Стокгольмский синдром

      Джису уже прилично отошла от дома по выкатанной транспортной дорожке, что даже заасфальтированная дорога стала виднеться в далеке. Но она по прежнему находилась на огромной высохшей с прошлого года поляне, которую обрамляли редкие, но довольно-таки массивные сосны. Повсюду клубил и распылялся туман мягким полупрозрачным облаком, он замыливал глаз и не давал рассмотреть объекты чётко, но как же он чёрт возьми дополнял атмосферу холодного раннего и одинокого утра. Вокруг не было ни единой души, даже зверей не было слышно, что кстати странно: уже достаточно рассвело, чтобы птицы заголосили. Но повсюду была лишь тишина, которая нарушалась хрустом покрытой инием после морозной ночи травы. Зимний снег уже давно расстаял, но ночи всё ещё продолжали быть холодными, да такими, что улицы покрывались тонким слоем изморози: и транспортные средства, и камни, и трава, и деревья, — всё будто бы замерзало. Как и время вместе с ним. Прямо сейчас бедная девушка торопливо вышагивала в незастёгнутых сапогах и проваливалась в высокую траву по щиколотку. Мелкие льдинки при соприкосновении с оголённой кожей моментально таяли и зверзки обжигали и резали ноги, чего можно было бы избежать, если бы на девушке были надеты носки. Но переодеваться перед побегом было некогда, ведь Чонгук мог проснуться в любую минуту и помешать всем её импульсивным, но обдуманным из-за страха планам. Она так и была одета в его огромную жёлтую футболку и свободные чёрные шорты, лишь своё пальто она накинула поверх. Выглядела девушка весьма неопрятно, но какое это сейчас имело значение? Её лишь могут принять за сумасшедшую на той самой заправке из-за её странного внешнего вида, да только это бы наоборот помогло её поскорее связаться с цивилизацией и лишь являлось бы дополнительным доказательством того, что девушка попала в беду. Жжение на коже продолжалось до тех пор, пока девушка окончательно вся не замерзла, и её тело просто не онемело полностью.         Её ужасно грызла совесть, ведь она бросила человека в беде. После тех ужасных вещей, которые сотворил с ней парень, она бы, не раздумывая долго из-за совести, совершила этот страшный и опасный побег, но после их совместных ночных приключений, измазанных тёплой кровью и огромным количеством пролитых слёз, Джису уже была не так уверена в себе и своих действиях. Поведение Чонгука было явно деструктивным, он вредил себе и крайне много, отчаянно и яростно. Он говорил много слов о том, что он не должен жить. Чонгук был не просто неадекватным, он был в полном непорядке. Ким искренне переживала за его жизнь. В голове всплывали различные истории подобных случаев, когда похищенные жертвы сбегали из логова похитителей, и те кончали с собой. Ярчайшей конечно же оказалась история Наташи Кампуш и её похитителя Вольфганга Приклопиля, который покончил с собой сразу же после того, как понял, что Наташа сбежала. Вдруг и Чон покончит с собой из-за того, что Джису бросила его в такой сложной и опасной для него самого ситуации? Чонгук был слишком непредсказуемым, даже непредсказуемее любого из всех известных ей преступников. Джису не хотела стать причиной чьего-то ухода из жизни. Даже такого бедного человека как Чон Чонгук, который натворил немало ужасных вещей по отношению к ней (кто знает, а может и по отношению к другим?). Да, Ким Джису жалела Чон Чонгука. Она отчётливо понимала, что если бы не что-то, произошедшее с ним в детстве, он бы сейчас был совершенно другим человеком.         В какой-то момент девушка заметила, что слышит звуки плещущейся воды, словно где-то неподалёку бежал ручей. Но ему неоткуда было взяться, ведь тогда бы она знала о его местонахождении. Она бы увидела его во время поездки, потому что он наверняка был недалеко от дороги, да на крайняк и Чонгук бы рассказал. Он ведь так величественно описывал всю природу вокруг своего дома (а точнее весь лес от своего дома вплоть до города), увлечённо рассказывал о флоре и фауне и неоднократно упоминал, как же сильно он хочет нарисовать что-нибудь фэнтезийное и волшебное, но с окружающей его всю его сознательную жизнь природой. Этот звук моментально вывел её из гнетущих негативных и тревожных мыслей, и он продолжал усиливаться.         Вдруг к журчанию присоединились странные звуки, смутно напоминающие помесь колокольчика и калимбо. Они будто бы слились в унисон и выстроились в целую тихую мелодию, которая также продолжала усиливаться вместе с размеренным журчанием ручья. Время будто бы прекратило существовать вовсе, вселенная замерла, и мир стал бесконечным мгновением. Вместе с ощущением времени исчезло и чувство холода. Страхи и тревоги также улетучились. Джису вдруг почувствовала себя легко и приятно, но вместе с тем она перестала понимать своё положение в пространстве. Нет, она не теряла равновесие. Скорее она испытывала чувство дереализации, когда всё, увиденное глазами, теряло свой смысл и казалось нереальным, существующим где-то глубоко в воображении, но никак не наяву.         