Трудо выебудни

Грохот посуды, шкварчание пекущейся в духовке курицы и звон бокалов. Включенный на полную громкость телевизор с идущим советским фильмом, шум чайника и длинные разговоры взрослых. Кухня была битком забита людьми: мать с теткой суетились у плиты, пока папа и муж маминой подруги разливали по бокалам домашнее вино из трехлитровой банки. В их небольшой квартире стояла приятная суета в томительном предвкушении праздника, который настанет уже вот-вот. Их дом превратился в гудящий улей, но это было такое уютное и приятное гудение, что затихать и не хотелось. Васе было немного неловко за этим шумным столом, плотно зажатым ближе к Коле, но всё неудобство забывалось при одном лишь взгляде на сидящего по левую руку от него Данила. Он все-таки смог уговорить маму пригласить к ним на праздник своего лучшего друга, и был так счастлив этому, что даже не обращал внимания на глупых взрослых и их кухонные заботы. Звездкину только шестнадцать, он в кругу родных, в родном доме, в сладостном предвкушении бессонной ночи и он, если честно, чертовски влюблен в этом новом году. При одном только взгляде на Даню руки слегка потряхивало, а в горле скреблись кошки, но Вася все равно не мог не смотреть на него, украдкой и исподтишка. Боже, он был таким красивым в тот вечер — в своем растянутом глупом свитере, с гнездом нестриженных волос на голове и с радостной улыбкой, забирающий бокал вина из рук Васиного дяди. Определенно не модель с обложек журналов, но для Васи все равно просто до головокружения прекрасный мальчик. Звездкин не был удивлен своим чувствам — мальчики всегда привлекали его больше, чем должны были. Это казалось таким естественным и нормальным, что Вася никогда и не ставил под сомнение свою ориентацию, а когда узнал слово «гей», наконец-то смог понять, как описать свои чувства. Вот только как жаль было, что это странное короткое слово в родном Барнауле воспринималось исключительно как оскорбление. Отец сегодня был необычно веселым — помогал маме, резал курицу и искренне благодарил гостей за подарки, приглаживая отросшую бородку. Кажется, что вокруг царила полная идиллия, все было так красиво и правильно, а главное, совершенно не наигранно. Они ели вкусные салаты, слушали пиздеж президента и стукались бокалами — а Коля стаканом сока — под куранты, и все это было слишком уж хорошо для их семьи.  — Давай пойдем в комнату? — прошептал Данил на ухо ближе к часу ночи, когда уже начало становиться скучно, Коля убежал в родительскую комнату смотреть мультики, а гости окончательно опьянели. Вася кивнул и вылез из-за стола, за руку потянул мальчика к себе в спальню, закрывая за ними дверь на щеколду. В комнате было темно, но вместо света Звездкин зажег только гирлянду с фонариками, из-за чего маленькое помещение залилось мерцающими огнями синего, зеленого и красного. В этом свете Даня был совершенно волшебным, почти неземным, и Вася не выдержал — шагнул ближе и крепко обнял друга, вжимаясь носом в его мягкое плечо. Обниматься — это вроде бы нормально для лучших друзей, вот только вряд ли Данил знал, как сладко сжимается при этом Васино сердце. Мальчик рассмеялся и обнял в ответ, притягивая еще ближе и чуть раскачивая в своих руках, и именно тогда Звездкин все же решился сказать то, чего так долго боялся.  — Дань, можно я в кое-чем признаюсь? Пообещай не кричать, — смущенно пробормотал он в чужую шею.  — Конечно, обещаю, — непонимающе улыбнулся лучший друг в свете синих фонариков.  — Я-я… Я вообще давно хотел сказать, ну, короче, в общем, — бессвязно шептал, приблизившись к уху и покраснев всем лицом, Звездкин. Ему пришлось зажмуриться и отдышаться, прежде чем способность внятно разговаривать наконец вернулась, — Короче, я влюбился. В тебя. Данил вдруг перестал улыбаться. В его глазах перемешалось всё — недоверие, удивление, непонимание и… надежда? В конце концов, он громко вздохнул и уронил голову на чужое плечо, шумно и судорожно всхлипывая.  — Блять, Вася, — сорвано прошептал мальчик, хватаясь за его руки и крупно вздрагивая, — Я тоже, господи. Звездкин нервно и совсем не к месту рассмеялся, не веря, что все это происходило именно с ним. Он не понимал, что Даня нашел в нем, в нелепом, полноватом мальчике с неудачной стрижкой, в чуть кривых очках и футболке с супергероями. Но Даню определенно что-то из этого зацепило, и он поднял с плеча свое плаксивое лицо и совершенно неуклюже прижался своими губами к чужим. Вася вообще не умел целоваться, но он пытался осторожнее двигать своими дрожащими от нервов губами, сжимая в руках тонкие плечи мальчика и надеясь не расплакаться от чувств. Данил нелепо повернул голову и больно ударился своим носом о чужой, заставляя Звездкина зашипеть. Они отстранились друг от друга, быстро глянули глаза в глаза и тут же оба несдержанно засмеялись, краснея и все еще мелко подрагивая. И, проводя этот год со сплотившейся семьей, в своем доме, со своей взаимной любовью, Вася думал, что его жизнь просто прекрасна, и так будет теперь всегда. Но как жаль, что не все мечты сбываются на Новый Год.  — Позорище для семьи, блять! Самому-то не стыдно?!  — Антон, прекрати это!  — Мне прекратить? Ты на сына нашего посмотри, кого мы из него вырастили!  — Не трогай его!  — А воспитывать его кто, блять, будет?! В Васину голову с кухонного стола с размаха полетела какая-то пустая кружка, но попала чуть выше, в стену, разбиваясь и осыпаясь кусками на плечи. Он весь сжался, вжимаясь спиной в стену, немея и громко хватая ртом воздух от испуга. На пятнадцать сантиметров ниже, и чашка прилетела бы прямо в лицо, разбила бы его в кровь и впилась бы осколками под кожу. Отец отмахнулся от своей жены и в два шага подошел к парню вплотную, тут же замахиваясь и ударяя сильной пощечиной по лицу. Звездкин испуганно вскрикнул, прижимая к горящей щеке ладонь и уже чувствуя, как по ней начали катиться быстрые слезы.  — Как баба какая-то, — презрительно нахмурился отец, но больше почему-то не бил, только с отвращением запихал обратно в руки Васин телефон. Черт знает, почему Звездкин забыл его на обеденном столе, пока уходил в туалет, и черт знает, зачем его взял папа, но факт оставался фактом — он пролистал галерею и увидел его фото с бывшим парнем. Даже после того, как в семье раскрылось, что Вася гей, отец продолжал злиться на любое напоминание об этом. Парень еще раз содрогнулся в рыданиях, а потом убрал руки от лица и испуганно оглядел кухню. Здесь были все: мама, тетя с мужем, папин друг, но никто даже не смотрел в его сторону, будто бы ничего такого сейчас и не произошло. Только мать порывалась сначала подойти к сыну, но муж одернул ее и не дал пройти, заставляя сесть обратно за стол. Женщина глянула на Васю виновато и спрятала лицо в ладонях. Звездкин ее понимал. Все сидящие за столом тоже боялись отца или же им просто было все равно? Звездкин истерично усмехнулся, тихо заливаясь слезами и сгорая от стыда. Он был унижен, растоптан и находился на грани истерики. После затянувшегося молчания неловко заговорил тетин муж — он начал рассказывать что-то про своего начальника на работе, будто бы забыв только что произошедшее. Васе казалось, что он мог бы хоть прямо здесь лезть в петлю — всем, кроме матери, было на него плевать. Да даже мать бы ничего не попыталась сделать. Еще пару секунд в ужасе посмотрев на, казалось бы, самых родных ему людей, Вася разочарованно вздохнул и развернулся обратно в коридор. В слезах он дошел до двери в свою комнату, откуда доносился быстрый стук пальцев по клавиатуре. Коля играл во что-то, но, услышав скрип двери, обернулся на брата, удивленно посмотрел на него пару секунд, а потом невозмутимо вернулся к монитору. Сердце пропустило один удар. Звездкин остановился посреди спальни, потерянно смотря в спину брату, а потом вдруг бессильно упал на постель, сворачиваясь в жалкий комок и заливаясь истеричными рыданиями. Он не стеснялся — все равно его никто не хотел слышать. Коля был слишком занят новым уровнем в игре, родители — разговорами с гостями, гости — разговорами с родителями, и Вася чувствовал себя невидимкой, пустым местом, ошибкой. Он плакал до боли в голове и до спазмов в горле, царапая руки и лицо, кусая пальцы и вырывая почти с корнем клоки тошнотно-красных волос. Было так больно, и даже непонятно, от чего больнее — от агрессии отца или от безразличия всех остальных. Спустя десять минут стало немного легче, и Вася смог самостоятельно подняться и дойти до ванной. На душе была какая-то зияющая дыра, было так невыносимо, и Звездкин, долго смотря на свое отражение в зеркале, чувствовал, как понемногу сходит с ума. Васе было восемнадцать, он совершенно в себе запутался и в этот Новый год он совершил свою первую попытку самоубийства. Парень растягивал весь процесс, резал неглубоко, то вдоль, то поперек, смотря, как кровь вытекала из рук в воду, смешивалась с ней, текла в сток. В голове крутились слова отца о том, что он — позор семьи, урод, больной, мерзкий педик, которого никто больше не полюбит. Он провел лезвием по своему покрасневшему и опухшему лицу, оставляя длинную тонкую царапину от скулы до подбородка и завороженно слизывая текущую к губам кровь. Ему казалось, что он оставит всем на этот праздник самый дорогой и желанный подарок — свою смерть. Парень представлял лицо отца, когда тот выломает утром дверь и увидит в ванне его, голого, изрезанного и уже точно мертвого. Антон поймет, что это он сам довел сына, будет жить с этим осознанием всю оставшуюся ему жизнь и, быть может, даже мучиться. Васе казалось, что это достойное наказание за все перенесенные страдания. Он провел лезвием еще выше по руке.  — Вася, ты там надолго? — послышалось из-за двери голосом тети. Звездкин испуганно раскрыл глаза, вздрагивая и выпадая из мира сладостного предвкушения смерти.  — Нет, — крикнул он, кидая взгляд на себя в зеркало и чуть не заходясь криком. Боже, он был весь в крови. Кровь была везде, на лице, на руках, на теле, в волосах, на ванне и раковине. Кровавые разводы окрасили челку в еще более яркий красный. Вася испугался, испугался так сильно, и тут же полез за аптечкой, стоящей на полочке с шампунями. Дрожащими пальцами сквозь бессильные рыдания парень криво бинтовал свои окровавленные, залитые перекисью настрадавшиеся руки. Он не знал, что заставило его передумать, ведь по сути хвататься в этом мире ему было не за что. Так сильно хотелось помощи, поддержки, любви, но Звездкин был совершенно в этом один. Ему пришлось самостоятельно обработать раны, а потом еще и убрать всю свою кровь, залившую ванную комнату. Никто даже не задумался, какого черта он так долго делал один в ванной сразу после истерики. Вася тихо выскользнул в прихожую, быстро оделся и, обув, кажется, кеды из разных пар, схватил свою куртку и вышел в подъезд так, что никто даже не заметил. Делать в этом доме ему было нечего, и Звездкин на все еще дрожащих и слабых ногах пошел бесцельно бродить по улицам Барнаула. Семье было плевать на него, отец его ненавидел, мать боялась помочь, а Коля презирал, и у Васи окончательно опускались руки. Старые друзья как-то постепенно о нем забыли — он уже не был тем веселым и беззаботным мальчишкой, с которым хотелось проводить время, бывший парень был запуган отцом, и Звездкин остался таким одиноким и несчастным, что хотелось выть. Он не смог решиться убить себя, но закончить эти страдания хотелось ужасно. В двенадцать часов ночи начали взрывать салюты. Люди выходили на улицу целыми семьями, смотрели, показывали пальцами в небо и ставили очередные фейерверки в сугробы. А Звездкин стоял на трясущихся ногах посреди чужого двора, смотрел в небо и совершенно не знал, куда ему идти. Ноги подкосились, и он просто упал в снег, вновь разрываясь слезами. Он дрожал от холода и слабости и как никогда сильно хотел умереть. Вася ненавидел Новый год. Из колонок приглушенно играл пост-панк, разбавляемый мерным гудением холодильника и бодрым стуком клавиш вперемешку со щелчками мышки, а старая гардина мерзко скрипела при каждом дуновении ветерка. Вася неосознанно притопывал ногой в ритм музыки и быстрыми знакомыми движениями нарезал на большой деревянной доске капусту. Он, конечно, готовил совершенно не праздничный салат — просто капуста с помидорами — но при этом всем телом ощущал ту самую приближающуюся атмосферу Нового года. На заваленный стол в маленькой облезлой кухне падал из окна бледный солнечный свет, и Звездкин недовольно щурился, убирая за ухо отросшие едва ли не до плеч недокрашенные волосы. Сбросив капусту в большую миску, Вася налил в нее масла и, начиная перемешивать, крикнул куда-то в глубину квартиры:  — Антош, иди есть! В комнате чуть затихла музыка, и послышалось ответное:  — Щас, сохраню только! Звездкин улыбнулся и, неаккуратно завязывая непослушные грязно-розовые волосы резинкой, выглянул из кухни, упираясь бедром в дверной проем. Увин как обычно сидел за ноутбуком и с поразительной кропотливостью обрабатывал вчерашние фотки, щурясь и горбя спину. В их общей, да и единственной в квартире, комнате сейчас был сумасшедший срач — на Антоновом диване валялись неопознанной кучей бумаги, которые он сегодня перебирал, ища полис, а Васин матрац оказался завален коробками, снятыми со шкафа. Впрочем, Звездкину было плевать на беспорядок, он любил эту квартиру всем сердцем, несмотря ни на что. Как любил и сидящего за письменным столом мужчину. Они познакомились, как ни странно, у Васи дома. Антон оказался дизайнером-знакомым его отца, и пришел по поводу какого-то заказа. Они с Васей заговорились, пока отец ездил в магазин, а потом… потом батя вернулся и были опять истерики прямо при гостях, в результате которых Увин ночью обеспокоенно написал Звездкину в вк. Удивительно было, как он вообще нашел его аккаунт, но Вася тогда по-настоящему благословил этот день, плохое настроение отца, его крики и несколько сильных ударов. Потому что иначе Антон бы не стал за него так бояться и, наверное, не решил бы написать. Мужчина был первым человеком в его жизни, кто настолько искренне хотел помочь. Они с Онто были знакомы всего неделю на тот момент, когда Вася просто собрал тайком все свои вещи и, никому ничего не сказав, сбежал жить в его квартиру. Увин не просил делить деньги за жилье, не просил помогать по хозяйству, не просил даже покупать продукты — он просто спас Звездкина из его дома и позволил жить у себя, будто бы так и должно было быть. Антон был святейшим человеком, ему было почти под тридцать, и у Васи никогда еще не было такого хорошего друга, как он. Увин научил парня играть на басу, управляться с фотоаппаратом, правильно скатывать рефераты в универ и снимать показания со счетчиков: короче, всему, что могло пригодиться во взрослой жизни. Звездкин наконец чувствовал себя комфортно дома, потому что там его всегда ждал человек, который действительно во многом заменил ему отца. Этот мужчина сейчас был ему намного роднее и ближе, чем все Васины кровные родственники вместе взятые.  — Вась, ты чего? — удивленно спросил Антон. Парень даже не заметил, как тот закрыл горячий от работы ноутбук и подошел к нему.  — Да не, задумался, — широко улыбнулся Звездкин, отталкиваясь от стены и возвращаясь на светлую кухню. На стенах их маленькой кухни висели плакаты и маленькие стикеры с заметками, регулярно отваливающиеся от обоев и падающие на стол. Среди беспорядка на столе стояла миска салата и две тарелки чуть пригоревшей картошки. Вася сел на покачивающуюся табуретку и взял в руки вилку, накалывая кусочек жареной картошки. Им с Антоном было, в общем-то, все равно на наступающий часов через пятнадцать Новый год, так что готовить ужин никто даже не думал. Увин насыпал себе сахар в чай и неловко прокашлялся.  — Тебе не звонил отец? — наконец спросил мужчина, звеня ложкой о стенки кружки. Вася тяжело сглотнул, хмурясь.  — Он у меня в чс, — пожал плечами Звездкин, — А что?  — Да он мне звонил, просил тебя на праздники приехать к ним, — вздохнул Антон, неловко почесал нос, а потом нахмурился, — Я бы на твоем месте не поехал, честно. Вася запустил пальцы в свои нелепо закучерявившиеся волосы, уныло перебирая картошку с луком. Уезжая, Звездкин, конечно, никому не говорил, где и с кем теперь будет жить, но отец все равно каким-то образом узнал через месяц, что сын переехал к его бывшему приятелю. Он был в полной ярости. Звонил Увину, требовал объяснений и зло возмущался, говорил сквозь зубы, что не ожидал от Антона такой подлости — сначала втереться к нему в доверие, а потом соблазнить его сына. Отец не желал слушать, что ничего между ними с Онто нет, что они просто друзья. Васе было противно от того, какой же шлюхой его считал родной отец. И конечно, никуда на праздники он не поедет.  — А у тебя… ну, никаких планов не было? Я не буду тут мешать? — сам от себя этого не ожидая, слишком робко пробормотал парень. Увин улыбнулся и покачал головой, откидываясь на спинку стула.  — Все нормально, — рассмеялся он, заставляя Васю облегченно вздохнуть, — Вдвоем хоть не так скучно будет.  — Можно тебя обнять? — смущенно спросил парень, поднимаясь со стула. Антон молча раскрыл руки, и Звездкин упал в его крепкие по-настоящему медвежьи объятия, такие теплые и заботливые. Борода мужчины кололась где-то в районе шеи, как и его грубый шерстяной свитер, но парень будто бы этого не чувствовал. Вася жался, как котенок, ощущая себя совсем маленьким ребенком в крепких объятиях такого сильного и большого папы. И Звездкину было уже совершенно не жаль, что его настоящий отец его ненавидел, что в родной дом возвращаться было нельзя, что мать он теперь видел исключительно на устроенных тайком встречах в местных кафешках. Ему было всего девятнадцать лет и единственное, что было нужно для счастья — маленькая уютная нора-жилье, удачно сданная сессия, глупые невзаимные влюбленности в одногруппников и один-единственный лучший друг. А самое главное — ощущение безграничной свободы и чужие крепкие объятия. Густая темнота коридора осветилась желтым лишь на несколько мгновений — этого было достаточно, чтобы открыть дверь из подъезда, втянуть во тьму за руку пьяного парня и захлопнуть дверь обратно, защелкивая ее на замок. Послышался скрип куртки, шуршание рюкзака и тонкий почти девичий писк. Вася болезненно зажмурился, когда чужие руки резко толкнули его к стене, сильно хватая запястья, и выронил куда-то на пол только что снятую с себя куртку. Влад сегодня был особенно не в духе — смотрел агрессивно, хватал больно и постоянно повышал голос. Звездкин по привычке запуганно сжимался, терял дар речи и сбивчиво извинялся, гоняя в голове мысли о том, что это он сам виноват, что что-то сделал не так, что его парень сегодня просто устал. Вася совершенно не умел ему перечить. Губы Влада прижались к его губам слишком резко, целуя сразу же глубоко, влажно и с напором. Звездкин отвечал вяло и нехотя — настроения не было совершенно, но животный страх был сильнее, и Вася не решался отталкивать парня. Полвечера они вдвоем провели в баре, после чего сил не осталось ни на что. Его парень задушевно болтал с каким-то своим другом, и Вася чувствовал себя таким лишним, что просто молча вливал в себя стакан за стаканом алкоголь, от которого становилось только хуже.  — Пожалуйста, давай не сейчас, — все-таки прошептал Звездкин, когда парень уже потянул его в спальню, — Мне так плохо.  — Ну чего ты ломаешься? — вздохнул Влад, резко толкая его на кровать и будто бы с пониманием смотря сверху вниз в глаза.  — У меня нет сил, — срываясь на отчаянные ноты, мычал Вася, пытаясь увернуться от очередного поцелуя. Но парень прервался на полуслове, когда его резко и болезненно взяли за челюсть, уверенно поворачивая его голову на себя и насильно целуя в губы. Влад опустился на постель, нависая над ним на вытянутых руках. Васю передернуло от хищного выражения чужих глаз.  — Тебе понравится, — прошептал парень куда-то в ухо. В Васиной голове отчаянно мелькали планы побега и возможные пути отступления: он мог ударить Влада чем-нибудь по голове и скинуть с себя, мог просто оттолкнуть его ногами, мог закричать, мог ударить или укусить. Вот только все тело будто бы онемело. В такие моменты Звездкин боялся своего парня. Тот мог разозлиться и сделать что-то похуже простого принуждения к сексу. Поэтому Вася молча терпел теплые поцелуи на своей шее, грубые руки на бедрах и под полами своего мягкого свитера с оленями. Он зажмурился, желая только, чтобы это поскорее закончилось. Влад был груб до боли, он сжимал чужие бедра до царапин и трахал так сильно, что на глаза наворачивались слезы. Ему определенно нравилось, когда Васе было больно. Он душил своего парня до пятен перед глазами, царапал или хлестал по щекам, желая видеть его страдания. А Звездкин лишь дышал тяжело, закатывая глаза и сдерживая преждевременные слезы. Он еще долго смотрел куда-то в пустоту перед собой, даже когда Влад уже закончил, ложась рядом на кровать и почти что нежно приобнимая парня со спины. Васю передернуло, когда чужие руки сомкнулись в замок на его животе, будто бы обхватывая в кольцо. Чужой нос уткнулся в заднюю сторону шеи, согревая ее своим дыханием.  — Прости, что я так грубо, — без особого сожаления в голосе попросил Влад, сонный и чуть подобревший. Звездкин посмотрел вниз, на свои расцарапанные в порыве чужой агрессии бедра и живот, и устало вздохнул. Для Влада изнасиловать, ударить и чуть не задушить — это просто грубо. Переживать все это, если честно, помогало одно — Вася уже давно не ощущал это тело, как свое, давно не чувствовал, что все это реально. Их дом медленно затих, продуваясь ветром через незакрытое окно. В этой квартире было аж три комнаты, остекленный балкон, теплые полы и аккуратный новый ремонт — Влад мог себе позволить снимать дорогое жилье. Звездкин никогда до этого не жил в таких хороших домах, но радости это сейчас приносило мало. Он медленно слез с постели, выскальзывая из объятий уснувшего парня, и на слабых чуть дрожащих ногах пошел прочь из спальни, тихо прикрывая за собой дверь. Ему хотелось рыдать. Хватать себя за волосы, раздирать ногтями кожу, кричать в потолок, валяться по полу и биться головой. Это было бы намного лучше, чем то безразличие, что накатило на него сейчас. Васе уже было просто похуй. Звездкин вышел на балкон, хватая с подоконника раскрытую пачку сигарет и тут же поджигая одну, распахивая настежь окно. Морозный ветер холодил голую и местами влажную кожу, но Вася едва ли чувствовал это. Ночной Барнаул за оконной рамой сегодня был необычайно ярким, шумным, полным света. Полночь уже, кажется, давно прошла, но на улицах все равно до сих пор гремели салюты, гудели машины и слышались пьяные крики и детские визги. Васе было двадцать три, и этот год он встретил в одной постели со своим парнем-садистом. Звездкин сходил с ума так явно, что понимал это и сам. Он чувствовал, как мозг искажает эмоции, как в голову все чаще лезут пугающие сумасшедшие мысли, как руки сами тянутся к лезвиям, как учащаются панические атаки. Парень и раньше был не в порядке, но сейчас это обострилось настолько, что ему стало просто страшно от себя самого. Вася с каким-то мазохистским удовольствием добивал себя мыслями о том, что он псих, а потом бессильно рыдал от этого в ванной, так сильно желая найти помощи. Друзья перестали ощущаться друзьями, со многими людьми он перессорился, работа в сексшопе перестала радовать, а каждая новая рана или синяк приносили невероятно болезненное облегчение. Однако сейчас Вася не ощущал ничего. Он докурил уже третью подряд сигарету и со вздохом полез на подоконник. Квартира Влада была на десятом этаже — просто идеальный вариант. Звездкин уже давно задумывался покончить с собой именно так: быстро, больно и без возможности передумать в последний момент. Какая эта уже по счету попытка? Третья, пятая, а может, десятая? Он всегда передумывал — выблевывал таблетки, бинтовал руки, до последнего хватаясь за свою жизнь. А теперь шагнуть назад уже будет нельзя. Вася вылез из окна полуголым и с растрепанными грязными волосами, которые тут же подхватил ветер, закрывая лицо синими прядями. Собственная внешность уже давно стала противна, и мысль о том, что вот-вот все это превратиться просто в пятно на асфальте, только радовала. Звездкин устал, так устал, и уже просто не видел другого выхода. Уйти от Влада? Вася не мог, он боялся парня, боялся его друзей, да и боялся возвращаться обратно домой, к семье. Его жизнь стала просто невыносима. Перед последним шагом почему-то вспоминалось только хорошее. Первая любовь, мягкие Данины волосы в руках, его нетерпеливые поцелуи и робкие объятия; истерики отца и угрозы парню, приказы больше не подходить к Васе. Антон Увин, странная немодная музыка и дешевые концерты, маленькая уютная квартира, его руки, треплющие розовые волосы и радостное «ты большой молодец», когда Звездкин брал новый аккорд на басухе; их ссора и Васина истерика, собранные вещи и переезд к Владу, где, как он думал, будет лучше. Его бывший парень из универа, с которым они играли в группе после пар, их прогулки за руки и Васина голова на чужих коленках во время обеда в буфете. Поездка в Питер с Арией, их полуночные прогулки по Невскому, глупые парные тату на руках, пьяные поцелуи в губы, в плечи и в лоб, крепкие объятия и горькие слезы на верхней полке по дороге обратно в Барнаул. Зубрежка истории в библиотеке всю ночь, выпрашивание сигарет у преподов и торжественное вручение диплома, гордая мамина улыбка в зрительном зале. Любимая работа, родной магазин и постоянные покупатели. Вася громко вздохнул и сделал шаг. Шаг назад, обратно в квартиру, в свою тяжелую жизнь. Он громко