Started in Spring

Предисловие. Эта глава — огромный кусок жизни Мидории, всё, что было до признания (вернее, многое из того, что было), его глазами. Тем, кто давно не читал первые главы истории, очень рекомендую, когда настанет момент, читать эту главу параллельно с первыми. Вы удивитесь, какой это произведет эффект. Потому что, как оказалось, одни и те же события в глазах Мидории представали в совершенно ином свете. Приятного прочтения!

***

Жизнь Мидории Изуку всегда была простой до невозможности. С некоторыми погрешностями, но в целом простой. И сам он был парнем, которого привлекала эта простота и открытость мира, его понятность и, в первую очередь, стабильность. Живя всю свою жизнь с мамой, он очень любил её и уважал, жалел её временами, особенно в детстве, когда бедная женщина впахивала как лошадь на работе, чтобы обеспечить их двоих, и всегда хотел ей помочь. Не хотел расстраивать, не хотел шокировать. Поэтому в младшей и средней школах умалчивал, что его достают. Не хотелось доставлять ей неприятности. Потому и вся его история с Тодороки оставалась для его матери неким скрытным туманом, в котором она видела лишь очертания: друг Изуку из богатой семьи, из-за которой её сын чуть не умер, но которая спешно постаралась всё исправить. Мидория Инко тоже была человеком кротким и прилежным, ей не хотелось выяснять отношения и допытываться, полагая, что все невзгоды улягутся. Его мама заботливая женщина, но такая же простая, как мир, который хотел видеть Изуку в своих глазах. Тодороки перевернул его жизнь, и после окончания школы Мидория всячески пытался вернуть её в нормальное русло. Спокойное и непримечательное. В нудную повседневную рутину, которая ему даже понравилась. Студенчество разыгралось новыми впечатлениями, новые знакомые, новые места, новые преподы. Даже радовало, что Иида и Урарака вместе с ним, его... друзья, наверное. Эти двое были замечательными ребятами с самого начала, с самого их знакомства в новой старшей школе, куда семейство Тодороки пихнуло их вместе с Шото в качестве «компенсации за нанесенный ущерб», а также чтоб Изуку избавился от старых тёрок в старой школе. Но шрамы никогда не сходят, и это была не просто метафора. Их с Шото отношения и так были натянутыми после «того инцидента», поэтому в новой школе Изуку чувствовал себя первое время совсем одиноко, не в своей тарелке. Казалось бы, больше никакой опасности в лице задир и хулиганов не будет — тренировки с Тодороки не прошли даром, Мидория мог постоять за себя, да и «ледяная глыба» за его спиной могла одним только взглядом отпугнуть кого угодно, но... всё было не то. Трудно начать доверять кому-то снова, когда один раз уже обжёгся. Это тоже не просто метафора. Изуку было просто страшно знакомиться с кем-то, хоть он и понимал, что с таким страхом в его жизни он далеко не уедет, а превратится в замкнутого задрота снова, каким он был до появления Тодороки, что успел побывать и его спасением, и его проклятьем. Возвращаться в прошлое не хотелось, а будущее страшило. Поэтому Иида и Урарака стали для него спасительным водопадом из дружбы, открытости и искренности, которую он никогда не забудет. Правда, на их вопросы, откуда у Изуку бинты и шрамы, он не решался ответить правдой. Точно так же, как и Шото, чей взгляд каменел, стоило им спросить об этом за перерывом на обед в столовой. На вопросы, как они познакомились и почему всегда вместе, они оба тоже отмалчивались или отвечали пространственно, быстро сменяя тему. Это был неприятный секрет, который Изуку боялся кому-то доверить. С доверием у него, как выяснилось, не очень ладится. Он уяснил это на всю жизнь. Тодороки Шото стал звездой ещё в старшей школе. Его популярность даже в медиа набирала обороты, а созданные аккаунты во всех соцсетях полнились подписчиками. Поэтому уже на последнем году обучения в школе было неудивительным слышать вокруг их незамысловатой компашки из четырех человек девчачьи вздохи, перешептывания, хихиканье. Где бы ни был новоиспеченная модель, за ним всюду следовали взгляды: восхищенные и завистливые. А ещё — Изуку. Как дополнение, как «лучший друг», как «парочка», за которую их начали активно принимать, ведь «эти двое ни на шаг друг от друга не отходят! А ещё ты видела эти фотки в Инстаграме? Они вместе не только в школе!». Тодороки на эти слухи довольно хмыкал. Мидория закатывал глаза, но молчал. Потому что отчасти слухи были правдивы, вот только они не учитывали, что то, что держит этих двоих рядом друг с другом, вовсе не искрящаяся страстью любовь. А зависимость и привязанность, секрет, погружающий обоих в ужасную пучину, которую каждый пытался залатать внутри себя. Мидория искренне верил, что у него получается. Они негласно поклялись друг другу забыть то, что было. Хотя бы притвориться. Иногда это притворство выходило за свои рамки. Иногда Шото снова становился тем самым собой, с которым они сидели на крыше прошлой школы и болтали ни о чём. Иногда он так мило улыбался, когда они были наедине, что Изуку казалось, будто всё нормально. Всё хорошо. Всё как раньше. И к нему хотелось прикоснуться, взять за руку, вспомнить былое, повинуясь нахлынувшему чувству ностальгии, что охватывало всё тело. Но затем появлялись посторонние, и Шото опять надевал ледяную маску, разделяющую их двоих. Сложно было даже сказать, кто из них был больше обманут — посторонние или же Изуку. Не хотелось об этом думать, тем более спрашивать. «Всё хорошо. Всё как раньше» — мантрой повторял он себе, улыбаясь Тодороки. Когда закончилась школа, Шото ему признался. В своих чувствах, в своих поступках. В тот день, на выпускном, когда весь их класс шумел вместе с параллелью в ресторане, а «главный красавчик школы» отвёл Изуку на дальний балкон, откуда даже музыку было почти не слышно, Шото был таким открытым и искренним, что хотелось плакать. Да, отчасти это был алкоголь, ведь они оба по случаю выпуска неплохо выпили, но всё же. Слова «Изуку, я давно люблю тебя» повисли тогда в воздухе, и Мидория застыл в свете скудного фонарика открытого балкона, закусывая губу и сжимая зубы. Он не знал, что сказать, а Тодороки явно ждал ответа. Положительного, иного ему в двухцветную голову не приходило, ведь Тодороки-младший за целых два года под руководством отца, в новом образе модели, звезды, успел привыкнуть к тому, что на его любую хотелку отвечают «да». В качестве доказательства своих слов он даже потянулся к Изуку за поцелуем. Но тот вовремя его остановил, подставив ладонь. Тихонько сказал: «Я знаю, Шото», сдерживая слёзы в глазах, ведь это признание больше не имело значения, не после всего, что Тодороки сделал, не после того, в кого он успел превратиться. «Я не могу». Шото тогда отступил и после долгого молчания извинился. Ушёл. И больше они об этом не говорили никогда, а их отношения снова вернулись в дружеское русло. В то его подобие, которое оба могли себе позволить. С началом учебы в универе Мидория взбодрился и воспрял духом. Целое лето он посвятил куче тренировок на тело, зубрёжке материала для сдачи вступительных, помощи маме. С Тодороки они иногда виделись, но после школы тот с головой ушёл в модельный бизнес, так что время на друзей сократилось до невозможности. Настолько, что друзья радовались, если удавалось поймать Тодороки хотя бы раз в пару недель. График плотный, дела вечные, встречи, разъезды. Впрочем, для Мидории время порой находилось чаще. Особенно, когда Тодороки получил права, и гордый отец также гордо выдал сыну ключи от чёрной дорогой машины. «Ну-ка, сядь на неё» — сказал Тодороки в тот вечер и сделал фотку, довольно вкидывая её в свой аккаунт в Инстаграме. Чем он больше гордился, непонятно: подарком папаши-говнюка или недо-лучшим другом с натянутыми отношениями на этом подарке. «Наверное, видимостью в интернете», — невесело заключил Мидория, — «Может и мне так попробовать?». С этого эпизода началась их инстаграмовская жизнь, иллюзия, на которую покупался каждый. Для Мидории это стало стабильностью, которой он всегда так жаждал. В первую пьянку в универе по случаю зачисления на первый курс Изуку нажрался как скотина, потому что никто его не останавливал. Вечно тихий и скромный, под алкоголем парень давал жару. Не буянил, конечно, но веселился знатно, да так, что даже Ииде с Ураракой было за него неловко. Они даже не подозревали, что их друг умеет вот так веселиться, но вовремя подсуетились: удалили все фотки с его телефона, пьяные сторис, а ещё позвонили Тодороки, как единственному спасению, которое они знали. Шото, естественно, примчался моментально и забрал то подобие Изуку, которое даже на своих двоих не стояло. Собирался отвести его домой, но ещё у машины Мидория разорался, что дома мама, домой ему нельзя. Поэтому ничего не оставалось, кроме как отвести его к себе и попытаться привести в чувства. Наверное, уже тогда в Шото загорались предательские огоньки доминирования и желания воспользоваться ситуацией в свою пользу. Но в тот вечер он не решился, впервые наблюдая состояние Мидории, бухого вдрызг, разбрасывающего свои вещи и просто бросающегося в первую попавшую спальню на постель. Тодороки хотел предложить хотя бы водички попить, но парень моментально задрых. На большой грех Шото не решился. Зато маленький грешок — пожалуйста, утренняя фотка в стиле а-ля «посмотрите на меня, на моё подкаченное тело и на моего голого бойфренда в моей постели, с которым мы вчера хорошенько развлеклись». Так выглядело, хоть под постом Шото ничего и не написал, а лишь отметил Изуку, на аккаунт которого в то утро напала почти вся аудитория Тодороки, кто-то даже подписался. С этого тоже всё началось. Наутро болеющему Изуку были любезно предложены таблетки от головы, а также два требования: больше так не напиваться — это раз, а два — если будет пьянка, чтоб Изуку всегда оповещал об этом Шото, чтобы тот его забирал и вообще контролировал. Очередные негласные правила, и Изуку хмуро заносил их в целый список накопившихся. Он не мог сказать «Нет», потому что кроме Тодороки у него никого не было. Он снова его спас, и было так стыдно, что Изуку снова доставил кому-то проблем. Поэтому он написал Урараке и извинился за вчерашнее. Поэтому он позвонил маме, успокоил её, что он у Шото. Поэтому через какое-то время пришла мысль, что нужно снимать квартиру поближе к универу, чтобы больше никого из них всех не беспокоить. Студенческая рутина первого курса продолжалась и даже завораживала. Мидория любил учёбу и плевать ему было на то, что многие даже тут, в универе, считали его скучным ботаном, умеющим травить шутейки только с такими же скучными преподами. Иногда его начинали узнавать как «того самого парня с фотографий Тодороки Шото», и от этих слов Мидории было не по себе. В первую очередь, обидно, что им интересуются только из-за этого факта. Будто Шото за его спиной даже тогда, когда находится за сотни километров. Тень, за которую его однокурсники цеплялись больше, чем за самого Изуку. Поэтому с ними не хотелось дружить, доверять, даже общаться. То ли дело Урарака, Иида. Тодороки, что написывал каждый день, спрашивая, как дела. Вот это да, это она, стабильность и нормальность. Это же то, чего он так хотел, верно?

