I Stand. Крик

3061 год.       Поздний день. Центр Вены. Шёнбрунн. Более чем тысячелетний дворец, отражавший величие Габсбургов и великолепие австрийского барокко, переживший две мировые войны, отстоявший Армагеддон — пал, и теперь был ничем иным как руинами. Тысячи комнат украшенных лепниной и обитых грецким орехом стали грудой обломков, осколков и пыли. Тут и там сверкала позолота, чей единый узор теперь распался на части в этой чудовищной мясорубке. Обрывки картин, обломки статуй, осколки зеркал и кусочки мебели перемешались под грудами рассыпавшихся росписей, голубое небо которых треснуло и рассыпалось на части. Но самым ужасающим было не это. Те люди, которые во время взрыва были во дворце, нашли под камнями этого дворца свои могилы. Кого-то буквально захоронило под руинами, другим «повезло» больше и от взрыва их тела разорвало, что руки, ноги и головы лежали отдельно от тел. Пыльные, обожженные, окровавленные. И какое-то время после отгремевшего взрыва еще можно было услышать чей-то зов, стоны, но с течением времени и они начали утихать.       Авель понемногу начал приходить в себя. Поначалу ощущалась не только сильная боль в голове, но и неимоверная сухость в горле. Похоже, за то время, что он пробыл без сознания, он успел знатно надышаться пылью, отчего теперь на зубах скрипело, а в рот будто насыпали мела или талька. Авель закашлялся. Теперь уже по телу прошла и неприятная боль. От взрыва его отбросило, и теперь где-то тянуло сами мышцы, где-то ныло от того, что он приложился на камни. По рефлексу рука потянулась к переносице, оказалось, что очков нет, впрочем, весьма ожидаемо. Со вздохом, полным сетования на мир и судьбу, он постарался приподняться на локте, дабы осмотреться и, быть может, сразу и найти их. Но вместо очков буквально в шаге от него лежала чья-то оторванная голова, у которой изо рта и глазниц вытекла и запеклась кровь. Авель резко отполз в сторону и вскрикнул, и эхо тут же прошлось по всей округе. Тишина. Ни души. Держа какое-то время руку у сердца, он пытался привезти дыхание в норму. Не то что бы он испугался, за свою жизнь он повидал картины и страшней, но сам фактор внезапности сыграл свою роль. Стоило чуть успокоится, он таки стал оглядываться в поиске очков и обнаружил их буквально в паре метров от себя. Тяжкий вздох, небрежные попытки встать. Мышцы ног, точно струны скрипки, будто натянуты до предела. Несколько трудных шагов, ещё один вздох, и вот очки уже у него в руках. Душки погнулись, так еще и стекла треснуты и в пыли. — Опять новые заказывать, — с тоской пробормотал про себя Авель, пряча очки в карман. И только сейчас он обратил внимание на то, что весь покрыт пылью, что было не удивительно ввиду недавних событий, и потому поспешно стал чистить одежду, сетуя на свое невезение. Вот только в груди отчего-то рождалось беспокойство. — Знатно бабахнуло, да, Хью? — с задором сказал Авель, продолжая попытки избавить одежду от пыли и грязи. Беспокойство нарастало, как снежный ком. Ответом ему была тишина. Давящая, полная сухого неживого треска тишина.       Оставив одежду в покое, Найтроуд принялся оглядываться по сторонам, прищуриваясь и стараясь разглядеть среди этой стены пыли хоть что-то. Чувство страха и тревоги нарастало. — Хьюго! — выкрикнул Авель в надежде услышать хоть какой-нибудь ответ — хоть стон, хоть шорох. Но вокруг по-прежнему царила тишина.       Стоять на месте смысла не было, и странствующий священник, не прекращая звать напарника, пошёл вперёд. Перед его глазами, то здесь, то там, словно айсберги, выплывали из тумана обломки некогда великолепного дворца, выстоявшего даже после Армагеддона. Невольно закрадывалась мысль: что, если он там, под завалами? Это пугало Авеля, он гнал все дурное из головы прочь, но тем не менее его вновь охватила паника. Вацлав, Ноэль, а теперь, что же, ещё и Хьюго? Нет, неправда, вздор! Найтроуд ускорил шаг чуть ли не до бега, стремясь поскорее добраться до завала. У самого его начала было что-то светлое. Авель подошел ближе, и острая боль узнавания пронзила его. — Хьюго!       Авель бросился к завалу и не прогадал. Этим светлым пятном оказались длинные волосы Мечника, сам же тот почти весь оказался под руинами. Все его лицо было в крови, а на голове медленно расцветало темно-бордовое пятно. Дрожащими руками Найтроуд принялся разгребать руины. Мелкие обломки давались легко, но те, чтобы были крупнее, только больше и скорее отнимали те силы из его хилого тела, которые даже еще не до конца вернулись. — Держись, держись, слышишь? Ты не можешь умереть!.. — бормотал он, пока отбрасывал камни, то и дело смотря на лицо напарника, надеясь увидеть движение хотя бы одной мышцы. Не может? Почему? Ведь все когда-нибудь… Но не он, не сегодня, Авель себе попросту не простит этого. Но в мертвенно-спокойном выражении лица напарника ничего не менялось, что только пугало и возвращало мрачные мысли. Как только появилось возможным, Авель, обхватив Ватто за грудь, аккуратно перетащил его на свободное от обломков место. Положив тело ровно на спину, он принялся проверять пульс и дыхание. Живой. Хвала Господу, он живой!       