Туман приобрёл очертания: если раньше он был полностью распылён в пространстве, то сейчас стали видны его отдельные потоки, которые достаточно скоро разлетались по воздуху, хотя было абсолютно безветренно. И он точно шёл из леса. Издалека казалось, что серые стволы сосен подсвечивались каким-то тёплым неоново-синим светом, который ещё больше отражался в тумане. Этот свет сильно заинтересовал Джису, и она, даже не осознавая своих действий, медленно пошла в противоположную от дороги сторону — прямиком в лес, к нему. Она подходила медленно и осторожно, и чем ближе Ким оказывалась к лесу, тем отчётливее она видела, что этот загадочный свет был подвижным. Он действительно двигался и весьма не равномерно. Получается, это было какое-то животное? Могли ли светлячки мерцать таким насыщенным синим светом? Да даже если бы и могли, какие светлячки в это время года, Джису? Не глупи, ты итак совершила множество глупых вещей за последние три дня.         Оказавшись у подножия леса, Джису смогла отчётливее разглядеть неведомых светящихся существ. Ими оказались крупные синие бабочки, которые совсем не были похожи на настоящих живых насекомых. Они будто бы были нарисованы: однотонные туловища в цвет крыльев, никаких узоров и пятен. Они действительно выглядели нарисованными. Бабочки спокойно летали внутри редкого леса, какие-то из них сидели на серых морщинистых стволах и сводили и разводили светящиеся крылья. Стоило Джису коснуться ледяной ладонью коры ближайшего дерева, как она услышала постепенно усиливающееся пение какой-то девушки. Слова было сложно разобрать, но отдалённо они напоминали изменённую и будто бы превращённую во что-то филосовское детскую считалочку. Одновременно с этим вся огромная стая бабочек обратила на неё своё внимание и тут же ринулась к девушке. Они медленно окружили её и стали игриво пархать и завлекать девушку в свои танцы. Будто бы сама лесная ведьма обернулась светящимися призрачными насекомыми и пригласила к себе во владения Ким Джису, чтобы успокоить бедную девушку и защитить её от лап страшного мерзкого лесного чудища, от которого она бежит.         В какой-то момент сознание полностью покинуло Джису, и девушка закружилась в непонятном никому танце. Эйфория сменила все неприятные чувства, а мелодичный высокий голос успокаивал и остужал голову. Но следующие его слова спустили девушку с небес на землю.         «Я иду тебя искать        но боюсь, что не успею...»         Сердце замерло, волнообразный вибрирующий страх сковал живот и парализовал всё тело. Ким боялась пошевелиться, в то время как песня и танец бабочек продолжались. Сменялись только слова, которые пугали всё больше и больше.         Джису в страхе медленно обернулась назад в сторону дома, но ничего не увидела. Что-то кричало ей громкое «беги», но сил хватало только на медленные робкие шаги. Может получится укрыться в тумане среди деревьев? Ким старалась прятаться за стволы и молилась всем богам о том, чтобы этот кошмар закончился, и она вышла к дороге и увидела злополучную заправку, на которой могли оказаться люди. Прошло какое-то время, прежде чем пение продолжилось, и слова вновь оказались не самыми удачными.         «Нету смысла убегать        Потухает в небе месяц...»         Вдруг в округе раздался мощный хлопок, который, казалось бы, убил девушку своей внезапностью, напугал до чёртиков. В этот момент она умерла где-то глубоко внутри. Медленно обернувшись назад, Джису увидела наихудший кошмар, который только мог ей присниться.         — Замученная и ослабленная девушка одна в лесу, — Вторая волна оглушительных звуков накрыла бедные уши Ким. Наводящий страх громкий голос мужчины звучал с долей насмешки, но и странные нотки вкрадчивости украшали звук. Звук, который никто бы никогда не захотел услышать.         Бабочек и след простыл, они просто растворились в воздухе, как и пугающий голос, который мгновенно замолчал. Больше не журчал никакой ручей, не звенел никакой колокольчик. Хлопок вернул всё на свои места и разделил реальность и фантазии. Напротив девушки, метрах в сорока стоял Чон Чонгук с поднятой вверх правой рукой, той самой, на которой Ким рисовала цветок. Эта рука, на удивление, крепко держала пистолет.         Этим хлопком был выстрел в воздух.         У Чон Чонгука есть пистолет.         Но откуда?.. Откуда у этого не особо богатого студента появилось настоящее огнестрельное оружие?         — Доброе утро, Ким Джису! — громко и чётко, с толикой насмешки проговорил парень. Его голос заставил её вздрогнуть. Она неуверенно повернулась к нему корпусом полностью и заметно напряглась. Дыхание участилось, руки и ноги затряслись.         Прямо перед ней сейчас стоит псих с оружием.         — Куда же подевалась твоя смелость, а? Ким Джису, эй! Чего молчишь? — Вязкая слюна не сглатывалась, она прилипала к корню языка и медленно стекала к глотке, что в любой другой ситуации заставило бы её обладателя закашляться, но только не сейчас. Челюсть задрожала, а по кишечнику проползла склизкая ребристая змея. — Не побоялась так рано выйти в незнакомый лес одна, да ещё и в такой туман, почти нагишом. Хоть бы сапоги застегнула, простудишься ещё и заставишь мамочку переживать! — он был зол. Саркастично говорил упрёками, замаскированными под заботу, использовал слова, которые прежде не позволял себе произносить. — Сбежать решила?! — яростно прокричал парень, опустив оружие, но резко тряснув рукой в направлении девушки. Широкий оскал вырос на раздражённом лице, Чон испепелял взглядом дрожащую жертву.         Сердце Джису ухнуло в пятки, девушка в прямом смысле почувствовала, как что-то внутри неё провалилось, словно старые трухлявые доски в заброшенном здании проломились прямо под ногами. В тот роковой момент она ощутила это мгновенное падение в диафрагме и огромную силу сопротивления и взрывную волну при неприятном травмирующем приземлении.         