***

Тот самый день в начале весны второго курса Мидория отметил в своём мысленном блокноте как судьбоносный. День, давший начало трещине из череды событий, перевернувших его стабильность и повседневность, добавивших красок в привычную палитру мира. В тот самый день после окончания занятий Мидория так же, как и всегда, шёл с пар вместе с Иидой и Ураракой. Теплый солнечный день, спокойная учебная рутина, друзья, обсуждающие какой-то новый фильм. Тодороки повадился отправлять ему различные фотки того, что он делает, и коротко комментировать их, типа: «Вот, пью кофе на перерыве. Момо торопит. Как на учёбе?». Мидория с улыбкой смотрел на такие фото, они тоже стали частью повседневности, и казалось, будто это для Тодороки такая отдушина, маленький побег от работы моделью, от отца, от семьи, от «долга». Поэтому в тот день Мидория тоже хотел написать в ответ, мол, да всё хорошо, как обычно. Он не заметил, как один яркий и необычный блондин подошёл к нему и яростно поцеловал. Телефон чуть не выпал из рук, а сам Изуку застыл от неожиданности. Урарака рядом завизжала, наверное, сначала решив, что парень на Изуку напал. Когда блондин с рыком отстранился, причмокнув, и с самым злым на свете видом умчался в корпус, что Мидория, что все остальные остались стоять столбом. Изуку тогда так и не отправил сообщение, ведь в голове истерично плясали мысли: «Нет. Не как обычно» — Что он сделал?! Не ударил тебя? — тут же подскочила Урарака. — Н-нет, он... просто поцеловал меня. — Просто поцеловал?! — девушка, смущенная ситуацией, продолжала рассматривать Изуку и его красное лицо, — Не говори так, будто такое каждый день происходит! — она схватила его за руку и вместе с Иидой повела Мидорию к выходу из двора университета, — Блин, что это за придурок? Друзья переключились на обсуждение «нынешнего некультурного быдла», пока румяный Изуку думал о том, что только что какой-то наглый блондин украл его первый поцелуй. Да-да, тот самый первый, над которым девочки в младшей школе томно и мечтательно вздыхают, представляя, какому принцу на белом коне они бы его подарили. Поцелуй, который не достался Тодороки, но украл какой-то рандомный агрессивный парень, лицо которого Мидория даже не успел рассмотреть как следует. Это в какой-то мере злило. Вызывало недоумение и недовольство. Первым впечатлением блондин запомнился так же, как и озвучила Урарака: «какой-то невоспитанный придурок».

***

Но прошла неделя, и этот инцидент забылся, вылетел из головы, как пушок, потому что экзамены первого модуля были не за горами. Мидория, гордый отличник, лажал только с математикой, которая его гуманитарному мозгу никак не давалась. Иида был занят своими обязанностями старосты и члена студсовета, Урарака надеялась на свою удачу и в свободное время помогала родителям с бизнесом, поэтому просить помощи по сути было не у кого. В груди больно покалывало очевидное: он опять один, даже если он на хорошем счету у преподов в универе, даже если он сам с горем пополам снимает небольшую квартирку, даже если у него полно знакомых в гумфаке, а инста пестрит подписчиками. Он один и он не справляется с такой простой, казалось бы, вещью — с математикой. Сидел в кофейне над примерами и кусал карандаш. «Я ни черта не понимаю. В чём ошибка? А-а-агх» Каково было его удивление, когда судьбоносная встреча вновь повторилась. Тот самый агрессивный блондин подсел к нему за стойку, появившись как гром среди ясного неба. Сердце в один миг забилось как сумасшедшее, но воспоминания о неожиданном и совершенно грубом поцелуе ударили по голове. «Невоспитанный придурок, точно» — думал Изуку, препираясь с блондином и стараясь сосредоточиться на примерах. Слова парня о том, что он просто проиграл в споре, неприятно кольнули гордость, мол, я вам там игрушка какая-то?! Возмущению не было предела, когда парень вырвал тетрадь, начеркал там что-то и… — Вау! Как ты… — Легкотня, — отозвался блондин и вытащил телефон. Цыкнул, забрал кофе и вышел, бросив своё странное: «Что ж, увидимся». Да больно надо, думал тогда Мидория, всё ещё пораженно рассматривая решенные примеры. Ошибка, которую он никак не мог найти, была обведена и кратко подписана: «Ты вот тут недоглядел, ботан». Первое впечатление странно резонировало со вторым, потому что второе было: «невоспитанный, но умный и хороший придурок». А третье вообще не вписывалось в привычные рамки его стабильного мира, потому что Мидория схватил полный стаканчик с кофе и заметил на нём чужое имя. Медленно произнес его, придавая звучанию ассоциации с колючей блондинистой шевелюрой, и засмеялся нелепости ситуации. — Ба-ку-го Ка-тсу-ки. Улыбнулся, немного отпил и скривился от вкуса кофе. Фу, американо. Горько. Ну кто ж так знакомится, хах?