Осмотр продолжился. Он аккуратно прощупал грудную клетку Ватто, осмотрел другие раны. Пара ребер сломана, о чем говорил неестественный прогиб в грудном отделе, но хрипа нет, значит, легкие не тронуты. На левом боку была отчётливо видна глубокая рана, полученная ещё до взрыва, но теперь она кровоточила не так сильно — свёртываемость крови у Мечника была хорошая. И первым же делом Авель, дрожащими руками достав очки и вытащив одно из разбитых стёкол, как можно реще надрезал ткань своей рясы и перетянул лоскутом кровоточащую рану. Он старался делать все быстро, счет, возможно, был на секунды, а его страх оказаться свидетелем смерти еще одного напарника предательски подводил. — Травма головы, перелом ребер, большая кровопотеря и, возможно, повреждение внутренностей, — нервно бормотал под нос Авель, словно стараясь не забыть все это для дальнейшего протокола. Как только рана была перевязана, он тут же включил динамик для связи с кораблем Железной Девы. — Срочно нужна твоя помощь. Немедленно! — его голос в какой-то момент сорвался на крик, а руки все еще дрожали.       Кстати, о том, кто нанес травму до взрыва. В голове отчетливо остались последние события, еще до падение Шенбрунна. Эти неуязвимые куклы, Зиглинда, которая слишком втерлась в доверие и по вине которой Ватто и получил глубокую рану. Главное, от кого получил… Отключив связь, Авель, охваченный холодным гневом, вскочил на ноги, отбросив боль в теле на второй план и осмотрелся по сторонам. — Кемпфер! Где ты?! Я знаю, ты жив. Выходи! — он криво ухмыльнулся и куда тише добавил: — Добивать буду…       Ответа не последовало. Наступило очередное погружение в оглушительную тишину. Найтроуд, стараясь не терять головы, невольно стал вслушиваться в это безмолвие, поскольку что он знал: этот человек так просто умереть не мог. Да и человек ли он, можно ли вообще его так назвать. Вдруг вдали, в тумане, образованном пылью, стал виднеться чей-то силуэт. Этот человек неспешной поступью приближался в сторону агентов АХ. Авель выпрямился и устремил напряженный взгляд в его сторону, словно стараясь предугадать, кто направляется к ним. Вскоре туман перестал быть помехой для зрения, и теперь можно было разглядеть этого человека. Высокого роста, волнистые волосы, темно-каштанового цвета. Но самой примечательной в нем была одежда. Один из Ордена Розенкрейцеров, Бальтазар, «Василиск». — Приветствую Вас, отец Найтроуд, — начал говорить он, чуть поклонившись, — решил прийти сюда лично, дабы выразить Вам нашу признательность. — Признательность? Нашу? — Авелю происходящее стало напоминать кошмарный сон. Может, он до сих пор валяется где-то тут в забытьи, а это лишь образы его разума? — Да что тут происходит?! — Не все сразу, Святой Отец, — Бальтазар чуть улыбнулся, — но благодарность искренна. Благодаря Вам мы смогли избавиться от «Мага». Строго между нами, padre, он был той еще самодовольной сволочью, — сказал Василиск, продолжая улыбаться и пожав плечами, — благодарим Вас за содействие в его устранении.       Авеля благодарит потенциальный враг? Он настолько хорошо приложился головой, что его больной разум рисует настолько бредовые сцены? До безобразия странно. Особенно то, как Василиск улыбался. И что это за странные шорохи кругом? Найтроуд резко обернулся и убедился в том, что его беспокойство было не беспочвенным. Со всех сторон его и Ватто не спеша окружали невысокие девушки с бледной, как фарфор, кожей и фиолетовыми короткими волосами, в черных платьицах. Куклы, снова они. Как некстати! — Однако, несмотря на оказанную Вами услугу, мы не можем позволить Вам и вашему напарнику остаться в живых, — с той же легкой улыбкой продолжил Василиск, — уверяю вас, ничего личного.       И, сказав это, он будто испарился в воздухе. Кажется, Крусник это где-то уже видел. И от осознания, где именно, в нем заиграла злость на самого себя. Купился же на такое! Очередные фокусы Кемпфера! Авель невольно цокнул языком, поскольку ситуация весьма плачевная. Он один, фактически безоружен, ибо искать пистолет среди этой груды обломков ему и в голову не приходило, да еще и напарник чуть живой рядом. Бедственное положение. Но хуже всего то, что Крусник истощен, активировать его нельзя, ведь тогда его причастность к смерти Хьюго будет далеко не косвенная. — Дамы, миледи, — с неловкой улыбкой начал говорить Авель, попутно размышляя над дальнейшим планом действий, — давайте мы спокойно все обсудим, отбросим оружие! Мы же с вами весьма цивилизованные…       Но не успел он и договорить, как одна из кукол атаковала его, резко набросившись и замахнувшись своим оружием. Священник вскрикнул от неожиданности, но увернулся и схватил ее за руки. Теперь она уже не могла бы действовать напрямую. — А вот это я, пожалуй, заберу, — и все с той же улыбкой он резко выхватил из ее рук ее же оружие.       