Сессия в условиях Талига

— Монсеньор, что с вами? — суетился слуга около моей постели, поспешно ворвавшись в комнату. Я с усилием сел, опираясь на локти. Кричал во сне? Что еще могло случиться? — Что случилось, Джереми? — Вы кричали… громко. Я подумал, что на монсеньора напали, потому что лихие сейчас времена. — Понятно… Сев в постели, я бездумно уставился на портреты Эгмонта и Алана, которые меня убедил заказать Альдо. Била сильная дрожь, а дурной сон не выходил из головы. Джереми уже не суетился, но топтался рядом, переминаясь с ноги на ногу. Он не знал, что делать, я — и подавно. Открылась дверь — в комнату осторожно заглянул лекарь. Видимо, слуга успел его разбудить. — Вам приговить успокоительное питье, монсеньор? — спросил мэтр Хелльбах. — Готовьте, — я обреченно махнул рукой. Святой Алан и святой Эгмонт похожи, как близнецы, разница только в доспехах и в оружии. Да я тело, в котором я обитаю, походит на них. Только нет бороды — я старательно брился, потому что не хотел обрастать. Все-таки еще и двадцати нет. — Больше дурных снов не будет, — заверил меня лекарь, — только покой. Вам нужен покой, герцог, и вы спокойно уснете. Все будет хорошо, хорошо и спокойно. Ваше питье, сударь. Смесь, которой меня угостили, походила на глинтвейн. Вино, мед, яблоки… Но, возможно, я ошибаюсь. Во всяком случае, основа — вино. Судя по вкусу — «Черная Кровь», потому что этим вином забиты все подвалы особняка. Я пил и молча смотрел на золотые звезды, сверкающие на черном небе. Никогда ничего не понимал в созвездиях, тем более в местных, но это сочетание цветов напомнило о гербе Окделла. — Я еще нужен Монсеньору? — Идите. Постель медленно остывала — я поставил бокал на стол и лег. Джереми пошевелил подгоревшие угли, чуть постоял и ушел с моего разрешения. Завтра состоится Совет Меча. Что опять будет нести Альдо? И когда я увижу Эстебана, монсеньора? Сейчас к ним идти нельзя, чтобы не вызывать подозрений. Отхлебнул еще вина. Надо бы попробовать поспать… Глухой стук стекла о деревянную поверхность, ощущение уюта и тепла постели, полудрема. Глаза слипались, я проваливался в полупьяный сон. — Ты становишься все серьезнее, — раздался странно знакомый голос, — но внешне по тебе этого не скажешь. Кто это? Открыв глаза, я непонимающе взглянул на развалившуюся в кресле фигуру. Голос принадлежал не Рокэ Алве, да и человек этот был гораздо моложе и смуглее. Паоло! Сердце заколотилось от страха. Сначала Люра, потом Паоло… послал Создатель компашку мертвецов на ночь. Сговорились, что ли? Но прогонять его я не решился, к тому же, он может поведать что-то интересное. Я прищурился, разглядывая товарища по Лаик внимательнее. На нем костюм для верховой езды, на шее алеет эспера, как на груди Катарины — ройя. — Привет… Я задремал. Откуда ты здесь? Где ты был? — из меня посыпались каверзные вопросы. — Мы столько всего о тебе думали! — Я был в Агарисе, — Паоло был спокоен, как и его дальний родственник, томящийся сейчас в Багерлее. — У нас с отцом Германом там дела. Много дел. — Я рад тебя видеть. Когда ты вернулся? — Летом. — Не знал, что ты эсператист, — я задумчиво посмотрел на предмет, заменяющий в моей вселенной нательный крест. — Это подарок. Ты ведь любишь подарки? — Смотря, чьи, — ответил я осторожно, — и от кого. — Прекрасное кольцо, — Паоло понесло, ни к селу ни к городу. — Красные камни, золотая молния… тонкая работа. Предвещает победу. Только вот чью? — При чем тут то кольцо? — только сейчас я вспомнил, что кольцо, данное Штанцлером, пропало. Ах, да… кажется, его забрал себе Робер. Чтобы вытряхнуть из оного Штанцлера правду. — Оно осталось у лекаря. Ему нужнее. — Что… — медленно, но верно по спине поползли капли холодного пота. — Твой предок тебя не понял. Он не любил отравителей, — Паоло плавно поднял руку, указывая на портрет Алана. — Даже если ты допустил ошибку. Даже если хотел отравить других людей, это ничего не меняет. Старик и женщина… не слишком ли низко, м? Отмахнувшись от него, я глянул на картины и едва не закричал от увиденного. На правом портрете застыла серая собака с умными глазами, но Святой Алан исчез. А Эгмонт стоял среди залитых кровью трупов, держа фамильный кинжал. Носок его сапога упирался в тело Робера Эпинэ. Господи, что за?! Твою мать! Едва ли не заорав благим матом, я вскочил с кресла и шарахнулся прочь от картин. Можно позвать слуг, но что они сделают? Этих страшных перемен не стереть. И, что самое страшное, меньше всего это походило на дурной сон. Горло сдавило болезненным спазмом, глаза обожгли слезы. — Не следует бояться того, что уже произошло, но ты спрашивал, почему я не зашел раньше. Потому, что раньше ты был жив, — огорошил меня Паоло. Что? Чего?! Нет, нет, твою мать, нет! Я так не хотел умирать, оказавшись в новом теле! Но на отчаянный вопль просто не хватало сил. Хватая ртом воздух, я бессильно смотрел на Паоло и не знал, что делать. — Ты мертв, Дикон, как это ни печально. Яд был в вине. В красном вине. Увы, ты, как и все северяне, не чувствуешь букета, — Паоло прижал ладони к