***
Тьма. Тьма окутула всю комнату, не давая возможность хоть небольшому лучику света проникнуть в помещение. Хотя, наверное, в этом нужно винить плотно задёрнутые шторы, которые своим коричневым цветом только добовляли неприятное чувство. Что именно это было за чувство девушка не знала, нет, не так. Она ничего не чувствовала. Ощущалось только сухое горло и боль внизу живота, которая с каждой секундой становилась всё сильнее, а также тяжесть, из-за которой было трудно открыть даже глаза. Карин протяжно вздохнула, так как попытка откинуть одеяло в сторону проволилась, из-за приступа острой боли. Каждое движение сопровождалось болью, но несмотря на это наложница всё равно протянула руку в сторону небольшого прикроватного столика, в надежде налить себе стакан воды. Но не получилось. Раздался неприятный звук, будто что-то металлическое упало на пол, что заставило рабыню понять: уронила что-то, задев кистью руки. Что именно она не могла понять, разум ещё не до конца пришёл в себя. — Хлава Аллаху, ты пришла в себя, — раздался немного грубый голос над головой девушки, заставляя обратить внимание на незванного гостя, а после предпринять попытку встать, но её почти сразу же остановили — Лежи лучше, лежи, тебе нельзя сейчас перенапригаться и делать резкие движения. — Что ты последнее помнишь, хатун? — пожилая женщина села на кровать, откидывая в сторону ноги наложницы. — Последнее... — тихо повторила вопрос Карин, потирая лоб рукой, — ужин... Ужин у Повелителя... — Ясно, ясно, — довольная улыбка появилась на лице старой служанки, — А ловко ты это придумала, не каждая фаворитка пойдёт на такое, чтобы возвысить себя среди остальных. — О чём вы говорите? Что я придумала? — охрипшим голосом переспросила девушка, совершенно не понимая о чём идёт речь. — Ой-ой, да ладно тебе. Уже весь дворец знает о твоём хитром плане, так что врать бесполезно, можешь говорить правду, — женщина натянуто улыбнулась, одновременно с этим подавая стакан воды в руки наложницы, — На самом деле я тобой восхищаюсь; придумать такой план, прекрасно зная, что скоро Шехзаде поедет в санджак... Эх, если бы я так поступила во времена правления Султана Селима... — Фатьма, у тебя, что, дел нет? — довольно громко спросила Ханде, входя в комнату рабыни. — Ханде, я просто пришла поговорить с девушкой, объяснить, что теперь будет входить в её обязанности, — с улыбкой проговорила женщина, вставая с кровати и подходя ближе к девушке. — Мне напомнить тебе, что ещё не известно, что прикажет Шехзаде на её счёт? Ты кто такая, чтобы фаворитку наследника превращать в служанку и принижать? — Да ладно тебе, я ей и слова лишнего не сказала, — раздражённо вздыхая, сказала Фатьма, — Наоборот, стакан воды подала, когда сама и пошевелить пальцем не может... — Прямо ангелом стала, — калфа резко дёрнула служанку в строну двери, — Я тебе до этого говорила: не смей подходить к Карин. Знай своё место: она — любимая наложница Шехзаде Саске, а ты — жалкая служанка, которая когда-то была в гареме покойного Султана. Разница между вами огромна, понимаешь? — Да ладно тебе, Ханде калфа, у нас не такие уж и разные судьбы. Единственная разница: девчонка, несмотря на запрет, забеременила и потеряла ребёнка, а меня Повелитель просто забыл. — Аллах, Аллах, да заткни ты свой рот и уйди ты уже отсюда! — подруга Карин вытолкнула Фатьму из комнаты и тяжело вздохнула. Наложница Султана Селима осталась во дворце по приказу нынешнего государя, так как та была уже в приклонном возрасте и во Дворце Слёз ей было бы очень тяжело. Обчная жалость великодушного правителя вышла боком для обитальниц гарема, но те и слова не могли сказать. Накажут ведь. — Что она сказала? — тихо, почти слышно подала голос Карин, заставляя калфу замереть на месте, а после медленно повернуть голову в сторону наложницы и закусить губу. Увидев девушку, сердце началось обливаться кровью. Да