Что ей, мягко сказать, не понравилось, и он лишь только раззадорил ее и ее «сестер». Меньше чем через секунду она с силой ударила его по ноге, отчего он тут же упал на колено, поморщившись от боли. Недавние ушибы только давали о себе знать. Второй замах кулака был определенно нацелен прямо по носу, имея все шансы попросту пробить ему голову. Благо он сумел увернуться. Но если сумел от одной, не факт, что сможет от остальных, — это он прекрасно понимал. А желающих напасть стало еще больше, только сил отбиваться от каждой так, чтобы ни одна из них не вздумала добить лежачего Ватто, уже не оставалось. Использовать «их»? Нет, ресурс исчерпан, «им» будет нужна еда, а рядом мафусаилов нет, только Мечник. Но и быть щитом, не имея оружия, он не сможет бесконечно. Внезапно откуда-то сверху послышалась канонада, очередь из хаотичных выстрелов, что были направлены определенно по куклам. И как бы они ни стремились скрыться, в конечном итоге ни одна из них не устояла. — Отец Найтроуд, вы в порядке?       Голос раздался из-за облаков, и не сразу стал заметен корабль, с которого он звучал. Железная Дева наконец прибыла на высланный клич Крусника. Довольно быстро, с учетом того, что несколько часов назад был подбит другой точно такой же корабль Девы. — «В порядке»? Как посмотреть, — положив руку на затылок, Авель оглянулся на лежащего Хьюго. Все такого же неподвижного. — Мечнику срочно нужна помощь. Ты сможешь доставить его в Ватикан? — Насколько серьезны травмы? — теперь же голос сестры Кейт звучал в динамике Найтроуда. — Перелом ребер, кровотечения и прочее. — У нас есть аппаратура, которая позволит его транспортировать. Необходимо действовать быстро! — Я помогу, но останусь здесь. У Ордена незавершенные дела, необходимо управиться с ними! — Хорошо, — Железная Дева совершила посадку и разложила трап, — помоги занести его на корабль, остальное предоставь нам! ***       С раннего утра в кабинете главврача в Риме было неспокойно. Ранее в больницу буквально влетел золотоволосый юноша, и с явной яростью во взгляде направлялся именно к главному, игнорируя всякие замечания по поводу больничного халата и что «бегать по коридорам нельзя». Хотя он и не бежал вовсе, лишь шел в быстром темпе. То и дело из кабинета слышался громкий разговор на повышенных тонах, грохот и даже мужские крики. И ладно если бы это продолжалось всего ничего, но нет, тут счет шел уже на второй час. Медперсонал собирался вызвать охрану и полицию, но стоило им вникнуть в суть претензий пришедшего к начальству бывшего пациента, как всякое желание «ветром сдуло». А у кого-то даже промелькнули мысли помочь, да остаться на работе все же важнее. — Да с чего вам пришло в голову, что вы получили ВИЧ именно в нашей больнице?! — с раздражением выкрикнул главврач, стоя над своим рабочим столом. — С чего? — от наступавшей злобы у Хьюго, кажется, начали трястись руки. Или не кажется? — С чего?! Может быть, с того, что все процедуры я проходил только у Вас? Может быть, с того, что службы Ватикана имеют сотрудничество только с Вашей больницей? И вы еще смеете задавать мне такие бестолковые вопросы?! — отвечал в той же манере, что и врач, Ватто, только менее сдержанно. — Простите, конечно, но получить Вирус иммунодефицита можно не только через нестерильные приборы. Может, вы попросту неразборчивы в девушках? Или мужчинах, тут уж вам виднее! — отвечал врач, отмахиваясь жестом от скандального пациента. — Или тату набили в паршивом салоне. А может, и наркоман вовсе! А теперь все свои беды на нас взвалить решили? Шляетесь сначала где попало, а потом грозите судом? Ну и наглость, молодой человек, наглость и только!       От нахальства и бесстыдства собеседника Мечник попросту начал терять всякое терпение. После того, что он дозволил в своем учреждении, он теперь позволяет себе говорить такие вещи. И не краснеет даже, тварь. Негатива в теле Ватто накопилось с избытком, и по его разъяренному взгляду читалось вполне ясно, что если так пойдет и дальше, то он попросту свернет ему шею! «Все, с меня довольно!» — не желая более церемониться, Хьюго подошел к паршивцу, схватил его за грудки халата и грубым рывком прижал спиной к стене, попросту игнорируя все, что в этот момент ему говорили. — А теперь слушай сюда, свиньи ты кусок! — начал говорить Мечник пусть и тихо, зато с угрожающим оскалом. — Были взяты пробы инструментов и препаратов из ваших лабораторий, хирургии и склада! Во всех трех были найдены и иглы, и сами лекарства с той или иной дрянью! Неужто твоя совесть настолько прогнила, что сейчас хватает наглости мне говорить подобное?! — Могли и подделать! — уже менее уверенно отвечал главврач. — Повтори то же самое, смотря мне в глаза!       Молчание. Взгляд провинившегося начал бегать, не находя, на чем остановиться. Заиграли остатки совести, хотя нет, проснулся инстинкт самосохранения. Почуял, что его запросто тут же и положат. — Не слышу! — выкрикнул Мечник во весь голос. — Не собираюсь я ничего повторять, мальчишка! И убери, наконец, от меня руки! — стоило ему сказать это, как хватка стала только крепче, так что он даже трусливо вскрикнул и зажмурился. — Ищи себе адвокатов, ублюдок, потому что в суде я тебя размажу!       И лишь теперь мольба доктора была услышана и его таки отпустили. Гнев все еще играл где-то внутри груди Мечника, но здравый смысл не давал переступить черту. С чувством пусть и не победителя, зато выполненного долга, Ватто, на мгновение посмотрев на «противника» с отвращением, отвернулся и спешно направился к выходу из кабинета, но тут прямо у двери ему кинули ответ: — Послушайте, может, мы могли бы решить этот вопрос по-тихому?       