глазам. Как эр Рокэ! — Яд?! — Кахаэтис фалинхоэ, — отец Герман появился откуда ни возьмись и обнял за плечи Паоло. — Противоядие неизвестно. Зато вы не мучаетесь. Через полчаса вы потеряете сознание, так что советую распорядиться оставшимся временем как можно разумнее. Хотите вина? Наклонив кувшин, отец Герман стал наливать в бокал черно-красную жидкость. Затем протянул бокал мне. Растерянно его взяв, я вздрогнул — на плече олларианца устроилась трехцветная кошка с прозрачными зелеными глазами. Господи, да что творится здесь. — Пей, Дикон, — кошка оказалась говорящей, — это хорошая лоза. Четверо подарили нам радость, так радуйся. Тадададам. Что это значит? Не лекарь ли меня отравил?! Похоже на то. Лекаря порекомендовал Реджинальд, причем очень настойчиво, но с какой стати «кузену» на меня покушаться? Ему нужен Надор? А с виду не скажешь… Точно! Ему нужны Надор и Айрис, а после того, как я сказал, что выдам ее за Рокэ Алву, Реджинальд решил от меня избавиться… — Я предупреждал вас, тан Окделл, — речь священника текла медовым ядом, — вы не послушали. Что ж, ваш выбор и ваше право. Пейте, это все, что вам осталось. — Идите нахер! — заорал я, внезапно отойдя от шока. — Не буду ничего пить! Проваливайтесь в Закат и горите заживо! Оба!.. Заживо… Смешно. Они ведь уже мертвы. Только это не помешало мне с размаху швырнуть бокал на пол. Хрупкий хрусталь разлетелся множеством блестящих осколков, на темном ковре где-то застыло невидимое красное пятно. А я проснулся — снова. Что это было? Зачем я вообще велел постелить себе в кабинете? Ах, да… тогда, после ухода Айрис, Валентина и Робера, я разленился идти до комнаты. И зря. Может, попросить еще успокоительного? Вздохнув, я потянулся к серебристому шнуру, но тут же опустил руку, едва услышал тяжелые и медленные шаги. Так, третий покойничек топает. Да что ж им неймется-то в эту ночь, а? Я с сомнением посмотрел на алебарды и незаряженные мушкеты — вряд ли они помогут мне. Так, меня достали эти ночные визиты, дам-ка я по голове очередному гостю чем-нибудь! Вспомнив свой первый день в Кэртиане, когда шагал по надорскому замку с тяжеленным подсвечником, я, не раздумывая, схватил похожий подсвечник, только серебряный, с камина. Жаль, что нельзя просто запереть дверь… Встав торопливо с постели, я поморщился — меховой ковер под ногами был холодным и влажным, словно на него пролили воду некоторое время назад. И то снадобье, что я бросил на пол, а значит, это вовсе не сон, мерзко пахло лилиями. Металл подсвечника тоже влажный. Брр… А я уже надеялся, что кошмарам конец. И никак не проснуться ведь. Но это не сон. Что тогда? Местная мистика? Дверь рассыпалась в щепки и труху, словно была очень старой. И что я теперь эру Рокэ скажу, когда он сюда вернется? В дверном проеме застыл некто огромный и толстый, встав в позу «руки в боки». Шляпа с пером, шпага… Блин, что за знакомый мертвец? Или Придд решил вспомнить наши лаикские выходки и повторить? Вообще не смешно, по голове настучать за такое! — Ха! — грохнул гость. — Унар Окделл, почему вы не приветствуете своего капитана? — Потому что я уже давно не ваш унар, — ответил я, поразмыслив. — Кто вас нанял? — мало ли, чем Придд не шутит. — Ха! Я служу Ей. Запомни это, унар Окделл. Ей, и никому иному. Ей? Кому? На ум настойчиво шла меркантильная старушка из сказки про Золотую Рыбку, но что-то Арамона не в той весовой категории, чтобы Рыбкой называться. Я молча и ошарашенно наблюдал за тем, как он шагает к камину. Странно-вязкие шаги у него… И сам он странный. Раньше от него шел запах вина и острой еды, а теперь — запах лилий и гниения. — Ты точно Арамона? — Ты мой унар, — сообщил мне, типа по страшному секрету мертвый капитан, протягивая свою лапищу к моему плечу. Я инстинктивно отдернулся. — Но я больше не отвечаю, ты мне не нужен и ей тоже. Она тебя не ждет. У тебя есть свой хозяин. Она говорит, между вами кровь и клятва. Твоя клятва и твоя кровь… — Ракан? — мой голос дрогнул. Я говорил вовсе не об Альдо. — Я понял. А теперь уходи, я устал от тебе подобных гостей. Пусть четыре скалы защитят… — Ты угадал. Скалы не простят клятвопреступника. Ха! Я сказал, ты слышал. Но ты был дурным унаром. Ты не понял. — Запомню! «Создателю всего сущего, именем твоим и во имя твое…» — на ум пришло нечто эсператисткое, вдолбленное в голову Мирабеллой. Ничего определенного не ответив, Арнольд Арамона поперся к окнам. Тени у него не было — это выходец. Как и некрасивая девочка в Октавианскую ночь… Я прикусил губу и сжал кулаки, пытаясь сосредоточиться. Откуда здесь болото, что чавкает под ногами капитана? От сладкого запаха лилий, что усиливался, становясь невыносимым, меня начинало тошнить. Пойду-ка я отсюда! С громким топотом помчался прочь из комнаты. Уже даже выспаться не хотелось, но только бы уйти подальше от всей этой гадости! Не собираюсь я играть во все эти дурацкие магические игры. И, едва я подумал над этим, сбегая вниз по лестнице, как под ногами проломилась подгнившая доска. Поскользнулся и полетел вниз по заросшим зеленой гадостью ступеням.