***

Их встречи стали происходить всё чаще и чаще. Ругающегося на всех подряд блондина буквально было видно издалека, в коридорах корпуса гумфака, и Изуку удивленно смотрел на то, как с приближением их друг к другу тот менялся в лице, из раздраженного превращаясь во вполне приветливого парня. Правда оскал выглядел скорее жутко, чем приветливо, но это даже смешило. Неужели Бакуго пытается ему улыбаться? Такие мысли заставляли лыбиться Мидорию в ответ. — Да как так вышло, что он теперь с тобой здоровается? — не унималась Урарака, сверля спины уходящих блондина и его рыжего друга, — Не нравится он мне. Не понятно, чего от него ожидать. — Согласен с Ураракой, его вздорный характер говорит сам за себя. — вторил шедший рядом Иида, — Не давай себя в обиду, Мидория. Ты всегда слишком мягок, — староста многозначительно посмотрел на Изуку. Был ли это намёк в сторону Тодороки, он мог только догадываться. — Да бросьте, он же помог мне с математикой. Не думаю, что он такой прям плохой парень, — отшутился Мидория, почему-то считая нужным заступиться. Не то чтобы он не разделял мнения друзей, но по-другому он не умел. Может, Иида прав, и Мидория действительно слишком мягкий? Запоздалый первый модуль успешно закончился, и Изуку был в хорошем настроении, потому что чудом умудрился сдать всё на отлично. Даже математику, что было просто верхом всех чудес. Его группа собиралась пойти в бар в пятницу, как и куча других однокурсников, все всех звали, чтобы дружненько нажраться в хламину в честь сданных экзаменов. Изначально Мидория не хотел никуда идти, привычнее было либо пойти домой, либо позвонить Тодороки. Но тот был занят, а Урарака висла на руке, умоляя пойти с ней выпить, потому что, в отличие от Изуку, девушка еле-еле закрыла некоторые предметы. Кто-то из преподавателей даже закрыл глаза на её хреновую успеваемость и поставил троечку чисто «за красивые глазки». Короче говоря, шатенке просто жизненно необходимо было напиться. Поэтому да, они пошли пить в бар, и даже Иида, жуткий ЗОЖник, присоединился, объясняя тем, что кому-то да надо за ними двумя присмотреть, чтоб не натворили делов. Урарака, вспоминая, каким беспределом на пьянках занимался Мидория на первом курсе, только согласно кивала. Однако они всё равно прилично выпили, и Изуку не знал, то ли оттого, что алкоголь был ну слишком уж дешевым и паленым, то ли настроение благодаря экзаменам у него такое хорошее, что стаканы с алкоголем влетают в него с поразительной легкостью. Поэтому даже внезапному появлению Катсуки и его компашки он не удивился, а просто улыбнулся: вот, чего ещё не хватало, точно. Алкоголь действовал на мозг, но Мидория и правда старался не напиваться. Он помнил, что Тодороки, как освободится, позвонит и заберет его. Да и самому не хотелось всякую дичь творить, особенно, когда новоиспеченный блондинистый знакомый так заинтересованно смотрел на него своими красивыми алыми глазами. Стоп, красивыми?... Мысли ушли в полёт, когда их смешанная компания из их друзей и каких-то одногруппников начала играть в «Правду или действие». Ну, только без правды. До сегодняшнего дня Изуку ненавидел эту игру, считая, что он сам не хочет рассказывать столько правды, сколько в себе таит, да и выполнять всякий бред не хотелось. Но сегодня было иначе. Боженька смиловался, игра чудом обходила его стороной, но всё ещё было весело. Когда Урарака «мужественно», как заорал рыжий парень, Киришима, залезла на стол и начала танцевать, Мидорию вообще прорвало на смех, потому что… Ну, и этот человек говорил ему не напиваться? Ахахах. Ещё смешнее было видеть слегка пьяного, но донельзя смущенного Ииду, пытающегося стащить их подругу со стола. Изуку понимал, что ещё ни разу ему не было так весело. Хорошее настроение подкрепили желания на прозвища, и Мидория осознал, что теперь у них есть «что-то», что они с Бакуго разделяли. В общем-то, мелочь. В общем-то, это не так уж и важно, но взаимные переглядывания не давали покоя, а интерес в глазах напротив завораживал. Что-то необъяснимое и новое просыпалось внутри. И если бы не алкоголь, Изуку наверняка бы страшно краснел, чувствуя неловкость. Как же всё-таки проще себя вести, когда ты пьян. Но затем позвонил Тодороки, и Мидория впервые подумал о том, что лучше бы он его не забирал. — Я уже подъезжаю. Надеюсь, пакет тебе не потребуется? — говорил чуть встревоженный голос Тодороки, когда Мидория вышел ответить, — Я на всякий случай взял. Но, надеюсь, ты не перевернул там весь бар вверх дном? — усмехнулся парень в трубке, и Изуку засмеялся. — Нет, я… в адеквате, хах. — Ну хорошо, — было слышно, как Шото улыбается, — Буду ждать на дороге через десять минут. Вернувшись обратно к друзьям за шумный столик, Изуку думал о том, что Шото решился поехать за ним даже тогда, когда смертельно устал после съемок. Улыбался. Это, несомненно, было мило, вот только… Так хотелось отказать. Но он не мог. Катсуки за столиком не обнаружилось, а Киришима бросил, что тот пошёл курить на улицу. Мидория решил попрощаться с ним уже там. Только вот Бакуго подпирал стену и не курил, и брюнет подумал, что тот просто сбежал подальше от шума, немного освежиться. Подошел ближе, пристроился рядом, разглядывая небо. — Деку, значит, — начал он, вспоминая прозвище, — А почему? Вообще-то он знал ответ. Блондин тогда сверлил его взглядом долго, выбирая, чем же теперь обзывать нового знакомого. А когда озвучил кличку, Изуку сразу понял, что тот просто вспоминал, как пишется его имя, и соединил иероглифы. Получилось не самое безобидное прозвище, и Изуку ожидал, что скажет на это блондин. Грубый агрессивчик точно должен был выпалить что-то обидное, вот только… — А хрен его знает. Не сказал?... Оу. «Всё ещё не совсем воспитанный, но умный и очень-очень хороший» — было очередным новым впечатлением. Деку тихо рассмеялся. Что ж, тогда прозвище ему нравится. Оно особенное. На дороге посигналили, и Мидория понял, что приехал Тодороки. Не хотелось заставлять его ждать, поэтому он быстро отлепился от стены и в последний раз за сегодняшнюю ночь посмотрел на парня, с которым теперь у него есть одна крохотная ниточка связи. — Тогда, — он осмотрел Бакуго, внутренне представляя, как этот уже симпатичный блондин отреагирует на милоту, которую Мидория приготовил, — Спокойной ночи, Каччан. Неловко было смотреть на реакцию, но Мидория готов был поклясться, что Бакуго застыл с раскрытым ртом, поэтому он быстренько развернулся и поспешил к машине. Открыл черную дверь и запрыгнул на переднее пассажирское, устраиваясь в кресле. — Ну привет, — сказал Тодороки, с удивлением подмечая приподнятое настроение друга, — Всё нормально? — Всё отлично! — как-то уж слишком радостно ответил Мидория, отчего голова закружилась, и перед глазами поплыло, — Ну, почти..? — он перевёл неловкий взгляд зеленых глаз на Шото, и тот замер, наблюдая расплывающуюся пьяную лыбу напротив. Ему хотелось поцеловать Мидорию. Прижать его к сидению и жадно впиться в эти желанные губы, перекрывая доступ к кислороду. Он так кстати был жутко пьян, что эта мысль дурманила голову, будто Тодороки и сам надрался чего-то высокоградусного. И, честно, он не смог бы сдержаться, если бы Мидория в этот момент не отвернулся бы к тонированному окну и не разулыбался глупо, глядя куда-то туда. Тодороки тоже глянул в окно, но успел заметить только чью-то развернувшуюся к бару спину. Нахмурился. — Что такое, твой друг? — А, н-нет, ничего. Просто пили вместе. Тодороки не видел, как румянец на чужих щеках начал окрашивать лицо. Мидория не слышал, как цыкнул Тодороки и завел машину, выезжая на трассу. Они оба ещё не знали, чем это обернется для них в будущем. Изуку впервые решился чего-то не говорить Шото. Почему-то это показалось правильным. О Каччане рассказывать ему… не хотелось.

