Сессия в условиях Талига

Очередной Совет начался через некоторое время после нашего освобождения. К Катарине, закутанной в серую траурную одежду, подошли мэтр Инголс и кардинал Левий. Куда девалась та испуганная и взволнованная молодая женщина из Нохи? Сейчас я видел лишь уверенную в себе королеву, слова которой звучали решительно и твердо. Она стала регентом до рождения младшего ребенка. Тем временем принесли чернильницу, песочницу и перо, поставили на небольшой, обитый сукном, столик. Положили большой белый лист. — Я свидетелем величайшего и прекраснейшего события, — радостно сообщил кагетский посол, зачем-то заламывая руки в трагичном жесте. Странно, не помню за этим народом такой привычки. Гаийфец лишь коротко кивнул. — Мы подписали манифест и теперь представим вам регентский совет, — произнесла Катарина, подняв увенчанную тяжелой прической голову. — Согласно законам Талига и нашему желанию, мы объявляем главой регентского совета нашего Первого маршала герцога Алва. К сожалению, вероломные действия растоптавшей Золотой Договор кесарии Дриксен вынудили его срочно отбыть к войскам. Вторым мы называем герцога Ноймаринена, оказавшего Талигу в трудную минуту неоценимые услуги. Мы благодарим герцога Ноймаринена за то, что он сделал во время нашего заточения и заточения герцога Алва, и подтверждаем все принятые им решения. Мы также вводим в наш совет экстерриора графа Рафиано и геренция графа Гогенлоэ, к которым испытываем глубокую признательность за попытку убедить нашего супруга перед лицом приближающейся угрозы покинуть Олларию. Мы открыто признаем, что ошибались, не приняв этот совет, но мы не представляли всей мерзости обосновавшегося при нашем дворе предательства. В регентский совет также войдет сохранивший верность Талигу граф Савиньяк. Мы с удовольствием подтверждаем его полномочия Проэмперадора Северного Надора. Мы назначаем Проэмперадором Эпинэ нашего верного вассала графа Бертрама Валмона и благодарим всех членов семейства Валмон за оказанные короне услуги. Увы, все, кого мы назвали, в настоящее время исполняют свой долг вдали от столицы. В их отсутствие мы, нуждаясь в поддержке верных и честных людей, расширяем наш совет и вводим в него нашего кузена маршала Эпинэ, командующего гвардией графа Рокслея, коменданта столицы барона Карваля, вице-супрема барона Инголса и командующего нашей личной охраной виконта Мевена. Мы сожалеем о болезни нашего друга и защитника герцога Окделла и о том, что в настоящее время он не в состоянии служить делу возрождения Талига. Жаль, но с другой стороны, не очень-то и хотелось. Надо обсудить с Дэвидом, как найти Рокэ, потому что отыскать шкатулку с письмом Эктора я уже утратил надежду. — Мы благодарим его высокопреосвященство кардинала Левия, в эти трудные месяцы делавшего все возможное, чтобы защитить наших подданных и восстановить попранную узурпатором справедливость. К несчастью, олларианская церковь до сих пор не оправилась после отъезда его высокопреосвященства кардинала Сильвестра. Мы не видим пока достойной замены этому человеку, отдавшему жизнь Создателю и Талигу. Временно являясь главой олларианской церкви, мы не можем подтвердить полномочия Агния, оставившего своего государя и последовавшего за омерзительными временщиками. Мы лишаем его сана и изгоняем его. Имя преемника Агния будет названо позднее нами или же герцогом Алва. Мы считаем необходимым довершить начатое кардиналом Сильвестром и представлявшим Святой Престол епископом Оноре и с некоторыми дополнениями подписываем соглашение, которое, к глубочайшему нашему прискорбию, не успели подписать кардинал Сильвестр и епископ Оноре. Мы делаем это, стремясь положить конец четырехсотлетнему непониманию. Отныне каждый талигоец сможет открыто исповедовать эсператизм, посещать эсператистские храмы или же посвятить себя Создателю, уйдя от мира в одну из вновь открываемых обителей. Каждый может беспрепятственно совершить паломничество в Агарис, чтобы получить благословение Эсперадора, и беспрепятственно же вернуться к своему очагу. Мы признаем власть его высокопреосвященства Левия над эсператистской общиной Талига и подтверждаем передачу эсператистской церкви Нохского аббатства и бывшего женского монастыря Святой Катарины. Мы объявляем о том, что никто ранее тайно отправлявший эсператистские обряды и открыто признавший после обнародования нашего указа свою веру не будет наказан. Никто из занимающих высокую должность при переходе в эсператизм ее не потеряет, а негоцианты и ремесленники не будут обременены дополнительными налогами. Мы сами принадлежали и принадлежим к эсператистской церкви, хоть и вынуждены были скрывать это обстоятельство, и мы счастливы избавиться от необходимости лгать перед лицом Создателя. При этом мы объявляем о недопустимости принадлежности сразу двум церквям. Те, кто, называя себя олларианцами, станут отправлять эсператистские обряды, и наоборот, подлежат суду за заведомое оскорбление Создателя и главы олларианской церкви. Так хотел его высокопреосвященство кардинал Сильвестр. Так хотел епископ Оноре, признанный конклавом святым. Так желаем мы. Мы просим посла Агарии и посла дружественного Алата подняться к нам и засвидетельствовать нашу подпись и