***
Через несколько дней. В гареме. Все девушки молча сидели на тахте в тёмных одеждах и смотрели в пол. Все молчали, не смея даже и слова сказать, что уже говорить о том, чтобы кто-нибудь смеялся? От той радости, которая была совершенно несколько дней назад, не осталось и следа. Спросите почему? Потому что до них дошли вести насчёт Султана и Шехзаде. Каждая из рабынь очень переживала, ведь если Падишах и правда мёртв, их всех продадут на рынке, хотя некоторых могут взять в слуги, но никто не знал, кому может повезти и стать калфой или личной служанкой одной из Господ. Те рабыни, которые прибыли в сераль, не понимали, в чём разница — быть рабом в гареме Султана или Шехзаде или же быть невольницей какого-либо купца или же высокопоставленного чиновника. На первый взгляд разницы и правда нет, но… Но это не так. Если девушке повезло, то она попадает в гарем. Её учат всем традициям, грамоте, танцам, игре на музыкальных инструментах и житью. Да, могут наказать за ошибку, но если девушка, которую купил какой-то купец, то за ошибку он может избить бедняжку до полусмерти и подарить «своему лучшему другу», скажем, за небольшой долг или же просто купить что-нибудь за невольницу. Да, такое же могут сделать и в гареме Султана, но это только в крайних случаях. Неожиданно двери общей комнаты закрылись. Рабыни перепугано встали с мест, подбежали к небольшим окнам и посмотрели на ту сторону дворца, где выстроились несколько янычар. Некоторые девушки начали биться в двери, крича и требуя, чтобы их выпустили, но, конечно же, им никто не ответил или даже не услышали их мольбы. — Быстро все отошли от окон! — громко крикнула только что вошедшая Зульфия калфа, грубо толкая некоторых девушек. — Зульфия калфа, что тут делают янычары?! Они не имеют права заходить в эту часть дворца, — спросила одна из невольниц, точно зная, что этот вопрос волнует не только её, но ещё и всех тех, кто находится в этой комнате. — А тебе какое дело?! — женщина тяжело вздохнула, а после спокойным голосом продолжила. — Это необходимо. Мы точно не знаем, правдивы ли слухи насчёт нашего Повелителя, также нам не известно, дошли ли эти вести до наших врагов, которые только и ждут подобных новостей, поэтому было принято решение о дополнительной защите гарема. Да, ты права, они не имеют права входить в гарем. Именно входить, а не защищать его. Окна, которые выходят на ту сторону дворца, мы закроем тканями, так что не переживайте, на вас они не будут смотреть, — девушки только сейчас заметили, что другие слуги закрыли четыре окна темным материалом. Девушкам ничего не оставалось, как только молча сесть обратно на свои места и смотреть в пол, надеясь, что весь этот ад вскоре закончится. Многие не понимали, зачем вообще нужна вся эта дополнительная стража. И, если честно сказать, никто не понимал, но если немного подумать, то даже дурак сможет догадаться, что, возможно, Султан мёртв, огромная империя осталась без правителя, и другие правители с радостью решатся вернуть все земли, которые Османская империя завоевала за всю свою историю, а другого Падишаха никто не может посадить на трон без доказательств того, что предыдущий властитель правда мёртв, иначе это будет считаться государственной изменой. Вскоре в сераль зашли калфы с подносами в руках. Они поставили их на низкие столики и молча указали невольницам в сторону еды. Рабыни молча начали свою трапезу, наблюдая за тем, как внутрь общей комнаты входят несколько евнухов, держа в руках подносы с едой, которые поднимались на второй этаж. Каждый из них направился в разные стороны, но все и так поняли, для кого эти блюда. Конечно же для Султанш, младших Шехзаде и фавориток двух старых сыновей Сулеймана. Некоторые девушки тяжело вздохнули, даже не смея представить, насколько больно Хюррем Султан, чего уж говорить о Махидевран Султан? Женщина от шока разгромила всю свою комнату, крича и проклиная всех и вся, но больше всего всех удивило то, что супруга Султана понимающе сказала ей несколько слов и молча ушла к себе. Хотя чему удивляться? Сейчас у них обеих одно и то же горе. По этой причине многие думали, что Махидевран Султан и Хюррем Султан наконец-то смогут сдружиться, хотя все понимали, что вероятность этого ничтожно мала… Но если это случится, то всем от этого станет только легче жить. Дениз закончила свою трапезу и сразу же ушла на второй этаж, в покои Карин. Фаворитка Шехзаде, на удивление, не закатывала истерик, не кричала, никого не проклинала, наоборот, она вела себя точно так же, как и раньше, делая вид, что ничего страшного не произошло. Невольница улыбалась, смеялась, радовалась жизни, не обращая внимания на