и как можно смотреть равнодушно на человека, который только что услышал, что потерял ребёнка, а существование которого даже не знал? — Я ещё раз спрашиваю, что она сказала?! — уже практически крича, спросила Карин, резко поднимаясь с кровати, направляясь в сторону служанки — Ханде, ты, что, стала немой?! Ответь на мой вопрос: что она имела ввиду?! — девушка схватила подругу за плечи и начала трясти, совершенно не обращая внимания на ноющию боль и на кровь, которая начала впитываться в белоснежную ткань ночнушки. — Карин... — Ханде взяла рабыню за ладони, — Успокойся, давай поговорим чуть позже, когда тебе полегчает... — Ханде... — злобно прошептала наложница, явно давая понять, что если она сейчас не скажет ей правду, то никому не спастись. — Ты... Тебя отравили на ужине с Султаном... — служанка нервно облизнула пересохшие губы, — Яд... Яд был сильным, поэтому... Ох, чёрт... Ты... ты была уже несколько недель как в положении... Ребёнка не удалось спасти... Карин упала. Не только на колени, но ещё на самое одно, медлено рассыпаясь на мелкие-мелкие кусочки. Больно. Было невыносимо больно. Несколько физическая боль, сколько моральная. Тяжелые вздохи один за другим вырывались иззо рта девушки, грудь будто сдавило чувство, которое до этого рабыни никогда не испытывала, а на уголках глаз образовались слёзы... Громки крик раздался по всему гарему, привлекая к себе внимания всех обитателей сераля, вызывая у тех мурашки по коже, одновременно с этим вызывая желание закрыть уши руками, тольько бы не слышать этот душераздерающий вопыль...***
Несколько дней спустя. Гарем — Ну не думала ли ты, что он тебя сразу простит? — с небольшой усмешкой спросила Ино поправляя свои волосы, время от времени поглядывая на двери: не хватало ей ещё, чтобы Сюмбюль ага заметил, что она бездельничает и начал ругать. — Нет, не думала, — тихо ответила Сакура, тяжело вздыхая, — В конце концов мы долго не виделись и... Сильно изменились. Мы оба. Он понял, что ничего не чувствует ко мне, а я... — Дура, ты дурой, — девушка подошла ближе к наложнице и села рядом с ней, — Он может и не любит тебя, но всё равно спас от Хюррем Султан, ты этому должна быть благодарна, — несколько минут молчания, после чего служанка продолжила, — Я знаю, что тебе это не приятно слушать, но всё же придётся это сделать, а принимать за правду или же нет это уже твоё дело. Он... — фаворитка молча отпустила голову, не зная что ответить. Конечно же она думала об этом. Думала и ни раз, но каждый раз такие мысли присикал сам Наруто, совершенно не обращая внимания на девушку, её здоровье. Они разу разговаривали, а если рабыня и пыталась завести беседу, то Сай, который в прямом смысле находился с Шехзаде целые сутки, говорил, что сейчас у юноша устал, что у него нет времени, что он занят. — Ты не понимаешь, просто не понимаешь.... — нервно произнесла Сакура перебивая девушку и опуская взгляд в низ и перебирая пальцами ткань платья, — Он так резко изменился, в одночасье... Так не бывает... — Жизнь не подчиняется человеку, это человек подчиняется жизни. Понимаешь? Не всё в жизни бывает так, как хочется. Да и с чего ты взяла, что Шехзаде и правда тебя любил? Может быть был влюблен, но это чувство бывает у всех и у всех это проходит... Да и к тому же ты явно не последняя девушка у него... Ты лучше мне скажи: ты вправду его полюбила? А как же твои чувства к Шехзаде Саске? — Когда на кону твоя жизнь нет «люблю» и «не люблю», — с грустной усмешкой проговорила она, поворачивая голову в сторону. — Ты совершенно не меняешься... — тяжело вздыхая, сказала Ино, — Ты хочешь снова чувствовать себя любимой рядом с ним, но сама не думаешь о том, что у Шехзаде тоже может быть такое желание. Тебе совершенно плевать на его чувства... — Да, мне всё равно! — Сакура подняла взгляд на служанку и прикусила язык. Зря она это сказала. Зря во обще затеяла этот