Да как таких людей Земля носит?! Как только смелости хватает продолжать свое существование? После такой мимолетной мысли Ватто сжал кулаки, да так, что искусственная кожа на «костяшках» стала бледнее. Он медленно обернулся и безэмоциально посмотрел на главного. — Деньги предлагаете? — угрожающе тихим тоном спросил Хьюго, явно давая понять, что это не самая лучшая идея, прозвучавшая за последнюю минуту. — Почему нет? — точно не чувствуя какой-либо угрозы, ответил вопросом на вопрос доктор. — Полюбовно решить вопрос, возмещение морального ущерба… — Возмещение морального ущерба? Возмещение морального ущерба?! — кажется, у Ватто попросту уже не хватало слов. — Я не планировал начинать какие-либо отношения, я не собирался заводить детей, но именно Вы отняли у меня право Выбора, лишили возможности свои планы Менять! Отняли у меня возможность решать, потому что в интимном плане я попросту опасен из-за вашей халатности! Вы перечеркнули мне личную жизнь и хотите откупиться деньгами?! Да у меня их достаточно, чтобы не только выкинуть вас отсюда и весь ваш штаб, но и самому занять ваше место, не имея даже должного образования! Ну, давайте, осмельтесь предложить мне «возмещение» еще раз, и я заставлю вас эту сумму сожрать здесь и сейчас!       В ответ ничего не последовало. Наконец-то, наконец-то он видит в выражении лица этого «врача» страх за свою дальнейшую карьеру и будущее! Спустя столько времени! Поздно. — До встречи в суде, — сказал, как выплюнул, в конце Хьюго и пошел вон, более не оглядываясь.       Чего он хотел добиться судом? Он и сам не знал. Справедливости, в первую очередь, торжество закона и здравого смысла. Хотя было бы честнее, если бы он в ответ из него сделал инвалида, каким стал по итогу он сам. Отнял право на нормальную жизнь, на быт, счастье. Теперь он повязан с расписанием по приему препаратов, с диетами, запретами. Ведь ему этого было так мало! Жаль, что они в Риме, и здесь еще работает полиция, которая запросто может привлечь его к ответу. Поэтому будет вернее добиться правды по закону, и тут уже не имеет сути, что эта тварь получит: уголовный срок или штраф. Главное, что работать там он уже не сможет и что всю больницу проверят От и До. А там, быть может, всплывут и другие случаи, когда люди получали после лечения букет новой дряни, как и он сам, и если эти люди дадут о себе знать, то тут и на пожизненное можно, пожалуй, надеяться. ***       С самого утра в комнате Катерины была привычная для нее суета. Гувернантки помогали своей начальнице с костюмом. Одна проглаживала тяжелые ткани, другая крахмалила ворот, третьи чистили тяжелые ткани щетками от всяких пылинок и соринок, четвертые помогали с корсетом. Удобно, когда есть люди, которые выручают с такими тяжелыми по своему крою одеждами. Однако, помимо самой Катерины и гувернанток, в комнате появился еще один человек, точнее, голограмма — Сестра Кейт. — Что-то случилось? — спокойным, даже, можно сказать, равнодушным голосом спросила Катерина, заметив появившееся отражение Кейт в зеркале. — Поступила информация об итогах прошедшего бала в Альбионе, — ответила Железная Дева с явно довольной улыбкой. — Судя по твоей улыбке, новости хорошие. — По большей части да. Власти Империи наладили диалог с Альбионом, у них назначены переговоры на нейтральной территории в Иштване. Германика и Ватикан также назначили встречу. Ватикан и Испанское королевство через несколько месяцев проведут переговоры с Франкским королевством. Так же Франкское и Испанское королевства уже заключили ряд актов, связанных с территориальными, экономическими и финансовыми вопросами. А вот у Богемии возникли трудности… — Трудности? Какого рода? — Германика предлагает дележ их земель ввиду того, что ряд людей в их правительстве сотрудничает с Империей. Альбион выступает против, переговоры назначены, но состоятся они определенно не в этом году. — Значит, пока для беспокойства нет повода. Вполне вероятно, что вопрос будет решен раньше, чем наступит день переговоров. Не так туго, пожалуйста, — отвлеклась от разговора Кардинал, говоря о затяжке корсета. — Искренне на это надеюсь, потому и спокойна, — заключила с той же легкой улыбкой сестра Кейт. — Кажется, на балу возник инцидент с одними из гостей. Это были послы из земель Терры, верно? — Да, на мероприятии и впрямь произошел инцидент, связанный с людьми Терры и Империи. Однако это нельзя расценивать как официальные несогласия, поскольку люди из Терры прибыли на неформальной основе. — Не поступало ли каких-либо вестей касаемо их дальнейшей внешней политики? — Увы, но нет. Они все еще остаются закрытым для диалога государством, — тут Кейт решила сменить русло разговора, поскольку новостей более у нее не было. — А как вы? Как ваше самочувствие? Выглядите потрясающе! — Спасибо, Кейт, — ответила Катерина, улыбнувшись, — удивительно, однако, пусть и немного, но мне стало лучше. Достаточно, чтобы вернуться к своим прямым обязанностям. У меня для тебя будет поручение, сестра Кейт. — Я вся внимание! — Попроси Профессора зайти ко мне в кабинет через час. За время моей болезни накопилось много дел, поэтому теперь у меня есть подходящее задание для него. *** 3061 год.       