Последователь Дракона.

      Она была безусловно красива. Блум не видела всего лица незнакомки. Массивная золотая маска заняла собой верхнюю часть головы, оставляя оголенной лишь часть носа и челюсть, но, меж тем, изрядная доля фальши крылась в широком подбородке. Окружающий мир смазался в одно цветастое месиво. Все звуки словно отошли на второй план, превращаясь в неясный шум, а люди, столпившееся вокруг, вовсе стали размытыми силуэтами.               Где-то над головой бормотал проклятия Ривен. Он и поддерживал Блум под самую спину, не давая однокласснице Стеллы совсем рухнуть на каменную плитку. Рядом суетилась сама принцесса. Пусть ее волосы и были выкрашены, но Блум точно знала, что самая беспокойная девушка поблизости — это принцесса Солярии. Но это все мелочи. Главное стояло впереди, облаченное в золотые одежды, слишком явно имитирующие одеяния нимфы.              — И как часто принцессы наряжаются в танцовщиц?              Незнакомка дрогнула, и пальцы ее отлипли от живота огненной феи. Лечебное заклятие прервалось, не успев набрать силы. Под прорезями перьевой маски мелькнули глаза. Темные, синеватые, незнакомые и почти знакомые, хотя Блум была готова поспорить, что с обладательницей таких глаз ей встречаться не приходилось. Она бы их точно запомнила.              — Бредит. — Разочарованно констатировал Ривен, цокнув языком. Блум едва сморщилась, едва его рука легла на ее взмокший лоб. — Такими темпами растеряет остаток мозга.              Это могло и должно было задеть, но Блум, впервые за долгое время оказалось до удивительного плевать на весь мир. На грубияна позади — в частности. Голова художницы то пустела, то трещала под натиском новых знаний, которые, казалось, перли со всех щелей. Никто не рассказывал о восстании на Мелодии, никто не нашептывал историю бунтов Айсиса, никто не кричал о проблемах Солярии, но вся эта информация беспрерывным потоком вливалась в голову вместе с чужими палитрами. И пальцы на лбу… Блум с трудом накрыла руку Ривена своей ладонью и шумно задышала, словно стараясь вытолкнуть весь негатив через рот. Хотелось сказать, что пальцы у Ривена хорошие. Приятные на ощупь.              — Ты много занимаешься. — Блум ощупала чужие пальцы и широко, будто пьяно, улыбнулась. — Моя ж ты умница…              Воздух со свистом вылетел из легких. Ривена передернуло. На мгновение, всего на долю секунды ему захотелось избавиться от этой ноши и выбросить Блум прочь. Но совесть и осторожность не позволили плану осуществиться. В глубине небесно-голубого зрачка мелькнуло плавленое золото, и сотня искр замерцала чуть дальше.              — Конечно, дуреха. Я же специалист.              — Не понимаю о чем ты. — Буркнула танцовщица, руки ее снова упали на Блум. Заплясали розовые чары. Магией незнакомка управлялась так умело, что огненная фея чувствовала себя в полной безопасности, хотя весь мир норовил рухнуть и раздавить ее, не оставив и мокрого места.              Почему-то Блум казалось, что все на нее злятся. Каждый житель Волшебного Измерения ее ненавидит так сильно, что будь его воля — тело Блум было бы немедленно растащено на части. Но это все были люди… Далекие, странные и опасные. Зато с ними был Ривен. И у Ривена был меч, который мог ее защитить. Только за это специалист был чего-то, да достоин.              Мысли об этом парне приносили покой, но и люди не отставали. Их страх, волнения и молитвы разжигали нечто, что всегда было у Блум, но в то же время фея огня не владела этим никогда в своей жизни.              По ощущениям ее состояние напоминало бурю в стакане или шторм в бутылке. Инородные силы плескались внутри художницы, восполняя некие особенные пробелы, жить с которыми было сложно, но можно. Блум никогда не могла похвастаться острым обонянием. Запах просроченного мяса, гари или просто смрад могли пройти мимо ее носа без каких-либо усилий. Но сейчас огненная фея чувствовала практически все. От женских духов, которых было очень много, до дыма от костров, что горели где-то над головой. Огонь жрал пахучие травы, мешочки с песком и мелкие жертвы. Далеко-далеко, точно вдали от площади, драконьи жрецы бросали в пламя ценные вещи, при этом напевая молитвы.              «Да не познают наши дома нужды, холода и голода»              Познают. Еще как познают. — Вот что хотелось сказать Блум, попутно перевернув какую-нибудь крупную чашу со священным огнем. Но это было нельзя. Ее бы не поняли. Но вот девушка, творящая лечебные травы, что-то осознавала. Ее запах изменился, а взгляд стал беспокойным.              — Твоя магия пахнет морем. — Блум принюхалась. Слабый морской аромат, смешанный с вонью рыбы, затхлостью вековых скал и тонким, едва ощутим северным духом, щекотал нутро изнутри. Хотелось Блум или нет, но симфония ароматов окружала ее также естественно, как запах цветов в горшке окружает хозяина комнаты. — Ты с Андроса?              И что это за место такое? Какой-то булыжник посреди океана? Блум скучающе шмыгнула. Мир магии был так полон и красив, но люди все еще продолжали обживать необживаемое. Это было каким-то развлечением? Или природным вызовом, от которого не может убежать любое живое существо? Так или иначе, Блум действительно расстроилась.              — Андрос? Серьезно? — Ривен сощурился, но после рыкнул. Он попытался приподнять Блум. Заставить ту встать на ноги. Но силы огненной феи парадоксальным образом иссякли. Ничего не хотелось.              В точку. Танцовщица замерла на мгновение, и Ривен был готов поклясться, что темнокожая девушка побелела на несколько оттенков. Пламя в чашах, что висели неподалеку, зашипело, и запах ярмарки сменился запахом соли. Где-то над головой раздались торжественные напевы Андроса.               Кто-то из впечатлительных танцовщиц сцепили руки вместе и принялись неистово молиться. Желтый огонь неожиданно поменял окрас на бирюзовый. Стелла мелко вздрогнула, а незнакомка в маске убрала руки окончательно. Люди вокруг засуетились. Родилась толпа.              — Ты заболела? — Прошептала солярийская принцесса, протянув руку ко вспотевшему лбу.              Мычание стало ей ответом. Блум чуть сощурилась. Картинка в ее глазах предательски раздвоилась. Стелла, настоящая, блондинистая и знакомая, в воображении разделилась на два. Вторая, другая, Стелла была совершенно другой, но такой знакомой. Сердце налилось неясной тоской. Блум шмыгнула носом и протянула руку к чужому лицу.              — Я скучаю.              Если бы время действительно можно было бы остановить, то Стелла с легкостью это сделала бы. На короткий отрезок времени, на жалкий огрызок секунды, принцесса Солярии замерла. Блум жалко улыбнулась. Рука, в теории мягкая и приятная, превратилась в когтистую лапу. Видение было таким кротким, что Стелла тут же о нем забыла и дернулась назад.              — Они тут все поехавшие. — Ривен оскалился. С каждой новой минутой происходящее ему нравилось все меньше и меньше — Эй, ты, недо-нимфа, вода есть?              — Может попросишь нормально? — Позабыв о лежачей, танцовщица сложила руки на животе. — Вежливость никто не отменял.              Эта дамочка бесила. Трудно было назвать конкретную причину, но все же Ривена искренне злили и традиционные маски, и до смешного искусственные одежды нимфы, и сам факт того, что нечто смертное изо всех жалких силенок старается таковым не быть. Это задевало на особом, почти подсознательном уровне. Ривен оскалился.              — Темницу тоже. Ты хоть знаешь, кто это такая?              Танцовщица посмотрела на Блум, а Блум взглянула на танцовщицу. Словно проживая в параллельном измерении, художница не обращала никакого внимания на растерянных людей.              Но это было не важно.       Голоса людей стерлись и тьма потянула Блум вниз, к началу начал.              ***       Вечность встретила Блум с распростертыми объятиями.              Еще никогда ей не было так…свободно? Нос щекотал запах цветов, уши ублажала песня соловья. Мир заиграл совершенно новыми красками, которые и при всем желании было не заглушить. Чужие крепкие руки сжимали ее плечи, не давая рухнуть в небытие. Рук было много. Теплые и холодные, с ухоженными ногтями и чешуей, с длинными и короткими пальцами.              Все ей желали добра. Все поклялись ее любить. Весь мир был создан лишь для нее.              Эта жизнь была райской, если бы не косяк мелких птиц, ежесекундно тревожащий Блум. Маленькие птахи утыкались острыми клювами в тело, царапали когтями кожу и невыносимо противно кричали, не щадя чужих ушей.              «Помогите! Дайте-дайте!»              «Но почему я вообще должна вам что-то давать?»              Блум постаралась отвернуться лицом в противоположную сторону, но руки, что держали ее так крепко, что лишнее движение отзывалось болью, тоже начали тянуть ее в разные стороны. И каждый обладатель рук хотел того же, что и птицы.       