Море внутри души

Серые будни, как обычно, текли своим чередом, изливаясь в приятных и неприятных сюрпризах, ставшими неинтересными и скучными. Грустные людишки, как обычно, бежали на работу, где-то мелькал шаблонный смех и разговоры. В пучине этой однообразности и серости вокруг, обыденное состояние одного ученого о котором пойдет речь сильно изменилось и перевернуло весь мир вверх тормашками. Что-то в сердце незадачливого лаборанта невысокого роста, с большими и черными мешками под серо-голубыми глазами ныло и болело, словно отравленная ядом стрела. Мужчина работал в небольшой лаборатории, но давно уже перестал считать себя благим учёным, совершающим исследования во славу науки. Казалось, что он всего лишь убийца, подло уничтожающий клонов знакомого человека. Не забавляли больше ни дружеские корпоративы, ни смерти очередных клонов, которые становились все более изощренными и жестокими, ни что другое в этом море тяжёлых будней. Ещё две недели назад Томас не мог и подумать о том, что сейчас был бы в глубоком унынии, но недавно и произошло то событие, которое повернуло все в другое течение — смерть близкого друга. Стычка, кровь, выстрел и смерть. Клон, ранее проявлявший свой настойчивых характер теперь мертв. Том все больше сходит с привычной полосы жизни, однотипной работы простого ученого, озвучивавшего жестокие эксперименты. Сейчас он сидит в своем темном, невзрачном кабинете, пытаясь выдавить из пересохшей глотки хоть начало эксперимента. Кончики пальцев нервно дрожат, зная чем закончится очередной опыт, а красная кнопка мигает, ожидая нажатия, и своим мерцающим алым светом вынуждает человека принять наконец верное решение. —«Черт, соберись.» — Диктор не выдержал и ударил пальцем по красному огоньку. Все начиналось заново, загоняя время в привычные рамки, повторно проходя через этот процесс. Знакомые слова зазвучали в гробовой тишине помещения, гулко отбивались от стен и потолка. Все повторялось вновь и вновь. В такие моменты нашему Томми казалось, что мир чересчур непрогрессивен и мрачен. Впрочем, это все потеряло смысл и цели. Ди был выжжен изнутри, он винил себя во всем плохом, происходящим в этом жестоком, сером мире. Повседневность потеряла живость, и блондин благополучно закрыл глаза на все проблемы. Озвучив своим монотонно-скучающим голосом эксперимент, учёный скользнул взглядом по своему рабочему месту. Панели, кнопки, экраны — все однотипно. Дальше стояли фотографии близких друзей, с которыми тот прервал общение. Бывшие друзья и все связанное с ними пробудили тяжёлую вату воспоминаний, которая медленно душила изнутри. Там даже была небольшая фотография Роберта, которую Томас почему-то не выбросил. С тех пор как они стали врагами, лаборант часто вспоминал лучшие годы. Рядом с этими пыльными обрывками воспоминаний лежали вещи мертвого клона, аккуратно сложенные в коробку. Ещё один неверный шаг, ещё одна потеря друга. Сейчас Томми казалось, что весь мир отвернулся от него, что судьба подло насмехаясь и издеваясь, решила преподнести самое ужасное, заботливо завёрнув в коробочку и перевязав атласной ленточкой. Неуклюже спрыгнув с кресла, невысокий лаборант открыл дверь кабинета, впустив яркий и неестественный свет ламп в мир уныния. — «Вот черт, с каких пор я стал так убиваться из-за какого-то жалкого эксперимента?» –Томас снова подумал, что он лишь слабый подданный судьбы и спотыкающимся шагом зашагал в сторону главной лаборатории. По пути несколько персон улыбнулись Диктору и помахали в знак приветствия, но хмурый учёный лишь смерил их ледяным взглядом. Идя по ярко освещенному коридору, Томас не заметил как подошёл к большим железным дверям. Человек в халате взял из кармана небольшую пластиковую карточку, с написанной на ней фамилией и именем лаборанта. Худые пальцы Ди несколько секунд повертели в руках предмет и с неудивительной лёгкостью провели по алюминиевому терминалу. Раздался истошный противный звук и тяжёлая дверь с мягким механическим толчком распахнулась. Посередине комнаты со множеством склянок, жидкостей и прочих химических веществ стоял невысокий брюнет лет тридцати, хлипкого телосложения с уставшими добрыми глазами и падающими на лоб прядками черных волос. Завидев Тома, тот слабо улыбнулся. — Приветствую, Босс. Как