разговор. Её все равно никто не сможет понять. Совершенно никто. У всех в этом дворце своим проблемы и интриги, никому не интересно что в итоге случится с ней. Умрёт ли, по велению Хюррем Султан, или же наоборот станет главной фавориткой Шехзаде Наруто. Всем абсолютно всё равно на неё, — Почему я должна понимать его чувства? Почему я всю жизнь кому-то чем-то обязана? Ино, вот скажи мне чем мы с ним отличаемся, кроме того, что он сын Султана? Я такой же человек как и он. Я тоже имею право обижаться на него, злиться! В конце концов, по его вине я оказалась в темнице! Из-за него я несколько месяцев просила в заперти! А я даже слово не могу ему сказать, должна как-то вымолить у него прощение. Прощение за то, что он приказал бросить меня в темницу, за то, что я была заперта в своих покоях и чуть не сошла с ума! — Слишком много «я», — тихо сказала девушка, — Ты зациклилась на самой себе, думаешь, что все вокруг тебя виноваты в твоей несчастной судьбе... — Ино печально оглядела подругу. Ей было больно видеть Сакуру такой. За время, которое она провела в одиночестве она перестала показывать эмоции. Рабыня практически не с кем не разговаривала, а если и общалась с кем-то, то разговор продолжался не дольше минуты. Она перестала улыбаться. На лице девушки можно было увидеть усмешку, ухмылку, но не улыбку. Она закрылась в себе. Сейчас ей ничего не важно кроме себя. Душа отчаянно пытается выбраться из клетки, которую построил разум, но не выходит, как бы та не старалась, — Ты сама виновата в том, что случилось с тобой сейчас. Ты сама согласилась на предложение Госпожи, сама легла в постель к Шехзаде. Ты думала, что умнее всех и сможешь стать игроком в этой игре, но не учла, что эта игра не заканчивается, просто меняются игроки. Ты сама виновата, что стала жертвой Махидевран Султан, когда отказала провести ночь с Шехзаде Саске. Согласись ты тогда, то сейчас бы не сидела на этом месте и не плакалась мне в плечо о том, что все в этом мире плохие, а ты одна такая белая и пушистая, ни в чём не виновата. — Ты вообще на чьей стороне? — после минутного молчания тихо спросила Сакура. — Ты лучше всех знаешь кому я служу, — девушка хмылкнула, — лучше идём в сад, прогуляешься немного. — Не хочу, не могу уже смотреть на этот сад, — рабыня перевела взгляд на второй этаж и после недолго молчания, сказала; — А ведь и меня могли отправить в тот день... — Да, тебе повезло, как и султанской семье. Яд, который должен был достаться Султану выпила Карин. Если бы не она, неизвестно кто бы мог оказаться на её месте. Сакура прищурилась. Да, было именно так. Сразу после того, как венецианку забрали лекари было проведено расследование, по результатам которого стало понятно, что персидских шах решил отправить кого-то из султанской семии. Не было известно кто именно был мишенью перса: Султан или Шехзаде Саске, но было ясно одно — новая война не за горами. — Эх, а ведь она была беременна, даже не знала об этом. Я боюсь представить насколько это больно было; узнать о потери ребёнка, о существовании которого даже не подозревал — обсуждали остальные рабыни, обедая. — Что же теперь с ней сделают? — Что, что. У неё только два пути... Либо станет калфой в гареме, либо уедет в Старый дворец.... — Её могут выдать замуж за какого-нибудь Пашу, — добавила русская рабыни, которая сидела рядом с Сакурой, — Жестокая всё же судьба. Представьте; Шехзаде приезжает в Стамбул через несколько лет со своей семьёй, а она моет полы и не смеет даже посмотреть на того, кого ублажа когда-то. — Ходила такая себе, венецианская принцесса, а теперь будет нам в гареме служить, — девушки засмеялись в голос. Рабыни, конечно были рады такому повороту судьбы. Некогда любимая наложница Шехзаде Саске теперь останется навсегда в Стамбуле, а место под солнцем освободилось. Многие, а именно те, кто идёт в Манису рассчитывали занять место Карин. В конце