***

Два дня после пьянки Изуку не мог прийти в себя. Паленая алкашка стоила ему похмелья и головной боли, вывернутого желудка и целой ладошки таблеток, которые ему важно вручил Шото, как только довез домой. Мидории было херово всю субботу и половину воскресенья. Во второй день он активно переписывался с Ураракой, которая просто стонала о том, как ей ужасно. Девушка опять помогала родителям по работе, но при этом выглядела как труп, да и чувствовала себя также. Ииде, наоборот, было всё как с гуся вода. Этого ЗОЖника похмелье даже не цепануло, а все выходные староста посвятил учебным делам, потому что экзамены пройти-то прошли, но учебные дни ещё никто не отменял. Изуку не мог перестать думать о том, что произошло в баре. Опьянение давно сошло, и он осознал, что хоть и пытался вести там себя не безобразно, всё равно вёл себя… как минимум очень рисково. Все эти взгляды посылал, наблюдал, заигрывал… Господи, а если Бакуго подумает, что он с ним и правда флиртовал?! А ему такое не нравится?! Мидория же парень, да и к тому же… Брюнет сжимал подушку, палясь в телефон, в котором была открыта переписка с Ураракой, приславшей ему фото из бара. Ничего примечательного, просто куча набуханных тел, в том числе Деку, а ещё самодовольное лицо Каччана. Он никогда не думал о своей ориентации. Изуку даже не думал, что он будет с кем-нибудь встречаться. Нет, вернее, думал, конечно, мечты и фантазии ещё с самой школы улетали куда-то в мыльные оперы, где Изуку будет любить до самой смерти какого-нибудь человека, что это будет пышная счастливая свадьба, а ещё кино, конфеты, свиданки, признания и комплименты. Думал даже о том, что когда-нибудь у него появятся дети, хотя от этой мысли немного воротило. Не то чтобы детей он не любил. Просто Изуку сам себя ещё считал относительным дитём, куда ещё-то? Но в младшей и средней школах ему никто не нравился. Только комиксы и Всемогущий. Однако появление в его жизни Тодороки однозначно изменило и его размышления об ориентации, и в принципе покалечило всякими непристойностями его ночные фантазии. Все не без греха. Но сексуального опыта у Изуку не было, как и поцелуев (до этой весны), что, вообще-то, должно было смущать его, он же мальчик большой, второй курс университета как-никак. Но до пятничного вечера было как-то побоку. Всё романтичное и тем более сексуальное до этого дня ассоциировалось почему-то с Тодороки, как с человеком, в которого он был влюблён когда-то. А всё, что было связано с Тодороки, омрачалось нежелательными воспоминаниями и болью. Мидория невесело вздыхал: вот вам и психологическая детская травма. Наверное, он был геем. Впрочем, парни его особо не привлекали, девушки тоже. Но как только Деку вспоминал блондина, этот изучающий алый взгляд, эти хитрые ухмылки и низкий голос, по спине пробегали мурашки, а в паху начинало сладко потягивать. Если это не признак гейства, то что? Или у него Каччаносексуальность? Ха-ха-ха. Изуку зарылся головой в подушку, полыхая от смущения. Плохая шутка. Опять клонило в сон, и Мидория хотел было уже выключить телефон, как внезапно на него начали приходить уведомления. Брюнет перевернулся на спину, лёжа на диване, и с удивлением заметил, что некий Бакуго Катсуки в Инстаграме лайкает его фотки. — О, боже, — простонал он, осознавая, что наслал на себя это проклятье. Потому что «вспомнишь солнышко, вот и лучик». Вообще-то немного не так, но он же не Бакуго, чтобы грубо выражаться. Ему было интересно, откуда Каччан вызнал аккаунт Изуку, впрочем, учитывая, что половина гумфака на него подписана, это было не так уж удивительно. Бакуго избирательно ставил лайки. Мидории было интересно, о чем же тот думает, разглядывая его, Деку, по ту сторону экрана. А ещё стало жутко интересно, что же у самого Каччана в аккаунте. — О, — только и вырвалось изо рта, когда зеленоволосый пролайкал всё и осознал, что у Катсуки всего-то публикаций пятьдесят, и то, крайне редко выходящие, — Ну, наверное, он минималист? На одной из фотографий Бакуго был в очках и был прекрасен. Ему же так идёт! Почему он не носит очки? Пальцы сами собой натыкали сообщение, и, ух ты, блондин по ту сторону экрана тут же ответил. У них завязался короткий разговор, от которого внутри приятно грело тепло. Фотография заката была красивой. Надо же, Каччан делает красивые фотографии и не выкладывает их никуда. Это даже как-то нечестно. Сам Деку настолько привык делать частые посты и постоянно постить сторис, что ему казалось, будто каждый человек способен и очень хочет это делать. «Ладно, он просто минималист. Ну, мы и не с таким справлялись», — с каким-то азартом подумал Мидория, взбодрившись и подпрыгивая на диване, — «Главное познакомиться с ним поближе!» Учебные весенние деньки разбавились постоянными разговорами с Каччаном. Мидория шёл в наступление и с тихим хихиканьем радовался, что блондин активно идёт на контакт. Они болтали обо всём подряд, и Деку, не изменяя своей привычке фотать всё вокруг, понаприсылал тому целую кучу всего. Свои суккуленты, которые он утром поливал. Свои фотки его прошлой комнаты дома у мамы, где он собирал коллекцию со Всемогущим с самого детства. Было не стыдно, хотя его самого удивляла такая охотность поделиться с Каччаном своей жизнью. Непривычно. Хотя они могли часами спорить о музыке и ругаться из-за вкусов, но это всё равно казалось веселым занятием. — Изу-у-ку-у! — Очако уже минут пять тормошила своего друга-ботана за плечо, но тот не обращал внимания, весело пялясь в телефон, — Земля вызывает Изуку, приём! Ты слышишь меня? — она помотала ладошкой у самого экрана, и друг наконец-то отлип. — Что такое? — С кем ты так активно смс-ишься? С Тодороки-куном? — девушка коварно прищурила глаза. А вот по спине Мидории от этого имени прошёл холодок. — Н-нет, просто.. знакомый. — Эх, тогда не интересно, — Урарака подперла щеку рукой и лениво зашуршала тетрадками в своей сумке, — Можешь дать свои конспекты, пожалуйста? Я сверюсь с ответами. — Возьми у меня из рюкзака. Изуку прекрасно знал, что Очако думает о нём и Шото. Девушка не раз попадалась на том, что «шипперит» их двоих, на что Мидория только неловко отводил взгляд. Девушки, что с них возьмёшь. Он понимал это, но не мог порой не обижаться на подругу за такие мысли. Что Урарака, что Иида, хоть и дружили с ними со старшей школы, не знали всей той правды, что была скрыта. Тодороки вообще считал их друзьями чисто формально. Мидория же не думал, что они настолько близки, чтобы рассказывать о прошлом. Урарака просто стала одной из тех девушек, которые повелись на сплетни о Шото и Изуку. И даже, когда она напрямую спросила, встречаются ли они, и оба ответили отрицательно, от своей мысли не отступилась. Всегда считала милым то, как «Шото за ним ухаживает». Изуку грустно смеялся: если со стороны смотреть, контроль Шото и правда мог сойти за ухаживания. Как-то раз двухцветный ему прямо заявил: «Изуку, не пытайся сбежать. Я найду тебя. И защищу, так, как надо». В тот момент Мидория явно видел в нём его отца, Энджи Тодороки, или же Старателя, как гласит его продюсерский псевдоним. От ледяного взгляда прищуренных двухцветных глаз стало страшно. Тодороки ни капли не шутил, и у Мидории дрожали руки. Шото менялся до неузнаваемости временами, и Изуку не знал, как его остановить. Не хотел. Однажды уже попытался. От невеселых воспоминаний отвлекло уведомление на телефоне. < «хей, задрот. смотри, чё у меня есть» < «photo_88_35911.jpg» На фотке красовался огромный стакан мороженого с кучей всяких шоколадных трубочек, вафелек, печенек и с оранжевым сиропом. Похоже, у них окно в парах, и Бакуго с Киришимой пошли в кафе. Желудок Мидории, смотрящего на такую красоту, предательски издал звуки умирающего кита, и Деку захныкал, строча сообщение. > «Каччанннн ты козееелллл… 凸(`△´＃)» < «пхахахаааха» < «сасай (っ˘ڡ˘ς)»