Она боялась издать какой-либо звук, но Гук требовал ответа, продолжая выкрикивать междометия. Если на эмоциях он смог ударить её, а после и вовсе запереть у себя дома на целый день (и он точно себя не контролировал, потому что позднее непоказушно и исповедальчески раскаивался), то он может также легко... выстрелить в неё?         — Отвечай! — пистолет лёг увереннее в замёрзшей ладони. Чонгук и сам плохо приоделся для такой погоды: какие-то домашние серые штаны, темнее на несколько оттенков поношенная и мятая футболка и поверх какая-то чёрная кофта. Он выбежал в старых потрескавшихся кроссовках, на которых не было шнуровки. Торопился. — Тебе настолько насрать на меня, да?! Почему ты из раза в раз меня предаёшь блять?! — мужчина кричал во всё горло, его голос плоско скрипел и царапал уши. Он замер на какое-то время, лишь его грудь широко вздывалась. — Почему?.. — уже сказал он вполголоса, чего Ким не расслышала. Его взгляд был полон отчаяния, словно он винил себя во всех бедах мира. Тогда его глаза слегка округлились, и он медленно и уверенно поднёс дуло огнестрела к виску. — Почему ты опять предала меня? — прошептал он в пустоту.         «Но боюсь, что не успею...»         — Чон Чонгук, успокойся! Ты не в себе! — Джису выставила руки вперёд, неосознанно выказывая своё напряжение и то, что она безоружна и вообще нацелена на мир во всем мире, а не на войну.         — А ты думаешь, благодаря кому я сейчас такой? — вскрикнул он, а после тяжело задышал из-за злости. Какое-то время он помолчал, потому что не знал, что должен был говорить — слишком много всего копошилось в голове, и её просто разрывало. — Я думал, мы друг друга поняли! — он акцентировал внимание на пушке.         — Чон Чонгук, пожалуйста, опусти пистолет! — казалось, девушка сейчас расплачется, но виду она практически не подавала. Однако от мужчины это не скрылось.         — Этой ночью ты увидела настоящего меня! Ты думаешь, ты теперь можешь просто так уйти, оставив эти воспоминания в своей голове? Я думал, что я что-то значу для тебя! Разве на эту правду обо мне ты не должна дать мне что-то взамен?! — еле заметные клубы пара вылетали изо рта. Чон суетливо разглядывал лицо Ким, пытаясь найти там хотя бы толику сочувствия, нотки какого-то страха потерять его, хоть что-то. Но её лицо хоть и застыло в гримасе ужаса, ужас тот был настолько плоским и деревянным, что абсолютно ничего для него не значил. — Так и знал, что тебе на меня плевать, — горько высказал он своё умозаключение, а после опустил пистолет. Это была манипуляция?         У Джису не было времени и банально не хватало сил думать и анализировать его поступки. Время тянулось настолько прозрачно и дыряво, не быстро, не медленно, а пусто, что Ким абсолютно не понимала, что происходит, и что ей делать. Она даже отслеживать его действия умудрялась с трудом. А вот Чонгук таким недугом не страдал и мыслил пошустрее. Он вновь поднял этот злосчастный пистолет, но уже в направлении девушки. В груди вновь что-то оборвалось, как какая-то эластичная резинка обрела ровный срез, но через собственный разрыв.         — Ты же понимаешь, чем это всё может обернуться для тебя? Пожалуйста, Чон Чонгук, одумайся! Тебе нужна помощь, но если ты сделаешь задуманное, тебя будет ждать только тюрьма!         — Задуманное? Меня посадят, если я просто нарисую эту ёбанную картину с голой девушкой?!         — Что ты несёшь?! Ты применил насилие по отношению ко мне! И прямо сейчас ты целишься в меня из пистолета! Этого уже достаточно для срока!         — Значит ты на меня донести собралась? — ответная манипуляция Джису обернулась для неё крахом — девушка хотела заставить его одуматься и впоследствии простить, если он её отпустит с миром, но Чон вывернул её слова наизнанку.         — Нет! Ни в коем случае! — её руки задёргались с новой силой.         — Если ты мне не врёшь, то сейчас же подойди ко мне! Мы идём домой! — он настойчиво ткнул дулом в землю прямо перед собой, ожидая, что девушка без сопротивления подойдёт к нему. Вот только та отчего-то не шла. — Ким Джису!         — Я верила тебе, ты был интересен и важен для меня! Я не хотела идти в полицию! Я действительно тебе не вру! — девичий голос задрожал и пропал на какое-то время. — Но... Я не подойду к тебе... — по ледяным щекам скатились крупные обжигающие слёзы, которые быстро остывали и заставляли девушку чувствовать ещё больший холод. — Я никуда с тобой не пойду! Ты пугаешь меня, Чонгук! — Джису нашла в себе силы сказать эти слова несмотря на все страхи и угрозу её жизни. Сама не заметив, она обратилась к нему по имени, что считалось весьма фамильярным обращением.         Глаза Чонгука расширились будто бы в ужасе, когда он услышал её последние слова. В глазах резко потемнело, отчего ему показалось, что он теряет равновесие и вот-вот упадёт, хотя на деле же он каменно стоял на месте, лишь прикрыв свои глаза занятой оружием рукой, а второй тем временем схватившись за грудь в области сердца. В голове замелькали кровавые картинки, о которых он всегда мечтал забыть. Писк парализовал слух.         «Нет, папа, ты пугаешь меня!..»         Детский высокий голос кричал с надрывом, с просьбой и мольбами. По деревянному кухонному полу текла густая рубиновая жидкость; руки, одежда, люди — всё было в крови, она размазалась повсюду, въелась и до сих пор отказывается покидать их дом. Тёплая. Гадкая. Её...         