Жизнь втроем

Данэ шел первым. Эш видел яростно вздыбленную боевым ирокезом шерсть у него на холке, связанные в запястьях за спиной руки и бледные ноги. Бедра оказались заляпаны спермой, но крови видно не было, и это радовало — хоть не порвал его этот урод… Твари! Господи, и как таких вообще мир терпит?! Перед внутренним взором мелькнула картина — мертвый Жак, обнимающий родную землю. Андрэ, с воплем отчаянной ярости кидающийся с вилами на четверых вооруженных саблями всадников… Тоже хотелось кричать, упасть на дорогу и биться головой, кататься и выть. Но у Эша были дети… Один уже почти взрослый, другой еще совсем малыш. Один — только что испытавший такое, что не дай бог испытать никому, а уж подростку и подавно. Второй — ничего не понимающий, перепуганный и наверняка уже очень голодный… И в перспективе лишь одно — рабство. Это в Республике ничего подобного и близко не было, а Империя славилась тем, что бет в ней вообще за разумных существ не держали, а продавали в семьи как скот. Еще хорошо, если добрые люди попадутся, а что как нет? И не возразишь, не пожалуешься, не уйдешь… Кстати, хороший вопрос: если с самим Эшем и его сыном-бетой все ясно, то как солдаты поступят с Данэ? О том, чтобы на рабовладельческих рынках Империи торговали пленными альфами, Эш никогда не слышал. Вполне возможно, что это вообще противозаконно. Значит, что? Значит, вполне может быть, что мальчика убьют, как только Кюсак натешится с ним. Поздним вечером, как и обещал этот гад, на первом после долгого, изматывающего пути привале, альфы вновь возжелали порцию «сладенького». Данэ развязали, чтобы он держал Ладу, а заодно и покормил его разжеванным хлебом за неимением чего-то другого. А вот Эштону было уготовано другое. И каждый раз, как солдатам казалось, что он непокорен или «недостаточно нежен» и плохо старается, ему указывали на детей… Эш постарался отключиться, отделить ставшие механическими действия от себя самого, от своих чувств и мыслей. Губы сосали, язык лизал, бедра двигались в такт движениям сзади, а в голове… В голове варилось совсем другое. Он не думал о мести, для которой наверняка случай не представится, он всего лишь тщательно и рассудочно планировал побег для Данэ. Помечтал, конечно, и о том, чтобы мальчик взял с собой младшего брата, но тут же приказал себе не дурить: очевидно, что шансы уйти от вооруженных конников у Данэ упадут почти до нуля, если с ним будет младенец. Значит, нет. Значит, с этой идеей, с перспективой развязать себе руки хоть для сопротивления, хоть для смерти, придется проститься. В конце концов, он же бета, а не излишне эмоциональный омега или взрывной, слишком агрессивный для разумных действий в такой ситуации альфа! Прорвемся! Когда солдаты насытились настолько, что даже Кюсак ограничился в адрес Данэ одними лишь скабрезными шуточками и обещаниями, Ладу передали обратно на руки Эшу. Данэ же вновь связали — не только по рукам, но и по ногам. Плохо! Это было плохо. Но совсем скверно стало, когда ближе к ночи скрутили и Эша: связали ноги, а оставшуюся часть веревки обмотали вокруг его тела так, чтобы Ладу оставался у него на руках, но более этими самыми руками Эш ничего сделать не смог бы. И все же, когда солдаты расселись у костерка в некотором отдалении и принялись трапезничать (как же пахла чертова еда!), Эш сумел дотянуться до Данэ и шепнуть ему: — Сегодня ночью ты убежишь, сынок. Я развяжу тебя, и ты убежишь. Данэ вскинулся, глянул через плечо, и Эш увидел у него в глазах слезы… Мгновенно к горлу подкатили рыдания, но с ними удалось справиться — нельзя было распускаться. Если Эш хотел сделать хоть что-то, нужно было держать себя в руках. — Сегодня ночью, когда эти скоты заснут! — еще раз проговорил он и решительно кивнул. — Потому что на тебя, Данэ, вся