***

Пробегать мимо дома Бакуго казалось случайностью. Идти к Бакуго домой — тоже случайность, не более. Стоять на пороге и осознавать, что находишься у Каччана в квартире, один-на-один, тет-а-тет, ТОЛЬКО вдвоем — случайность? не думаю. Изуку запыхался, и голова немного кружилась, не соображала. — Иди в душ. Я дам тебе чистую футболку и сварю пока макароны. И Мидория послушно поплелся в указанную ванную комнату. Минимализм, присущий Бакуго, виднелся в каждой вещи, которую парень рассматривал. Белая ванная с черной шторкой, серый коврик без рисунка, малое количество вещей на полочках, один шампунь, один гель-душ. Всё просто и аккуратно, и это было так непривычно, что первые минуты вспотевший Изуку просто рассматривал ванную, мысленно сравнивая со своей. Было слегка завидно, ведь ванная Катсуки большая, а дома у Деку надо протискиваться. Ну и цветами всё у него там пестрело, будто Мидория индийский фанат. Мыться в гостях непривычно. Единственный чужой дом, где был Изуку помимо дома матери и своей съемной однушки, — это огромный дом семейства Тодороки, где он всегда чувствовал себя неуютно. Ну и квартира самого Шото, что тоже считалась частью их семейства. В ванной Каччана Изуку чувствовал себя комфортно. До тех пор, пока, вылезая на серый коврик и повязывая на бёдра полотенце, он не был припечатан к белой стиральной машинке, скован по рукам и ногам и ошалело мычал что-то в поцелуй, в который увлек его блондин, ворвавшийся совсем внезапно. Мысли в голове спутались, и он не мог сосредоточиться. Тело, по которому ещё с секунду назад прошелся холодок от раскрытой двери, бросило в страшный непонятный жар, а дыхание спёрло. Твёрдая хватка будоражила, и Изуку не знал, как реагировать. Даже не понял, как начал отвечать на поцелуй. В чужой груди послышался довольный какой-то рык, как у зверя, и Катсуки углубил поцелуй, проникая языком, сплетаясь с языком Деку. У него такое было впервые, буквально второй в жизни поцелуй, и… в-вот такой? Изуку отвечал робко и неумело, в висках долбил бешеный пульс, а от давления чужого тела, от колена, что теснилось меж его ног, всё тело ослабло. Не получалось стоять. Это было так жарко, так странно, страстно. Будто снесло крышу. Когда Изуку почувствовал, как у него встаёт, Катсуки отстранился. Голова кружилась так, будто он терял сознание. Мидория был так сильно возбужден, а губы припухли, что язык не поворачивался что-нибудь сказать. Алые глаза, впивающиеся в него желанием, тоже были помутненными. «О чём он думает?» «Господи, неужели я тоже ему нравлюсь?» Возможно, именно это Деку собирался спросить. Или хотел просто потянуться за новым поцелуем, пока дыхание восстанавливалось. А потом вспомнил, что чёрт… Каччан уже однажды поцеловал его на спор, а что если… — Это… тоже какое-то… желание? Глаза напротив остекленели, и раскрасневшийся Бакуго убрал свои руки с его и отпустил. Мидория чуть не упал, перестав чувствовать опору. Прижался задницей к стиралке, чтобы полотенце не слетело вниз, иначе блондин бы точно увидел стояк. — Ага. Снова проебался Киришиме в споре. Что-то больно ударило прямо по сердцу. Знаете, то ощущение, когда внезапно спирает воздух, и ты задыхаешься на пару секунд, а сердце также с пару мгновений жутко болит. Вот это чувство Изуку испытал, когда Каччан развернулся и вылетел из ванной комнаты, кидая принесенную футболку и оставляя его одного. Изуку сполз на пол, чувствуя, как что-то неприятное подкатывает к горлу. Обида. Его опять использовали или… Каччан соврал? Когда он поцеловал его в первый раз, в кофейне он отшутился и признался в том, что это было на спор, мол, ну бывает. А сейчас его глаза казались… испуганными. И такое неправдоподобное объяснение… Изуку так и не понял, что это было между ними сейчас. Но решил, что лучше сделать вид, будто ничего не было. Чтобы не испортить их только начавшие развиваться… дружеские отношения? Да, может.. они подружатся с ним. Может у Изуку будет настоящий друг? Оставшийся вечер прошёл гладко и безо всяких неожиданных конфузов. У Катсуки нашлась приставка, и они рубились долго и классно. Веселое настроение вернулось и даже проснулся дух соперничества. С Каччаном было так весело препираться, дразнить его и ржать, когда тот оскорблялся и пытался Деку отпинать. На диване в гостиной между ними лежала большая миска макарон с соусом, а в ней торчали две вилки, на которые они периодически нанизывали еду. Признаться честно, у Изуку никогда не было таких вечеров. Таких простых и веселых, когда он искренне и долго смеялся или когда злился с проигрыша в игре, играя с кем-то. Несмотря на любовь к куче комиксов, в играх Мидория не слишком силён, хотя он точно запоминал, как орудует пальцами на джойстике Бакуго, и, высовывая язык, применял его стратегию против него же, наслаждаясь заслуженным выигрышем и орами блондина. Впрочем, и тот не уступал, видно, опыта в таких играх, где нужно бить друг другу лицо, у него навалом, так что в следующие несколько раундов Мидория опять и опять проигрывал, злобно поедая макарошки из миски и приговаривая: «Я не проиграю тебе, Каччан!» Но в одиннадцать раздался его рингтон на телефоне, и Мидория тут же подорвался: это Тодороки. Чёрт, чёрт, чёрт. — Алло? — он старался сделать голос не таким взволнованным, но недавние эмоции от проигрыша всё равно давали о себе знать. — Изуку, что-то это уже не похоже на бар. Мидория рвано выдохнул, глотая слюну. Похоже, Тодороки вычислил по телефону его местоположение и, увидев, что он не дома, приехал забрать, как обычно. Мидория так и не сказал ему о Каччане, и раскрывать этот секрет не хотелось. Тем более, если он начнёт, то точно проболтается обо всем, включая сегодняшний поцелуй. Даже думать не