Из воспоминаний его вывели шорохи и треск замёрзшей травы. Ким Джису бросилась бежать к дороге, но Чон среагировал быстрее и повторно выстрелил, только уже в её сторону. Испуганный визг сопроводился глухим гулким стуком, вызванным падением.         Теперь и Чонгук перестал понимать, что происходит, поэтому замер на месте и лишь ошарашенно, но с прежней злостью затаращился в сторону упавшего женского тела, пока не обнаружил в нём признаки жизни. Джису закряхтела и постаралась подняться, но ноги тряслись с такой силой, что она не могла даже на корточки присесть. Тогда Гук незамедлительно ринулся к ней, чтобы насильно унести её обратно в дом, да только никто не говорил, что Ким не будет сопротивляться.         — Не подходи ко мне! — Джису попыталась отползти, но мужчина успел подхватить её под бок и даже чуть-чуть приподнять над землёй, но та так брыкалась, что стукнулась коленом об его торс и вывалилась из полукольца его руки, с криком и грохотом упав на мёрзлую траву. Тогда-то Чонгук и заметил алые пятна на сине-мятной земле. Его сердце пропустило удар, а взгляд последовал по бегущим по левому бедру дорожкам. По внешней стороне ноги девушки пробегала полоса, которая обильно кровоточила. Казалось, что глаза Чона моментально потускнели, а блики и вовсе сбежали в неизвестном направлении; его челюсть сильно напряглась, хоть по губам такого не скажешь.         От Ким не скрылся его безумный взгляд, и это до смерти напугало девушку. Чонгук был похож на какого-то вампира из аниме, который долгие годы воздерживался от людской крови, но в итоге не справился, потому что та брызнула ему прямо на лицо. Эти оголодалые глаза... Его руки ходили ходуном, кулаки были крепко сжаты и оттого дрожали в напряжении. Джису не понимала, что происходит, и ещё больше она не понимала, чего теперь ожидать от парня. Проследив за его взглядом, она обнаружила кровь на своём бедре. Штанины шорт слегка задрались, открыв вид на рваное пулевое ранение сантиметров на пятнадцать выше коленки. Однако на них была дыра аккурат в эту полосу и немаленькое мокрое пятно вокруг неё. Видимо пуля задела по касательной и пролетела дальше. Её дыхание в очередной раз сбилось, и страх полностью сковал тело. Она не могла поверить собственным глазам — Чон Чонгук в неё выстрелил. Всё происходящее казалось ей каким-то сном, особенно после галлюцинации с бабочками, которые точно не были реальными. Чонгук с пистолетом, он выстрелил и попал ей в ногу, но боли не было. В эту же секунду она перестала чувствовать морозный холод.         Что вообще происходит?         Страх за жизнь окончательно лишил девушку холодного рассудка, которым она итак обладала крайне хреново. В ушах загудело, а мир будто бы вновь перестал существовать, словно вся эта стоящая перед глазами картинка состояла из цветного тумана, и стоит хорошенько подуть ветру, как она рассыпется и станет песчаной бурей, в которой невозможно будет задохнуться. Нет ничего тревожнее, чем как-то случайно навредить себе так, как раньше никогда не было, и не знать, что с этим делать. Случайно отломить стенку больного зуба во время перекуса и обнаружить это буквально сразу же; вывихнуть сустав или отсидеть ногу так, чтобы чувствительность не вернулась даже через минуту или две, — всё это всегда так пугает нас, словно мы совершили что-то непоправимое для нашего тела и здоровья, и причинённый ущерб никак нельзя будет восстановить. То же самое сейчас чувствовала и девушка, только ситуация была куда опаснее: она могла запросто истечь кровью ещё до того, как за ней приедет скорая или хотя бы полиция; Чонгук не сможет помочь ей, у него нет должного образования (или хотя бы достаточных знаний) и наверняка не будет и желания. А что, если это помешает девушке ходить на своих двоих самостоятельно? Или хромота останется с ней на всю её жизнь? Этот человек продолжает рушить её жизнь. Нарастающая тревога сковала даже дыхательные пути, поэтому мозг быстро терял нужный ему кислород.         Не успела она окончательно прийти в себя, как почувствовала постоянно усиливающее адское жжение в области раны, а также боль от удара там же — оно и понятно, ведь пуля ударила тело на огромной скорости с немалой силой. Туман перед глазами стал рассеиваться, и тогда Джису смогла понять, что её куда-то несут. Загадочный лес продолжал отдаляться, а морозный ветер глушил обжигающе тёплое чувство на коже и заставлял трястись от холода. Чонгук с тех самых пор не произнёс ни слова. Она не представляла, что он сейчас намерен делать, и какие чувства он испытывает, ведь закинутая на левое плечо Ким могла видеть лишь его затылок. Пистолет он продолжал крепко сжимать в ладони. С трудом обернувшись, она увидела, что они почти подошли к дому.         Он принёс её обратно. Побег обернулся крахом и только увёл девушку в минус.         Есть ли теперь смысл сопротивляться? Гораздо безопаснее будет быть покладистой. Наверное так будет больше шансов выжить... А будут ли они вообще теперь? После того, как мужчина выстрелил в неё, тюрьмы ему точно не избежать. Он может убить её и избавиться от трупа и вещей, а дом прибрать, чтобы сделать вид, как будто бы он отвёз Ким обратно домой, и куда она делась теперь — его совершенно не касается.         