Рим. Вечер. В центральной больнице все постепенно готовятся к отбою, кто-то из персонала начал меняться со своими напарниками, которые теперь уже заступали на ночную смену. Местами гасили свет, а пациенты укладываются спать. Но в некоторых палатах больные и не думали ложиться. Один такой, который доставлял персоналу наибольшие проблемы, в этот вечер был уж подозрительно мирный. По крайней мере, такая мысль мелькнула у некоторых врачей и медсестер. В то время, когда ему прописаны покой и полный запрет на физические нагрузки, он отправлялся на прогулки в другой корпус больницы просто потому, что ему скучно, вызывался помогать с физической работой по той же причине. А ведь это все могло заставить разойтись недавно наложенные заново швы после ножевого ранения, и кто знает, как все пройдет в этот раз. Но, кажется, самого пациента мало заботило, что с ним будет в таком случае, его волновало другое: ему скучно. Мозг требует деятельности, мыслительной или физической, а здесь четыре стены и ничего более, никакой активности! Это раздражает и угнетает, часы тянутся словно вечность! Вот и теперь от полной скуки он рассматривал трещинки на потолке, которые же еще надо было умудриться рассмотреть! И тут, среди полной тишины, он начал различать звук цокающих каблуков, словно кто-то бежал по коридору. И звук усиливался по направлению к его палате. Он уже начал ждать, когда к нему зайдут. Через мгновение дверь распахнулась. — Наконец хотя бы одна родственная душа! — вздохнул Вордсворт, драматично закрывая ладонями лицо. — Доброй ночи, Профессор, — протараторила в ответ с вполне взволнованным видом Кайя, чего, впрочем, Уильям и не заметил. — Но сейчас не до прелюдий!.. — Ты не представляешь, какая тут тоска! Вечность тут торчу, не меньше, никакой компании! — Профессор! — продолжала привлекать к себе внимание девочка. — Так хочется с кем-то поговорить, а достойного слушателя нет! Вообще никакого нет! — продолжал ломать драму Вордсворт. — Профессор! — взмолилась наконец Кайя. — Вот и они так ноют, особенно сестры, и еще такие: «Ну сколько раз повторять, что вам прописан покой!» В гробу я видел их покой! — Хьюго доставлен сюда скорым перелетом!       Кайя буквально выкрикнула это, проигнорировав все запреты поведения в больнице, поскольку поняла, что иначе ее откажутся слушать или не дадут вставить и слова в ближайшие несколько часов. Но, так или иначе, она добилась того, чего хотела, — внимания. Профессор и впрямь обратил на нее внимание и теперь смотрел так, точно она была привидением. — Почему скорым? — спросил он не своим, тихим и чуть с хрипотцой голосом, приподнявшись на локти. Вероятный ответ уже был в его голове, но теперь он больше всего боялся услышать его от коллеги. — Потому что травмы такие, что сейчас он попросту при смерти.       Ее тихий и вместе с тем четкий ответ сейчас звучал особенно символично, даже трагично. Таки услышал. То, чего всегда боялся, остерегался и надеялся никогда не услышать. Кажется, что вся кровь, что была в его теле, попросту исчезла, отняли кислород, поместили в вакуум. Этот день должен был кончиться не так, не по такому сценарию. Не сразу, спустя время, как только Уильям пришел в себя, он, накинув халат и наплевав на все запреты, побежал следом за Кайей сначала в регистратуру, а затем и туда, куда в экстренном порядке повезли Мечника: в операционную. Однако по понятным причинам нашли дверь закрытой и получили запрет на доступ. Двое не нашли ничего лучше, кроме как остаться в коридоре на скамье и ждать, когда будут какие-либо еще вести. И если Кайя пусть и была в напряжении, сидела спокойно и только сомкнутые в замок пальцы давали понять, что она взволнована и обеспокоена всем происходящим, то Профессор вел себя иначе. Его сознание заставляло выломать к чертям эти двери — незнамо зачем, просто его тянуло туда, быть попросту рядом с этим мальчишкой. Но здравый смысл пресекал это рвение, заставлял оставаться в коридоре и ждать. И эта борьба Здравого Разума и Сознания сказывалась в языке тела: облокотившись спиной на стену, Вордсворт сидел, скрестив руки и тихо сопя, точно держа себя в узде, а вот стопы то и дело вздрагивали, будто бы вот-вот он вскочит и таки вырвет эти «ставни» с петель.       Между тем в операционной активно работали хирург и персонал. Случай того требовал. Доставленный пациент был в крайне тяжелом состоянии. Не знали, за что браться сразу: за ножевое ранение или за травму головы. В быстрое время решили, что второе все же важнее. Схватились за ножницы, принялись отрезать основную длину волос, которая в данный момент мешала больше всего. Краткие разговоры, четкие указания персоналу. Обработка йодом, быстрая работа инструментами. Необходимо действовать четко и скоро, ошибки и мешкания непозволительны, время играет не в их пользу. Нештатная ситуация, остановка сердца. Реанимационные работы. Возврат. Продолжение операции. Персонал в напряжении. Второй час времени. Отправка пары медсестер за донорской кровью, так как пациент потерял слишком