все взгляды, которые другие рабыни бросали ей вслед, не понимая, как можно так себя вести, когда тебя могут в эту же минуту отправить в Старый Дворец. — Скажи одно слово дураку — он из этого напишет целую книгу, — говорила Карин, смотря безжизненными глазами в своё отражение в зеркале. Тогда Дениз ничего не поняла и до сих пор не может понять, но девушка пыталась себя убедить тем, что Карин — аристократка, ей с рождения негоже показывать свои настоящие чувства, хотя… Хотя она не была в этом уверена. Ей уже казалось, что её подруга правда стала наложницей только из-за титула. За своими мыслями Дениз не заметила, как подошла к нужной двери и прошла внутрь комнаты. Первое, что бросилось ей в глаза — красноволосая девушка в белом, почти прозрачном платье, которая сидела на стуле около окна, поджав свои ноги под себя и обняв их руками. Был закат. Вечерние лучи солнца красиво подчёркивали рыжие пряди волос, но именно сейчас они казались алыми, словно кровь. Она была прекрасна, только вот… Глаза. Малиновые глаза девушки, которые всегда, даже в это непростое время, горели радостью и счастьем, были совершенно пусты. Настолько, что казались стеклянными, да и сама невольница казалась какой-то слишком серьёзной, что было неестественно для неё. Всегда вспыльчивая и своенравная, а сейчас — серьёзная, хладнокровная и… И какая-то чужая. Было непривычно видеть Карин именно такой, но и вернуть ту, вечно весёлую девушку, тоже не хотелось. Казалось, что сейчас перед ней венецианка настоящая, а тот радостный человек — всего лишь обёртка, которая, наконец, исчезла. — Дениз… — протянула хозяйка этих покоев и перевела ледяной взгляд на гостью, от которого невольницу передёрнуло. От этого действия Карин рассмеялась в голос, но рабыня заметила, что даже её смех изменился. — Что с тобой такое? Ради Бога, успокойся, я тебя же не съем, — фаворитка Шехзаде встала со стула и подошла к ней. — Новостей нет, да? — Дениз не ответила, так как знала, что она и так всё поймёт. Вскоре послышался тяжелый вздох. — Сакуру хотят отправить в Старый Дворец, меня, видно, это же ждёт, без Саске я тут никому не нужна… — Он… Он же жив… — тихо проговорила Дениз. Ей было некомфортно сейчас находиться тут, когда черноволосая даже не могла представить, что можно ожидать от подруги. — Шансы малы. Венгрия хорошо подготовилась, только вот на них напал союз французов и венецианцев, центр которого должен находиться вблизи их лагеря… — тихо проговорила девушка. — По крайне мере, находился раньше там, сейчас не знаю и точно не могу знать, я всего лишь сделала предположение, но и этот случай нельзя исключать, — невольница подошла к столу и взяла тубус для писем, который недавно прислал ей Саске. — Ты до сих пор не читала его? — Да… Моя обида была слишком велика, гордость не позволила взять и прочитать. Я думала, что мы с ним помиримся, как всегда это бывает, когда он вернётся, только вот я не ожидала, что это письмо станет первым и последним… Дениз… Прости, но ты не сможешь оставить меня сейчас одну? Просто… — Хорошо… Только ненадолго, я скоро снова приду, — через несколько минут Карин осталась одна. Из глаз побежали слёзы и, не выдержав, рабыня упала на колени, плача в голос. Трясущимися руками бумага была вынута из тубуса и прижата к груди. Успокоившись, Карин начала читать письмо, пытаясь сдерживать слёзы. Без меня тебе будет трудно во дворце… Береги себя и думай только обо мне… Девушки сразу же показалось это странным, ведь даже в реальности он так ей не говорил, но сейчас она решила не обращать на это внимания. Так же… Тот платок, который ты мне прислала… Взяв его в руки, я сразу же вспомнил аромат твоего тела, твоих волос… Молча встав с пола, невольница подошла к своему столу и села за него, одновременно с этим зажигая свечу, ведь в этой части комнаты довольно темно. Чем дальше девушка читала это письмо, тем сильнее понимала, что тут что-то не так. Саске не мог писать так. Нет, не то чтобы он не способен на это, просто… Просто Саске не такой человек. Он никогда не скажет просто так комплимент или же станет вести себя как влюблённый мальчик. Он будет выражать «любовь» своими действиями. Например, защищая или же помогая в совершенно не легком деле. Поэтому складывалось впечатление, что это письмо писал другой человек, тем более если учитывать то, что перед его отъездом они сильно поссорились. Тяжело вздохнув, девушка кинула письмо в сторону свечи и вытерла остатки слёз, мысленно ругая себя за очередную слабость. Увидев, что солнце ушло за горизонт, невольница встала с места и начала зажигать все свечи в комнате, а после решила поужинать, хоть еда и успела уже остыть…***
