С волками жить...

Дан       Хорошо, что строят у нас без особой фантазии, и план города можно накидать в голове за пару минут. Проблема заключается в том, что выйти на главные улицы и затеряться в толпе я не могу, а значит планомерно уходя всё глубже в каменные дебри, закапываю сам себя.       Поднявшийся ветер хлещет по лицу словно пощёчинами, кожа горит и чешется, расцарапываю её, заворачивая в очередную арку между пятиэтажками. Останавливаюсь в тени, только когда вижу на пальцах кровь. Тыльной стороной ладони провожу ещё раз — не показалось: прямые полосы кровавых дорожек, окрасили посиневшие руки.       Сползаю на корточки, скидываю с плеч пуховик. Тело горит, пышет жаром, в груди болезненно колет, её распирает, и выдох со свистом, и спазм вместо вдоха, свело лёгкие, словно нечто хочет вырваться наружу пробив рёбра. И пора бы уже. Лязганье и топот не вижу, чувствую, знаю природу таких тварей, они не попрут в лобовую, выждут удачного момента, чтобы схватить…       Оттолкнувшись лопатками и покачнувшись, встаю на ноги. Пройдя вдоль стены, оставляю на ней кровавый размазанный след, сплёвываю густую вязкую слюну, стираю остатки крови и, накинув душащую куртку обратно, закрываюсь капюшоном.       Ноги вязнут в сугробах, чувство тревоги нарастает и трансформируется в паранойю. Зверь внутри меня бунтует и даже под страхом смерти не собирается мне помогать. Я так точно сдохну, если не верну свою силу обратно.       Гаражный кооператив, давно заброшенный, здесь нет ни одного расчищенного подъезда, только клубы снега и холод железа, за которым не скрыться. Замкнутое пространство тянет спрятаться внутри, даёт обманчивую надежду, что в темноте и запустении ты найдёшь укрытие, но так только кажется — поэтому я допускаю первую ошибку. Вырвавшуюся прямо из-под земли клыкастую пасть сбиваю ногой, она только скалится и рычит, играя, вытаскивая своё чудовищное туловище из недр земли. Руки не слушаются, скользят по рукояти ножа, выкраденного из дома Славки. Вялая возня, тушей придавливает, почти обездвиживает, крик, хрип и вой ветра. Дотянувшись, умудряюсь вонзить острие под нижнюю челюсть твари и пробить мозг, а она прогрызает мне руку, и та безвольно падает вниз, отказываясь реагировать. Сухожилие порвано — ахуенно!       На одном месте задерживаться нельзя, снова бег, снова петляние по окраинам, и почти выплюнутые лёгкие, кашлем свело горло. Сгибаюсь под ближайшей сосной, пережидая приступ, почти сползаю коленями в снег, слыша звонок сотового, а я думал: он давно разряжен.       Номер незнакомый, желания разговаривать никакого, предчувствие, что хуже быть всё-таки может, не даёт сразу нажать на входящий, но…       — Здравствуй, Дантрес, — первая мысль — разбить смарт об асфальт, вторая — об голову звонившему, этот низкий, заискивающий голосок мне уже знаком. — Как я вижу, ты готов даже умереть, лишь бы не идти нам навстречу.       — А мне нравится удивлять всех, — снова кашель и тянущая, резанувшая боль в покалеченной конечности (Виктор вон до сих пор ахуевает иногда), — хобби такое.       — Мы можем помочь. Только скажи.       — Бабок на телефоне не хватит, чтобы я тебе всё, мудила, высказал!       Один вопрос снимаю, живность — это подача моих сородичей… Второй — сколько ещё я пробегаю прежде, чем силы закончатся? Реальная угроза до темени в глазах бьёт по голове — неприятное чувство.       — Да чтоб тебя! — прямо над головой, среди раскидистых лап сосны сидит ещё одна, меньше, но выглядит при этом ни чуть не безобиднее!       