Он вошёл в дом и закрыл входную дверь на все имеющиеся замки и цепочки, небрежно разулся и последовал в спальную комнату на первом этаже — ту, в которой ночью и произошёл неприятный инцидент. Он грубо скинул девушку на кровать, что та аж ударилась головой об стену, а после направил на неё пистолет. Неужели он убьёт её прямо здесь? Но почему не в лесу? Там было бы куда разумнее избавиться от неё. Что у него вообще в голове творится?         — Не двигайся, иначе я за себя не ручаюсь, — холодно и властно проговорил он вполголоса, а после стащил сапоги и бросил куда-то в угол комнаты.         — Мне очень б-больно, — пропищала полушёпотом она. — Я продолжаю терять кровь, нужно наложить жгут и в-вызвать скор... — мужчина с силой зажал девичий рот свободной ладонью.         — Заткнись. Не тебе здесь говорить о боли, — он упёрся пистолетом в её щёку, а после плавно провёл им вниз по её телу. В какой-то момент ледяной металл сменился его холодными пальцами (указательным и средним), и тогда прежний путь продолжили уже они. Его руки тоже замёрзли, как и всё его тело наверняка. Джису с ужасом наблюдала за его действиями, не находя в них смысла: он поглаживал её гусиную кожу и спускался к ране. Покружив пальцами далеко за пределами ранения и вызвав этим несколько неодобрительных зажатых глухих возгласов, он прижался пальцем прямо к алой царапине с рваными краями, которые до этого из-за натяжения кожи оттопыривались так, что было видно чистое голое мясо, и сильно надавил на неё. Последовавший навзрыд высокий мычащий крик заставил его сбросить всю прикладываемую к нажатию силу. Сбившееся дыхание Джису спровоцировало несколько громких вздохов и всхлипов. Чонгук почувствовал левой ладонью горячую влагу. Девушка продолжала протестующе мычать в перерывах между нажатиями, а на самих нажатиях истошно выть и кричать. Но Чона это, кажется, не заботило вовсе.         — Неужто больно? Какая досада, — наигранно звучал тихий голос, но Джису и напрягаться не было нужно, чтобы расслышать все его оглушающие слова, — я думал, ты совсем бесчувственная, — он снова с силой надавил на рану, да так, что палец прикоснулся к самому дну. Чон так напрягся, что случайно почти перекрыл ладонью ноздри девушки, преградив путь кислороду. Только когда девушка начала издавать странные хлюпающие звуки, похожие на захлёбывание, он полностью убрал руку от её лица, но крепко схватился за шею и сдавил её. Нет, не с желанием придушить, скорее заставить закашляться, если надавить на определённые точки у кадыка. — Ой, забыл, что путаю физические чувства с эмоциональными, — последовала издёвка с его стороны. — Ну прости уж, — раздражённо и разозлённо прокряхтел он.         — Прекрати! — булькающе прохрипела девушка, обхватив его толстую руку своими и сильно сжав, даже впившись пальцами. Рука Гука была травмирована множественными порезами и оттого постоянно ныла и болела, но физическая сила, приложенная Ким, напомнила ему об этом многократно, и ему пришлось отпустить её, чтобы вырваться из её лап.         — Сука! — поражённая конечность напряглась и затряслась, кулак сжался и, казалось, намеривался ударить, но почему-то продолжал оставаться в воздухе, но вот пальцы правой руки вновь напомнили о себе и зашевелились в огнестрельной ране, расковыривая её изнутри и возбуждая нервные окончания. Истошные крики оглушали, бесконечно отражаясь от стен и повторяясь в ухе, но их обоих это мало волновало. Чонгуку было глубоко насрать на громкость звуков, издаваемых девушкой, в то время как Джису пыталась кричать как можно громче, показывая степень приносимой ей боли и надеясь, что над ней сжалятся. — Я конечно понимаю, что это больно, но сердце кричит мне заткнуть эту полосу чем-нибудь ещё и замотать как следует, чтобы ты блять помнила о ней всё время, пока находишься здесь! — ему приходилось наклоняться ближе и шипеть эти слова прямо в девичье лицо. Они едва ли соприкасались носами. Глаза Ким бесконечно слизились, из-за чего Чонгук почти видел в них своё отражение.         Джису даже не знала, о чём ей нужно было думать. О невонысимой адской боли в бедре? О том, как её оглушают собственные крики, и как болят голосовые связки? Об этом жутком шёпоте и омерзительных словах? О том, что он соприкасается с её раной грязными руками, и что может начаться заражение? Или о том, что, скорее всего, её ждёт смерть? От кровопотери или от рук некогда симпатичного ей человека — плевать. О чём ей блять сейчас нужно думать и что лучше делать? Адреналин заставлял сердце колотиться как бешенное, она просто не успевала соображать, ведь никто не знает, как нужно действовать в подобной ситуации. Никто никогда не готов к этому. Да кого она обманывает, к этому невозможно подготовиться!         — Попробуй сбежать теперь.         Парень резко вынул палец, прежде поиздевавшись и погладив кожу, сильно надавливая на рваные края. Кровь побежала с новой силой. Она перепачкала всё постельное бельё, руки мужчины, одежду, в которой сейчас была девушка. Джису сразу же схватилась за рану и попробовала перекрыть её ладонью, чтобы хоть как-то остановить кровотечение, но это было очень больно, из-за чего из груди девушки вырывались болезненные стоны в перемешку со всхлипами. Серое пальто продолжало впитывать кровь. Так она скоро потеряет сознание.         