хотелось, как Тодороки отреагирует на подобное. — Задержался у одногруппника после пробежки. Я сейчас спущусь. — Тогда жду. И повесил трубку. Сложно было сказать, в каком настроении сейчас Шото, голос его был таким же холодным, как и обычно. Изуку просто надеялся, что его друг будет слишком уставшим после работы, чтобы что-то спрашивать. Зачем вообще он приехал, чёрт. Всё же было так хорошо. Мидория вернулся в зал и увидел, что Бакуго уже выключил плейстейшн и напряженно сидел на том же месте на диване. Между ними чувствовалась неловкость. Мидория старался не подавать виду, что нервничает. — Меня заберут сейчас, — сказал он и так сильно хотелось поблагодарить за сегодняшний вечер, а ещё так хотелось спросить, что же между ними произошло, так хотелось сказать, что ему не хочется уходить. Но Изуку промолчал, — Так что… Ну, я пошёл обуваться. Ноги казались ватными, совершенно не хотелось напяливать на себя кеды и спускаться вниз. Он будто шел на плаху, добровольно вылезая из своего спасения. — Это Тодороки тебя забирает? — как обухом по голове. Он слышал что ли? — … Да. — Мидория дрожащими руками повернул ключ в скважине входной двери и собирался выйти. — Передавай привет. «Не подавай виду, не подавай виду, чёрт возьми» — Оу… Хорошо. Вы знакомы? «Каччан, пожалуйста, скажи, что нет, умоляю, скажи, что не знаешь его» — Ещё нет. Изуку поднял брови. Господи, он сказал «нет»… Спасибо. Впрочем, это «ещё нет» прозвучало так, будто познакомить с Тодороки Бакуго хочет свой кулак. Почему-то Мидория это представил, и стало даже смешно от этой нелепости. Дрожь отпустила. Он вышел из квартиры и быстро зашагал в сторону лифта, настраиваясь на встречу с Шото внизу. Уже заждался небось. Лифт приехал, и Изуку, выползая из своих раздумий, в последний раз посмотрел на Катсуки и пожелал спокойной ночи, собрав в словах столько нежности, сколько получилось. Кажется, это пожелание скоро войдет в привычку, ха-ха. Спустился, вышел из подъезда, во дворе заморгали фарами. Дверь в чёрную машину захлопнулась, и Изуку всем нутром чувствовал, как его просвечивают два гетерохромных глаза, будто рентген. По спине пробежались мурашки. Он криво улыбнулся Шото. — Спасибо, что заехал за мной. — хотя хотелось сказать, мол, какого чёрта ты вообще приехал?! Гетерохромный кивнул, напряженно разглядывая парня. — Новая футболка? Изуку сначала не понял, а потом, глядя вниз, осознал, что на нём до сих пор чёрная футболка Каччана, которую тот одолжил после душа. Твою мать. Нет, так не пойдёт. Изуку сжал кулаки и нахмурился, глянул на Шото и высказал ему: — Да, новая. Шото, какого хрена? — такого гетерохромный не ожидал, — Что за тон такой подозрительный? Я будто должен оправдываться перед тобой за каждый шаг. Я вообще уже молчу о том, что ты буквально выследил меня по GPS. — зеленоволосый недовольно тыкнул на телефон Тодороки на машинной панели, где был построен маршрут, а на иконке стояла фотка Мидории, — Ладно, я смирился с тем, что ты сказал мне. Я не против, чтобы ты забирал меня после пьянок, как ты и хотел, но имей совесть, чёрт возьми! Изуку редко мог вспылить, но такое случалось. Шото знал, что парень не без стержня, но порой привыкал, что его слово — закон. Выдумщик. Тодороки молча и пораженно смотрел на Мидорию, который, скажи сейчас что не так, в принципе мог и врезать, ну, как минимум пощёчина бы прилетела, такое тоже случалось. Шото просто усмехнулся. Это напоминало о старых деньках. — Ладно-ладно. Извини. Виноват, — сказал он и слегка улыбнулся. Изуку расслабился, — Иногда меня заносит, ты же знаешь. — Если у тебя плохое настроение, не надо его вешать на меня, — тихонько буркнул Мидория и расслабленно расплылся по креслу, — Что-то случилось? Тодороки всегда поражало, ещё с самой школы, как проницателен его лучший друг. Всегда понимал, когда он не в духе, когда что-то не так, когда он расстроен. Это ценно. Шото правда его ценил и ему было совестно, когда он понимал, что перегибает между ними палку. — Да просто… Отец сегодня приехал в студию. Разорался, что я как-то не так ответил заказчикам, типа, не захотел коллаборации с видео-студией, которая ему выгодна. Я и так из кожи вон лезу, но ему было всё равно, ты же знаешь, как обычно. И я просто сбежал пораньше, хотел… «Увидеться с тобой» — прочиталось во взгляде разноцветных глаз. Тодороки промолчал, понимая, как это эгоистично прозвучит. Просто устало откинулся назад. Злость внутри на всё подряд, даже на себя, не находила места на отстраненном лице, но пальцы сами собой сжимали кожу на другой руке, аж до покраснения. — Извини, что… срываю плохое настроение на тебе. — Эй, — Шото почувствовал, как чужие холодные пальцы сжимают его руки, поглаживая, и он глянул на Изуку, — Всё нормально. Я понимаю. Зеленые глаза смотрели с сочувствием. Они смотрели друг на друга, и Мидория не переставал его гладить, пока Тодороки, наконец, не расслабился. Он святой, думал Тодороки. Этот парень точно не заслуживает того отношения, которое Шото себе позволяет. И эти поджатые губы, что хотелось поцеловать, и эти непослушные темные волосы, в которые хотелось вплести пальцы. Всё это заслуживает любви, которая растет глубоко внутри Шото и не выходит ни на миг с того самого дня, когда он его встретил. Но не находит взаимности, потому что он сам знает, почему. Шото исправится, обещает. — Спасибо, — произнес он, и Изуку убрал руки, кивая и отворачиваясь к окну, за которым было черным-черно. Шото потыкал пальцем по экрану телефона, и милый голос ИИ мягко произнес: «маршрут перестроен». Парень завёл машину и выехал из неизвестного двора, на всякий случай запоминая, как сюда заехать и что это за место. Оставшийся путь до квартирки Изуку они ехали в тишине.