надежда. Только если ты сумеешь убежать, а после позвать на помощь, мы с Ладу получим шанс. Ты понимаешь это? Ты альфа… — Он… Он… Какой я теперь альфа?.. — Настоящий. Весь в своих родителей, которые погибли, защищая родной дом и нас с тобой. Ты сможешь. Ты победишь. Я верю в тебя. Я знаю, что ты, Данэ, сумеешь уйти сам, а потом поможешь и мне с Ладу. И все получилось! В течение пары часов так точно, пугаясь каждого звука, Эш зубами распутывал узлы на веревках, стягивавших руки Данэ. И сумел-таки освободить их. Дальше стало проще — ноги себе мальчик развязал уже сам. — Беги, — велел Эш. — Я сниму веревки и с тебя, и мы уйдем вместе. И малыша унесем! — Беги, — решительно повторил Эш. — Я слишком измучен, а Ладу может заплакать в неурочное время. Мы оба для тебя помеха. Так что иди. И постарайся привести подмогу… Я буду ждать, Данэ. Ждать и верить. Беги. А мы… Мы… прорвемся! Да! Прорвемся! Утром Эша чуть не забили до смерти, причем особо зверствовал Кюсак, который было замахнулся на Ладу, но в последний момент был остановлен командиром. Тот, как видно, уже подсчитал денежки, которые сможет выручить сразу за двоих бет, и терять их совсем не хотел. Поиски Данэ ни к чему не привели. И этот факт стал той неугасимой лампадой, которая осветила для Эштона весь дальнейший ад. Его почти не кормили, постоянно насиловали, издевались так, что и не передать, пугая муками для Ладу… И все же каким-то чудом они оба дожили до границ Империи, а после и до дома, в котором Эша с ребенком, как и планировалось, продали в рабство. — Два беты по цене одного, — говорил командир имперцев, убеждая покупателя — кряжистого хмурого альфу в крепких сапогах и плотной одежде зажиточного крестьянина. — Если старший сдохнет, так младшенький подрастет. Сможешь попользоваться, а после продать его. Причем в разы дороже, чем заплатишь мне сейчас. Солдаты ушли. Новый господин некоторое время рассматривал Эша, презрительно оттопыривая нижнюю губу. Казалось, что так можно было бы смотреть разве только на убогую скотину, с которой непонятно что делать — выхаживать или дешевле зарезать. — Я много что умею, — прохрипел Эш. — И вообще не из городских слабаков, хозяйство вести привык. Языкам обучен, так что и в торговле с соседями смогу помочь. И малыш мой обузой не станет, клянусь. Мне бы только немного… оклематься. — Хорошо, — коротко кивнул альфа. — До утра время у тебя есть. А с рассветом встанешь и начнешь отрабатывать свой хлеб. И хлеб сына тоже. И Эш встал и начал отрабатывать. Ладу тихо гулил, играя сам с собой, привязанный для надежности и удобства за спиной отца, а Эштон копал, мыл, кормил скотину и убирал за ней дерьмо… Внутри все еще болело от пережитого насилия, но альфа по имени Колтон, который велел называть себя просто «хозяин», секса от Эша и не требовал. До поры, как выяснилось. Когда у его супруга — смешливого, словно в противовес мрачному Колтону, полненького омеги по имени Турен — началась течка, купленный за бесценок раб-бета потребовался и в постели. Для создания триады, от сексуального единения которой только и могли появляться на свет дети. Хозяин велел Эштону вымыться, а после голого — в одной лишь обуви, чтобы не запачкать ноги — повел в дом. Стало понятно, что хозяева и купили раба только потому, что давно хотели зачать детей, а бету взять было неоткуда. Но при этом, хоть Эша и привели в супружескую спальню, мужем или даже просто равным, разумным существом его здесь никто не считал. Им просто пользовались, при этом презирая! — Не зажимай дырку, — постоянно командовал Колтон. — Привычный ведь после четверых солдат! И давай, подрочи себе, что ли. Если не встанет, если Турена покрыть не сможешь — сразу в расход пущу. И тебя, и твоего спиногрыза. Эту болевую точку Колтон нащупал в Эше