Look at what you've made

На вопрос о первой любви я всегда отвечала, что в детском саду играла в семью с мальчиком, чьё имя сейчас и не вспомню. Однако тёмные волосы, завивающиеся кудрями, я помнила прекрасно, как и вечно недовольный взгляд. Это был уклончивый ответ. Я рассказала вам нечто искреннее, но милое и невинное. Не сокровенное. Вы ждёте не такого ответа, но он вполне отвечает на вопрос. Макс остановился рядом, всё ещё живой. Так же, как и я, смотрел на озеро из воспоминаний.       — Не замёрзла? Покачав головой, я спросила:       — Не присядешь? Фолл посмотрел на песок с таким сомнением, что я уже мысленно возвращалась в дом. И всё же присел, слегка морщась: рёбра всё ещё болели. Каждый удар Кловиса в тело оборотня отдался во мне эхом. Хруст костей стоял в ушах.       — Прости.       — Не бери в голову, — и, посмотрев на меня с улыбкой, добавил: — Нашёл кого просить. Макс присел в нескольких сантиметрах от меня. Тело, излучавшее неестественный жар, так и манило прильнуть ещё ближе. Коснуться, согреться и оставаться кожа к коже неприлично долго. Пока паук не сплетёт паутину. Но и тогда просто появится лишняя причина не отстраняться.       — Почему ушла? Образ Саманты, нервно вышагивающей перед домом стаи и бросающей на меня косые и редкие взгляды, появился перед глазами. Девушка, что ранее гневно смотрела на меня с претензией в квартире Макса.       — Показалась лишней. Не хотелось маячить. Рука мужчины зарылась в песок, пропуская его через пальцы. Заворожённая, наблюдала за тем, как он взял жменю в кулак и медленно высыпал обратно на берег. Упущенное.       — Пошли. Это их проблемы.       — Иди первый. Макс по-мальчишечьи улыбнулся и покачал головой. Покидать меня он был не намерен, да и, возможно, сам не хотел возвращаться. Что его там ждало, кроме стаи Обье и двух вожаков, страстно желавших сблизить их стаи через Фолла и Сэм?       — Макс?       — Мм? Взгляды пересеклись, он стал серьёзнее, возможно, понимая, что я хочу сказать. Страх ещё отдавался в животе, подгибая колени.       — Я рада, что ты цел.       — А не расчленёнкой лежу у ног Князя? Тычок в бок, что я, забывшись, зарядила ему, вызвал и смешок, и стон боли.       — Чёрт, прости. Ладони опустились на его рёбра, осторожно поглаживая. Словно это могло помочь хоть немного. Глупость.       — Что ты со мной как с кисейной барышней?       — О, ну прости, сейчас заряжу ещё. Может, ещё и поплаваем? И в водное поло поиграем? Макс простонал, откидываясь на спину.       — Это всё твоё нежелание уходить.       — Давно не была тут. Он кивнул, задумчиво разглядывая звёздное небо. Игнорировал смотреть на меня, пока говорил:       — Я тоже.       — Это же в пяти минутах от дома, — я нахмурилась. Макс только пожал плечами.       — Одолевают воспоминания об… Оборотень замолчал и посмотрел в глаза. Хотелось отвернуться, но притяжение брало верх. Ладонь проскользнула под майку, приподнимая. На смуглой коже ещё красовались синяки. От удара оборотня, видимо, так просто не оправиться. Упущенном. Воспоминания одолевали не только его. Возможно, на этом же самом месте мы лежали в прошлый раз. Я на песке, он на мне. Мокрые от воды, со сбившемся дыханием, и что-то шепчущие друг другу. Щёки покраснели, а Макс издал новый смешок. Пальцы дотронулись до пряди волос, заправляя за ухо.       — Я думал в тот день… а, впрочем, проехали.       — О чём ты думал? — настойчиво переспросила я. Если мы коснулись того времени, что вязким чувством сожаления оседало внутри, я хотела знать всё.       — Что ты поехала к вампиру, — признался оборотень. — Но отшить нас обоих — это, — он усмехнулся, — мощно.       — Мир вокруг вас не вертится. Макс кивнул, прикрыв глаза, — мои пальцы кружили вокруг синяков, — и произнёс:       — Это верно. Он крутится вокруг тебя. Мужская ладонь опустилась на мою, останавливая ласки.       — Так, почему мы по-настоящему не возвращаемся? Пожимаю плечами, чувствуя, как горячие пальцы обхватывают запястья. Могла ли я опоздать? Что, если у Макса и Сэм назначено ещё одно свидание? Что, если Ральф твёрдо намерен вести этих двоих и дальше? И что если Макс согласен с его ролью? Фолл тянет на себя, заставляя сесть на его бёдра сверху. Уперевшись рукой в песок, встречаюсь со взглядом оборотня, и вопросы вылетают из головы.       — Мия, — он шепчет, отчего дрожь проходит по спине. — Не глупи.       — Что именно ты считаешь глупостью? Несмотря на его слова именно он потянул меня первый. Это вызывает глупую улыбку на лице. Наши губы в миллиметрах друг от друга, мы дышим одним воздухом, а моё тело уже едва ли не лежит на нём. И всё же, мы ведём переговоры.       — Твои эмоции.       — Ты мог быть на его месте. Мог получить куда более серьёзные травмы. Мог попасться вампирам ещё в торговом центре. Макс, столько могло пойти не так… К горлу подкатывает ком. Он прижимается лбом к моему. Пальцы ласкают запястье. И, кроме тяжёлого дыхания, слышно только ночной лес и журчание озера.       — Я об этом и говорю.       — Я тоже. Я боюсь тебя потерять. Пальцы освобождают запястье и зарываются в волосы. Мурашки проходят по телу. Нетерпеливое ожидание дальнейшего кружит голову. Кажется, у меня дрожали руки.       — Боюсь, что поздно. Что ты и Сэм…       — Вот в чём причина? Ревность? Его смешок эхом проходит вокруг. Что-то разбивается вокруг, и момент кажется потерянным. Несмотря на его руку в волосах, я отстраняюсь, быстро вставая.       — Не бери в голову. Даже не отряхиваюсь, иду в лес, к дому. Без его прикосновений становится холодно. Вспыльчивость характера не греет.       — Дурочка, подожди.       — Дура, — поправляю я, но продолжаю идти. Макс смеётся, но догоняет, обхватывая запястье:       — Дурёха. Я смотрю ему в глаза, набирая кислород в лёгкие и говорю:       — Ты прав: я ревную. Того, кого отпустила. К упущенному. К тому, что могло быть. Макс выпрямляется и облизывает губы, его взгляд серьёзен, без прежней насмешки.       — Повтори: «Макс, это не ревность к мужчине, которого я держала про запас, а сейчас…»       — Я не держала тебя про запас!       — Мия, ты могла прийти ко мне в любой момент. Помнишь? Твоя проверка рядом я или нет? Я помнила. Как спустя несколько недель после отказа идти на свидание приехала к нему. Помнила прикосновения, поцелуи и молчаливые вопросы после моего: «Это ничего не меняет». Его ладони обхватывают лицо, заглядывая в глаза и заставляя вынырнуть из воспоминаний.       — Почему сейчас? У меня дрожали колени, когда мысль о том, что Макс мог закончить как Кловис, выходила на первый план.       — Я боюсь, — признаюсь, — боюсь, что «потом» не будет. Я уже жалею обо всём упущенном.       — Почему жалеешь?       — Хватит вырывать из меня признание!       — Я не поцелую тебя без него. Оборотень и усмехается, и серьёзно смотрит в глаза. Ждёт моих слов, которые соскальзывают с языка проще, чем я думала:       — Потому что люблю. Но Макс не спешит выполнять сделку. Губы касаются лба и кончика носа в невесомом поцелуе. А затем перемещаются к уху.       — Знаешь, люди обычно что-то присматриваются друг к другу, всё ходят на свидания, ухаживания там всякие. Видно, не про нас, да? И хоть мои губы горят от желания прикоснуться к оборотню, Макс так и не делает этого. Отстраняется, а через мгновение из зарослей выходит Сэм. Смеривает меня недовольным взглядом и обращается к Максу:       — Мы уезжаем…       — Уже идём. Всю дорогу до дома на лице Макса довольная улыбка. К чему моё вступление? Что ж, я всегда буду отвечать про мальчика с кудрями и недовольным взглядом. Но правда в том, что оборотень с неизменной улыбкой на губах и огнём в венах, со взглядом, разрывающем меня изнутри, что именно он — моя первая любовь. Первая жажда. Первое сожаление. Макс Фолл будет это знать, но никогда не услышит, иначе его лицо, читайте рожа, просто треснет от переизбытка самодовольствия. На подъездной дорожке я наблюдала за двумя стаями, которые относительно тепло прощались друг с другом. Оба вожака ещё не расстались с мыслью о сближении. Шон стоит рядом и, втягивая запах носом, произносит:       — А я-то думал: ты ждала, пока я подрасту.       — Прости, что?       — На тебе запах Макса, значит, вы помирились?       — Мы не ссорились.       — Конечно, — фыркает волчонок. И прежде, чем я могу что-либо возразить, возвращается в дом. Спустя пять минут и мы с Максом садимся в машину, некоторое время в дороге проводим молча.       — Я отвезу тебя к Трише. Где-то в венах недовольно бурчит решимость, и я повинуюсь себе:       — Отвези домой.       — Мия, — он протягивает, но не продолжает. Мысль, что уже поздно что-то менять, борется с дурацкой решимостью и признанием, сказанным в лесу.       — Домой, — настаиваю я. — Если хоть что-то внутри тебя… Я не заканчиваю, машина резко съезжает на обочину и останавливается. Взгляд Макса впивается в меня.       — Что-то внутри меня, Мия? Разрываюсь на части, улыбаюсь как придурок и не верю в происходящее. Я просто хочу дать тебе время. Потому что вновь проходить эти неловкие разговоры: «всё это ничего не значит» и «всё в порядке: мы остаёмся друзьями» — я не хочу. Поэтому будь любезна и…       — Нет. Ладонь проходит по его руке, цепко держащей руль. Второй отстёгиваю ремень безопасности и поворачиваюсь к Максу. Собственная решимость поражает. Оборотень прикрывает глаза.       — Мия, когда я скажу это, ты не отвертишься.       — Скажешь что? Я улыбаюсь, и Макс усмехается. Он сбрасывает мою руку, вновь обхватывая лицо ладонями. Взгляд полного огня встречает с моим решительным.       — Я люблю тебя. Глупые улыбки поселяются на наших лицах. Его губы накрывают мои в жадном, долгожданном поцелуе. И я отвечаю. Мы не доезжаем ни до города и, уж тем более, ни до чьей-либо квартиры. Смеясь, перелезаем на задние сиденья. Макс устраивается сверху между моих ног. А я благодарю свою интуицию за надетое платье. Сноровки снять штаны в таких условиях у меня не было. Его губы вновь встречаются с моими. Ладони гуляют по телу. Мои — под майкой, оглаживая спину и прижимая к себе сильнее. Его — под платьем и в волосах, оттягивая их. Губы опускаются на шею. Стон срывается с губ, когда он прикусывает кожу и спускается ниже к груди. Ладонь покидает бедро, и он расстёгивает пуговицы платья.       — Я скучал по этому. В салоне душно, и дыхание становится сбивчивым. Я наблюдаю, как оборотень с усмешкой на губах ловко расстёгивает платье.       — По этому?       — По этому чувству, Мия. Я только киваю. Нестерпимое желание быть с этим человеком обжигает изнутри, бьётся и радостно смеётся.       — Боже, благослови твои лифчики, Мия, за то, что они расстёгиваются спереди. Я смеюсь и затыкаюсь только от нового поцелуя. Страстного и короткого. Мужские ладони обхватывают и сжимают грудь. И прежде, чем он опускается ниже, я, наконец, стаскиваю проклятую футболку, отбрасывая на переднее сиденье. Губы обхватывают сосок и дразнят его лёгкими прикосновениями. Стон вновь вырывается из груди, и я ёрзаю. Обхватываю его плечо и запускаю пальцы в волосы, прося не останавливаться. Язык, очерчивающий сосок, и зубы, сжимающие его, заставляют выгибаться и с новой силой ёрзать. Прижиматься к его паху и чувствовать сквозь слои одежды возбуждение Макса. До тех пор, пока его ладонь не скользит между нашими телами к низу живота и не надавливает, прекращая движения.       — Тише, или я тут же кончу в штаны. Перспектива мне прельщала, что понял и Макс, возможно, по блеску безумия в глазах. Он отстранился, вновь поднимаясь и целуя губы.       — Сразу прошу прощения. Не успела я спросить, за что, как кружевная ткань трусиков порвалась и Макс отбросил её в сторону. Спина под пальцами напряглась, и я заскользила вниз, у кромки джинсов переключаясь на ремень и ширинку. Фолл простонал. Пара движений по его члену выбили его из колеи хоть какого-то спокойствия. Отстранившись и упираясь в кресло одной рукой, Макс посмотрел на свой член в моей руке. Стон, что вновь издала я, вызвал лёгкую усмешку. Благослови его идеальный размер.       — Что? Не мог же он скукожиться за это время. Однако, должен заметить, что мы были близки к этому за время отсутствия… — оборотень прервался на полуслове.       — Отсутствия? Макс улыбнулся, накрыл руку сверху и издал глухой стон.       — Тебя, Мия. Хитрый волк усмехнулся. Я убрала руку, перекладывая её вверх на идеальный пресс. Кажется, у меня была белая горячка. Жар распространился по всему телу, некоторые волосы прилипли к лицу, а желание наконец соединиться с ним туманило разум. Просить Фолла было не нужно, хотя ещё секунду и я бы непременно сделала и это. Оборотень вошёл в меня, и тело тут же отозвалось, выгибаясь. Его рука подлезла под мою голову, не давая биться о дверь машины, когда он начал двигаться.       — Дьявол, — прошептала я. Или прошипела, не помню. Макс опустился, придавливая своим телом, его рука держала моё бедро для удобства движений. Толчки слишком медленные и дразнящие — он знал это. Мои губы пытались перехватить его, но оборотень только держал расстояние, наблюдая за моим лицом.       — Я здесь.       — Слишком хорошо. Макс кивнул. Продолжая размеренно двигаться, как если бы не хотел сорваться. Обхватив его за плечи, пальцами впилась в кожу. Рык вырвался из сжатых зубов, когда мои мышцы сжались вокруг его члена.       — Запрещённый приём.       — Разве?       — Сумасшедшая. Макс усмехнулся, наконец, прильнув к губам в быстром страстном поцелуе. Движения стали резче, быстрее, почти по-животному грубыми. Мои руки блуждали по его спине, переходя на торс. Разгорячённая кожа и напрягшиеся мышцы под пальцами пьянили. Как и его неразборчивый шёпот, обжигающий ухо. Мужская ладонь на бедре сжалась сильнее, немного отведя его в сторону, позволяя проникать глубже. Свет от фар проезжающей машины не отозвался в нас ни испугом, ни даже мыслью отстраниться. Вместо этого, Макс сжал бёдра и, поддержав за спину, сел, посадив меня сверху. Теперь двигалась я, держа его прежний ритм. Его руки поднялись к груди обхватывая, а губы впились в шею. Двигаясь на нём, я едва ли понимала, что мы нарушаем парочку законов. Ногти оставляли полосы на его плечах, что тут же проходили. Стоны, рваное дыхание и шлепки от движений заполнили салон. Откинув голову назад, я почувствовала, как зубы волка сжимаются на шее. Пальцы зарылись в волосы, подначивая его продолжать. Макс глухо простонал от вновь сжавшихся мышц и в отместку ущипнул за сосок. Большие пальцы аккуратно кружили на вершинах груди.       — Ты сведёшь меня с ума, Герой.       — Разве не уже? Макс ответил не сразу, толкаясь бёдрами навстречу и языком проводя по шее к челюсти. Его губы остановились возле моих.       — Уже. Движения, что пошлыми шлепками разбивали молчание салона, стали быстрее. Рванее. Поцелуй никак не насыщал, подливая масла в огонь. Язык сводил с ума. Мои пальцы молили не останавливаться. Едва ли я понимала, что говорю, кончая и сжимаясь вокруг его члена. Но поняла, когда туман немного рассеялся, а Макс, прикусив мочку уха и кончив внутрь, прошипел:       — Я тоже, Мия. Оказывается, признаваться в любви было легко и хотелось всё время. Утро в квартире Макса встретило меня холодом. Оборотня рядом не было. Чувствуя себя разбитой и едва выспавшейся, я хотела только перевернуться на другой бок и подобрать всё одеяло под и на себя. Голоса за дверью были приглушёнными. Мне почти не было до них дела. Почти. Пока я не разобрала голоса говоривших. Саманта и Макс. Тут же захотелось попить. Сперва мне хотелось выйти голой. Затем я надела майку Фолла, прикрывающую все неприличные места. Голоса замолкли тут же, как я вышла, словно ни в чём не бывало, и произнесла:       — Доброе утро. Ушла на кухню. Не то чтобы я гордилась собой. Да и пить перехотелось. Вместо этого, я села на кухонную тумбочку, замечая, что Макс был прерван на середине готовки.       — Эта… — Саманта явно не находила слов от злости.       — Мия, — подсказал волк равнодушно. Я улыбнулась.       — Так, ты хотела что-то конкретное?       — Кроме того, что хотела сказать: «Надеюсь, произошедшее между нашими стаями не будет раздором между нами?» О, нет.       — Сэм, — Фолл выдохнул. «Саманта», Макс. Называй её полным именем, болван.       — Неважно, я не вовремя. Дай знать, как наиграешься. Я скривилась, но послышался хлопок двери, а через несколько секунд дверь кухни открыл Макс. Была ли усмешка на губах искренней или больше машинальной: я не знала.       — Обязательно было это делать?       — Что? К счастью, Макс подошёл ко мне, устроившись между ног и кладя на них руки. Жар тут же охватил тело.       — Мия, — он издал смешок, заглядывая в глаза, — Ты пометила территорию как волчица во время течки. Я рассмеялась. Пальцы прошлись по голому торсу вверх, и руки обняли шею. Губы уже ныли от его отсутствия.       — Ну…       — Это притом, что запах тебя на мне можно учуять за милю. Макс улыбался: моя выходка явно повеселила оборотня.       — Я не виновна, господин судья. Сами напросились. Оборотень покачал головой и придвинул меня ближе к краю. Я обхватила его бёдра ногами. Его губы были в пару миллиметрах от моих, когда он попросил:       — Повтори, — его взгляд стал серьёзнее, — вчерашние слова. Но даже без уточнения я поняла, о чём речь.       — Макс Фолл, со всей серьёзностью заявляю: я люблю тебя. Поцелуй, тут же накрывший губы, был жадным, сорвавшимся с катушек. Но быстрым — оборотень резко отстранился, пытаясь прийти в себя.       — Сперва поздний завтрак. Повернувшись к плите, Фолл продолжил готовку, и только волосы, которые он ерошил, давали знать, что сперва он хотел далеко не завтрак. Спрыгнув с тумбы и сняв майку с себя, оставшись абсолютно в чём мать родила, я прижалась к спине вмиг замершего Макса. Прикосновение кожа к коже возбуждало. Не только меня. Рука проскользнула под резинку домашних штанов оборотня. Нежное прикосновение до уже возбуждённой плоти заставило его впиться руками в столешницу и издать глухой стон.       — Мия. Предостережение волка было проигнорировано.       — Я разве мешаю твоей готовке? Прежде, чем развернуться и подхватить меня под бёдра, Макс говорит:       — Нет. Всего-то сводишь меня с ума.