Слабо помню, как рванул, всё уже было в тумане. Не особо разбирая дороги. Не видя ни черта перед собой, с жуткой тошнотой от потери крови. Помню ещё, как захлопнул какую-то дверь, и удар за ней, резкий, оглушающий, перекрывший мой вскрик. Как номер Бойко набирал — помню, рявк его тоже, интонацию, даже не вникнув в сказанное, сразу перебив, заранее зная, что сейчас признаюсь в своей слабости перед тем, кого сам защищать должен, и от этого стало ещё паршивее, чем от всего происходящего, выдавил сквозь зубы: «Виктор… мне нужна твоя помощь…». Вик       Закончить разговор с Шейном нам не удалось. Уж не знаю, к счастью или на беду, но в дом влетел запыхавшийся, изрядно поседевший волк, вывалив длинный язык на бок. Увидев арабчонка, он выдохнул и лёг меховым половиком на пороге. На батю голого после оборота я лично смотреть спокойно не могу, он и в человеческом облике способен на снегу спать. А уж об отдельных органах вообще молчу — всегда думал: а ходить они точно Леону не мешают? И в баню мужики его с собой редко зовут — тоже не просто так. Шейн густо покраснел и глаз не поднимал, пока батя пялил мои самые разношенные треники. Сирия переживала культурный шок, а я ранжировал по степени важности наболевшие вопросы к старейшине. Леон вдруг начал первым.       — Не сверли во мне отверстия! — ох, уж это добротное советское образование! — Я тут за всеми следить должен, а не только за избранными вожака. Шейн был предупреждён, но правила проигнорировал, — батя сверкнул ещё желтоватым глазом на мальчишку, тот сжался, — значит, посидит в изоляторе.       — Я больше не буду… — начал мальчишка, но Леон холодно оборвал нытьё.       — Конечно, не будешь, там только книги. Прочтёшь Достоевского «Идиот», перескажешь, тогда, так и быть, отпущу.       — Где мой бес? — вопрос хоть и был ожидаемым, но батя помрачнел, замялся и засопел. — И сколько дней его уже нет в Салане?       По лицу Шейна скользнула гримаса досады и злости, пацан уже не скрывал негативного отношения к Дантресу, это кажется подозрительным и почему-то задевает, чувствую себя между двух огней, не зная с какой стороны будет вспышка.       — А… почти сразу как за вами след простыл, он уехал в Кемерово к Вячеславу с возом вопросов.       — Один?       — Конечно один, я к нему конвой приставлять не обязан.       — Он их с тобой обсуждал?       — Вопросы? Попробовал, только я внешний мир особо не знаю, дальше Афгана.       — Что-то мне подсказывает, что территориально это именно тот мир, где ты неплохо ориентирован. Нуу, немного через Иран и Ирак.       Леон провел по затылку, ероша жёсткий ёжик волос. Про войну он говорить не любил и делал это редко, изрядно… разгневанным. Пьяным я батю видел три раза, и зрелище было не очень. Вагнер даже оплеуху получил и возвращать не рискнул. Удивляюсь, как при наличии таких внешних и внутренних данных Леонид не претендовал на пост вожака. Однако, доверяй, но проверяй, да простит меня батя. Он, кстати, нахмурился, когда я сотовый взял.       — Кир, привет! Хах, удивила! Все заняты. Ну да, беременны не все. Ты мне лучше скажи, вам гость за три дня не надоел?.. — я задержал дыхание. — Какой? — сердце пропускает удар, а пальцы непроизвольно сильнее сжимают жёсткий корпус трубки, Выразительно смотрю на Леона, у него желваки на скулах гуляют. — Дантрес, например? — долго тянет паузу. — Ах, Дантаааарес? — шелест, возня, помехи. — Он как родной, а не гость? Гном, отдай жене телефон! Только она говорит правду, а вы все из меня идиота делаете. Куда он пошёл?! А я куда пошёл?! Да иди ты!       Я сам сейчас многое не должен выпалить Славке, очень наболевшее и беспокоящее. Но понимаю, чем это грозит для посёлка и самого Волкова. И что-то тихо, как назойливый гнус, звенит в голове, что Шейн в отъезде Дана — исходное звено цепи. И Леон, волчара матёрый, слишком подозрительно молчит. Получив от Варейводы ещё две автоматные очереди слов, сбрасываю вызов и, сев так, чтобы меня было хорошо видно, начинаю думать. Думать получается не особо, адреналин взыграл, жжёт всё внутри, не пуская кровь в мозг.       — Ты бы на мальца поругался ещё… — как-то опасливо спросил Леон через полчаса. — Ты же умеешь.       — А вы тут чего до сих пор сидите? — я нервно потёр лоб. — Ты же пацана собирался воспитывать. А у меня пазл повышенной сложности без картинки перед глазами. Вам же всем доставляет удовольствие, что вожак голову ломает, пока все занимаются своими делами. «ГДЕ, СУКА, ВОЛКОВ?!»       — Леон что-то увидел в огне, — вдруг произнёс Шейн, очевидно пытаясь скостить степень своей вины передо мной, но наживая серьёзные неприятности с изменившимся в лице бати. Наверное, пацан хотел что-то добавить, но передумал: от взгляда старого пауки начали сматывать назад своё макраме, и чайник закипел без художественного свиста. Шейн сглотнул и начал поспешно одеваться. Батя ждал, когда я отомру.       — А мне можно узнать, что увидел в огне Леон, или это был спецзаказ приключений на задницу инкуба? — если честно, я еле запихивал ярость обратно в себя, а её прёт, как на дрожжах. Почему Дан решает свои проблемы в одиночку, зная, как его лишили оберегов, как отдаляют от меня, всеми правдами и неправдами забирая в другой мир, где нет места ничему человеческому. Нет места теплу. А Волков постоянно мёрзнет, и холод этот могильный, уже ощущаю ледяные пальцы на пояснице, уже готов проораться, если они скользнут дальше и глубже… Но позволяю отбирать у себя волчий жар, у меня его хоть отбавляй.       Понимаю, Дантрес боится за меня и стаю, не хочет столкнуть лоб в лоб со своими родственниками, не договаривает или… сам всего не допонимает?       — Бать, куда этого патлатого носило?       — На место давней и страшной зачистки, но где это, скажет лишь Дан. И учитывая, что твой истинный демон…       — Ты не понимаешь, Леон. Да и вряд ли кому-то под силу понять, насколько мы связаны с ним. Если он ушёл, зная о последствиях отдаления от меня, то пиздец крупномасштабный. Надо подумать, куда увести стаю.       — Погоди пороть горячку, вожак. Твой бес — опытный оперативник, хоть местами и распиздяй. И думается мне, взвесил он не один раз, прежде чем отправиться на рискованное дело. — А мне как в живую видится, что в этот раз он не думал вообще, действовал на эмоциях. — Слово он сдержал, вернулся в Кемерово к твоему прибытию с охоты…       — И тут же свалил из Центра!       — Вик, — батя уже выталкивал заторможенного Шейна из дома, и поджопники были неслабые, видимо, только начало расправы, — если свалил, значит, есть объяснение, и тебе он расскажет — ты ж иначе с живого не слезешь. Давай, отдыхай и сильно не колотись. После охоты надо выспаться и восстановиться.       Леон увел пацана, наивно полагая, что я рухну в койку. Неужели он никогда не любил истинного, неделимого, в высшей степени нужного, не прокусывал каждый раз застарелую метку, которая связала двоих навсегда? Навсегда, перед которым бессильна даже смерть. А смерть рядом. Я это чувствую, и кровь стынет в жилах.       Хватило пары секунд, чтобы опять перекинуться и тремя огромными скачками раствориться в вечерних сумерках зимнего леса. Вряд ли кто видел этот побег. Им мне внутрь заглянуть: там и рычание, и скулёж от тоски с негодованием, которому я из последних сил не даю перерасти в гнев. Напрасно мечусь по тайге, места мне не найти, ищу запах, следы, хоть какое-то подтверждение, что Дан ещё в этом мире. Сучьи родственники хорошо постарались его озадачить, напугать вряд ли, но даже при таком раскладе Волков не должен был утаивать свои проблемы. Ведь мы, блядь, договаривались и не раз, что доверяем друг другу, даже если отвернулся весь мир.       В какой-то момент вспышка ярости ослепляет и берёт верх над разумом. Во сколько раз обостряются мои чувства, плохо соображаю, но я бы сейчас иголку нашёл в стоге сена и услышал бы звон каждой десятой капли пота, которая падает со лба Дана. Стоп! Пота или крови?! Я взвыл на луну, ей осталось совсем немного набрать полноты и свести с ума готовых вызвериться. Уже не сомневаюсь, что Волков в беде, хотя и старается заблокировать меня от себя. Всего ломает, а я ломаю деревья в сосняке, кусаю стволы, отламывая куски коры, лишь бы терпкость и резкость смол заглушила железистый привкус во рту. Дан ранен и очень быстро теряет остатки сил, он нормально не ел четыре дня. И поэтому должен был ждать меня дома с охоты, а не шляться по ебеням.       