Сессия в условиях Талига

Первое, что я увидел, очнувшись, это два черно-белых мундира. Замечательно — попался своим, теперь меня ждет участь хуже, чем та, что подвергся Эгмонт. Ыть, вот же неприятность. Все усложняло то, что я был связан по рукам, а ребра невыносимо болели. Едва я попытался вздохнул, из глаз брызнули слезы. Тут же пришла в голову спасительная мысль, что тяжелораненого не стали бы связывать, а значит просто сломаны ребра. Ну, хотелась в это верить. Я лежал на сырой земле оврага, весь в дождевой воде и грязи, прислушиваясь к разговору моих захватчиков. — Кого ты поймал, Констанс? — Одного ублюдка из людей Эпинэ. Хотя, вроде северянин. Но на нашего не похож. Одежда грязью залеплена, ничего не разобрать. Поэтому и тащить в отряд не стал. — А зря. Как бы подмога не пришла к нему. Разговаривали два молодых парня. Чувствую, с ними можно будет легко договориться или… получить пулю в висок. Хотя, голоса знакомые. Стоп. Констанс?! Стиснув зубы, чтобы не стонать, я попытался сесть. Парень с черными и блестящими от воды волосами развернулся и пнул меня в бок, бубня какое-то ругательство. Шипя от боли, я повалился обратно. Разумеется, сразу узнал его и пожалел, что схватили меня не обычнее солдаты. — Здравствуй, Эсти… — просипел я, кривясь от нестерпимой боли. — ТЫ?! Блять! — отреагировал он, уставившись на меня с ужасом. — Я не блять. Я Дикон, — снова попытался подняться, несмотря ни на что. Тверд и незыблем, растуды его туды этот девиз! Надо соответствовать. — Развяжите меня, а? — Погоди. Ты что, с Эпинэ, в восстании? — требовательным тоном спросил Константин, нерешительно ероша свои рыжие волосы. Смотрел он на меня при этом, как на врага народа. — Да, но это единственный для меня шанс вернуться в столицу. Я должен найти герцога Алву и кое-что ему передать. Они снова переглянулись, а потом задумчиво принялись разглядывать мою персону. Ну просить о пощаде не стану, ибо сил уже нет, а надежду на лучшее никто не отменял. Эстебан глубоко вздохнул, прежде чем достать кинжал и разрезать веревки. — Знаешь, Дикон, я не знаю, что там у вас с герцогом Алвой вышло, что он тебя послал в Агарис, но после этого зашебутились во дворце. Отец мой с дедом Констанса то искали тебя, то Катарину в Багерлее, то Приддов… Я хочу с тобой поговорить об этом — потом, когда все кончится. Поэтому давай так. Мы тебя отпускаем, а ты будь, пожалуйста, живым. — Конечно, — выдавил я из себя, продолжая страдать. И они ушли, сделав вид, что никого не захватывали. Я понимал их — играть в благородство и притаскивать врагам их раненого человека, который их друг по Лаик, перспективка еще та. Безрассудная и бессмысленная. Они меня отпускают… А я скоро замерзну и умру прямо здесь. Соны нет, Удо куда-то упрыгал. Все меня бросили. Впору пустить скупую мужскую слезу, но это, наверное, лишнее. На какое-то время я впал в серое и беспросветное беспамятство, а потом появился Удо Борн. Сказав что-то, он принялся меня раздевать. Мародерствовать собрался, что ли? Ыть, как больно! После Штанцлера я уже ничему не удивлюсь. Снова начался дождь, обрушиваясь ледяными струями на мою полуобнаженную тушку. Хотелось заснуть поскорее, но Удо безжалостно поставил меня на ноги и заставил выбираться из оврага. На его краю я и отключился. Прощайте все. Прощай, несбыточная для Альдо Талигойя, прощайте, эр Рокэ, прощай, Робер. А меня больше нет. Но я был. В замке, неподалеку от горящего камина, завернутый в меховые одеяла, измученный и простуженный в довершении ко всему, зато живой. Во сне виделась всякая чушь — Эстебан, гоняющийся за ржущим Констансом, Энн согревающая маленьких розовых существ с голыми хвостиками. И прочее, прочее, не имеющее никакого отношения к войне. — Дикон, — Альдо Ракана принесло совсем не вовремя, когда мне снился сладостный момент раздавания подросших крысят. — Ты долго валяться будешь? А то скоро выступать… — Я ранен, Ваше Высочество, — процедил я, осторожно трогая начавшие срастаться ребра. — Вы хотите смерти моей? Вежливость — к тварям закатным, ибо тем, кто задает идиотские вопросы, она не предназначена. Даже если этот белобрысый тип мнит себя принцем. Кстати, как человек, он нравится мне все меньше и меньше. — Мы идем на Марипоз, — сообщил Альдо, — и возьмем его. И встретим последний год Скал в столице. В Кабитэле! И… — И не стоит загадывать, — осадил его Робер. — Лежи, Дикон, отдыхай, и никого не слушай. Кроме меня. Да, он-то — единственный нормальный человек