мы играли в четыре руки.

зима душила шарфом. снег громко-громко хрустел под ногами, как когда-то хрустели кости, как когда-то хрустел песок на зубах. австрия хранил в себе миллионы-миллиарды проблем, мечт, неозвученных эмоций, чувств и мыслей, фальшивил через раз, когда пытался разогреться, а когда пытался согреться, то большими глотками пил отвратительный дешёвый кофе, потому что только на такой и хватало, с громким стуком водружал чашку обратно на крышку рояля и долго-долго шуршал листами. смотреть на него было неприятно. он одним только видом своим вызывал неприятную горечь во рту, как у таблеток, как у дешёвого молотого кофе, как у втоптанных в грязь прусских штандартов. чуть ли песком, сыпавшимся сквозь пальцы, на зубах не хрустел. или даже нет, не песком. тем же самым кофе. и ведь продолжал поиски. он искал, а я притворялся, будто не видел, как ноты моего гимна горели в камине. просто так было надо. просто снег не отпускает кровь даже спустя две недели. просто снег, как и бумага, всё помнит.