Чонгук замер, разглядывая свою ладонь, а в частности пальцы, перемазанные этими продуктами жизнедеятельности. Жаль, что алыми, а не рубиновыми. Тёмная кровь выглядит красивее и эстетичнее, чем ярко-красная. Благороднее, что ли? Следующее его действие повергло Ким в ужас — Чонгук медленно поднёс руку (в которой всё ещё был пистолет) к своему лицу и жадно слизал все выделения со внутренней стороны ладони. При этом он выглядел так, словно ловил невероятный кайф с этого. Джису видела, как Чон гонял слюну во рту, прежде чем проглотить всё, как он пытался распробовать то, что только что оказалось у него на языке. Через секунду он расплылся в улыбке и издал тихий довольный полустон и оскалился. Обычная насмешливая улыбка в данной ситуации превратилась в жуткий нездоровый оскал, который пугал до мурашек и чёртиков. Джису влипла. Она связалась с наглухо больным ублюдком, и теперь её ждут последствия.         Ещё немного порассматривав свою руку, он вдруг перевёл взгляд на наблюдавшую за этим кошмаром Джису и слегка склонил голову вправо, всё также задумчиво разглядывая её лицо. После он резко перевёл взгляд на её глаза и просто убийственно уставился в них. Джису по своей природе было трудно поддерживать зрительный контакт с парнями и работниками разных учреждений, но в такой ситуации её сердце и вовсе ухнуло вниз (который раз за утро), однако сил и смелости отвести глаза не хватило. Он смотрел на неё с такой ненавистью и одновременно очарованием, что Ким засомневалась, как такое вообще может быть. Гук, не моргая, переложил пистолет и медленно поднёс руку к её лицу, тем самым заставив Джису перестать дышать. Сначала он сомневался, дотрагиваться ли ему до её бархатной кожи и какой частью руки это лучше сделать, но совсем скоро он, видимо, принял решение и мазнул остывшей кровью на тыльной стороне фаланги по её скуле, съезжая на щёку, а от неё к губам. Но на губы крови не хватило, она закончилась, ещё не добравшись до уголка рта, и тогда он просто перевернул палец, проехавшись по ним уже слюнявой стороной. Осознание наличия его слюны на коже расползлось острыми иглистыми перьями по животу мерзкого и опасного кислотного цвета. Ужас вернулся, стоило Чонгуку зачарованно уставиться на размазанную кровь, а затем больно и гадко усмехнуться. Она так и не смогла пошевелиться, потому что стоило ей дёрнуться в попытке приподняться, как рана снова давала о себе знать, и девушка кривилась в гримасе. Она что-то цикнула, и тогда Гук полез в единственную уцелевшую тумбочку (на неё он ночью и опирался), которая оказалась прикроватной, выдвинул верхний ящик и достал упаковку бинта.         — Сходить бы за перекисью и как следует залить тебе её в рану, да времени осталось немного. Я найду другой способ заставить тебя страдать, сука, — Чон присел на кровать, схватил девушку за голень и силой придвинул к себе. Та не была готова и снова ударилась головой и уже полностью оказалась в лежачем положении. Парень закинул раненую ногу к себе на плечо и придвинулся ближе. Поза, в которой они находились, была весьма неоднозначной, но пока что Чонгук не предпринимал никаких действий в сексуальном плане, он лишь грубо и туго перематывал бедро девушки стерильным бинтом, что не совсем-то уж и помогало, потому что кровь ещё долго не останавливалась. Это положение их тел страшно напугало Джису. Он ведь не сделает того, о чём она сейчас подумала? Он ведь не сексуальный насильник, ведь так?.. А ты вспомни, Джису, что вчера утром ты его и обычным насильником не считала.         О каком времени он упомянул? Что ещё за «времени осталось немного»? Неужели времени до её кончины?..         Следом он дёрнул Ким на себя и заставил её приподняться. Из-за того, что девушка не хвасталась особой гибкостью, боль грянула, откуда её не ждали, ведь раненая нога всё ещё опиралась на массивное плечо. Каждое действие отдавалось болью в какой-нибудь части тела, а боль эта сопровождалась вскриками, стонами и страхом.         Чонгуку всегда нравился её тембр голоса. Он был необычным: не писклявым, а весьма мягким; не плоским, а очень даже многогранным, будто бы нечётким и с несколькими дорожками, которые его удваивали. Да, он не был столь звонким и плотным, как у большинства, но он был уютным и безопасным. Наверное поэтому её крики нисколько его не отторгали?         Скинув с плеч пальто, он небрежно отпустил Ким, и та снова упала на спину. Дальше он перевернул её на другой бок через правую сторону, тем самым натянув ноющую рану, а после стал стягивать рукава. Холод моментально сковал тело и доставил ещё больше дискомфорта, отчего Джису стало невыносимо существовать. Полосящее изнутри рёбра и диафрагму чувство заставило её морально лезть на стену. Невыносимо. Невыносимо. Невыносимо. Просто невыносимо переживать всё это.         Чон моментально отбросил грязное пальто куда-то позади себя, пока ничего не понимающая Ким падала обратно на спину; перехватил её руки и навис сверху.         Что чёрт возьми он собирается делать?         Но Чонгук лишь загадочно улыбался, не переставая жадно разглядывать запуганную девушку. Отчего-то ему снова захотелось сжать её шею, и отказывать себе в этом он не стал. Его рука плавно легла на бледную кожу, большой палец прошёлся по напряжённой мышце, а затем он снова перекрыл ей кислород, но не надолго. Всего на три-четыре секунды. Но это заставило Джису мучительно закашляться из-за боли. Затем его ладонь поднялась выше, прямо под челюсть, и крепко сжалась. Но это было сделано как... некий акт власти?         