Тем временем в покоях Махидевран Султан Женщина встала с молитвенного коврика и тяжело вздохнула. Она приняла решение молиться целыми днями, надеясь, что её услышат, и Саске вернётся во дворец целым и невредимым. В первые дни Махидевран не желала ни есть, ни пить, лишь бы снова взглянуть в тёмные глаза, хоть в них и придётся увидеть вновь безразличие. Султанша была уверена, что если Аллах позволит, нога её сына снова ступит в эту комнату, то в его глаза не будет ничего. Ничего, кроме безразличия и пустоты. Так было уже очень давно, и все попытки поменять это были безуспешны. Но женщина была согласна и на это. Самое главное, чтобы её сын, её мальчик смог снова поцеловать её руку и произнести это заветное слово… Матушка… В покои зашла служанка с небольшим подносом в руках, на котором всего лишь был небольшой кусочек хлеба и кувшин с водой. Махидевран сама решила отказаться от всех излишеств и поменять все свои цветные наряды на темную ткань. Кажется, немного жестоко. Ещё ничего толком не известно, а женщина уже похоронила своего сына и натянула на себя траурные одежды. И тогда появляется вопрос: зачем она молится за его здоровье? За сохранение его жизни? Ответ немного странный. Она была готова к худшему исходу событий, но её материнское сердце не хотело верить в то, что её первый и единственный ребёнок, малыш, который повторял все её движения, как она поправляла своё платье. Она не могла поверить в то, что тот мальчик, который не мог засыпать без колыбельной, без голоса женщины, которая его родила, умер. Да и какая мать захочет в такое верить? Лучше самой умереть, чем согласиться на это. Закончив с едой, Махидевран взглянула в окно и тяжело вздохнула. До следующей молитвы около получаса, и это время ей хотелось провести одной, но она прекрасно понимала, что нужно выйти из покоев хотя бы на 10 минут. Немного прогуляться и снова вернуться сюда, в эти четыре стены, и вновь обратиться в священные писания. В такие моменты она искренне рада тому, что у неё есть балкон, место, где можно отдохнуть, подышать свежим воздухом. Да даже можно там заночевать, только это, конечно, небезопасно, особенно в это время. — Перенесите Коран на балкон и всё необходимое… — тихим и немного осипшим голосом произнесла она. Всё-таки можно провести на террасе несколько часов, тем более если учитывать то, что Махидевран несколько дней не выходит из своей комнаты. Женщина взглянула в сторону своего стола и решила взять с собой немного бумаг и чернил, и, если появится чуть-чуть вдохновения, немного порисовать. Подойдя к своему столу, глаза Султанши расширились. На деревянной поверхности лежали её давно потерявшаяся печать и небольшой лист бумаги, который был свёрнут трубочкой. Взяв бумагу в руки и раскрыв её, женщина начала читать содержимое письма, на котором было написано всего лишь несколько слов: Больше мне ваша печать не нужна, возвращаю владельцу… И когда будете ходить по коридорам дворца, оглядывайтесь… Ведь за вами слежу я… Махидевран с испугом взглянула на дверь, понимая, что одна из её служанок — шпион…***
Тем временем в покоях Карин Карин отдала поднос с остатками еды евнухам и закрыла дверь на замок. Осмотрев всю комнату, девушка подошла к окнам и открыла все занавески, ведь даже со светом, который давали свечи, в комнате было достаточно темно. Глаза сразу же устремились на ночное небо, звезды и на полумесяц. Скоро будет апрель… В апреле у мусульман начнется великий пост — Рамадан. В этот месяц все представители ислама держат жёсткий пост, не смея до положенного времени и каплю воды взять в рот, что уж говорить о еде. Рабыня приняла решение, что тоже будет поститься, но, видно, её на это уже не хватит. Она слишком много натерпелась в этом дворце, а лишать себя еды и воды почти на месяц — это явный перебор, но… — Если… Если он вернётся… Я буду соблюдать пост каждый год… — произнесла в слух невольница. Тяжело вздохнув, венецианка приняла решение, что пора уже ложиться спать, и направилась в сторону кровати, но она остановилась около стола, широко расширив глаза. От тепла огня слова на бумаги начали немного прогорать, а на их месте появлялись новые. Резко взяв лист бумаги, невольница держала его над пламенем и начала читать. Она знала — он не мог так писать и не написал бы, если бы это не было тайным посланием. Только зачем он написал его именно ей? Почему не государственным мужам или же своей матери? — Сейчас это не важно… Самое главное то, что он… Жив, — думала венецианка, а на её лице расцвела искренняя, счастливая улыбка, а глаза, которые всего несколько мгновений назад были словно кукольные, снова залились слезами. Слезами счастья.