Активизируется теневая сторона, ведь так близок к падению в отчаяние. Тысячи крысиных лапок и хвостов раздражают до судороги. Меня затягивает в безумие, и наверное, остаётся всего один шаг, и я впущу тьму в свои глаза и душу. Что-то ввинчивается в мозг, яркая, как солнечный зайчик мысль, что я ещё ничего не потерял. Меня несёт назад по направлению к Салану, а надо мной звёзды крестятся. Предчувствие не обмануло и в это раз. Дверь вышибаю лапами уже руками хватаю мобильный, из которого бес говорит со мной хриплым слабеющим голосом, а я рычу, забывая про тормоза. Понимаю, что это не просто вынужденный звонок, это почти мольба о помощи, и как этот гордец решился на такое, мне ещё предстоит выяснить. И Волкову не завидую, ведь я себя знаю.       — Где ты?!       — Хуй знает, — его голос всё сильнее похож на бессвязный шелест. — Холодно. Дома небольшие, два обоссаных по самые крыши гаража… Вик, я тут немного… вляпался, просто найди меня, без лишних вопросов, пока я не вырубился. — сука, чувствую, как жизненные силы утекают из него, вены вскрыты, он стынет. Животный ужас парализует.       — Я тебя найду, а потом на цепь посажу.       — А мне и некуда…       — Подумай о приятном, как я тебя буду пиздить за глупость и враньё! — говорю, удерживая его сознание на плаву, а сам открываю портал в мир теней, хотя клялся делать это лишь в крайних случаях.       Тьма распахнула жадные объятия, тут же впиваясь невидимыми щупальцами и начиная тянуть мои силы. Чтобы сохранить одежду и удержать оружие — я просто был готов ко всему — пришлось бежать в боевой трансформации. Темнота сокращалась, сжимая пространство и время, но я двигался по наитию, и вёл меня зов крови. Сбоку метнулась серая тень, уродливая тварь, плоть с которой слезала клочьями, бросилась на меня.       Добычей не стану даже в этом гиблом месте. Схватив монстра за глотку, отшвырнул метров на пять и ускорился. Вторая настойчивая гадина налетела на мой нож, и я распорол ей живот. Скольких ещё их оставил в брюхе Темноты — больше не считал. Внезапно сердце дрогнуло и забилось, как ненормальное. Уже плохо соображая, чем был обусловлен мой выбор, вывалился из плотного небытия на пустую ночную улицу…       Лишь втянув морозный воздух ноздрями, делаю три скачка вправо, и отшвыриваю от Волкова знакомую бестию, изломав её в двух местах и вырвав глотку.       — Решил завести домашнюю зверюшку? — Дан смеётся окровавленными губами, пока осматриваю его, с ужасом понимая — состояние критическое, и через теневую для него проход закрыт.       — У меня уже есть собачка. — съезжает ниже, заваливаясь мне на руку, и сломанно откидывает голову назад. У него мутнеет взгляд, и замедляется дыхание…       — Куда ты опять вляпался, бес?!       Глупый вопрос, особенно, когда меня на самом деле не волнуют причины его состояния, а больше способ, как доставить его в Салан.       — Вот превращался бы ты в летучую мышь или кота, Волков, как вампир.       — Достал ты уже… голым по миру… бегать…       — Так ночь же, не видит никто, и я… торопился.       Поднимаю на руки одним рывком, на плечо закидываю набитый рюкзак, царапающий тело множеством заклепок и цепок. По его телефону, который, кстати, почти разрядился, набираю Славку.       — Он жив?! — первый хриплый выдох гнома у меня лично жалости не вызвал. «Он» ещё жив. Я в принципе сейчас себя не контролирую, не ругаюсь лишь потому, что Дан суёт мне под мышки ледяные пальцы, отрезвляя немного, даря ощущение нужности. Зажав мобилу щекой и плечом, медленно выдавливаю.       — Жив, но изранен. Найди нам хату. Нужно немного восстановить его.       — Где вы?       Ищу глазами адресные таблички на серых стенах домов, мигает свет одинокого фонаря, наконец, смог что-то читаемое разглядеть.       — 12-й Тупик. Пиздец, настроили тупиков! — гном на другом конце связи колотит по клавиатуре, ищет, слышу, как дрожат пальцы.       — Он тебе рассказал, Вик?       — Про тварей? А их сколько? Четверых я уложил. Не отвлекайся!       