В голове пронеслась одна художественная история, которую он вычитал когда-то случайно в интернете. Мужчина криво и неравномерно коротко остриг девушку, над которой совершал насилие напротяжение десяти дней подряд, и сделано это было, чтобы унизить жертву и выставить её куском мяса в его кусках. Написана она была хорошо, но тогда её содержание Гуку не понравилось, оно его скорее напугало. Но то было больше пяти лет назад, и с тех пор приступы его своеобразной «жажды» значительно участились, мешая тем самым жить. Безусловно, поначалу его это пугало, но позднее он понял, что пока он не причиняет боль другим, всё в порядке. Однако два месяца назад что-то в его голове щёлкнуло. Джису видела, как он сходил с ума прямо у неё на глазах в этот самый момент. Как бы он хотел сейчас сбрить эти длинные локоны, чтобы показать ей свою власть над ней, да только вот не любил он короткие причёски на девушках. И увечья на лицах он не любил. Конечно, на артах это рисуют красиво. Фиолетовые в красную крапинку синяки, кровоточащие содранные царапины, — свежее ранение выглядело красиво, на рисунках его и вовсе можно было увековечить. Но вот реальные припухлости и отёки, зеленеющие после какого-то времени синяки никогда никого не красили. А он их видел. Действительные, ужасные, реальные. И много. Поэтому он ни за что не будет намеренно трогать её лицо.         — Что же ты натворила, Ким Джису? — Гук практически оседлал её, а после подключил вторую руку и продолжил её душить. Он действительно винит во всём, что сейчас происходит, её? — Могли бы обойтись малой кровью! — кровожадно прохрипел парень. Ким вцепилась в его руки, надеясь, что это сработает, как и в прошлый раз, и Чонгук её отпустит, но это не подействовало. Словно он перестал чувствовать боль. Неужели он настолько глубоко погрузился в свои мысли, что потерял связь с реальностью? Но тогда бы он не говорил ей этих ужасных слов, не нависал над неё как коршун и не душил бы её. Он терпел. — Но ты отвернулась от своего друга, когда он нуждался в твоей помощи! Ты такая бесчувственная, Ким Джису!         — Хватит! — прохрипела девушка. В глазах который раз за утро помутнело, голову пронзили многочисленные острые иглы, сначала лоб, а затем и щёки. Лицо сильно покраснело, и только заметив это, мужчина отпустил её шею. Сумасшедший взгляд вновь скользнул по ноге, бинты пропитались кровью насквозь, похоже всё-таки она нисколько не останавливалась.         — Чёрт... — парень вновь закинул ногу к себе на плечо, но уже более полóго. Всё из той же тумбочки он достал странную тёмную флягу, вату и полупрозрачный чехол с каким-то железками внутри. Джису ничего не понимала и боялась каждого его малейшего движения, а когда он раскрыл мини-сумку, она и вовсе затряслась. Внутри лежали аккуратные пассатижи, дугообразная игла и моток тонкой лески. Откуда у него всё это? Мужчина разложил эти предметы на бедре Ким, открыл фляжку и осторожно понюхал.         — Нет, пос-стой!.. — осознание ударило слишком поздно, когда девушка подавилась собственным криком — он щедро облил спиртом инструменты и саму рану, а после свои руки уже над полом. — Ты что, зашивать собрался?! Наживую?! Не пойми чем?!         — Я же сказал, что я найду способ сделать тебе больно. Это твоё наказание, Ким Джису. Все получают по заслугам, — он произнёс это со сталью в голосе, очень твёрдо и уверенно. Эта уверенность пугала девушку ещё сильнее.         — Это должен делать врач! Хотя бы вызови скорую! — суетливо закричала на него девушка, пытаясь оттолкнуть крепкую мужскую руку от своего ранения. — У тебя нет должного образования! Чон Чонгук, пожалуйста! — Страх облипил бока и живот чёрным дёгтем, а брюшную полость будто бы насквозь всю прокололо тончайшими неоновыми нитями, где дёрнешь одну, и потянутся другие. Было безумно страшно.         Джису из пугливых, она боится врачей, боится уколов лидокаина, первичного осмотра, а здесь сразу зашивать бедро. Наживую. Без анестезии, которую она так боялась, но от которой сейчас бы не отказалась.         Девичьи брыкания настолько осточертели Чону, что ему пришлось прибегнуть к шпагату. Острой колючей бичёвкой он привязал запястья девушки к железному изголовью кровати. Натянутая нить больно впивалась в кожу, но Джису сама в этом виновата своими сопротивлениями.         Он зафиксировал ноги Джису своим весом, снова обработал руки и инструменты остатками из фляги, и уверенно взял пассатижи.         Откуда у Чонгука вообще появились эти инструменты? У Джису не получалось думать, пока она отбивалась, как могла, но иногда мозг работал шустрее её самой. Она вспомнила несколько шрамов на его теле, похожих на маленькие рыбные скелеты. Выходит, он сам зашивал себя каждый раз, когда резался слишком глубоко? Тогда и обезболивающее у него тоже должно быть. Почему он не использует его? А если он и сам не пользовался ничем подобным, чтобы причинить себе ещё больше боли и наказать себя таким образом?.. За что он так жесток с собой? Неужели Джису у него не первая такая...         