, — с нежностью в голосе сказал Жак. Сказал и разом стащил с Эша штаны, а после жадно зарылся пальцами в огненно-рыжие кудри на лобке, задевая расслабленный половой орган. Этой своей особенности Эш стеснялся. На голове у него волосы были каштановыми, с явно различимой, но все же не главенствующей рыжиной, а вот ниже, в паху, она вспыхивала словно костром. — Красивый мальчик, — согласился Андрэ с видимым удовольствием. — И чистенький, пахнет так хорошо. Будто травой свежескошенной. Или одуванчиками… Нет? — Вы, омеги, такие тонкости лучше определяете. По мне так просто сладко. И сильно. Хороший сильный запах сильного беты. То что надо. Ну, Эш, огонечек ты наш маленький, не бойся. Все будет хорошо. И все было действительно неплохо, пока Эштона ласкали в четыре руки, целовали и хвалили за послушание. Ласки были приятны, слова тоже радовали, но когда в растянутую и хорошенько вылизанную дырку стал пропихиваться крупный альфий член, Эш не сдержал стона. — Ничего. Привыкнешь. Еще и просить добавки станешь, — пообещал наблюдавший за ним Андрэ и засмеялся. Ощущения были странными — вроде и болезненно, а вроде и как-то так, что было опавший член вновь стал наливаться возбуждением. Жак трахал в зад, Андрэ ласкал спереди в такт движениям мужа, и через совсем небольшой промежуток времени Эш забился в оргазме, выгибаясь и запрокидывая голову. Жак, воспользовавшись этим, поставил ему метку — боль укуса на фоне оргазма оказалась почти неощутимой, — выждал немного, позволяя молодому мужу вкусить сладость первого в его жизни соития, а после вытащил член и сделал приглашающий жест Андрэ. Это было настолько странно, что Эш поначалу только рот разевал. Чтобы омега трахал бету?! Может, он еще и альфу иногда кроет?! Сама мысль о подобном в семье Эштона была крамольной, а тут… Тут Андрэ уверенно вогнал свой куда меньший по размеру член в уже растраханное отверстие и задвигался умело и с наслаждением. Эш сопел, принимая нежданное вторжение, трогал себя за шею — там, где немного кровила свежая метка, и косил глазом на альфу. Но тот выглядел полностью довольным, а после и вовсе сделал то, чего Эш и предположить-то не мог: приставил свой налитой член ему ко рту. — Отведай, — предложил он с усмешкой. — Частое у тебя в этом доме будет лакомство-то. Эш сначала робко лизнул, но Жаку, похоже, не терпелось, и он особо миндальничать не стал: надавил головкой на губы, а после того, как Эш послушно их раздвинул, сразу погрузился так глубоко, что накатил рвотный спазм. — Потише, потише! Вечно ты всовываешь своего дурака, будто в дупло, а не в рот, — со смешком одернул супруга Андрэ. — Прости, малыш, больно хорош ты, нет терпежа, — тут же извинился Жак и дальше сдерживался, позволяя Эшу знакомиться с альфьим детородным органом самостоятельно. Дело оказалось совсем не противным. Член был гладким, горячим и пах так вкусно и ярко, что Эш почувствовал новую волну возбуждения, хорошенько поддержанную размашистыми движениями еще одного полового органа — на этот раз омежьего — глубоко в теле. Андрэ кончил прямо внутрь Эшу, оставив его распаленным и жаждущим продолжения. И тогда к прерванному занятию вернулся Жак. — Пока никакой с ним вязки, — предупредил Андрэ. — Дырка-то у малыша, поди, и так завтра саднить будет без привычки. — Привыкнет, — еще раз пообещал Жак, но мужа послушался, и когда узел в основании его члена раздулся так, что Эш при каждой фрикции начал невольно вскрикивать, альфа отстранился и вновь кивнул Андрэ. — Кончим втроем! — предложил тот, и Жак тут же согласился. Андрэ трахал Эштона, рукой лаская ему член. Жак обошел совокупляющихся супругов и, насколько смог понять Эш, вставил теперь Андрэ. Получилось, что теперь в дырке у Эша орудовал словно бы один большой член — естество альфы стало продолжением естества омеги, погруженного в Эштона. Мысль оказалась такой яркой и жаркой, что Эш задышал тяжело, сам задвигался навстречу Андрэ, который раскачивался на члене супруга, не испытывая от его размеров никакого неудобства, а после вновь излился. Кончив еще более сладко, чем в первый раз, он провалился в какое-то странное полуобморочное состояние, словно бы растекся по кровати. Ему было так хорошо и томно, что он даже не особо застыдился, когда Жак, натянув портки, вышел