так же быстро, как командир имперского отряда. И неудивительно: даже слабое прикосновение к ней всегда срабатывало четко. Эш сцеплял зубы… ну, или наоборот, открывал шире рот и расслаблял горло, делая все, что от него требовали. Но вот чтобы возбудиться?.. — Погоди, у меня есть кое-что! — Турен поднялся с кровати, торопливо сходил к низкому шкафчику у окна и принес какой-то пузырек. — Знал, что так может обернуться, и купил. На! Несколько капель жидкости из пузырька упали в стакан с водой. Турен протянул его Эшу и тот покорно выпил, а после вновь подставил зад под член Колтона и вобрал в рот естество Турена. Сначала никаких необычных ощущений в организме не было, а потом… Потом внутри словно жаром плеснуло. Разлилась сначала мелкая, неприятная дрожь, сердце заколотилось, разгоняя кровь по жилам, потом томный, возбуждающе тянущий клубок появился и начал разрастаться внизу живота. Колтон нащупал член Эша и удовлетворенно констатировал: — Работает! — а после грубо приказал: — Давай, берись за дело. Турен извернулся, встал на четвереньки, оттопыривая пухлый зад. Дырка у него была полураскрытой и текла. Запах показался, скорее, неприятным, но член благодаря принятому средству действительно стоял, а потому Эштон успешно справился с задачей — вставил его Турену, а сразу после почувствовал, как в его собственный анус в очередной раз протискивается член Колтона. — Давай, — еще раз приказал тот, и Эш, прикрыв глаза и стиснув зубы, задвигался, одновременно вбиваясь в тело омеги и теми же движениями доставляя удовольствие альфе. Длилось все долго — несмотря на лекарство, кончить Эштон все никак не мог. Но, кажется, всем участникам процесса это только понравилось — чем дольше, тем ведь только слаще. Из спальни Эшу разрешили уйти лишь после того, как он излился в нутро омеги, а после течную дырку Турена запечатал альфий узел. — Часа через три снова понадобишься, а пока поспи, — велел Колтон, сам склоняя голову на подушку. Но уснуть не удалось — член стоял колом и никак не хотел успокаиваться. Состояние было мучительным, Эш мыкался по углам, стесняясь своего стояка, дрочил, вызывая перед внутренним взором картины из прошлого, которое стало таковым так трагически и еще так недавно… Наверняка это выглядело бесконечно убого: взрослый бета с членом в кулаке и со слезами на глазах. Но никто из работников, которые натыкались на него, снуя по дому и двору, не смеялся. А Колтон, узнав о дрочке, еще и разорался, сказав, что Эш попусту тратит семя, которое должно стать залогом будущей беременности Турена. К концу омежьей течки Эш уже едва ноги таскал. О том, чтобы вновь «поставить» ему член, речь уже не шла, так что телом Эштона пользовались уже просто как доступной дыркой. Все больше Колтон, который, похоже, тоже распробовал секс не с омегой, а с бетой, и теперь трахал Эштона с узлом да еще и пальцы в дырку ему засунув. Вскоре стало ясно зачем — к Колтону в теле Эша присоединился Турен. — Ну и дырень! Знатно ты его разъебал, муженек. Даже не предполагал, что кого-то можно разъебать до такого состояния, чтобы в два члена, да еще и с узлом. Играть так им явно понравилось. Эштон надеялся, что, когда Турен узнает о беременности, раба-бету перестанут брать в супружескую постель, но ошибся. Омега, узнав о своем положении, словно с цепи сорвался — секса стал хотеть постоянно. Причем, если ложиться под альфу он опасался — вдруг да повредишь как-то малышу внутри, то трахать безответного бету было самое то. А в процессе и Колтон подтягивался… «Зато еды в достатке. И Ладу в относительном спокойствии и безопасности», — любуясь сыном, убеждал себя Эш. Малыш уже здорово подрос, начал разговаривать и теперь сам, своими ножками, ходил за Эшем. Был он хорошеньким, как ангелок, обладал прекрасным покладистым