Отсветы

      Дин ведет «импалу».       В салоне светлее обычного: редкий в этих краях снег кладет на весь мир призрачный отсвет. Заснеженные деревья стремительно возникают подле дороги — справа совсем близко, — тянут ветви, словно растревоженные духи. Хорошо бы, если б это были настоящие голодные и злые привидения. Тогда можно подраться с ними, разнести их в клочья тумана, сжечь, стереть в пыль, прах и пепел — и выплеснуть наружу ярость и свежую боль. Расправить сжатую пружину, свернувшуюся в груди Дина.       Миля летит за милей. Детка мягко, убаюкивающе урчит. Она выжимает всю свою скорость — Дин торопится. Он вцепился в руль, будто силой своих рук может добавить ей еще мощности, может отдать железной подружке то пламя, что сейчас в нем горит… выжигает его.       Он на ощупь достает первую попавшуюся кассету, сует в плеер — и замечает, как подрагивают у него пальцы, — нажимает Play. Отчетливые и весомые аккорды «Кашмира» быстро и уверенно ведут за собой, успокаивают нервную дрожь, заставляют собраться. Дин коротко, с силой выдыхает.       Он искоса бросает взгляд на брата. Сэм сидит, укутавшись в плед, прислонившись к стеклу «импалы», прижавшись к нему виском. Глаза открыты. Смотрит прямо перед собой. В белесом отблеске снега он кажется бледнее, чем всегда. Почти таким же бледным он лежал на асфальте у колес «импалы», пока Дин беспомощно наблюдал, как быстро вытекает из него кровь… жизнь… как быстро затихает пульс. Слишком быстро. С невероятной, оскорбительной быстротой.       Можешь быть на «ты» с Богом, Дьяволом, всадниками Апокалипсиса, побеждать архангелов, пачками истреблять демонов и ангелов, соблазнять ангелиц и демониц, приятельствовать с самой Смертью и пользоваться фавором у таинственных существ, о которых молчат предания, но все равно ты остаешься человеком — уязвимым, хрупким… неодолимым.       Дин протягивает руку и привычно бережно прикасается ко лбу Сэма. Лихорадки нет.       Он выключает плеер и спрашивает:       — Ты как?       Сэм садится прямее и молчит несколько секунд, очевидно, оценивая самочувствие. Потом с запинкой отвечает:       — Странно. Вроде бы всё в порядке, ничего не болит, у Джека всё получилось, но… мне всё кажется, что передо мной пропасть. И темнота. И что я в нее валюсь. Зацепиться не за что и не могу остановиться. Просто парю — тело какое-то легкое.       Он проводит рукой в воздухе, стараясь показать свои ощущения.       — Видишь, руки сами поднимаются, и опускать не хочется. Кажется, если я забудусь, то взлечу.       Дин кивает и явно прикидывает, насколько это важный и опасный симптом.       — Надо будет попросить Каса, чтобы он тебя осмотрел. Вдруг у пацана что-то пошло наперекосяк. Не хочу, чтоб опять был недокомплект или деталька встала криво. Хватит нам таких приключений.       Сэм хмыкает.       — Ты бы заметил. А еще раньше заметил бы Донателло.       — У Донателло у самого в голове фейерверк после того, что с ним сделал Ник. Я бы сейчас не стал доверять его словам.       — Тогда подождем, что скажет Кас. Ничего не мешает. Пока.       В «импале» воцаряется тишина, согретая мурлыканьем мотора.       Минут через пятнадцать — присыпанные снегом обочины и деревья остались позади, на ночной трассе по-осеннему темно, лишь перемигиваются дорожные огни и фары машин подсвечивают путь — Сэм поворачивается к брату.       — Как ты думаешь, я умер?       Повинуясь движению руки, «импала» чуть заметно виляет на трассе.       — Нет. Вряд ли. Иначе нас бы уже посетила Билли. С официальным визитом и всем своим цирковым парадом. Помнишь, чем она нас старалась припугнуть? «Это в последний раз, ребята, больше лафы не ждите», — Дин клоунски передразнивает тяжелый размеренный голос нового олицетворения Смерти.       — А ее не было?       — Абсолютно точно, — голос Дина, как всегда, проникновенен и убедителен донельзя. — Ты бы заметил.       — А что было?       — Пара демонов. До смешного мало. Сидели в засаде около Донателло, нас дожидались. Дождались, само собой.       — Не пойму: зачем Нику надо было устраивать все эти сложности, ловушки, похищать пророка?       — Он сам сказал: привлечь наше внимание.       — Зачем? Чтобы мы испортили ему всю обедню?       — Да фиг знает его, крейзанутого. Доедем — спросим. А, нет, не спросим: Джек с ним покончил.       — Он сумел… Я нет.       — Я бы удивился, будь оно иначе. Это был бы не ты.       — Судьба? Вот мне суждено поспособствовать смерти Ровены, если я правильно помню. Ее там и близко не было, поэтому я и не умер?       — Правильно помнишь. Но это херня голимая. «Что записано в книгах Смерти, всегда должно исполняться! Это судьба!» Сколько пророчеств мы слышали? От Чака, от Кевина… Сколько их исполнилось? Херня! — повторяет Дин, для убедительности шлепая рукой по рулю. — Пока мы сами не сделаем шаг навстречу судьбе, не исполнится ни-че-го. Если бы я не сказал «да!» Михаилу… — Дин замолкает, потом все же заканчивает: — У нас бы не было сейчас всех этих проблем. Были бы другие.       — Как всегда. Когда у нас что-нибудь идет как следует?       — Когда-нибудь будет. Когда мы покончим со всеми злющими тварями. А кого не прикончим, того выгоним. — Дин обращает улыбающееся лицо к брату. — Джек откроет им ворота из нашего мира. Представляешь, какой разгуляй мы закатим, когда выпинаем последнюю сверхъестественную жопу с Земли?       На бледном лице Сэма невольно проявляется подобие сияющей улыбки Дина. А тот вдруг серьезнеет, сдвигает брови и продолжает:       — И вот еще, Сэм… Ты там сказал, что я всегда пропускаю тебя вперед. Всю свою жизнь. Выходит, даже… — он обрывает фразу, переводит глаза на дорогу, молчит несколько секунд, потом твердо говорит: — Этого больше не будет. Я не допущу. Мы всегда будем рядом. Всегда, всюду. До конца — рядом. И в конце. Так и будет, — он снова смотрит на Сэма.       Распахнув глаза, Сэм не отводит от него взгляда. Обещание дал взрослый Дин, а услышал малыш Сэм, который свято верит старшему брату. Он завороженно кивает.       Огромная черная старинная машина летит по ночной трассе.       Дин ведет «импалу»… домой, к маме. © 11.04.2019.