много. Третий час. Повторная остановка сердца…       Все время, что шла операция, Уильям и Кайя сидели рядом с операционной. За то время, что они бегали по коридорам, произошло то, о чем Вордсворта по сто раз на дню предупреждали и остерегали все, кто только мог: наложенные заново швы разошлись, и теперь, пусть и медленно, через открывшуюся рану шла кровь. За те пару часов, что они там ждали, крови вышло достаточно, чтобы ощутить это физически. Голова кружилась, рана ныла, однако он, сжав губы и нахмурив брови, продолжал молча сидеть и ждать. К счастью, больничный халат, как и одежда, из плотной ткани, потому если даже кровь и проступит через материю, то не скоро. Пожалуй, эта нежданная ситуация спустила на тормоза все его рвения проломиться в операционную. Но лишь рвение, сознание все еще ломилось туда, потому нет-нет, а нога дрогнет. — Профессор? — тихонько позвала его сидящая рядом Кайя. — М? — промычал в ответ Вордсворт. — Вы белый, как стена. Все в порядке? — В полном, — соврал Уильям, сказав это тихим тоном. Не хотелось разглагольствовать, сейчас это бесполезная трата сил.       Вновь наступила тишина. И как назло, и операционной ни единого звука, сплошная тишина. Не слышно даже голосов, чтобы хоть приблизительно понимать, что именно там происходит. В какой-то из ближайших палат время от времени кашляли некоторые из больных, откуда-то шел храп. Люстры предательски гудели, пусть и тихо, но среди полной тишины это гудение казалось оглушительным. Эти звуки, которые звучали точно как гром среди ясного неба, начинали напрягать, а потом и вовсе раздражать, и если Кайя их не замечала, то Вордсворт слышал будто в разы громче, чем оно есть. От скуки Суокка начала что-то напевать себе под нос. Сначала тихонько, потом громче. Ненавязчивую мелодию на языке ее народа, спокойную, но веселую. Девочка хотела тем самым отвлечься от напряженных мыслей, но не учла, что это помогает только ей. Уильяма же это пение напрягало и в то же время пугало. В паре метров от них решается судьба человека, полная тишина, напряжение, а она поет! В его голове крутились сотни мыслей касательно дальнейшего плана действий, одна ускользала, не успев закончиться, тут же встревала вторая, третья накладывалась на десятую, и на фоне тишины, гудящих ламп, время от времени проходящего по полутемным коридорам медперсоналу звучит весело-задушевная цыганская песня. Поначалу Вордсворт старался изо всех сил игнорировать ее пение — нужно, несмотря на ситуацию, оставаться вежливым, но надолго его в итоге не хватило. Нервы, борьба с гласом сознания, физический недуг — все наложилось как-то разом. — Хватит! — процедил Уильям сквозь зубы с нескрываемым раздражением.       Кайя в ответ ничего не сказала, лишь с виноватым видом чуток отсела от него в сторонку. Неловко получилось как-то. Но и обиду затаивать глупо, положение и впрямь было весьма напряженным, глупо думать, что все сейчас будут деликатными и спокойными. Тут из операционной вышел один молодой человек, и, судя по сосредоточенному виду, его попросили куда-то сходить. Но далеко уйти сразу ему не дали. — Стоять! — приказным тоном сказал Профессор. Но вставать не спешил, боясь сделать себе же только хуже, потому проход юноше загородила Кайя, резко вскочив со своего места и встав перед медбратом звездочкой. — Дайте пройти, у меня нет времени на разговоры! — полушепотом, но с четким напряжением огрызнулся юноша. — Что там происходит? — настойчиво, смотря исподлобья, спросила Кайя. — Дайте пройти! — Вы никуда не уйдете, пока не скажите, что там происходит! — Вордсворт за то время, что сотрудника задерживала Суокка, поднялся со своего места и успел подойти в медбрату, держа руку на боку, чтобы не было заметно его проблемы.       Юноша молчал, с раздражением и усталостью смотря в глаза Профессора, который всем своим видом давал понять, что ответ ему нужен немедленно. — Зафиксирована клиническая смерть, больше пяти минут. Сейчас восстановлен, операция продолжается, но неизвестно, как пойдет восстановление и как остановка сердца сказалась на работе мозга. Более ничего сказать не могу, разрешите уже, наконец, пройти! — и он, обойдя обоих особо «любопытных», пошел дальше своей дорогой.       Лишь через некоторое время Уильям вернулся на свое место на скамье, которое занимал уже третий час. Пять минут, пять минут… Сказанные медбратом слова крутились у него в голове снова и снова. И чем дольше это повторялось, тем больше его охватывал ужас дальнейшей неизвестности. Что будет дальше? Через час? Завтра? Неделею? А наступит ли это завтра для Хьюго вообще? А для него самого наступит? Хотя вопрос касаемо его судьбы его волновал меньше всего, он пожить успел и якоря за душой нет, но вот у Ватто есть. — А пять минут — это много? — полушепотом спросила Кайя.       