подпись его высокопреосвященства кардинала Левия. — Я счастлив стать свидетелем примирения двух церквей, — сказал алат. — Во имя Создателя. — Так и будет, — нахмурился агариец. Договор скрепил подписью Левий. А потом обратился ко всем присутствующим с долгой и зануднейшей речью. Ладно, послушаем. — Во имя Создателя. Нет большей радости для служителя Его, нежели положить конец бессмысленной вражде и открыть дорогу детям Его к храму. Об этом пекся святейший Адриан. Об этом молился святой Оноре, и молитвы его были услышаны, а жертва, ибо это была жертва, принята. В этот светлый час под взглядом ушедших святителей я не могу скрывать правду, какой бы горькой она ни являлась. Не все князья церкви желают мира. Есть среди них и те, кто не погнушался надругаться над святыней, не ужаснулся мысли подменить благодать смертью, кто обрек на нее невинных и послал на гибель собрата своего. Увы, не все собратья мои примут с радостью согласие двух церквей, не все возблагодарят Создателя. Не всегда в Святом граде Милосердие торжествует над злобой, а Чистота над завистью, но не зря наделил нас Он высочайшим благом свободой воли и велел внимать лишь голосу Его. Знаю я: то, что сделано сейчас, угодно Ему. Если придется мне выбирать между волей конклава и волей Его, между саном моим и паствой моей, между миром и войной, выберу я то, что должно пастырю, и да будет то, что будет. По воле святого Эрнани церковь наша утвердилась в городе сем, когда носил он еще имя Кабитэла. Агарис же возрос как обиталище торговцев, превыше всего ценивших золото. Не было святости в земле, на которую волей светских властителей пересадили древо Эрнани, от того раз за разом взрастают на том древе ядовитые плоды. Трижды выказывал Создатель волю свою, стремясь образумить слуг своих. Насылал он на них мор, щадя лишь тех, кто шел путем Его. Становились орудием Создателя воинство морисское и воинство Франциска Оллара и пасынка его Рамиро, но проходили годы, и забывалось то, что нельзя забывать, и терпение Его подвергалось испытанию. Как могу я не ждать новых кар, видя, сколь глубоко проросло Зло в сердцах тех, кто должен хранить ото Зла сердца других? Я вижу, как правители светские нарушают договоры, как охватывает Золотые земли война, как сосед поднимает руку на соседа, а солдат изменяет присяге. Даже среди князей церкви находятся те, кто, вняв наущениям Врага, поднимает руку на праведных. Не от руки разбойников пал святой Оноре, и не своей смертью умер магнус ордена Славы Леонид, да падет гибель их на последние весы и да ответят убийцы пред Создателем за содеянное! Не золотое время нам выпало, но железное. Выпало нести нам на плечах своих бремя грехов предков наших, и правителей наших, и пастырей наших, и нет нам иного пути, как исполнить долг свой и положиться на Милосердие Его. Да спасутся невинные, и да очистятся служением своим виноватые. Орстон! — Мэратон, — тихо произнесла Катарина. — Кроме всего прочего я хочу заявить, что бывший кансилльер по имени Август Штанцлер будет освобожден из Багерлее. Мы знаем, что он болен и что его поместья разорены войной. Он вернется в свой дом. Герцог Окделл, если вам позволяет здоровье… — Не позволяет! — Очень жаль. Я надеялась, что вы сможете отправиться в Багерлее с этой вестью для Августа Штанцлера. Но это не страшно, поедет другой человек. Господа, прежде чем отпустить вас, мы вынуждены заявить свой протест тем, кто в нарушение Золотого Договора признал власть узурпатора, и тем, кто, воспользовавшись печальными событиями в Талиге, развязал войну в надежде отторгнуть наши исконные земли. Слов кагета, что-то восторженно орущего, я не слушал, а думал о том, как бы отстранить Карла и того, кто родится у Катарины. Нет времени сидеть и ждать, сложа руки, надо просто рассказать Катарине, как обстоят дела, и, как регента, заставить ее написать отречение. Оно должно иметь силу, потому что регент — мать наследника. Надо получше обдумать этот вариант. Этот регентский совет был не единственным — после него потянулись еще Советы. Салигана не нашли, как ни старались найти, Робер попытался было посоветовать мне переехать из особняка куда-нибудь в другой дом, но вспомнил про Мэллит и отказался от этой идеи. Хотя, нужно было приводить особняк в порядок, чтобы Рокэ вернулся в жилое помещение, и я велел немногочисленным слугам как следует убраться в комнатах. — Ваше величество! Прибыл посланник герцога Ноймаринена. Он просит разрешения войти. Фак! Регент на регенте и регентом погоняет. Мне только не хватало, чтобы эти северяне захапали Талиг и корону… Прикусив губу, я с тревогой посмотрел на вошедшего. Широкоплечий полковник вошел и преклонил колено перед Катариной. Та охнула. — Эрвин, это ты?! — Ваше величество! — Господа, перед вами Эрвин Ноймаринен, граф Литенкетте. Последний раз мы видели его на празднике в честь рождения моей младшей дочери… Создатель, тогда все еще были живы… Все… — кого-то понесло в ненужные сантименты. Королеве стало не очень хорошо и королева неспешно удалилась, сопровождаемая толстым законником. Надо найти шкатулку, обязательно надо, хотя я не знаю, поможет ли она мне. Сейчас куда важнее — отречение регента за малолетнего короля, в пользу Рокэ Алвы и его потомков.