к по-прежнему пировавшим гостям и пригласил родителей нового члена семьи Базен в спальню, чтобы засвидетельствовать: брак свершился не только на небе, но и на земле, а юный бета стал членом триады не на словах. Так же прикрывший чресла Андрэ сначала заставил Эша показать отцам метку, а после встать на четвереньки и отклячить задницу, чтобы продемонстрировать то, какой стала его дырка после супружеского секса. — Вижу, сын мой будет счастлив в семейной жизни, — подтвердил как всегда строгий и скупой на эмоции отец Эша и отправился обратно за стол. — А теперь поспи, — с улыбкой сказал Андрэ и накрыл уже совсем сонного Эштона одеялом. — Часа два у тебя есть, пока Жак силы не восстановит. Нравишься ты ему. Слезать первое время вообще не будет. Да и мне ты люб. Ладная попка, член хороший, крепкий. В течку познакомлюсь с ним поближе. Так Эш и понял, что быть сверху ему позволят только в дни омежьего цикла, когда организм Андрэ будет давать знак, что готов к зачатию. А все остальное время ему придется обслуживать своей дыркой не только аппетиты хоть и старого, но, как оказалось, очень охочего до постельных дел мужа-альфы, но и потребности супруга-омеги. Впрочем, следовало признать, что все это, особенно после того, как Жак растрахал Эша в достаточной степени, оказалось только в радость. Молодой организм просил секса и получал его столько, что другим на зависть. Оба мужа были в постели ласковыми. Да и Эша поощряли на всяческие эксперименты. Например, на то, чтобы принимать в себя член Жака с полностью раздутым узлом. Занятие это — продолжать трахаться вместо того, чтобы смирно лежать в сцепке — альфа очень любил. С Андрэ затея не проходила — организм омеги был устроен так, что внутренние мышцы в определенный момент смыкались вокруг альфьего узла, не позволяя тому двигаться так, чтобы не причинить мужу увечья. А вот дырка Эша для подобных игр вполне подходила. Жак засаживал в нее член вместе с узлом, а после медленно вытягивал его, доводя Эша до умоисступления и множественных сухих оргазмов. Дырень, правда, после этого становилась такой, что впору кулаком трахать — Эш видел себя в маленькое зеркальце, которое как-то подал ему Андрэ, — но быстро смыкалась. Юное тело было гуттаперчевым и способным на быстрое восстановление. Мужья Эша любили, холили и называли огоньком или солнышком — за цвет интимных волос, о котором знали только они. Эш, который столько тепла не получал никогда в жизни, тоже отвечал на это добром. Любви — страстной, горячей, всепоглощающей — в его сердце по отношению к Андрэ и Жаку не родилось, но были уважение и искренняя привязанность. Не огонь разгулявшейся стихии, но ровное надежное тепло домашнего очага. Эшу поручили домашнюю работу. А кроме того присмотр за имевшимся уже в семье первенцем — девятилетним сыном-альфой по имени Данэ. Когда же несколько лет спустя в семье появился второй долгожданный малыш — бета, то и его Андрэ, оправившись после родов, стал оставлять на Эша. Забегал лишь покормить младенца, которого на семейном совете было решено назвать Ладу, а после снова уходил в поле или на скотный двор. Хозяйство у семьи Базен было крепким, как и все его члены, а потому никто не голодал, да и на продажу кое-что оставалось. Так что у Эштона вскоре после свадьбы стали появляться обновы — ладные, сшитые по размеру сапоги, теплая куртка. Торговали, в основном, с соседями-имперцами. Просто потому, что к границе было ближе, чем к любому населенному пункту в Республике. По этой же причине большинство язык соседей худо-бедно знали. Да и браков смешанных было немало. Эш на имперском болтал вполне успешно именно по этой причине — его папа был родом оттуда. Жак это оценил по достоинству и стал всегда брать с собой мужа, когда ехал на ярмарку к границе. Это каждый раз становилось для Эша настоящим развлечением. Жизнь была хороша, и он на свою судьбу нарадоваться не мог. Все разрушила война. Жак из-за хромоты мобилизации не подлежал, его сын-первенец Данэ — альфа шебутной и непослушный — еще был маловат для призыва, только-только шестнадцать исполнилось, а вот Эштон подходил и по возрасту, и по полу. Половина армии Республики как раз и состояла из бет. Тем более что за время сытой жизни с мужьями, Эш вырос, раздался в плечах и бороду