Вордсворт ответил не сразу, сначала лишь молча посмотрел на нее. — Много, — с легким кивком головы мрачно заключил Профессор. Очень много. Возможно, что они перечеркнули все, что уже и нет Ватто как такового…       И вновь молчание. Напряженное, давящее, угнетающее. И неизвестно, как долго оно длилось, однако шум в операционной прекратился, когда за окном уже светало. Двери тихо открыли, дабы никого не будить, и персонал, где одни держали капельницы, а вторые толкали каталку, повез оперируемого по направлению реанимационной. Как можно тише, игнорируя двух сидящих чуть ли не под дверьми. Когда вышел один из хирургов, Кайя тут же побежала за ним и остановила, а вот для Профессора просто открыть глаза уже было усилием, хотя потеря крови была незначительна. Сказывалось и то, что сравнительно недавно он от этой кровопотери чуть не умер. — Как он? — не дожидаясь Профессора, с нетерпением спросила Кайя. — Состояние стабильно-тяжелое, — тихим тоном ответил мужчина, — пару дней подержим в реанимации, если состояние не пойдет на ухудшение, возможно, переведем в обычную и будем наблюдать уже там. Понадобится сиделка. — Не проблема, за ним будет кому присмотреть, — ответил Уильям, в итоге таки подойдя, — вопрос в том, насколько серьезными были увечья. — Не сколько увечья, сколько время. Пациент потерял много крови, прежде чем прибыл сюда, отсюда и все отягчающие, включая и остановку сердца. Но сейчас все относительно стабильно, потому попрошу лично вас, падре Вордсворт, вернуться в свою палату. — К несчастью, помощь теперь нужна и мне, — со скорбной улыбкой ответил Уильям, таки убрав руку с открывшейся раны. — Да черт вас подери, будет ли мне покой сегодня!       Рано утром медсестра меняла капельницы в палате Ватто. Неспешно снимала одну, подготавливая раствор в другой. За этим сравнительно неспешным процессом, стоя за стеклом, наблюдали двое: «Профессор» и «Королева цыган». Голова и торс Мечника были перебинтованы, менее значимые ушибы и ссадины обработаны. Непривычно было видеть его таким. Больница уже не спала, кругом ходили люди, как персонал, так и пациенты, а врач разрешил покинуть Вордсворту палату лишь потому, что у него был надзор в виде хрупкой, но не по годам сильной Кайи. Теперь уже у Уильяма не было рвения куда-либо метаться, поскольку сейчас он понимал, что ему необходимо как можно быстрее восстановиться, дабы помочь своему «самому нерадивому ученику» прийти в норму. И теперь они стояли у стекла и молчали, каждый думал о своем. Кайя мысленно обдумывала, как будет докладывать обо всем Катерине. Уильям же думал, как быть теперь, что можно сделать, как поступить. — Бедная. Бедная Рапунцель, — с наигранной грустью сказала Кайя, на что получила удивленный взгляд коллеги. Грусть была фальшивой потому, что она свято верила в лучшее, была уверена, что все в кончится хорошо. Детская наивность… — Смотрите, ему остригли его косу. Как же теперь храбрый Принц будет спасать его из беды, из его «Крепости», «лап злой колдуньи»?       Уильям и не знал, что ответить на такое. Но она была права в одном: «Рапунцель» в беде и его нужно выручать. И нужно как-то это делать. Ему делать. ***       Несмотря на то, что был уже день, в кабинете Профессора при штабе АХ было слишком тихо. Уместно даже сказать подозрительно. Обычно в это время там во всю что-то шумит. Или аппаратура, или шелестят бумаги и книги, или сам ученый наводит шуму и по-своему бранится. А тут ничего, совсем. Прогулял? Умер?!       Если бы другие работники могли строить в своей голове различные картины и теории на тему того, почему в кабинете полнейшая тишина, им бы уж точно не пришла в голову то, что там было на самом деле. Все свободное место — рабочий стол, нижние полки шкафов, кофейный столик, край дивана, — все это теперь было не рабочим пространством, а площадкой для гольфа. По самым разным углам были расставлены стаканы — так называемые лунки, и даже мячик для гольфа они где-то раздобыли. А вместо клюшки была трость Профессора, которая передавалась от игрока к игроку, в зависимости от того, чей был «ход». — В общем, этот врач — самая настоящая гнида, другого слова не подберу! — закончил рассказ Хьюго про свой поход в больницу, отпивая из чашки чай. — Да, не самый радушный прием, — пробормотал Вордсворт, прицеливаясь для более точного удара. Замах, движение кистью руки, — и шар «Профессора» проскальзывает мимо лунки. — Тц. Студенческая мазня, — цокнув, прокомментировал свою неудачу Уильям и протянул трость Хьюго.       Юноша поставил чашку на стол, взял трость, освободил место и направился прямиком к мячику. Сам Уильям занял его место и потянулся уже за своей чашкой. — Назвать меня наркоманом. Да как только язык у него повернулся! — продолжал злиться Ватто. — Знаешь, — Вордсворт отпил из чашки и продолжил с задумчивым видом: — Если бы я не знал тебя лично, я бы тоже принял тебя за наркомана. — Не моя вина, что из-за препаратов я потерял в весе! — цокнул языком Хьюго, прицеливаясь с ударом. — Из-за этой терапии у меня все ноет, ноют те суставы, о существовании которых я даже не подозревал в своем организме! — Добро пожаловать в мою реальность! — ответил Уильям с доброй иронией. — Не хочу в такую реальность, — фыркнул Ватто и сделал удар. Попадание. — Значит, теперь черед за судебным иском? — решил сменить тему Вордсворт. — Да. Я уже оформил все документы. Ему передадут повестку в суд в течение недели, как мне сказали. И первое разбирательство через два месяца. Ух, как не терпится размазать его репутацию к чертовой матери! — процедил Ватто сквозь зубы и махнул тростью по мячу. Промахнулся. — Надо адвоката искать, значит… — Я уже нашел, — Хьюго посмотрел на Профессора с довольным и торжествующим видом, — Вы будете моим адвокатом.       