С волками жить...

Дан       Урывками…       — Бойко! — рявкаю на весь остров с такой дури, что уши закладывает, и горло начинает саднить. — Кончай выть! — убираю руки от ушей и искренне стараюсь делать вид, что вон те два горящих под пальмой глаза вовсе не живые. — У тебя очаровательный голос, правда, но кончай пугать местных!       И так вторую ночь. Объяснять в чём дело не желает, хотя и сам знаю, возвращаться не хотел ни один из нас, просто слишком много пожили и понимаем, если все нормализовалось у одного, то на очереди следующий, ну не всем дано жить долго и счастливо, а кому-то вообще не дано жить. Чувствую себя отработанным мусором, который использовали, и теперь без всякой цели валяющийся где-то в куче других бестолковых жизней.       — Тебе же нравилось, как я пою, — подходит голый, я закрываю ладонью глаза, от греха подальше.       — Нравилось? — перебираю быстро картотеку памяти. — Ээ… ну, в принципе, очень красиво, и если не брать во внимание громкость звука, то… довольно необычно. Но может хватит лечить своим голосом аборигенов от запора, а?..       — Это колыбельная.       — Ты хочешь, чтобы я под неё уснул вечным сном?..       — Кто тебе сказал, что ты будешь спать, — всем весом падает сверху, придавив меня к земле, руками сжимает, как тисками, а я в который раз убеждаюсь, что тело моё стало слабее на порядок, и пора бы партнёру об этом сказать.       А ещё, что жопа тоже потеряла «суперспособность» подстраиваться под всех и вся, и её временами надо сильно беречь от перенапряжения.       А ещё, я старше его (только комплексов мне и не хватало!) и до хрена опытнее, а Вику сперматоксикоз мой по-ходу передался.       А ещё, что бриться не так уж плохо и можно иногда это делать.       А ещё… Мысли какие-то… залетел, что ли?.. Да не, скорее всего кокос был просроченный.       В момент, когда прихватив губы Бойко и, сжав их легко зубами, коснулся языком…       — Да ну нет же! — бьюсь головой о песок, Вик даже не рычит, он сразу мех отращивает, просто с ходу, везде!       Звук приближающегося вертолета меня доводит почти до истерики за какие-то пару минут, резко начинает болеть грудина и всё, что за ней. Не успеваю проглотить боль и Виктор это видит, что-то поняв напрягается, а я вот не догоняю, почему меня так скрючило.       — Надо возвращаться, вставай!       Видеть никого не хочу и слышать тоже. Ебучие шмотки сплошь все шерстяные, меня морозит и одновременно бросает в жар, сдираю их с себя и в тряске от холода одеваю обратно. Ледяной воздух тайги лижет воспалённое тело, меня кидает от окна к окну, ломит каждую кость как при сложном переломе, и чувство такое же, по живому. Вот от давления выгибает и ломается сустав, рвутся вены и сухожилия, кровью обливает тело, ненадолго дав тепло, и снова — в холод. Только всё это внутри, и ни царапины на теле. Нехорошее предчувствие прокололо сознание, задрав голову с колен Вика, упёрся взглядом в почти полную луну, стыдливо прикрытую густым тёмным облаком.       — Бойко! Это же не…       — Всё будет хорошо, — уверяет меня, но держит за кисти рук, перестраховывается.       — У кого?! — борюсь с желанием выпрыгнуть прямо плашмя в снег, чтобы хоть немного унять зуд, и ещё с желанием врезать. Кому — вариантов не много: два перепуганных агента по форме и в бронежилетах, Славка, делающий вид, что меня не существует, и Вик. Вика бить нельзя — он сдачи даст, а остальные вроде как не виноваты.       Дома лучше не становится, только хуже. Кровь, не иначе Бойко, моя так себя не вела, выжигает все лекарства: и снотворное, и обезболивающее, и даже какой-то лёгкий наркотик. Во рту сушит, но не лезет даже вода. Тело знобит, будто как нарыв созрел внутри, но не может выйти и болит, болит, болит! Каждой клеткой. Меня кидает по постели, тащит по полу. Одеяло, что грело, превращается в удушающий влажный кокон. Я кричу, срываясь на маты, проваливаюсь куда-то в бессознанку, возвращаюсь так же резко и уже не могу определить, который сейчас час. Только Вик остается рядом, немного бледный, уставший, с исцарапанными руками, которые прикрывает длинными рукавами водолазки…       Двое суток ломки. Как в огне. Думал — сдохну. Но нет, видно не мой день, живой, сука!       — Если ты скажешь, что так будет каждое полнолуние… — кивает раньше, чем успеваю договорить. — Это всегда так? — снова кивок, всегда бы был таким послушным! — И у тебя так? Всегда? — пожимает плечами, мол ну да, бывает, смирился уже, а это же реально больно! — Лучше бы ты меня убил, — признаюсь честно и весь мокрый падаю на сырые от пота простыни.       — Я пытаюсь понять, — говорит в своё оправдание, я не весело ухмыляюсь, — почему у тебя не получается оборот? Если бы перекинулся, было бы легче. Я — чистокровка, раньше сбоев не было, но с тобой что-то не так.       — Ты это только сейчас понял? — поднимаю голову, кошусь зло, но больше от усталости, шея не держит, заваливаюсь обратно.       — Я надеялся, что всё будет по правилам.       — Ты, наверное, кусал не тем местом, бессовестный. Или зубы не почистил! Дай мне выпить, — всё, сил больше нет с ним бороться.       — Хорошо, — стебётся совсем недобро и даже копошится в пакете. — Славка тебе виски прислал, будешь? — у меня глаза сами собой открылись.       — Хочешь начать всё сначала?.. — на счёт три, начинаем оба просто по-свински ржать, у Вика даже выпадает из рук злополучная бутылка и разбивается вдребезги.       — На счастье! Вик       Мирослава зубами изодрала всю нижнюю губу, Леон даже не пытается успокоить, но то, что эти волки уже стопроцентная пара теперь не скрывается. Гном меня только пинками не толкает из коридора. Главное, друга своего не трогает, а меня чуть ли из шкуры… свитера не вытряхивает. Мнительный, какой! Дан слишком спокойный, сидит — стеночку подпирает, чертика из капельницы плетет, а меня колбасит. Знаю: хоть Кирку и кесарят опытнейшие врачи, непредвиденные обстоятельства никто не отменял, а меня не снимали с поста вожака. Неужели, не видно, как я за девчонку волнуюсь?!       — Первая! — произношу непроизвольно громко и счастливо, как будто отец — я, а Славка бледнеет и набрасывается на меня, но так и замирает, схватившись за грудки, растягивая на мне одежду. За дверью раздаётся тонкий детский крик.       — Как… первая? — на ошарашенного гнома очень интересно смотреть, обычно прищуренные глаза сейчас круглые, как блюдца, и синие, как сливы.       — А ты такой вариант не рассматривал? Гномы ж вроде по ювелирному ремеслу?       — Пиздееец! — сзади лезет обниматься Дан. Варейвода брыкается, как норовистый пони.       — Второй точно будет парень!!!       — Не тебе решать! — Мирослава прячет лицо на груди дока, там и улыбка, и слёзы, и…       Второй писк новорожденного на октаву выше, и не у-а-а-а, а натуральное, ва-у-у-уу.       — Кто знает два красивых девчачьих имени? — Славка срывается с катушек и гонится за Дантресом. Им надо немного расслабиться, а то сбрендят от привалившего счастья. В этом отделении рожает только Кира, поэтому им никто не сделает замечания, что топают как стадо бегемотов по коридору. Я осторожно касаюсь сознания испуганных малышек, успокаиваю, беру в стаю.       После третьего… третьей… идём курить втроём. Славик суёт в рот сразу три, по одной за каждую дочь, Дан просто грызёт фильтр и ржёт, я мечтаю, какие шикарные вырастут девчонки, учитывая родословную. Волков дымит теперь в разы меньше, природа оборотней слишком не переносит резких запахов, но эта никотиновая аномалия умудряется. Варейвода считает сколько надо теперь денег на приданое принцессам.       — Кира, кстати, интересуется, какие ты придумал имена.       — Пацанячьи подойдут? — глухо шепчет счастливый отец с влажными глазами.       — Они от этого пол не поменяют! — Дан наконец-то сдаётся, понимая, что перегибает во всех смыслах. — Слав, а давай я тебя поздравлю? Круто, если честно! В следующий раз, родите трёх парней.       Варейвода поднимает дикий взгляд на друга, дуля складывается непроизвольно.       — Лучше с именами помоги. Вик, или им уже по бумагам какие-то положены?       — Вообще-то, да, — подходит Мирра, Леон уже там участвует в процессе, не выдержал дед, рванул нянчить внучек. — Есть предназначенные имена, старейшины их прочли.       — Мне можно их озвучить? Они хоть нормальные? — Славка с надеждой смотрит на любимую тёщу.       — ДАНа-Виктория, ТАисия, РЕСулина, уж извини! — пока гном без сознания, его бережно держит Волков, вынимая изо рта друга окурки по одному, чтобы ненароком не заглотил, хлопает длинными ресницами и улыбается, как умалишённый.       — Викан, ты знал?! Нет, ты знал?! Круто! Я теперь… вроде как крестный?       Жмурюсь в потолок: девочек в Салане давно не рождалось. Хороший знак для стаи — сильные волчицы, молодая кровь. Мирослава смотрит в глаза с благодарностью. А я то тут при чём? Вон, того бледного на лавке и обнимайте, вожак процесс зачатия не корректирует. Что-то меняется, идёт не так. В моё сознание врезается тоскливый вой Леона, лечу на зов, едва не сшибая с ног Мирру. Самая слабенькая Таис не дышит, лежит вялым комочком на руках дока, почему такое происходит с младенцами, известно одному Богу. Хватаю, прижимаю к груди, входя в полуоборот, осторожно творю первое заклинание, я уже не контролирую себя, словно тумблер кто-то включает по необходимости, а потом отключает. На кругленьком тельце проступает тонкая алая вязь, странный рисунок из плетущихся капилляров под кожей. Моя огромная ладонь с ужасными когтями на груди младенца выглядит зловеще, но… легонько ментально толкаю, запуская сердечко, ещё… ещё… Лапой сломаю хрупкие косточки, а силой мысли — не наврежу. Откуда всё это во мне? Рядом на постели белая, несмотря на смуглоту, Кира кормит двоих и молится за третью, на коленях у кровати очухавшийся и мгновенно примчавшийся гном. Малышка сначала судорожно дёргается, раскрывая ротик, потом с бульканьем и всхлипом выдыхает-вдыхает и орёт. Синюшные покровы розовеют, потом багровеют. Кирка рыдает, Славка её обнимает. Я передаю гномяре дочурку и сползаю на пол.       — Сделай им обереги из жадеита и лунного камня: две бусины на веревочке… каждой… Слава, ты же гном и должен знать магию камней. На каждом из нас, пообщавшимся с Демоном, осталась чернота. Тая взяла всю от матери и сестёр на себя. Сильная… будет… как титановый прут. Кир… не реви… молоко… береги…       Варейвода, злобный многодетный папашка, мне спать не даёт уже час, стоит над измученной душой. Накрываюсь с головой, знобит…       — Я же сказал: оставляй семью в Салане, а сам мотай по делам. Всё с ними будет хорошо. Ты их бабку знаешь? А новоиспечёного деда? Ну и чего боишься? Дай отдохнуть…       — Шейн.       — Что? — сознание, затуманенное сном, резко проясняется, и уже зверь глухо рычит внутри. Всё, что связано с арабом кислотой выедает изнутри. У гнома поджимаются яйца. — Разве он не в изоляторе?       — Пришлось сделать его овощем, он постоянно пытался нанести себе вред.       — Может… гуманнее было бы позволить Шейну себя убить?       — Это уникальный образец симбиоза и паразитизма. Его изучают, — из-за механического тона голоса Славы меня передёрнуло.       — Доизучаетесь! — я неодобрительно скрипнул зубами. — Что-нибудь опять выйдет из-под контроля…       — Нет! — Варейвода выглядел слишком уверенным, по-прежнему не отказываясь в бога поиграть. Ладно. Будет день — будет пища. — Он излечился от одной из опаснейших генетических болезней, нам нужно синтезировать лекарство, Вик. Эту возможность нельзя упускать.       — Полагаешь, я в Green Peace позвоню и настучу на вашу контору за бесчеловечное обращение с мутантами? Делай, что должен. О душе только… не забывай и о детях. Не засерай карму! — глаза уже закатываются, на лице точечно дёргает нерв. Младенцы — это космос, и они забирают очень много сил.       — Малышки, они чудесные, спасибо, вожак! — это последнее, что слышу, жаль сил нет усмехнуться. Сам настрогал, а меня благодарит! Ааа… ясно. Кира рассказала про обряд. Люди всегда считали «эффект превращения в зверей» проклятьем, не понимая, что это всего лишь генетическая особенность нашего вида, своеобразный атавизм, но мы — создания, живущие на Земле, мы — часть населения планеты, звенья круга жизни, уничтожь нас, и круговорот нарушится. Признав это, люди наконец-то прекратили геноцид нечей. Нам дали селиться в изолированных зонах и рожать детей. Мы созданы не просто так. Мы — сильнейшие воины со своей тысячелетней историей, и кто знает, при каких обстоятельствах люди станут нас воспринимать, как равных. Просто хочется верить, что это время настанет, и молодёжь из Салана сможет поступить в любой ВУЗ Земли.       — С именами — это конкретная подстава! — ко мне в постель забирается горячий, как печка, Волков, притирается к спине и заднице, обнимает. — Ресулина? Вы серьёзно? Кого ж из старых так током шендарахнуло? Мирра с мелкими сидит, а Кирка отсыпается. А двух сисек точно на троих хватит? Мммм… — заткнуть Дана можно только поцелуем!       — Дай вожаку поспать!!!       — Не рычи и спрячь уши!       — Волков!       — Волков, конечно. Ты же мне свою фамилию не предложил! — сажусь на кровати, рядом довольная лыба прячется в подушку.       И этого паразита я люблю?       И этого паразита я люблю!       — Нам ведь скоро придётся уйти из Салана? — Дан смотрит более чем серьёзно, теперь он знает ещё больше и больше умеет. — Расскажешь?       — Дай гному покопать? Он попросил у меня полгода, и если не найдет выхода, то искать его будем мы сами, — Волков кивает, на время успокаивая мою бдительность, но я точно знаю — просто и легко не будет в том мире, где оборотень и инкуб живут вместе.       — Слушай, — в полусне и с несходящей улыбкой привлекаю внимание только затихшего Дана, — ты так обрадовался, когда у гнома родились…       — Даже не думай! — у кого-то сон как рукой сняло. — Или на все следующие праздники подарками тебе будут презервативы! Тебе мало неудачного опыта с потомством?..       — Спи. Я пошутил.       — Смешно. Очень смешно. Курить пошел.       — Ты стал таким чувствительным…       — Заткнись! «Конец!» — сказали бы авторы, но…