***

Время шло, учебные деньки продолжались, весна радовала глаз, но не нюх. В последний весенний месяц полетел пух, и, как назло, напала аллергия, поэтому каждый раз, как Мидория выходил из дома на учебу, приходилось запасаться платочками. Но это было ещё ничего, так, мелочи. Изуку всегда знал, что на нём явно висит какое-то проклятье невезения. Ладно, если бы ему не везло один раз, два раза, но закономерность проёбов говорила о том, что веснушчатого парня явно кто-то проклял ещё в детстве. Об этом он думал, когда в один из дней, когда он возвращался домой после университета, его окружила банда гопоты. Какие-то тупые качки, которые решили стрясти с него деньги. Изуку настолько отвык от подобного за те пару лет «новой жизни», что сначала даже не понял, что это вовсе не попрошайки, которым сердечно нужна помощь, а реальная гопота, привыкшая избивать невинных налево и направо. Отвык — ещё мягко сказано. Святая истина дошла до него только тогда, когда банда гопоты зажала его за непримечательной кафешкой в переулке. Трое уродливых качков смотрели сверху вниз, и Мидория мог бы их проигнорировать и смыться, но… Он и правда отвык от такого. — Смотри, какой мелкий попался, ха-ха! — Ага-ага, а рожа-то какая смазливая, педик какой-то. — То-очно, братан, ты пасари, чё-то реально мордашка знакомая, это же этот… который, ну этот! Парни таращились на него, явно узнав в Мидории знакомое лицо, которое часто кое-где и кое у кого появляется, и начали ржать, хлопая себя по коленкам. Изуку нахмурился. — Ты ж подстилка того парня-модели, точно! — Чё, нравится, когда тебя хуём поёбывают, а? Пхахаха! — Ой, а может и нас твоя жалкая задница примет, а, недоносок? Внутри закипала злость. В горле просто встал ком, и было сложно себя контролировать. Какие-то идиоты недоразвитые, и только и делают, что чешут языком столько неприятного… Изуку отвык от такого. Тем более, что бывшее спасение в лице Шото теперь обернулось ему новыми издёвками каких-то кретинов на улице. Недоброжелатели всегда находились. Завистники, хейтеры, у Шото был целый набор подобных психов, даже угрозы нередко сыпались ему на голову, но для него эти издевки были просто как пустой звук. А большое имя Тодороки, как и всегда, разбиралось с подобными проблемами. Изуку же был один. У него не было ничего. Как и всегда. Прямо сейчас он чувствовал себя слабым и загнанным в угол. Да, драться он умел, и получится кое-как отбиться и сбежать, если эти три качка на него нападут. Но… трое огромных горилл против него одного… Судьба штука забавная. Краем глаза Изуку заметил Катсуки, смотрящего на него с улицы. Сердце забилось, как птица в клетке. Сознание панически повторяло: «Нет, нет, нельзя. Не доставляй проблемы, не доставляй ему проблемы, пусть уйдёт». Но ком внутри вырвался наружу с оглушающим его самого же криком: — КАЧЧАН! Всё, что произошло дальше, было как в тумане. Сознание отключилось, тело действовало на рефлексах, вспомнились тренировки и приёмы, которые Изуку давным давно не применял. Всё произошло само. Изуку опомнился только тогда, когда они с Катсуки остановились в узком проёме между домами. Дыхание никак не получалось восстановить, а по венам бежал чистый адреналин. Бакуго выглядывал из-за угла и чертыхался, что их ищут другие. А Мидория смотрел на него, взволнованного блондина, и не мог собрать в мозгу картинку. Почему он ринулся ему помогать? Каччан мог просто пройти мимо. Это же не его дело. Какая же разница, что случится с «тупым задротом Деку». — А говорил, что бегаешь. Изуку поднял на него глаза. Блондин прерывисто дышал, опираясь на колени, и ухмылялся. Господи, даже в такой ситуации Каччан умудряется язвить. — Я и бегаю, — отозвался Деку, — Просто к такому меня жизнь не готовила. «Особенно к тому, что ты, Каччан, будешь мне помогать, с моим-то вечным проклятьем невезения» Несмотря на общую побитость и усталость после продолжительного бега, хотелось улыбаться. Бакуго чего-то там ругался, что от Мидории одни неприятности, а тому хотелось улыбаться. Наверное, от счастья. Наверное, потому что сейчас он не один. До дома брюнета они добрались не без приключений, но стоило Изуку ступить в родную обитель, всё тело расслабилось, а мозг поплыл. Наконец-то спокойствие, наконец-то можно спокойно выдохнуть. Пока Катсуки ходил по дому и рассматривал интерьер, и они перебрасывались всякими фразами, Деку всё думал, что чёрт, как же стрёмно показывать ему свою скромную однокомнатку после большой квартиры Бакуго. Впрочем, тому вроде даже нравится. Блондин заинтересованно рассматривал фотографии. Ну, думал Мидория, раз он не выражается о том, как тут всё тесно и хреново, значит, не такой уж он всё-таки и невоспитанный. Усмехался: очередное изменившееся впечатление. Когда оба приняли душ, и Изуку вытащил аптечку, чтобы обработать раны, разговор завязался сам собой. Душевный. Хотя это сложно было назвать разговором, но душевного там явно было очень много. Слова хотелось произносить, душу хотелось немного приоткрыть. Изуку говорил, сам не осознавая, как сильно ему хотелось это сказать. О травле в школе. О драках. О тренировках. О том, что он хотел научиться быть сильным. Так долго всё это держалось в нём, что сложно было сдерживаться. Изуку рассказал совсем немного, но уже этого казалось достаточно, чтобы почувствовать, как на душе становится легче. Он никогда ничего такого не рассказывал Ииде и Урараке, а ведь их он считал своими друзьями. «Они не поймут» — думал он, — «Они слишком другие. А я слабый». — Ты не слабый, — произнес Бакуго, будто услышал мысли, — Я видел, как ты ногами завалил того придурка. Эти движения… были крутыми. Что-то внутри остановилось. Так же, как и пальцы Мидории, что размазывали заживляющую мазь по чужой бледной коже. — С-спасибо, Каччан. Он чувствовал, как загорается. Как дрожит. Как щёки покрываются румянцем, и не в силах был всё это остановить, как будто его сердце накрыло тайфуном. Каччан что-то сказал и прикоснулся пальцем к губам, отчего Деку вздрогнул. Алые глаза напротив смотрели на него так, будто видели что-то великолепное. Что же там такое? Сердце отстукивало страшный ритм, и с каждым новым прикосновением, с каждым вздохом заходилось всё пуще. Блондин приближался, глядя на губы, и Изуку осознал, что сейчас он его снова поцелует. И ему хотелось этого. Так хотелось, что Мидория прикрыл глаза, ощущая покалывание на языке от предвкушения. В голове мимолетно пронеслась мысль: «Я в него влюбился». ... Но уже через мгновение Бакуго отстранился и сказал: — Ну что, это всё? И Мидория понял, какой он дурак. — … Да, всё. — встал с дивана, прихватил аптечку и неловко поплелся ставить её на место в ванную, — Каччан, поставь чайник на кухне, пожалуйста. А уже в ванной, бросаясь в воду, дал волю нахлынувшему отчаяннию. Деку заигрался. Замечтался. Более месяца почти постоянного общения с Каччаном сделали его таким привыкшим к нему, даже зависимым эмоционально. Он же хотел с ним подружиться, какое ещё… влюбился?! Нельзя так, нельзя! Каччан не первый раз даёт понять, что… не хочет подобного, ну, или что не определился. В любом случае блондин не хочет переходить черту, и Деку не имеет права с этим спорить. Ополоснул лицо и посмотрел на своё отражение. В уголке губ виднелось покраснение от удара одного из гопников, на пальцах порезы, ссадины, костяшки горели. Он уже ничего не понимает, что между ними происходит. Однако и от чувств бежать не получается. Проклятье невезения, пожалуйста, можно… Изуку побудет хотя бы хорошим другом? Несколько минут в ванной наедине с водой и отражением позволили ему успокоиться. Ладно, ничего такого страшного не произошло, уверял себя зеленоволосый, ничего такого, что нельзя исправить хорошим настроением, так ведь? Он улыбнулся сам себе в зеркало и проморгался. Всё не так уж плохо. В конце концов, как он может позволить себе быть в таком ужасном настроении, когда Каччан там, ждёт его. Ждёт. Мидория вытащил из зеркального шкафчика пластыри и облепил ими руки. Взгляд мимолётно зацепился за собственные шрамы, но сознание тут же отогнало всякие на этот счет мысли. Он вернулся к Бакуго, застав того на кухне, чайник закипал. На вопрос, есть ли у задрота чего-нибудь съестного дома, зеленоволосый широко и хитро улыбнулся: есть! На стол высыпалось штук двадцать самых разных пакетов и контейнеров с заварной лапшой, и надо было видеть вымученное лицо блондина с его тихим: «Ты серьёзно?», на что Изуку просто пожал плечами, мол, ну соре, я не умею готовить. Далее пошла целая лекция о здоровом питании, и Мидория рассмеялся, потому что это напомнило ему вечно дотошного в еде Ииду, лютого ЗОЖника, который постоянно их с Ураракой пытается настроить на «путь истинный», безрезультатно. За лапшой последовал чай, интересненький чай, в который Изуку напихал всё, что нашёл в своих закромах всяких приправ, травок, настоек. Он, конечно, не повар, но за время стрессов научился заваривать всякое разное успокаивающее. Катсуки даже засомневался, а всё ли из тех заварочек для чая легально: — Ты там наркотиками не балуешься, а, Деку? — спрашивал он, расплываясь от дурманящего аромата. Мидория притворно обиделся. — Да разве я похож на наркомана? — Тебе честно или по дружбе? В этот момент Катсуки раскусил маленькую горошину черного перца, которую Изуку незаметно ему подкинул в кружку, и реакция не заставила себя ждать. Блондин выплюнул на стол перчинку, глядя на неё круглыми глазами, и посмотрел на «шеф-повара»: «Деку, ты, блять, серьёзно?!», но в его взгляде не было злости или недовольства, а только шальная ухмылка, будто такого внезапного поворота он и не ждал. И Изуку рассмеялся. Всё было хорошо. Им это нравилось. На улице давно стемнело, а настенные часы с логотипом какого-то мебельного магазина, которые брюнету дали в подарок за покупку подушек по акции, стремительно близились к десяти. Изуку не хотел расставаться. Что бы сегодня ни случилось, почему-то ужасно не хотелось, чтобы Катсуки уходил. Мысли вернулись к тому чувству одиночества, что его преследовало до того, как он встретил этого взрывного блондина, и сердце опять и опять сжималось. Больно, заставляя нервно теребить салфетку. Бакуго, похоже, уже засыпал, но когда он проснется, он уйдет. Не хотелось. — Каччан, останешься? Страшно было спрашивать, но он должен был сделать хоть что-то. Блондин вылез из своего почти сонного царства и уставился на него. Смотреть в ответ было неловко. — А ты хочешь? «Хочу» — Ну, просто уже поздно, тебе отсюда домой добираться будет очень долго, — «Господи, какое же тупое оправдание!», — А завтра выходной, можно спать до обеда, ха-ха, да? Нервный смех вырывался сам по себе, и Изуку заставил себя поднять глаза. Алый взгляд напротив смотрел спокойно. Если не учитывать, как в самой серединке плясали нервные огоньки. Понятное дело, Каччан взвешивает все «за» и «против», и чем дольше он молчал, тем больше Изуку успел передумать и решить, что это была хреновая идея. Но вдруг Бакуго резво потянулся за своей кружкой, в которой оставалось совсем немного чая, и усмехнулся, как и обычно. — А мы поместимся на твоём несчастном диване? От сердца отлегло. — Он гораздо шире, чем ты думаешь. — разулыбался Деку. Хорошо. Всё хорошо.