и совсем не плаксивым нравом, так что в доме все его любили. И даже Колтон, подобревший в ожидании своего ребенка, иногда ему улыбался. Так что мыслей о побеге у Эша не было. Точнее так: они были, иной раз целые ночи напролет он вертелся на своем набитом сеном матрасе в углу коровника, мечтая о свободе, но каждый раз разум и рассудительность брали верх над эмоциями. Нет. Попытка обречена на провал. Одно дело, если бы Эш был один! А с ребенком на руках без вариантов. Догонят, поймают, накажут. Война незаметно прокатилась мимо. Никто на расположенном в стороне от основных дорог хуторе альфы Колтона Маттиаса и не заметил, как прямо по их землям прошла, смещаясь все дальше в сторону столицы Империи невидимая линия фронта. А ведь это была еще одна мечта Эша — чтобы в один прекрасный день на пороге дома возникли солдаты в форме республики. Той самой форме, которую собирался надеть сам Эштон. Он скажет им о себе, и они, конечно, освободят его от рабства, возьмут с собой или как-то помогут добраться до родины. Что он станет делать на пепелище да еще и с маленьким ребенком, было непонятно, но ведь именно туда в конце концов вернется и Данэ! Эш каждую ночь молил всех богов спасти и сохранить сына, который хоть и был ему приемным, но стал родным, дорогим сердцу. Однако ничего такого не произошло, и победа Республики над Империей жизнь Эшу не облегчила. Как не изменилось ничего для него и после того, как Турен разродился здоровеньким альфочкой. Эш ведь не стал отцом будущего наследника дома и хозяйства. Нет. Он так и остался рабом по кличке «дырка», который днем трудился по хозяйству, выполняя самую грязную и тяжелую работу, а вечером спускал штаны, чтобы удовлетворить желания Колтона или Турена… Или чаще обоих одновременно. И ведь самое ужасное, что Эш с этим как-то даже смирился, втянулся. Настолько, что в следующую течку, начавшуюся у Турена через положенное время после родов, пить возбуждающее средство не пришлось — член встал сам. Да и запах омеги уже не казался мерзким. Он, конечно, не стал сладким и притягательным, как у давно погибшего Андрэ, но был вполне терпимым. И тем не менее Эш все равно постоянно мечтал о будущем. О том, что Турен вскоре снова забеременеет, а после подарит мужу второго ребенка. К этому моменту Ладу еще немного подрастет. А сам Эш решится, сходит к Колтону и попросит отпустить его и сына. Те гроши, что тот заплатил за пленного бету («два по цене одного»), Эш уже с лихвой отработал, да и жизнь в теперь уже бывшей Империи стремительно менялась — даже до удаленного хутора Колтона стали доползать слухи. Говорили, что рабство бет теперь против закона и что за нарушение этого правила жестоко карают. Казалось, что Колтон, который тоже все это прекрасно знал, должен согласиться, но альфа проблему решил по-своему: просто пригласил чиновника и через несколько минут после этого Эш стал не рабом, а законным супругом. И никто не стал обращать внимание, что он сказал «нет». Только по завершении скоротечной церемонии Колтон здоровенную оплеуху за непослушание отвесил, а когда Эш вскинулся, не сдержав эмоций, оттаскал за шерсть на холке, а после впился острыми зубами в изгиб шеи, ставя свою метку поверх той, что когда-то поставил Эшу Жак… Это неожиданное и насильственное действие ударило даже сильнее, чем самое первое, самое жестокое изнасилование — на родной земле, рядом с трупами убитых мужей. Метка, которую Эш в первый раз воспринял как дар, как признание того, что он, Эштон, нужен и ценен, теперь стала чем-то вроде рабского клейма. Перекрыла собой все хорошее, что было раньше, забила запах Жака, который Эш все еще носил на себе. Осознание, что теперь он пахнет Колтоном и воспринимается окружающими, как его бета, подкосило, заставило впервые по-настоящему