Сначала Вордсворт ничего не ответил, но потом, отставив чашку в сторону, прыснул со смеху. — А с чего ты решил, что я соглашусь на это? — Если откажете, я выдраю до блеска ваши спальню и кабинеты и разложу все по «своим местам», — продолжал Мечник все с тем же видом. — А ты умеешь уговаривать, — и хоть и Уильям улыбнулся, но слегка удивился настырности своего ученика. Значит, тот и впрямь настроен серьезно в юридическом отмщении.       Между тем Хьюго готовился к повторному удару. Встал поудобнее, перехватил трость и, прицелившись, сделал замах. В этот раз он попал по мячу, но вот только слегка не рассчитал и мяч полетел в сторону окна. Похоже, волнений в теле Хьюго было еще много, отсюда и рвение сделать все пожестче, напористей. В момент, когда мяч уже подлетал к окну, над рабочим столом Профессора возникла голограмма сестры Кейт, и мяч пролетел прямо сквозь нее, затем уже вылетев на улицу, при этом разбив стекло. Минутное молчание. — И у нас «ледипопадание»! — с улыбкой и хлопком в ладоши прокомментировал неудачу Ватто Уильям, на что получил презрительный взгляд Кейт. — Вы бы с таким рвением работали, ребята, — с серьезным тоном сказала Железная Дева. — А мы и работаем. Над техникой игры Ватто, — отшутился Уильям. Ватто улыбнулся, но слегка прикрыл рот ладонью.       И пока Вордсворт тихо смеялся, Кейт молча сверлила его взглядом, уповая на то, что он сам додумается прекратить и осознает, насколько эта шутка глупа. И пусть не сразу, но она по итогу своего добилась. — Госпожа Катерина просила тебя подойти в ее кабинет, — продолжила она с серьезным тоном, — желательно сейчас. Прости, что отрываю вас обоих от весьма занятной… Работы, — и испарилась. — Ох уж эта «работа», ни дня продыху, — сказал это как бы сам себе Уильям с улыбкой. Он взял один из стаканов, что играл роль лунки, и положил его на стол. — Попадешь сюда, считай, что выиграл. Не жульничать!       Однако стоило ему выйти из кабинета, как Хью с полным равнодушием взял мячик и просто закинул его в стакан. И докажите кто-нибудь потом, что он сделал это не тростью. *** — Пока я проводила время в тишине и покое, жизнь продолжала свой бешеный темп, потому работы накопилось с избытком.       Именно так Катерина и начала свой разговор, стоило Профессору войти в ее кабинет и занять место напротив ее рабочего стола. Если Кардинал Сфорца и поручала какие-то задания Вордсворту, то это было что-то из серии «Сломай мозг, но изящно», что ему нравилось, хотя обычно головоломки разгадывались довольно быстро, отчего наступал некий момент разочарования. Потому теперь он надеялся, что этап разгадки будет дольше, поэтому был полон предвкушения. — Одно из заданий поручаю тебе лично, — после этой фразы Катерина вручила папку с делом в руки сестры Лоретты, что стояла рядом с ее рабочим столом.       Та тут же передала ее в руки Вордсворта. С огоньком азарта в глазах он начал быстро вчитываться в строки документа. И чем дальше он вникал, тем меньше становился блеск в его глазах, а потом на его место и вовсе пришел взгляд, полный разочарования. Однако Катерина заметила это не сразу. — За последние несколько лет в детской онкологической больнице «Bambino Gesù» без видимых на то причин растет смертность среди пациентов. Статистика, к сожалению, всегда была, но начала увеличиваться. Резкий скачок проявился в этом году. Особенно… Не поняла, это что за лицо?       Вопрос Катерины прозвучал просто, без каких-либо претензий, больше даже удивленно и обеспокоенно. Но Профессор расценил это несколько иначе, и в итоге простой вопрос был оценен как попытка задеть за живое. — Нет, я, конечно, понимаю, разменял четвертый десяток, не молодею, годы берут свое, все дела, но это прозвучало слегка бестактно, не находите, госпожа Катерина? — Уильям проговорил это весьма монотонно, смотря чуть исподлобья на свою начальницу. Кажется, он один из немногих, кто имел на это право. — Что? Нет, я про выражение лица, — от такого напора Сфорца даже немного опешила, — ты недоволен чем-то? — … Не то чтобы недоволен. Просто речь о детях… А я не люблю детей, — с такими словами он закрыл папку с материалами и положил на колени. — Все мы что-то или кого-то не любим, однако в этом и заключается наша работа, чтобы, минуя собственные принципы и предубеждения, решать те или иные вопросы во благо всех. — Да-да, безусловно, преследуем благие намерения и все такое. Спасибо хоть, что не нужно второй раз работать с двумя коллективами во имя «сомнительных» целей, — пробубнил с хмурым видом Вордсворт. — И тем не менее задание за тобой, Уильям. Твоя цель его выполнить. — У меня есть идея получше, — тут мужчина довольно улыбнулся и, скрестив пальцы, положил на них подбородок, — предлагаю передать это дело другому агенту. — И кому же, позволь узнать? — Сфорца с недоверием повела бровью. — Тому, кто сейчас прохлаждается в моем кабинете и гордится собой, уповая на то, что он одолел меня в «кабинетном» гольфе.