Сессия в условиях Талига

Прошло несколько недель с того дня, как я приехал в Сакаци, но тоскливые мысли никак не желали отпускать. Я все думал о том неприятном событии во дворце и считал то ли себя неблагодарной свиньей, то ли Штанцлера выродком, то ли… Одним словом, поводов для страдания было много и Эпинэ это явно замечал. Хмурился, качал головой, но не лез с расспросами. Однажды, когда я устал безвылазно сидеть в замке, читая книги и бродя по комнатам, роскошно, кстати, обставленным, представляя себя в историческом музее, в голову внезапно пришла мысль погулять. И я вышел в сад — там, среди елей и роз, кто-то качался на качелях. Это не было чем-то необычным, так как на улице было тепло и приятно. Неудивительно, что кто-то решил провести время подобным образом. Мелькнул всполох медно-рыжих кудрей. Я медленно моргнул, словно не до конца осознав случившееся. — Ну конечно, на качелях, — заметила, подходя, Матильда. — Мэллица, ты мне нужна. Мэллица? Странно, что я раньше не видел эту девушку в замке. Но и неудивительно — судя по тому, как она запуганна. Сойдя с остановившихся качелей, с помощью Робера, она посмотрела на меня с легким испугом, а потом торопливо направилась к Матильде. Да, принцесса Алати, кажется, говорила, что у нее есть воспитанница, но тогда я благополучно прохлопал новость об этом обстоятельстве ушами. Подал ей руку Робер, а я продолжал смотреть на девушку, но уже незаметно. И без того она стесняется… После того, как женщины удалились, Эпинэ направился в конюшню. Я — следом за ним. В саду уже оставаться не хотелось, потому что в одиночестве мое душевное состояние подвергалось куда более худшим испытаниям. Поначалу Робер не заметил — долго возился со своим конем Дракко, пока я стоял в стороне и скромно ковырял носком ботинка землю. Потом уселся на уже оседланную по приказу Сону. Зачем? Просто захотелось проехаться хоть куда-нибудь. — Прокатимся до Белой Ели? — спросил Робер, посмотрев на меня. — Да, — я решительно не знал, что за штука эта Ель, ибо с местными поверьями и местами знаком еще хуже, чем с талигойскими. Однако поскакал следом со двора. Дракко посмотрел заинтересованно на гордую вороную Сону. Приехали. Сначала крысы, теперь кони, а потом меня обвинят в том, что мои девочки совращают приличных зверей. Что-то неопределенно буркнув в ответ на то, что кони нравятся друг другу, я продолжал ехать. Кровь стучала в висках и болезненно сжимало отчего-то горло. Да ладно, Сергеев, ты ведь не трус. Расскажешь и все. Тем временем мы переехали опущенный через ров мост — Робер впереди, я же сзади. Впереди темнели ели, краснел горный шиповник, кричали, изрядно выпендриваясь одна перед другой, птицы. Я смотрел на природные красоты отрешенно, пытаясь понять, с чего лучше начать непростой разговор. Что-то подсказывало: он должен произойти здесь. А с Альдо обсуждать свое горе вовсе не хотелось. Постепенно Робер оглянулся на меня с какой-то затаенной досадой и поехал быстрее. Теперь главное — следить за его маршрутом, чтобы не отстать. Наконец мы выехали по сузившейся тропинке на лесную поляну, где мирно журчал небольшой родник, стояла засохшая ель, словно в укор всему живому и цветущему, рядом — несколько темных камней. Ствол ее и правда казался белым. Вздохнув, я едва глянул на ель и отвел взгляд в сторону. Грусть нахлынула с новой силой. Не знаю, какая судьба предназначалась тому Ричарду, чье тело я занял, но моя явно гораздо печальнее. Ибо поступаю я совсем неправильно. Вот, эр по моей вине… чуть не умер… — Дикон! — А? — вздрогнув, я поднял голову. — Во имя Астрапа! Что ты натворил? Так, понятно, отмазаться, как в день встречи, не выйдет… ладно, буду вести себя спокойно… Сердце отчаянно билось, а Робер Эпинэ смотрел на меня пристально и жестко. — Во имя Литта! — брякнул