задуматься о том, чтобы наложить на себя руки. Но у Эштона был сын — маленький Ладу. Малыш служил прямым доказательством того, что прошлая, вполне счастливая жизнь не приснилась, а значит, этот крохотный островок света и тепла надо было сохранить несмотря ни на что. Так что Эш это новое, более чем наглядное подтверждение своей несвободы в очередной раз стерпел, повторяя: «Ничего, прорвемся! Все равно прорвемся…». И, наверно, сумел бы заставлять себя смиряться и дальше. Но судьба в очередной раз сделала какой-то уж совсем жуткий кульбит. То, что этой, уже второй по счету вроде как супружеской жизни конец, стало понятно в тот момент, когда на хутор заехала разбойничья шайка. Двоих бандитов удалось узнать сразу — это были солдаты из того самого имперского отряда, который и сломал Эшу жизнь, превратив в раба и «грязную дырку». Куда делись еще два члена той проклятой четверки, было неизвестно, да Эш и знать не хотел. Хотя бы потому, что их с успехом заменили двое других — еще более мерзких. Колтон сначала встретил их как хороших давних знакомых, но очень быстро понял, насколько ошибался. Правда, понимание это длилось очень недолго — ровно до того момента, как ему перерезали горло. А кроме него и некоторым другим работникам, которые не додумались убежать сразу и решились поддержать хозяина в его попытке протестовать против грабежа. А вот Эшу и Турену жизнь оставили. Для понятных целей. И все повторилось — и насилие, и глумление, когда не одного лишь Эша, но и Турена с ним на пару заставляли прилюдно удовлетворять желания альф. И уже не господин и раб, но измученные бета и омега голыми ползали на четвереньках между рассевшимися вокруг костра бандитами, чтобы сосать их давно не мытые члены, а после и принимать их в себя по очереди, глядя на то, как напротив насилуют твоего товарища по несчастью. Не привыкший к такому, избалованный жизнью и мужем Турен сломался очень быстро, превратившись в безвольное, безучастное существо. Эш держался. И потому, что был бетой — сильным, терпеливым и разумным. И потому что теперь он снова нес ответственность за жизни двоих детей — ребенка погибшего Андрэ и малыша, рожденного не так давно Туреном. И неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не этот, казалось бы, лишившийся воли к жизни омега. Потому что именно он подсказал Эшу решение проблемы. Яд! В хозяйстве у домовитого Колтона чего только не было. В том числе и средство, которым травили грызунов в амбарах с зерном. Его-то Эш после подсказки Турена и подсыпал в пищу бандитам, которые его еще и кормить их горяченьким заставляли. Как видно, ожидая от Эша, который, несмотря ни на что, глядел на насильников волком, любой пакости, те всегда требовали, чтобы он, а вместе с ним и Турен первыми пробовали пищу. Но одно дело кусочек, прожеванный и проглоченный на глазах у мерзавцев, а другое — полновесная порция, которую сожрал после каждый из них. Да, Эш и Турен рисковали, но первый решил, что риск того стоит, а второй теперь более всего стремился именно к этой цели — умереть. Яд подействовал. Альфы сдохли в корчах, захлебываясь собственной рвотой и проклиная убийц. Эш и Турен, истово насладившись этим зрелищем, после тоже предсказуемо заболели. А вот дальше пути их разошлись. Отчаянно боровшийся за жизнь Эш провалялся в постели больше недели, стал похож на тень, но выжил, а Турен скончался. Вернувшиеся на хутор работники — те, что остались в живых, — схоронили омегу в одной могиле с его мужем-альфой. А после Эштон вдруг осознал, что из-за насильственного брака, который не так давно организовал Колтон, именно он стал официальным хозяином хутора. Благо с недавних пор беты в бывшей Империи получили равные с двумя другими полами права. Так что Эштон, едва встав на ноги, взялся за наведение