здесь и мыслит верно. С радостью я проводил взглядом уходившего Альдо, затем взглянул на Робера с тоской. Что случилось-то? Удо успел сказать, что никто не выиграл сражение, тогда в чьем мы замке? И… Рихард Борн погиб. Грустно это. — Где мы, Робер? — В замке Лэ, в гостях у Пуэна, — эти слова мне ни о чем не говорили, ну да ладно. — Как ты себя чувствуешь? — Холодно мне. Очень. — А мне жарко, — пожаловался Робер. Раньше он не говорил о своих неудобствах, теперь, видимо, нет сил молчать. — К Леворукому бы послать эту войну… — Да, — согласился я. — Но мне нужно в Талиг. К эру Рокэ… Я должен кое-что ему передать. — Понимаю, Дикон, но нам надо быть готовым ко всему. Даже к Багерлее. — Но мы же победим? — мой голос предательски дрогнул. — Мы попали в плен, Дикон. Какая победа? — меня одарили печальным и усталым взглядом темно-карих глаз. — В плен? К Манрикам? — Немногим лучше. К господину Люра. На нашу сторону перешел левый фланг армии Манрика. Произошла измена и самого Манрика убили. У генерала Люра вчетверо больше, чем у нас. Я лежал и молчал, разглядывая уныло каменный потолок. Камни молчали, а на душе сгущалась черная тоска. Робер сомневался в искренности Люра, а я уже не понимал ровном счетом ничего. Кто, кому, куда, зачем и сколько? Вообще не любил никогда точные науки. Невольно пришлось задаться вопросом о Багерлее и казнях/ссылках/пытках. А так же, прочих прелестях жизни для мятежников. — Робер! — в комнату сунулся Альдо и я закатил глаза. Как он надоел… — Нам надо поговорить, — оживился Эпинэ, но продолжал хмуриться. — Потом! Робер, кое-что случилось… Ты мне нужен прямо сейчас! Что было дальше, помнится плохо — все поездки и разговоры слились в одно сплошное темно-серое пятно. Наверное мой организм таким образом отходил от ударов, потрясений, отравленной неизвестной гадостью воды, и прочих пережитых неприятностей. Альдо не подгонял, Робер был молчалив и угрюм, один Люра веселился за десятерых. Впрочем, я почти ни с кем не вел бесед — слишком плохо мне было первое время. Когда пришло время очнуться, я узрел… Лаик. Словно и не уезжал отсюда. Следующим открытием стало то, что я сидел на Соне. Когда только верная лошадь вернулась. — Умница, — тихо сказал я. — Пойдем в «загон»? Значит, мы все-таки внаглую вторглись в Олларию, а я из-за плохого самочувствия все проморгал. Но почему нас не встретил монсеньор со шпагой и отрядом кэналлийцев? Ах, да… он же не в Талиге сейчас. Грустно, грустно… Сона захрапела и заупрямилась, пятясь назад от мостика. Ну, а что поделать, девочка, надо идти, я вот тоже не хотел становиться правой рукой самозванца, а пришлось встать под его знамена. Отчего-то стало очень стыдно, горячий румянец залил щеки. — Альдо, а почему именно тут остановились? — спросил я, когда разряженный блондин подъехал. — Здрасте! Как это — зачем? Ты ведь сам предложил, не помнишь? — Не помню, — пришлось признаться. Потом Альдо остался, а я с отрядом поехал проверять состояние «загона». Другие лошади тоже, подобно Соне, выражали недовольство. Что же за нечисть здесь живет? Я сглотнул. Но нечего ныть — пора ехать в распахнутые ворота. Лаик ждет. Ничего не изменилось на заросших омелой и прочими мрачными растениями. Неспроста я встретил Эстебана и Константина — то было напоминанием об этой грядущей позорной победе. Мы выиграли лишь по той причине, что у Люра перемкнуло в голове какие-то механизмы. Не знаю, почему, но я разделял настроение Робера и не радовался. Я оглядел засыпанную листьями аллею — конечно, никто не догадался их убрать. Два года прошло с того дня, как я въехал в эти ворота с Эйвоном, а теперь вернулся предателем и мятежником. Грустно и обидно. — Сударь, какие будут распоряжения? — Едем к дому. Скорее всего, там никого нет, но проверим… В доме была стужа и были слуги с остренькими крысиными лицами. А больше никого. Все разбежались, кроме них. Значит поговорка про бегущих с корабля крыс будет не в тему. У того, что вышел мне навстречу, я узнал, что «господа изволили уехать». — Ох. К вечеру сюда приедет Его Высочество Альдо Ракан, — грустно сообщил я. — Постарайтесь приготовить хорошие ужин и апартаменты, протопите помещение. Он любит все острое и жареное. Угу. Надо накормить белоштанного чесноком, которым так несет от Карваля. Забавно было бы. Жаль, только, что с капитаном отношения не заладились. — Будет исполнено. К которому часу явится Его Величество? — К семи часам, — мой голос был полон безысходности и печали.