Дан смотрит из-под ресниц, похоже сил нет даже на привычную усмешку, цель которой цеплять меня и бросать вызов по поводу и без повода. В глазах вижу все заготовленные подколки, но с рук не слезает, наоборот вцепился и влип в меня. Я вырабатываю тепло килограммами, снег вокруг тает, только настроение совсем не весеннее.       — Через три дома жилое здание номер десять. Третий этаж квартира девять. Ничему не удивляйся.       Ну только если мне голая Гелла откроет и мессиром назовёт! Дан похоже мысли мои прочитал и всё-таки улыбнулся.       Дом номер десять выглядел зловеще. Кроме того, начиналась вьюга, присыпая притоптанные дороги свежим снежком. Я чутко слушал прерывистое дыхание любимого человека. Пока топал, встретилась запоздалая тётка в пуховике, бежала вприпрыжку с вечерней смены, боясь собственной тени. То, что мужик голышом, она, несмотря на сгустившуюся темноту, рассмотрела и с криком: «Насилуют!» понеслась ещё быстрее.       — Вот же потерпевшая! — проворчал я, перехватывая Волкова. — Мне только ментов не хватало.       Нарисовались тут же, будто ждали кодовое слово. Двое хлюпиков в безразмерных серых куртках с околышами, явно остограммившихся, чтобы не заболеть после такого патрулирования.       — Гражданин, прааайдёмте! — начал самый смелый.       — Куда?       — Вы почему в таком виде…       — Его избили, меня раздели. Мы пострадавшие, если что. И что-то, когда мы звали на помощь, никто не торопился.       Человечки при исполнении беспомощно хлопали глазами.       — Тогда тем более, пройдёмте. Заявление нужно по форме написать.       — На хуя? Я яйца вот-вот отморожу. Друга надо перевязать. Будем считать, что мы претензии не имеем, отпустите с миром, а?       — Как это с миром? — ресницы слишком длинные для серьёзного звания «лейтенант» недоумевающе захлопали. — Это же нападение!       — Начальник, мы это понимаем, но желание переться в отделение в холодном «бобике» не стоит от слова совсем! — всё предохранитель перегорел, тлел-тлел, и коротнул. С утробным рычанием приближаю лицо к стражам порядка, в глазах уже горят две карминовые точки зрачков, нижняя челюсть с наметившимися клыками уже не принадлежит человеку. Я рисковал, ведь могли выхватить табельное, но что-то в этой жизни нетрудно просчитать. Менты драпанули прочь, подскальзываясь и оступаясь. Дан обнял сильнее, успокаивая. Я влетел в дом и через две ступени на адреналине взбежал на третий этаж. Ключ квартиры номер девять приветливо торчал в замке, поэтому просто открыл дверь. Овеяло теплом и запахом ужина, словно за минуту до нашего прихода хозяев насильно увезли. Даже по комнатам пришёлся, чтобы удостовериться, сгрузив Дана на кухне из-за ковров и половиков, чтобы кровью не измарал. Пока стаскивал куртку, боялся, что у него какая-нибудь рука оторвана или вспорот живот: вся одежда пропиталась алым, но это были лишь подозрения. Две прокушенные конечности кровоточили, и от ран неприятно пахло.       — Что это за твари, Дан? Понятно — бешеные, но помимо двадцати уколов в живот, что тебе ещё грозит?       — Накорми, а потом расспросы.       — Пиздец, ты! — стягиваю остатки одежды, вернее, срезаю лоскутами, волоку в белоснежную ванну и там аккуратно обмываю. В той же ванной нахожу аптечку, на трёх заполненных разноцветными жидкостями шприцах чёткий интруктаж: «Первый укол в зад. Второй укол в зад. Третий укол в левое плечо.» Когда Кира успела так поглумиться? Волков строптиво выдирается, но я запечатываю упрямство жестоким поцелуем, кусаю за пробитый сосок. Если бы не был так изранен и обессилен…       — Дай полечу? — хрипло прошу по-хорошему и разворачиваю спиной к себе: при виде длинной спины и поджарого зада встаёт незамедлительно.       — Ты же знаешь, какое лечение мне нужно, Бойко? — он смотрит из-за плеча, кусая губы, провоцирует.       — Да, но сейчас будь послушным мальчиком.       Спустя двадцать минут почти поседевший тащу трясущегося Дана в спальню: радиаторы в квартире жарят на совесть, инкуб, оказывается, ненавидит уколы, а я их ставить не умею. Но дело сделано. На кухне прямо из кастрюльки жру охуенное рагу и тащу усталую задницу в спальню.