упал с подоконника на пол, ударяясь спиной и широко распахнутыми глазами смотря куда-то в потолок. Он опять передумал в самый последний момент. Барнаул был городом довольно крупным, но провинциальным до жути. Сарафанное радио, слухи и сплетни — то, чем жили паблики города, местные СМИ и пьяные разговоры в подъездах. Особенно ярко это выражалось в каких-либо узких закрытых кругах. Гей-бар в городе был лишь один, люди туда ходили примерно одни и те же, и Васю там все знали, как чуть странноватого, смешливого зеленоволосого мальчика, который мог дать без особых проблем. Порвав только с помощью своих друзей с Владом, Звездкин, сломленный, едва держащийся за свою жизнь, пытался закрыть дыру в душе алкоголем, сигаретами и сексом. Здесь, в этом маленьком баре, Вася ощущал себя там, где ему и положено быть. На самом дне, пожалуй. Парня все устраивало: по выходным его бесплатно поил алкоголем какой-то очередной мужик, а потом, если у Васи было желание, он соглашался поехать к своему ухажеру домой или в гостиницу, его трахали, а утром он просыпался пораньше, принимал душ и ехал на работу. Секс и все эти ритуалы обхаживания приносили удовлетворение — Вася ощущал себя желанным, чувствовал власть над ситуацией, но потом, уже в своей квартире, наступало опустошение. Ведь на самом деле он был абсолютно одинок, все эти мужчины интересовались лишь его задницей и веселой компанией для распития бухла, а что происходило позже, в его окровавленной ванне — это были уже только его проблемы. Даже друзья не могли уделять ему достаточно внимания, но Звездкин не мог их винить. Поэтому Вася и ненавидел приходить домой. Сегодня он пришел в бар после полуночи и сразу уже немного пьяным. Он напился в гостях у Груздкова, но после наступления нового года пришлось уйти, ведь не хотелось мешать Никите и его девушке и им портить праздник. В тихой одинокой квартире делать было нечего, поэтому Вася пошел в уже привычное заведение на окраине города. Людей внутри было не так уж и много — наверное, у всех были планы получше на Новый год. Звездкин не думал, что мог кому-то сегодня понравиться, с невыпрямленными волосами, в мятой толстовке и с грустным лицом. Вася не выглядел как обычно, как милый распущенный и доступный мальчишка, ведь сейчас он пришел сюда просто напиться.  — Звездкин! — обрадовался бармен, когда парень опустился напротив него за стойку, — Не думал, что ты придешь сегодня.  — Как будто у меня есть выбор, — пробормотал Вася угрюмо, протирая о край рукава тяжелые очки.  — Все мы тут такие, — вздохнул мужчина, доставая из-под столешницы стакан, — Пиво?  — Темное, — кивнул Звездкин, ложась головой на стойку. Он пил пиво большими глотками, безразлично разглядывая помещение бара. Большинство людей здесь были ему знакомы хотя бы визуально, но взгляд особенно цеплялся за сидящего неподалеку за стойкой незнакомого мужчину. Лет сорок, в костюме и с гладко выбритым лицом. Интеллигент, блять. Незнакомец поймал его взгляд, вопросительно приподнял бровь, а потом, увидев в ответ улыбку, со вздохом подсел ближе. Мужчина сразу предложил выпить, и Вася с улыбкой подумал, что ему, наверное, уже успели рассказать, какая Звездкин шлюха. Ну, или по нему просто было видно. Парень пил за чужой счет стакан за стаканом, пьяно слушая мужчину, имя которого он даже не запомнил. Васе было плевать, с кем он сегодня, его волновала только возможность выпить и потрахаться. Это не наивные мужчины из бара снимали его, это он снимал их.  — А почему ты на праздник здесь? — пьяно улыбнулся Звездкин, укладывая кружащуюся голову на чужое плечо. Бармен за стойкой поднял на них взгляд и еле заметно закатил глаза.  — С женой развелся недавно, — бросил мужчина, потягивая пиво, — Поэтому на работе поставили в праздники, как несемейного.  — Я бы лучше на работе сидел все праздники, — мечтательно вздохнул Вася, утыкаясь носом в его шею и проводя губами чуть ниже.  — Сидеть до вечера в офисе тридцать первого — сомнительное удовольствие. Звездкин рассмеялся, допивая стакан пива. Офисный планктон был редкостью в Барнауле, мужчины тут в основном были либо рабочими, либо обслугой. Хоть какое-то разнообразие.  — А мне нравится моя работа, — улыбнулся Вася, нащупывая на столешнице свои большие очки.  — Где ты работаешь?  — Сексшоп на Матросовской, заходи как-нибудь, — пробормотал Звездкин, допивая еще и чужую водку, — Поехали отсюда? Мужчина усмехнулся, оглядывая его, пьяного, помятого, в огромном худи, очках и с рюкзаком за спиной. Он потянулся к карману, вытащил кошелек, рассчитался с барменом и дрожащими от алкоголя пальцами вызвал такси. Вася не смотрел, куда они едут, не слушал адрес, ему было плевать. Однажды его завезут в лес и там и закопают, но Звездкину даже нравилась такая перспектива. Он давно пустил все на самотек, ведь терять-то ему было нечего. Друзья переживут его смерть — у них полно других забот, на работе его заменят кем-то другим, жалея о небольшом падении продаж, а мама погорюет и чуть сильнее возьмется за воспитание Коли, чтобы не упустить хотя бы его. Это было даже весело: он не отказывал себе ни в чем, потому что знал — смерть не будет для него большой потерей. Мужчина завел его в свою квартиру, забрал Васину куртку, повесил в шкаф, и Звездкин тут же впился поцелуем в его губы. Чужие руки схватили его под бедра и, приподняв над полом, понесли в комнату. Васю грубо бросили на постель, и он тут же потянулся руками к чужой ширинке, расстегивая ее, а потом и тяжелый ремень.  — Восемнадцать хоть есть? — рассмеялся мужчина, забираясь большими ладонями под его толстовку.  — А тебе? — приподнял Звездкин бровь и шире развел ноги. Мужчина закатил глаза и стянул с него узкие джинсы. Вечер закончился, как и ожидалось. Вася прыгал на чужом члене, по-блядски стеная и глубоко закатывая глаза. На бедрах лежали ладони этого едва знакомого мужчины, направляющие грубые резкие движения. Звездкин ненавидел себя так сильно. Чужие руки вжимали его лицом в постель, хватали за бока, а чужой член резко двигался глубоко внутри него, а Вася в это время мог думать лишь о том, что отец и Влад были правы насчет него. Он ебаная шлюха, и ему это нравится. Да, он чувствовал себя полной сукой, но так он хотя бы чувствовал хоть что-то. Кончив, Звездкин упал лицом в подушку и с дрожью выдохнул в неё. Мужчина отпустил его бедра и лег рядом, чуть трепля по влажным зеленым волосам. Вася перевернулся на бок, смотря на него и вновь ощущая разрастающуюся пустоту в груди. С каждым разом она была все сильнее и сильнее. Мужчина потянулся к сброшенным на пол брюкам, достал что-то из кармана и протянул парню. Звездкин сфокусировал взгляд и посмотрел на вытянутую ладонь. В ней лежало несколько купюр. Вася удивленно поднял голову и глянул в чужие глаза с непониманием.  — С чего ты взял, что я ебусь за деньги? — нахмурился Звездкин, прижимая руки к своей груди, — Я, блять, не проститутка.  — Я такого и не говорил, — усмехнулся мужчина, — Просто возьми деньги. Купишь что-нибудь себе. Вася думал недолго и в итоге все-таки неуверенно взял протянутые купюры. Он растерянно смотрел на них несколько секунд, а потом резко сжал руки в кулаки и, прикрыв лицо ладонями, вдруг заревел. Какой же он жалкий: пытается найти счастье в сексе с незнакомцами, алкоголе, неблагодарной работе и нытье своим друзьям. Мужчина рядом смотрел на него непонимающе, не зная, что сделал не так. Звездкин одернул толстовку, спрыгнул с постели и, несмотря на ломоту в теле, стал натягивать на себя боксеры, а затем — джинсы. Ему что-то говорили вдогонку, но он уже не слышал, обуваясь, выхватывая свою куртку и выбегая из чужой квартиры. Он, грубо отказываясь от такси, побежал вниз по лестнице, выскочил из подъезда и, перегнувшись через перила площадки у двери, засунул два пальца глубоко в глотку, вызывая рвоту. Его стошнило в какой-то до жути прилизанный палисадник. Ему стало так мерзко от себя, от своей жизни, но, опустошив желудок, он все равно чувствовал тошноту. Он вырос в того, кем никогда не хотел бы быть. Звездкин ударился головой о стену дома, заливаясь слезами и сжимая в руке чертовы две с половиной тысячи. Вася презренно посмотрел в экран телефона на свое раскрасневшееся заплаканное лицо и думал только о том, как же он себя ненавидел. Кажется, резать руки стало его постоянной традицией на Новый год, потому что Вася уже точно знал, чем займется дома. К двадцати пяти Звездкин окончательно разочаровался во всех семейных праздниках: будь то Новый год, День рождения или что-либо еще. Он был человеком сентиментальным, и на ежегодные праздники неизменно начинал прокручивать в голове свое прошлое, расстраиваясь от этого лишь больше. Да и праздновать все это по традициям он перестал еще с тех пор, как съехал от семьи. Но в этом году все, кажется, было иначе. Звездкин чувствовал в себе потребность в этом празднике. Вася резко сорвал с широкой постели тяжелое теплое одеяло и со смехом повалился на матрац, прямо в руки испуганного и только что проснувшегося Саши. С широченной улыбкой Звездкин обхватил парня всеми конечностями, прокатываясь на кровати и чуть не роняя их обоих на пол.  — Что за херня?! — удивленно таращился снизу вверх Беличенко, схватившийся за чужую футболку. Он был похожим на большую, лохматую и любимую собаку: таким теплым, с растрепанными запутанными волосами, испуганными глазами и в перемятой кофте с длинными рукавами. Вася вновь вжался в парня, едва ли не скуля от восторга.  — Саша, вставай! Давай устроим какой-нибудь праздник? — широко улыбался Звездкин, — Как в детстве? Беличенко хрипло со сна рассмеялся, наконец обхватывая парня руками в ответ. Вася чувствовал себя таким влюбленным идиотом — хотелось бесконечно трогать, обнимать и радовать Сашу. Он думал, что уже никогда не сможет вновь ощутить эту щемящую нежность, что никогда не полюбит так сильно, но с Беличенко было просто невозможно по-другому. Тогда, в начале осени, увидев парня впервые в магазине, Вася и не мог подумать, что всё будет настолько серьезно. Сначала он лишь хотел поиздеваться над новеньким, потом — обратить на себя его внимание, а уже потом, когда они стали чуть ближе, бесконечно и отчаянно целовать его, вжимая в стену на складе, гладя пальцами лицо и горячо шепча признания на ухо. Звездкин был счастлив, что все сложилось именно так.  — Вась, ты ебучий ребенок, — наконец окончательно проснувшись, вздохнул Саша.  — А ты дед, — цокнул языком парень, вновь беспокойно дергаясь и чуть раскачиваясь вместе с Сашей в своих руках, — Так что? Ты… ты вообще любишь праздники? Беличенко неопределенно пожал плечами и положил ладони на его бедра, прижимая ближе к себе.  — Люблю, конечно, — улыбнулся Саша, заглядывая через чужое плечо в циферблат настольных часов, а потом чуть нахмурился, — А ты чего так рано встал? Улыбка исчезла с Васиных губ, и он угрюмо потупил взгляд.  — Я уснуть не мог. Беличенко вздохнул, гладя пальцами его погрустневшее лицо. Как бы хорошо сейчас ни жил Звездкин, ментальные расстройства, как след из прошлого, никуда от этого не девались. Даже вдали от Барнаула, в постели с любимым человеком и теплой кошкой в руках, Вася все равно мучился от бессонницы, кошмаров, параличей и тяжелых мыслей. Он не мог нормально спать уже около недели, и чувствовал из-за этого, что его организм будто бы был сломан.  — Почему меня не разбудил? — надул губы Саша, заглядывая прямо в глаза.  — Да ладно… Не хочу тебя по этому поводу беспокоить, — пожал плечами Звездкин, вызывая у парня тяжелый вздох.  — Ты был на приеме в четверг? — хмуро спросил Беличенко, одной рукой неосознанно перебирая короткие Васины волосы. Васе стало стыдно. В четверг они с психологиней должны были поговорить о его детстве, и Звездкин так накрутил себя перед приемом, что разнервничался и, никого не предупредив, остался дома. Теперь было неловко и перед женщиной, и перед Сашей, и перед самим собой. Такими темпами ему никогда не станет лучше.  — Н-нет, — честно пробормотал Вася, пряча взгляд, — Я испугался и никуда не пошел. Прости. Саша вздохнул, а потом все же ободряюще улыбнулся. Парень поцеловал его куда-то в стриженную макушку, щекоча ее своим дыханием.  — Значит, в следующий раз сходим вместе, — пообещал Беличенко, сонно утыкаясь носом в чужую шею. Вася неловко кивнул, прижимая его голову к себе. Мысли о том, что все его унизительные рассказы о семье услышит еще и его парень, немного пугали, но все же это ведь был Саша — он все поймет и успокоит, если понадобится. По крайней мере, уж точно не даст сбежать домой, даже не дождавшись назначенного времени. Звездкин расслабленно откинул голову на подушку.  — Пойдем сейчас на свидание? — с улыбкой вдруг предложил Саша, заглядывая в Васины глаза и мягко целуя в губы.  — Ты серьезно? — недоверчиво нахмурился Вася.  — Конечно же. Звездкин на секунду задохнулся, неловко краснея. Все это было так странно — его парни редко звали его на свидания, и он совершенно не знал, что нужно сейчас говорить. Все-таки с Сашей все было по-особенному, не так, как с любым другим мужчиной.  — А… а куда мы пойдем? — растерянно спросил Звездкин, нетерпеливо сжимая пальцы на чужих костлявых плечах.  — Не знаю, посмотрим, — улыбнулся Саша, сонно проводя ладонью по лицу. Вася уткнулся носом в его висок, шумно в него дыша и влажно целуя куда-то в хрящ уха.  — Давай обожремся в хот-дог мастере? — рассмеялся Звездкин, ощущая мелкие мурашки на спине, — Купим хот-догов, пойдем в центр, — Вася повел руками выше, забираясь руками под чужую футболку и понижая голос. Сложно было казаться сексуальным, когда где-то слева терлась их голодная жирная кошка, пытаясь лизнуть Сашу в щеку, но Звездкин правда старался.  — Ага, а потом придем домой, Шрека посмотрим, — с сомнением в голосе кивнул Саша, откидывая вбок голову.  — Ну, или я просто тебя трахну, — пожал плечами Звездкин, целуя куда-то в шею.  — Фу, какая пошлость, — закатил Саша глаза. Вася тихо рассмеялся, утыкаясь лицом в чужую грудь и расслабленно улыбаясь. Боже, как же он любил этого мальчика. Всю эту ночь он не мог уснуть от паники и накатывающих воспоминаний, курил сигарету за сигаретой, запивая их растворимым кофе, но от взглядов на мирно спящего Сашу всегда становилось чуть спокойнее. Вася понимал, что его нынешнее счастье не может быть вечным, но все же теперь травмы прошлого не приносили так много боли, как когда-то. Саша спас его, сделал его жизнь намного лучше, и Звездкин был ему настолько благодарен, что сердце иногда даже сжималось приятной болью. Теперь у Васи было немного больше причин продолжать жить, продолжать бороться. Звездкин любил Сашу намного сильнее, чем себя, и иногда он был единственным, что заставляло Васю хоть немного цепляться за нормальную жизнь: не резать руки, ходить к психиатру, одеваться теплее и не напиваться до полного бреда.  — Что случилось? — любопытно спросил Беличенко, хватая в ладони его погрустневшее лицо. Звездкин громко выдохнул и зажмурил до морщинок глаза.  — Спасибо за всё, — чуть грустно улыбнулся парень, укладываясь головой на чужое плечо, — Я тебя так сильно люблю. Саша легко поцеловал его и провел рукой по его волосам, размыкая объятия.  — Пока не за что, — усмехнулся Беличенко, садясь в постели, — Собирайся давай. Вася довольно кивнул и счастливо улыбнулся, смотря в пыльное окно на сказочно заснеженный Новосибирск. Кажется, он снова обрел свою семью.