я, вспомнив, что читал где-то имена так называемых Абвениев. — Я натворил отравление Штанцлера, но отравился монсеньор! Так что я отравил своего эра. — Я ничего не понял, — покачал головой Робер, вздохнув Пришлось рассказать, упоминая каждую деталь. И слова Катарины про праздник Святого Алана, и горечь в голосе Штанцлера, и звон бутылки о стену. Подумалось, что наверное эр Рокэ был в ярости, поняв, какую я ему подложил свинью. А Робер молчал и никак не комментировал мои слова, лишь вздыхал и смотрел в ясное небо. Он вообще слушает? Ладно, приличия ради надо упомянуть про Оноре и КО, ведь Штанцлер говорил, что монаха убили. — Понимаешь, Робер… Эр Август слишком много говорил о том, что Алва мерзавец, а я даже не знаю, как погиб отец. Я не привык верить неподтвержденным фактам. — Твой отец погиб на линии, — прохладно обронил Робер. — Дальше? Не очень хорошо помню суть такого поединка, знаю лишь, что он уравнивает шансы обоих дуэлянтов. Наверное. Так-то вспоминать не берусь — опять вспомню и брякну что-нибудь не то, а извиняться сейчас нужно за другое. — Он сказал мне, что Дорак убьет всех Людей Чести, дал прочитать список. В нем и твоя семья была тоже, и королева… Вот Окделлов не было. Вроде как эр Рокэ не позволил. Я решил защитить эра Рокэ, потому что давал клятву. Его жизнь — моя жизнь. И подсыпал яд в вино Штанцлеру. Пришла и Катарина. Они… — Слезай и отпусти Сону, — отрывисто произнес мужчина, спрыгивая на землю и зацепляя за седло поводья. — У нас будет долгий разговор. Я последовал его примеру и, когда Эпинэ сел на камень, занял соседний. Надо говорить! Но слова на ум не шли, лишь только горесть из меня сейчас и можно выдавить. Хорошо, что мы с Робером оставили крыс дома — эти двое своими ухаживаниями друг за другом испортили бы всю трагичность момента. — Я налил им вина, но вошел эр Рокэ. Он искал меня и, убедившись, что со мной все в порядке, захотел испить вина тоже. Отравленного вина… Я пытался остановить его, но монсеньор меня отшвырнул. Потом долго болела голова — ударился об стену. — Бывает, — буркнул Робер. — Надеюсь, эр жив… — промямлил я, не зная, что еще сказать. — Жив и здоров. Что было потом? Почему ты не выбил у него бутылку? — Не успел — слишком сильно ударился. А потом он разбил ее об стену, — наверное эти, самые печальные слова, я выдавил из себя уже во второй раз. — Думаю, он все сразу понял. Кэналлийцы, пришедшие с ним, обезоружили меня и увели в особняк. Я сидел в подвале. Как обезоруживали, не помню вовсе, но то, что кинжал в ножнах сорвали с пояса именно в тот момент, точно. А кольцо забрали перед посадкой в подвал. Это сейчас у меня мысли немного встали на место, после потрясения и долгого пути. — Потом я открыл шкатулку в Крионе. Там было все, что отобрали. — Молодец, Дикон, — без всякого сарказма сказал Робер, хлопнув меня по плечу. — А он мерзавец. — Кто? Рокэ?! — И не он, и не ты… А вот Штанцлер — точно. Жаль, что ты его не отравил. Этой сволочи и виселицы мало! Робер выглядел обиженным и расстроенным — немудрено. Выдай Штанцлер Окделлов за потомственных отравителей, я тоже бы так себя вел. На меня он не смотрел, лишь молчал угрюмо, разбирая поводья. А я думал про прекрасную Мэллицу. Она и правда чудесна, но вряд ли из-за своей зашуганности ей захочется со мной беседовать. — Поехали, — молвил Эпинэ. Я понурился и направился к Соне, ссутулив плечи. Робер напутствовал меня забыть о случившемся, не рассказывать Альдо и Матильде, а потом пообещал разобраться со Штанцлером. Мне же в разборках было отказано. Жаль… — Ты уже наразбирался, хватит. — А Дорак никого не убьет? — уточнил я на всякий случай. — Нет. Они все уцелеют. — Все? — Да. Те, кто гребут жар чужими руками, — с горечью ответил Робер, махнув рукой, и мне расхотелось продолжать задавать ему глупые вопросы.