Ощущение, что кожу на ране стали драть и разрезать, появилось с первым проколом. Боль была настолько сильной и невыносимой, что Ким даже не знала, куда себя деть. Ногами не пошевелить, Чонгук несдвигаемо на них уселся; прогнуться в спине сильнее не получалось, потому что под телом Джису очень криво и неудобно лежала подушка, да и запястья горели огнём из-за и так постоянного натяжения. Связки сорвались из-за всевозможных криков и мольбы, слёзы текли градом. В какой-то момент она снова перестала понимать, где находится, и что с ней происходит, получилось на несколько секунд абстрагироваться от боли. В глазах потемнело, не оказалось сил даже мычать, всё лицо щипало, как и руки с бедром, а уши заложило. От холода захотелось сблевать, из-за чего на языке появился горький привкус. Думать не получалось, двигаться тоже, Ким просто провалилась в дымчатую черноту.         Когда же эти несколько секунд абсолютно отвратительнейшего состояния прошли, и к ней вернулись пускай и не зрение, но хотя бы слух и ориентация в пространстве, то и разрывающая боль из-за натянутой лески тоже дала о себе знать.           Как будто бы нить сейчас разрубит собою кожу, которую намеренно кто-то растягивает; оставит новые рваные раны и в последствии рубцы. Дышать стало легче, руки кололо и щипало, а слух заметил глухие шаркающие звуки, коими оказалась широкая жёсткая кисть, бегающая по холсту. Когда он успел?..         И тут до Джису дошло, что прошло уже много времени. Джису смогла почувствовать небольшую свежесть при глубоких быстрых вдохах, что помогало окончательно не сойти с ума. Хотя, может, она уже? Руки горели, кожу кололо и резало из-за бичёвки, холод волнообразно бегал вверх-вниз из-за того, что руки давно затекли. Видимо она всё ещё привязана к кровати и лежит на левом боку. Вся комната пропахла кровью и рвотой, горло ссаднило, связки пронзала одна единственная сильная режущая боль. Во рту безумно пересохло и горчило, из-за чего провалиться на месте хотелось ещё сильнее. Несмотря на то, что тело и ноги оставались свободными, пошевелить ими она могла с трудом. Неужели наконец-то сказалась потеря крови? Голова кружилась и доводила до слабой навязчивой тошноты. Тело снова пробил холод, а колюще-жгучее чувство стало сходить со скул, щёк и мягкого нёба. Похоже, зрение начало восстанавливаться.       Девушка напрягла глаза, чтобы различить силуэт впереди. Парень сидел за мольбертом и что-то очень-очень быстро царапал кистью. В его руках была очень маленькая ёмкость с красной краской. Она была очень похожа на блюдце, из которого японцы пьют сакэ. Рядом стоял стакан с водой, точно также окрашенной в красный. Разбавлял краску водой? Хоть на мольберте и стоял холст, но звук не был таким шершавым. Скорее он походил на акварельную бумагу.       Стоило Чонгуку метнуть взгляд на модель, как его глаза загорелись при виде ужаса на её лице. Кишки снова скрутило от страха.       — Ты сейчас просто бесподобна, — он пролепетал это на выдохе. Голос был радостный, расплывался чистейшим искренним удовольствием. Он был в хорошем расположении духа? — Словно ангел, который угодил в человеческую ловушку...       Он продолжил окидывать жадным взглядом всё её тело, и только сейчас девушка поняла, что футболка на ней разорвана и частично оголяла грудь и живот. Куда делся лифчик — непонятно. Шорты были спущены до колен, а нижнее бельё неудобно стянуто на бёдра. Его собственный акт власти — она будет выглядеть так, как он захочет, она будет полностью ему подчиняться, он может унизить её, может уничтожить все её надежды, разбить её душу, если только захочет, своим физическим контролем. Она больше себе не подчиняется.       — Не переживай, мы почти закончили, — каждое его слово сопровождалось мягкой золотистой улыбкой, словно он снова стал собой. Таким, каким он был, когда рисовал свою дипломную работу. Цветущим, ярким, как солнце. — Я был очень рад работать с тобой. Правда, ты стала безумно дорога, и я не хочу с тобой расставаться. Хочу всегда быть рядом.       На глаза девушки брызнули слёзы. Он говорил это донельзя мягко и нежно, он казался очень спокойным, но ноты грусти в его голосе не заметить было невозможно. Она не верит, что этот кошмар скоро закончится. Что с ней теперь будет? Он убьёт её? Отпустит? По его словам, за каждое плохое действие тебя ждёт расплата. Но считает ли он свои действия плохими? Имели ли его ночные раскаивания вес? Или он устроил представление, чтобы обмануть её?       Он положил кисть, а после схватился за холст, чтобы показать свою самую важную и любимую работу в его коллекции.       Девушка оказалась права, рисовал он на бумаге, которую прикрепил кнопками к раме холста поверх него самого. Картина была нарисована в красно-ржавых тонах в горизонтальном формате. На ней привязанная она лежала в беззащитной позе, вся покрытая кровью, ссадинами и синяками. На постельном белье, одежде было много красных пятен. Он прорисовал даже ее рану на губе и синяк на щеке. Глаза были приоткрыты, лицо скорчено в боли, страхе и сожалениях. Даже уродливый шов на бедре слегка виднелся. Смотреть на рисунок было больно. Она просто не верила, что это правда случилось с ней.       Поставив картину на пол к тумбе, он вновь обратился к ней, но уже фамильярно.       — Джису, — он ненадолго замолчал, после чего с улицы послышались многочисленные сирены и какие-то крики. — Я люблю тебя, — его интонация располосовала ножом её сердце. Улыбка была нереально грустной, казалось, что ещё мгновение, и глаза его намокнут из-за слёз. Её уже в который раз.       С кухни послышался треск стекла — окно разбили. Чонгук всё с той же улыбкой поднял руки в жесте «сдаюсь» и стал спокойно ждать, когда его повалят на пол и обездвижут, прежде чем он нехотя разорвёт с девушкой зрительный контакт.       Возможно, навсегда.