концов, свято место пусто не бывает — Как там Карин? — тихо спросила Махидевран, стоя на балконе и наблюдая за сералем. Ничего не меняется. Всё-таки гарем — это сборище змей, пусть многие в нём и были невинными,— Ей лучше? — Госпожа, с того дня, как девушка узнала о выкидыше... Первые дни она ни кого не впускала в комнату, ни ела и ни пила... После лекарь её осмотрел и наказал соблюдать все его рекомендации. Я приставила к ней двух служанок, чтобы та, не дай Аллах, ни сотворила что-нибудь с собой. Прошло уже несколько дней, но она ни с кем не желает разговаривать. Ханде калфа мне передала, что сейчас с ней всё хорошо, только вот её все время тошнит и низ живота болит.... — Последствия выкидыша... — тихо проговорила женщина, — Тяжело ей наверное, бедняжке.... — это не было сарказмом. Мать наследника престола прекрасно понимала чувства венецианки, так как когда-то и сама переживала траур о потери ребёнка, только у той была поддержка в виде любимой свекрови, которая считала черкескую рабыню своей дочерью... — Вот, что; отправь ей красивые ткани, одежды, украшения. Нужно порадовать её чем-то. Чем больше она будет страдать, тем дольше боль из её сердца не будет уходить... — Но, Госпожа, не думаю, что она примет от вас подарки... — Скажи, что они от Саске. — Как прикажите, Султанша...***
— Шехзаде, — сказал Ибрагим, кланяясь Саске — Ты хотел меня видеть? — Да, Шехзаде, я хотел бы поговорить насчёт того, что произошло несколько дней назад... — Что ж, я тебя слушаю, — сказал юноша, проходя в кабинет великого визиря и садясь на тахту Ибрагим тяжело вздохнул. Мужчина знал, что этот разговор не будет самым лёгким, точнее очень тяжёлым, после которого, возможно, они сильно повздорят, но иного выбора у него нет. Если он не поговорит с Саске сейчас, то в будущем Шехзаде продолжит совершать ошибку за ошибкой, подобной этой. — Шехзаде, несколько дней назад, ваша наложница... — Паша, у меня нет никого желая разговаривать о ней и о той ситуации, — сказал юноша, вставая с тахты и направляясь к выходу, — Если это единственное, о чём ты хотел поговорить, то я возвращаюсь к себе. — Саске! — громко позвал мужчина своего ученика, заставляя того остановиться, — Хватит вести себя как ребенок! Сколько раз я должен тебе повторять, чтобы ты не допускал ошибок?! Ты не понимаешь?! Детство и юность кончились! Теперь ты — наследник Османской империи! Этот титул не даёт тебе право допускать ошибки! Ты не понимаешь, что у тебя четверо достойных соперников за этот трон?! И у них очень сильная мать — Хюррем Султан! Она же только и дожидается, когда ты будешь шаг за шагом совершать проступки и будет докладывать о них Повелителю! — Я не понимаю, что вызвало твой гнев, Ибрагим, — спокойно проговорил юноша, медленно поворачиваясь к мужчине, — Я не совершил ни одну ошибку. И ты знаешь это лучше меня. — Тогда как ты объяснишь беременность той венецианки?! Чем ты думал, когда допускал её в своё ложе?! Разве твоя мать не говорила, что её нужно сослать в Страый дворец?! — Прекрати кричать на меня! — крикнул Саске, не выдерживая, срываясь со своего места и близко подходя к визирю, — Я больше не тот маленький мальчик, на которого ты можешь спокойно повысить голос! Как ты и сказал перед тобой — наслежник Османской империи! А что касается моего ложа... Уж точно не тебе решать, кто меня будет ублажать, а кто нет. А что насчёт той девчонки, — Саске прикусил щеку, но продолжил, — Ни я, ни она не знали об этом. Если я знал — сразу же избавился от него. Я лучше тебя знаю законы этого дворца. Этот ребёнок — всего лишь, которого уже нет в живых. А что касается венециански... Ещё до этого происшествия я исключил её из своего гарема. И на ужин с отцом она пришла, так как ты рассказал ему, что у его сыновей появились фаворитки. Теперь ты всё понял? Если да, что я пойду, у меня нет никакого желания сейчас разговаривать с тобой.