прошел эксперимент? Томми хмыкнул, и что-то проворчав, хмуро уставился на стол с жидкостями. — Хватит докапываться до меня. Лучше возьмись за работу. Но брюнет явно не намеревался отступать, и перемешивая какую-то фиолетовую жидкость, завел масштабный разговор. — Я не понимаю… Вы уже вторую неделю ходите сам не свой, поссорились с друзьями, постоянно огрызаетесь. Пожалуйста, расскажите что случилось, возможно я смогу как-то помочь. Диктор сжал руку в кулак и вздохнул. — Отстань. Я не собираюсь просвещать тебя в личную жизнь. К тому же у человека не может быть плохого настроения? — Плохое настроение не может длиться столько долго. Вы явно чем-то ужасно расстроены, и я лишь хочу помочь, пожалуйста, — Добрые глаза Дока смотрели сосредоточено и с небольшим упрёком. — Нельзя быть таким эгоистом и держать все в себе. Блондин зло фыркнул. — А ты не можешь заткнуться и тихо смешивать?! — Как вам угодно. — Брюнет тихо отвернулся и сосредоточенно занялся тиоцианатом ртути, а раздраженный Томми быстрым шагом вышел из помещения, случайно обронив смятую бумагу. Двери с тяжёлым стуком захлопнулись и тихий помощник остался в одиночестве, смотря на место, где только недавно стоял ученый. Бросив работу, тот наклонился и поднял с пола невзрачную бумагу Босса, которая похоже выпала из кармана. Глаза быстро забегали по строчкам, вчитываясь в текст: «Личный дневник? Что-ж, ещё несколько бессмысленных минут потерянного времени. После смерти красного прошло уже три недели, таких же не плодотворных, как и обычно. Все до жути надоедает и я. Не могу смириться с потерей клона? Это какой-то бред. Странно, но теперь я считаю себя совершенно ненужным и жалким подобием того диктора, жестокого и властного, умеющего подчинять всех своей воли. А ещё я боюсь, боюсь рассказывать об этом. Все могут посчитать меня жалкой подменой, фальшивкой. Больше я не знаю, что можно написать, да и мне уже нужно начинать эксперимент. Чёртов четверг, вроде ещё только середина недели, а я уже устал.» Дальше шли непонятные каракули и густо зачеркнутый карандашом текст. Док вздохнул и положил бумажку на стол, осмысливая прочитанное: — «Неужели тот клон действительно был настолько важен?» Томми стоял за дверью, нерешительно измеряя коридор шагом и бормоча. Не умершая до конца совесть пыталась забить тревогу, но упрямый лаборант сопротивлялся, считая себя жалким. Все же проведя карточкой тот снова зашёл в лабораторию. Внутри Томаса бушевала целая буря, состоящая из раскаяния и недовольства. Две стороны сознания и мироощущения: добрая совесть и черные унылые мысли бились между собой. Задумчиво поправив идеально чистые очки, тот отвёл глаза и посмотрел в пол. Сейчас главное было не подать вида, не вылить душу в бесконечном потоке слов. Учёный прошёл мимо Дока и облокотился на железную тумбочку, стоящую у белоснежной мраморной стены. Никто не спешил начинать разговор, и это создавало явно неловкую ситуацию. Густую и напряжённую, словно разряд молнии тишину оборвал мягкий голос помощника: — Вам был важен шрам? Блондин на секунду побледнел и осунулся. Шаря в карманах, руки белокурого не находили заветной бумаги. — Где ты ее взял? Глаза Томаса напоминали тучи, в которых вот-вот вспыхнет молния. — Я просто... Она выпала из вашего кармана, когда двери закрывались. Клянусь, я даже не хо.... Диктор с удивительной быстротой выхватил бумажку и зло зашипел: — Не хотел?!  Ты никак не можешь понять, что личная жизнь — это территория, в которую не стоит лезть? Теперь блондин был в ярости. Все его существо не желало открытия кому-либо текста этой записки, но по неведомой воле судьбы – злодейки все обернулось как можно хуже. — П-просите, Босс, я приношу извинения за такую ужасную ситуацию. — Брюнет испуганно смотрел на раздражённого шефа, закрывая рот рукой. Но лаборанта было не остановить. Отвесив тяжёлый подзатыльник, Томас выскочил из лаборатории с недовольным выражением лица и смылся в неведомом направлении, оставив потрясенного до костей Дока наедине с мыслями. Брюнет стоял точно в оцепенении. Он был безумно удивлен выходкой обычно спокойного и рассудительного Томаса. Похоже смерть шрама действительно стала тяжёлым ударом для слабого морального уклада Томми и Док это понимал. Он действительно хотел помочь Диктору.