Кто молил о помощи, кто мечтал о любви, а кто просто звал Блум, потому что ее звали все.              Но когда Блум пыталась позвать хоть кого-нибудь в ответ, горло пересыхало и крик становился ревом. От него дрожали и воздух, и тело. Но никого это не смущало. Все продолжали лезть со своими просьбами, отчего-то думая, что Блум их услышит и исполнит.              Хочу…              Одна из белых птиц попала прямо в глаз. Блум вскрикнула, и вскрик этот улетел к небу.              «Хочу счастья. Не хочу быть принцем. Хочу быть просто Скаем»              Блум заморгала. Имя показалось подозрительно знакомым, не смотря на простоту. Блум шире открыла глаз, а маленькая пташка, точно такая же, как другая сотня птиц, упала на нижнее веко. Птаха задергала головой.              — А что тебе мешает? — Блум об этом подумала, но мысли резко превратились в слова.              — Все. — Скай затряс перьями. — Совершенно все. Я — принц, я — наследник, я — неудачник. Я не могу быть счастлив.              «Странное пернатое» — Блум потянулась к птахе, но собственные руки оказались так коротки, что дотянуться до странного существа не вышло. Блум потянулась к птице языком. Кончик уткнулся в солнечно-желтую лапку.              — Многие все бы отдали, лишь бы оказаться на твоем месте.              Птица встрепенулась, но не улетела. Даже не тронула тонкий розовый язык, длинный, прямо как у змеи. Скай затряс белоснежными перьями, но не столько от страха, сколько от желания стать чище, чем он есть. Это Блум оценила.              — Но не я. — Птица зашевелила крыльями. — Не хочу доставлять неприятности близким. Не хочу страдать сам. Хочу быть свободен, Великий. Если это возможно, то, пожалуйста, освободите меня.              «Помогите мне. Спасите меня. Дайте шанс!»              Там, где одни просили, другие требовали. Голос Ская терялся в ворохе других голосов. Например, его заглушали отчаянная брань. Если бы Блум могла, она бы заткнула уши, чтобы никогда-никогда не слышать таких злых слов свою сторону. И пусть это не отрубило бы посторонний гул полностью, Блум знала, что ей все равно станет немногим легче.              — Я буду прославлять вас. Хотите, я стану последователем? Я оставлю все мирское. Просто… Дайте мне спасение.              И Блум его дала. Дала единственным возможным способом. Белые перья вспыхнули, а огонь из драконовой пасти набрал жару.              ***              Очнулся Скай потным, уставшим и растерянным.              «Я жив?»              Исчезло бескрайнее небо, пропали чудесные крылья и скрылся с глаз всесильный Дракон. С минуту принц Эраклиона лежал на спине, вслушиваясь в блаженную, почти забытую тишину. Если бы не гул магии и мигание зенитской аппаратуры, Скай бы решил, что он попал в абсолютный вакуум.              Руки и ноги слушались плохо. Словно неохотно дергались пальцы, хотя наследник престола использовал все свои силы, лишь бы ими пошевелить. Затрясся перед глазами потолок. Принц шумно задышал. Грудная клетка оказалась единственной частью тела, которая слушалась принца целиком и полностью. Собственное бессилие напоминало крайнее изнеможение. О таком рассказывали в «Красном Фонтане», но лично столкнуться с этим понятием Скаю пришлось здесь. Вне стен родного училища.              «Я жив» — в этот раз мысль потеряла всю привлекательность. Она превратилась в суровую, немного мерзкую реальность. Про себя принц Эраклиона подумал, что было бы лучше встретить смерть на лезвии чужого клинка и оборвать все свои страдания. Увы, не вышло. Дракон оказался против. — «Точно! Дракон!».              Принц быстро посмотрел на руки, которые совершенно не походили на крылья. Сердце тревожно забилось, а на душе появился такой густой осадок, что не хотелось ничего делать, кроме как рыдать. Незнакомое светлое, но опустошающее чувство легло на душу. Подобного принц не испытывал даже после душевных разговоров с Брендоном. Скай шмыгнул носом, когда первая слеза покатилась вдоль щеки. Вторая, третья, четвертая.              «Я видел Его» — Подумал Скай, сжав губы так крепко, лишь бы не разрыдаться в голос. Ликование завязалось крепким узлом прямо внизу живота. — «Я Его видел!».              И видение это принесло такую радость, какую нельзя было ощутить с помощью денег и магии. Принц Эраклиона будто прозрел, и прозрение это задушило внутреннюю боль и сгладило разочарование. Стоило мысли о Драконе укорениться, как физическая слабость отошла. Пальцы на ногах задорно зашевелились, а живительные соки хлынули вдоль всего тела. Подавленность и боль ушли под гнетом сильной, противоестественной бодрости.              