Сессия в условиях Талига

Помимо всего прочего, у меня появилась очередная проблема, и имя ей, Дженнифер Рокслей. Эта прелестная эрэа лет тридцати с хвостиком, как бы невзначай со мной заигрывала, хотя, кажется, была в курсе, что у меня есть жена. Но, поразмыслив, я решил, что придворная дама, как и ее родственник, Дэвид, помогут мне в осуществлении моего хитрого и довольно-таки опасного плана. В очередной раз, когда я пришел во дворец, меня едва ли не силком утащили в так называемый Весенний садик — «чтобы поговорить». Говорить начали про сирень, точнее щебетать. Я узнал много нового и интересного о том, что Дженнифер Рокслей родилась в пору цветения сирени. Какая прелесть, я так давно мечтал об этом узнать! — Скажите, — прервал я поток непонятных излияний, — я могу рассчитывать на вашу помощь в одном не особо приятном деле? — Разумеется. — Вы ведь умеете хранить тайны? — Можете не сомневаться… — А ладите с Дэвидом Рокслеем? — перед тем, как приступать к делу, мне следовало проверить тщательно все ходы и проявить максимальную осторожность. — Да, — твердо ответила женщина. Вот и славно, значит можно спокойно думать дальше. Ага, подумаешь тут. Несколько дней я искал проклятую шкатулку, не нашел, но не потерял надежды. Мэллит, немного успокоившись, почти расцвела и перестала грустить по поводу и без. Узнав о том, что в Надоре новые землетрясения, я поручил Эрвину съездить туда и вывезти выживших в Ноймаринен. — Но… — Эрвин был растерян, — я почти ни разу не был в Надоре. Присутствующая при этом разговоре Айрис вызвалась помочь мне нарисовать карту тех земель, где была неспокойна земля, и мы трудились довольно-таки долго. Замороченный политикой, я забыл географию родовых земель, однако Айрис помнила все. Она еще не избавилась от бледности и кругов под глазами, однако с гордостью сообщила мне, что назвала подросших детей Энн и Клемента именами выдающихся герцогов Окделлов. — Джеральд, Алан, Ричард, Эгмонт, — завершила она, радостно сверкая глазами. — Нет, ты в этот список не входишь, братец, не надо лыбиться. Потому что ты — кукушонок. Разболтался на суде… — Айрис, я… — Ой, отстань, — махнула рукой разочарованная сестрица. — Как есть кукушонок. Если бы не Робер, снова бы расцарапала тебе физиономию. Разговор проходил рядом с покоями королевы, и Айрис, все то время, что бубнила на меня, сосредоточенно что-то искала в своей одежде. Наконец нашла и, хмурясь, всучила мне в руки. Шкатулка! Та самая, найденная в Нохе, резная и без замка. Я заглянул внутрь — письмо лежало на месте, аккуратно сложенное и давно никем не тронутое. — Айрис, где ты ее нашла?! — В доме монсеньора, — буркнула она. — Лежала под твоей кроватью. Что искала Айрис под кроватью брата, пока оный шлялся по Сакаци, мне внятно никто не рассказал, зато я мог схватить шкатулку и радостно драпать домой. Однако в голову пришла идея получше. Захлопнув ящичек, я протянул его ошеломленной Айрис. — Вот, держи. Попроси Луизу, чтобы спрятала в надежном месте! — дал я ценное указание, прежде чем покинуть дворец. В особняке мы с Мэллит продолжали спать в разных комнатах, дабы не произошло ничего непоправимого: беременность и ребенок сейчас, перед Изломом, были бы совсем лишними. Съежившись через неделю под одеялом в своей комнате, я чувствовал приближение чего-то дурного и отвратительного, но не знал, как быть. Слуг звать не стоило, а свечи в другой конце комнаты. Может, зажечь? Да нет, все равно они быстро гаснут при приближении нечисти. Тук. Тук. Тук. Кто-то неспешно и требовательно стучал в дверь. Мэллит не стучится так, ее кулачок ударяет о деревянную поверхность слабо и тихо, а тут за пределами комнаты явно находился взрослый мужчина. Напрягшись, я посмотрел на дверь. Может, слуги? Прежде стучался только Эмиас… Потерев глаза, я приподнялся на локтях и зевнул. Кинжал, забранный из домовой церкви, лежал под подушкой, но вспомнил об этом я уже, когда открывал дверь. Кто-то высокий и плотный застыл в дверном проеме, но не Арамона. Его бы я распознал сразу после того ночного кошмара. — Меня зовут капитан Гастаки, я хочу тебе кое-что сказать. Пригласи меня, я тебя не возьму. Ты мне не нужен, я тебя не подниму. — Проходите, — я посторонился. — Пригласи меня, как подобает, — отрезал незваный гость. — Прошу вас, капитан Гастаки. — Мне жаль тебя, ты не наш, — забубнила, как оказалось, гостья. — Я ходила в твой дом, его больше нет. Я никого не спасла, потому что они глупы. Но они не виноваты. Вернись к ним, и твой дом придет за тобой, а горячие пускай уходят. Они еще могут. Ты остываешь. Скоро остынешь, и сразу. Тебе все равно где, им — нет. — Что?.. — я только хлопал глазами и откровенно тупил. — Я вас не понимаю. — Якорь тебе в глотку! — у дамы весьма своеобразная манера общения. — Чего ты не понимаешь? Я пришла, чтобы сообщить тебе о смерти, твоей. — Удивили. И… вы это о предыдущей или о будущей? — я озадачился. — Мы никто не всё, когда горячие. Мы совсем никто, когда холодные. Не иди домой. Вернись и убери им паруса. Закрепи пушки. Идет шквал, понимаешь?! Ваш шквал, не мой, но мне вас жаль… Пусть горячее останется горячим. Мы возьмем свое позже и только то, что по праву наше. Мы не мародеры, а Она не может войти… Какая прелесть. Я сдавил виски быстро зябнувшими ладонями и почувствовал, что очень хочется пить, но потом услышал еще одни шаги. Тяжелые и знакомые, они раздавались в коридоре. Повеяло легким запахом мертвых лилий, но лишь на миг. — Я говорил! — грохнул капитан Арамона. — Этот унар глуп, он всегда был самым дурным. Пошли. Она ждет. Далее последовали семейные разборки, в суть которых я не вникал, оставалось только броситься на кровать и забиться под одеяло. Пусть считают меня трусом, сколько влезет, но страха меньше не станет от того, что я начну с ними мило беседовать. Наконец ушли… все… завершилось… Можно закрыть глаза и какое-то время ничего не бояться, потому что здесь тепло и нет этого мерзкого запаха. Потому что рядом не витает смерть из Надора. Потому что я пока еще живой.