порядка в хозяйстве, раз за разом повторяя себе словно молитву или колдовской заговор: «Прорвемся!» Дел было много, пришлось еще утверждать свой авторитет среди работников, но позднее Эш вспоминал этот период, завершивший собой второй, откровенно трагический этап в его жизни, как не самое скверное время: он был свободен, он был сам себе голова, у него были дети и хозяйство, которое забирало кучу сил, не оставляя времени горевать и предаваться воспоминаниям. Теперь только сны нет-нет да напоминали о пережитом, заставляя Эша среди ночи вскакивать с криком, а из невыплаченных долгов прошлой жизни остался лишь один. Тот, что тянул и зудел, — Данэ. Спасся ли мальчик, сумел ли найти тех, кто ему помог и поддержал? Желание узнать о судьбе сына было нестерпимым. Так что, выбрав момент, когда дел на хуторе стало поменьше, Эш сел на лошадь, которых теперь в хозяйстве стало неожиданно много, — отравленные бандиты ведь все были верхом — и добрался до ближайшего городка, где в администрации сделал соответствующий запрос на поиск без вести пропавшего. В Империи уверенный в себе бета, вдовец, да еще и хозяин собственного немаленького хозяйства, по-прежнему выглядел чем-то диким и невероятным, так что чиновники смотрели косо, но запрос все же приняли. Это посещение Эштоном города обернулось для него и совершенно неожиданными последствиями. Хотя бы потому, что в округе узнали: по соседству живет свободный молодой бета. Бета уже с двумя детьми — еще одним маленьким беточкой и крохотным альфой! Бета, который владеет целым хозяйством, способным в голодные послевоенные годы полностью прокормить себя и своих работников! И это в стране, где бет отчаянно не хватало! Эш знал, что связано это было с политикой, которую в отношении бет вела Империя. Стало результатом того, что все представители третьего пола были здесь зачислены в ранг недолюдей. Никто почему-то не захотел задуматься о такой простой вещи, как воспроизводство населения. В деревнях новорожденных бет просто убивали, не желая кормить «лишний рот». В городах отдавали в приюты, где условия содержания были аховыми. Неудивительно, что бет стало критически мало. А тут Эш со своим богатым хутором! «Да это ж мечта!» — наверняка подумал каждый глава незавершенной триады в составе альфа-омега и начал действовать. Сначала изумленный Эш сватов встречал вежливо и даже за столом принимал, кормил-поил. Но потом стал отправлять прочь прямо от порога. Вежливых — спокойно, а особо ретивых — за шерсть на холке со ступеней вниз, да еще и палкой по спине напоследок. Просто потому, что совсем обнаглели и окончательно достали. Да и потом Эш не видел никакой нужды заводить мужей только для того, чтобы они были. Статус? Он Эша полностью устраивал. Секс? Беты никогда не были существами сексозависимыми. Хотя бы потому что у них не было ни течки, ни гона. А если не ради секса, то ради чего? Ради любви? Так где она?! Эш и рад был бы влюбиться безоглядно, отчаянно, так, чтобы голову от этого чувства потерять, так, чтобы словно крылья обрести. Но, видно, не было предусмотрено в его судьбе такого вот пункта. Любовь к детям — да. Любовь к родной земле, которой для Эша теперь неожиданно стала чужбина, хутор на краю Имперской географии, — тоже да. Любовь к омеге или того сложнее к альфе, который еще и наверняка захочет командовать всем? Нет. Спасибо, но хватит. Альф в жизни Эша уже было и так более чем достаточно. И насильников, и мужей. Меток на шее и то две… Так что теперь Эштона интересовали лишь два представителя этого беспокойного и слишком агрессивного племени — пока так и не найденный Данэ и сын Турена, которого Колтон назвал Николасом. Имя почему-то не нравилось, но Эш ничего менять не стал. Что сделано, то сделано. Не имя красит человека, а человек имя.