Скаю показалось, что он может вскочить с кровати и он, о чудо, действительно сделал это. Мышцы сами разогрелись так сильно, будто не было никакой долгой отключки. Мир немного поплыл, но принц сумел взять себя в руки. Скай огляделся. Палата пустовала и это не было нормой. У дверей должна стоять охрана.              «Спасите меня!» — Собственный голос из сна эхом раздался в голове. Скай растерянно огляделся, а после с наслаждением принял правила игры. Резко освободившись от трубочек, быстро сорвав печати и причесав пальцами торчащие волосы, принц в одной больничной сорочке бросился вперед.              Споткнулся наследник короны на первом же повороте, но это не было неудачей. Наоборот, так Скаю не везло с тех самых пор, как судьба столкнула его Брендоном. Рухнул принц у открытой подсобки, где соблазнительно выглядывали врачебные халаты. Это было неправильно, аморально и грозило проблемам всем-всем-всем, но Скай не удержался. Его собственная свобода манила.              В первом попавшемся халате лежали ключи, немного мелочи и удостоверение. Человек на фотографии выглядел очень похожим на принца Эраклиона. Различие пряталось лишь в глазах, мелких шрамах и чистоте волос. Скай провел пальцами вдоль спутанных прядей. Рядом не лежало зеркала, способного показать внешность, но принц Эраклиона не сомневался — сейчас копия была неотличима от оригинала.              Дракон услышал его молитвы.              Принц набросил халат, вытащил лежащие брюки из-под длинной скамьи и накинул на шею странный прибор, который вроде носили врачи. Засунув голову под застиранную шапочку, Скай сгорбился и быстро посеменил куда угодно, лишь бы прочь отсюда. Все естество визжало — нужно срочно убираться.              Лишь у входа Скай обернулся. Он не оставил записки ни матери, ни отцу, ни Брендону. За последнего было обиднее всего. Принц уже обернулся, чтобы исправить эту оплошность, но голос в голове скомандовал этого не делать. Скай вдруг понял, что вернись он сейчас, второго шанса на побег не будет. Ссутулившись сильней, принц бросился на улицу.              Люди ему что-то говорили, кричали, твердили. На все это Скай отвечал кивками головы.              — Эй, док, ты куда? — Кто-то схватил Ская за руку.              Принц Эраклиона ее вырвал.              — На обед. — Буркнул принц, тайно готовясь умереть. Кишки вязались в узел от волнения. Вдруг его кто-нибудь заметит?              — О, понятно.              Конец. Вот и все. Несколько метров Скай прошел спокойно. Не прибавляя и не сбавляя скорости. Лишь перед носом возник первый переулок, как принц бросился прочь. Пестрой лентой замерцали дома. Скай тут же узнал окрестности Магикса, его простоватую архитектуру и прямые, точно палки, дома.              Злополучный парк промчался перед глазами. Милость драконья отразилась на сознании. Скай мог бежать, не задыхаясь и не плюясь кровью. Принц перебежал на красный, чуть не вызвал аварию и лишь чудом не разбил лоб о висящую табличку одного из ателье. Чем дольше бежал Скай, тем сильнее менялся район.              Лоск слезал, исчезала холеность. Перед глазами вырастал ведьминский квартал и, о чудо, это не было ошибкой или случайностью. Скай резко завернул вправо, перепрыгнул большую-большую клумбу и влетел в первый попавшийся магазинчик, где к стеклу жались пыльно-серые зверята.              Торговка за прилавком встрепенулась.              — А это кто еще здесь?              Это было неважно.       Скай вывернул карман и высыпал всю мелочь под нос старой ведьмы.              — Хочу собаку. — Принц посмотрел прямо в маленькие заискивающие глаза продавщицы. — Немедленно!              Ведьма уже открыла рот, чтобы проклясть наглеца, но что-то мелькнуло позади наглого мальчишки. Рыжие огни вспыхнули позади его спины, а зрачки задрожали. В воздухе возник запах серы.              — С-сию секунду. — Прорычала ведьма, не то в почтенном страхе, не то священном ужасе. — Но вы помните, что половина жизни…              — Помню. — Обрубил Скай.              Про себя ведьма надеялась, что у этого червя не найдется магической искры, чтобы дать животине настоящую жизнь. Но первая кинувшаяся шавка тут же налилась цветом. Серые бутылочные глаза впитали голубизну неба, а кончик носа загорелся рыжим. Принц Эраклиона расплылся в улыбке.              — Я ждал тебя, моя Леди.