давно брил ежедневно. Вот только в рекруты он так и не попал — война пришла в их общий с мужьями дом сама. Когда ее и не ждали. Это был имперский конный разведотряд, который вышел на хутор семьи Базен, судя по всему, случайно. С чего все началось, Эш не увидел — возился дома с капризничавшим младшеньким, которому только-только год исполнился, и болтал с приемным сыном. У Данэ был непростой период — в ранней юности жизнь вообще кажется странной штукой. Хотя… Хотя сам Эш в этом возрасте уже готовился стать чьим-то мужем, войти в чужую семью… Эш как раз втолковывал мальчику, что ему уже пора бы повзрослеть, когда тот сунулся к окну и вдруг закричал, кинулся прочь из дома. Эш, оставив в люльке еще громче заголосившего мелкого, выскочил следом и успел увидеть, как убивают кинувшегося на всадников с вилами Андрэ. Жак к этому моменту уже был мертв — его большое тело лежало в отдалении, лицом вниз и с широко раскинутыми руками. Так, будто он и после смерти пытался удержать, не отдать чужакам родную землю. Имперские конники в вызывающе яркой форме с легкостью закололи Андрэ, а после переключили внимание на дом и замерших в дверном проеме Эштона и Данэ. Он, видимо, начиная приходить в себя от первого шока, было качнулся, чтобы кинуться вперед — с голыми руками на вооруженных солдат, — но Эш вовремя ухватил его за ворот и удержал, прошептав: — Только напрасно погибнешь… Внутри все звенело от напряжения. На убитых только что мужей смотреть было нестерпимо больно, но при этом разум словно бы отказывался принимать факт их смерти. Зато где-то внутри билось в такт сердцу одно: «Дети! Надо спасти хотя бы детей!» Имперцы тем временем неторопливо спешились. Двое направились в сторону скотного двора, двое пошли к дому и, соответственно, к Эшу и детям. — Бета, — поведя носом сообщил один из них и, усмехнувшись мерзко, запустил пальцы себе в густой ирокез на шее. — А ничего такой, хоть и деревенщина. — А мальчишка — альфа, но тоже хорошенький. Распечатаем? — Беги, Данэ! — выкрикнул, сразу все поняв, Эш и схватил прислоненную у входа в дом палку, на которую теперь уже мертвый Жак опирался, когда его калечная нога принималась особо сильно болеть. И конечно же никак это не помогло! Не прошло и пяти минут, как Эша скрутили — командир отряда и двое других имперцев, подоспевших со скотного двора. И Данэ сбежать не сумел. Помчавшийся за ним четвертый солдат, нагнал его у ограды, повалил лицом вниз и теперь срывал с мальчика штаны. Эша тоже сбили на землю, некоторое время пинали обутыми в крепкие сапоги ногами, а после уткнули носом в пыльную траву и вздернули задницей вверх. В доме кричал малыш Ладу, в стороне, у изгороди ругался и, кажется, одновременно плакал Данэ. Да и сам Эш, хоть и был к анальному сексу привычным, вскрикнул, когда чей-то член ворвался ему в нутро раскаленной кочергой. Он бился и рычал, но держали его крепко. А потом, после того, как его оприходовал уже третий по счету альфа, сил на борьбу больше и не осталось. Эш лишь лежал под очередным насильником и глухо выл при каждом движении внутрь. — Не затрахайте до смерти, — распорядился кто-то — наверно, все тот же командир отряда. — Должен дожить до рабских бараков. Иначе плакали наши денежки. — Там в доме еще малец годовалый. Тоже бета. В расход? — Нет! — выкрикнул Эш и попытался вскочить, но был сбит ударом кулака обратно на землю. — Понимаешь, стало быть, речь нашу? — заговорил, присев рядом, командир. — Хорошо. Дороже продать можно будет. А что до спиногрыза твоего… Нет, так нет. Все в твоих руках. Будешь тихим да ласковым с нами дорóгой, позволю с ним нянькаться. А будешь делать все с огоньком, — мерзкие пальцы вцепились Эшу в его слишком вызывающие рыжие лобковые волосы, — может, даже Кюсак тобой чаще прельщаться станет, а твоим старшим сыном пореже. Усек? И Эштон только кивнул, прикрывая глаза. А что еще оставалось делать? Дом разграбили и подожгли. Эшу в руки отдали притихшего Ладу. Данэ же связали. А после погнали их по дороге прочь — так, как и были, в рубахах и в обуви, но без штанов, с голыми задницами. — Для удобства пользования, — прокомментировал Кюсак и огладил Данэ. Мальчик шарахнулся, Эш выступил вперед, прикрывая его собой. — Вечером на привале, — пообещал ему солдат и подмигнул.