***

Изуку проснулся рано. Молодой организм привык к режиму, который бесперебойно работал даже в выходные дни. Глубокая фаза сна перешла в быстрый сон, а он же постепенно — в легкую дрёму, из которой его вывела музыка в правом ухе. Впервые так получилось, что Изуку не вертелся ночью, как юла, а спал спокойно и мирно. Ответ на такую магию нашёлся рядом, справа. Тихо посапывающий и мордой в подушку. Спросонья Мидория не понял, почему Бакуго спит с ним в одной постели. И пока воспоминания вчерашнего дня медленно доходили до мозга, сознание любезно спроецировало тысячу и одну вариацию того, чем они могли заниматься ночью. Красное лицо пылало, как новогодняя ёлка. «Боже, да что со мной?!» — истерически запищал Деку в своей голове, срывая плед с себя и наблюдая немногозначную выпуклость на пижамных штанах. Было ли это вызвано утренними фантазиями, или ещё ночью Мидория знатно так поразвлекался в своих снах — неизвестно. Но парень тут же вскочил и поспешил в ванную, под холодный душ, выкинуть штаны с трусами в стирку, напялить рандомные шорты, найденные первыми в комоде, чтобы не шуметь. Возбуждение прошло, но простое смущение никуда не делось и всплывало на лице всякий раз, как Мидория проходил по залу мимо дивана, где Бакуго по-прежнему дрых без задних ног. Везучий ты, Каччан, думал он, вот тебя наверняка не колышат там какие-нибудь глупые чувства. Делать было нечего. Изуку даже не знал, чем вообще можно заняться, когда предмет нервозности занимает буквально треть твоей скромной однушки, поэтому обосновался на кухне. Вбил в ютубе восьмичасовую версию джаза для ресторана, открыл холодильник и обнаружил там яйца, которых страшная плесневая смерть ещё не тронула, в отличие от залежавшихся в нижнем отсеке для овощей помидоров, которые Изуку брезгливо прихватил пакетиком и выкинул в мусорку. Выставил продукты около плиты и достал свою потёртую кофейную турку. В выходные времени было много, поэтому Мидория вполне мог позволить себе позалипать у плиты с полчасика, нависая над своим «магическим кофейным котлом». Кофе по-турецки с коричкой — как традиция, которой он не мог изменить. После целой ночи проигрывания музыки телефон начал издавать звуки энергоголодания, поэтому Изуку быстро прошмыгнул в зал за зарядкой. Вот только застал там умилительно смешную картину того, как Каччан пускает слюни на подушку. Это было так по-детски и совершенно неожиданно, что на несколько секунд Деку просто выпал, смотря на это зрелище, как на что-то неестественное и вымышленное. Плачущий телефон напомнил о себе, и в голову пришла безумно-гениальная идея. Или гениально-безумная. Конечно же Изуку записал сторис, как он мог упустить такое?! Это же самое милое, что он видел, чёрт возьми. Спящий Каччан, который пускает на подушку слюни. Что-то запретное и даже историческое. Боже, да хоть кто-нибудь видел его вот таким? Записал, выложил и ещё минуты три любовался. У Мидории никогда не было котов. А теперь вот, один есть. Телефон в очередной раз запиликал, а Бакуго издал какой-то недовольный звук, и зеленоволосый прыснул в кулак и поспешил удалиться обратно на кухню вместе с зарядкой. Через час Бакуго проснулся и напугал его, стоя у входа на кухню и опираясь о косяк. Его заспанное лицо было удивительно милым, и Мидория, отойдя от испуга, подумал о том, что ему бы хотелось видеть это лицо почаще. Однако эта мысль так и не успела развиться во что-то полноценное и тревожное, потому что слюни у рта, которые Катсуки блаженно пускал на подушку, никуда не делись, и это было очень, очень смешно. Хорошее и веселое утро. Потом они весь день страдали какой-то фигнёй, хотя страдал по большей части Бакуго, в особенности, когда Мидория показал ему ту небольшую коллекцию комиксов про Всемогущего, которую не удержался и стащил немного из своего дома. Сам же зеленоволосый устроился за журнальным столиком, мерно стуча пальцами в пластырях по клавиатуре ноутбука. Старенький, весь в царапинках, он был облеплен стикерами с супергероями, и казалось, будто его родной черный цвет уже давно пропал в пёстрой палитре наклеек сверху. Мидория писал курсач. Бакуго лежал на диване, закинув одну ногу на другую и мотая носком, и листал комиксы, иногда фыркая и что-то спрашивая. — Так, а это что за мужик? — в очередной раз подал голос блондин, свесив голову вниз к полу и показывая пальцем на страницу. Изуку оторвался от ноутбука и повернулся, приглядываясь. — Это Всемогущий. — А чё он тощий такой, как палка? Ток что был громадиной. — Каччан, ты внимательно читал? — поднял одну бровь Мидория, а Бакуго фыркнул, но ждал ответ, — Вот тут, видишь? — зеленоволосый подполз ближе и показал на самый верхний фрейм, который блондин закрыл пальцем, — Он рассказывает о том, что его сильно ранили в живот, поэтому он не может постоянно быть в… «громадной» форме. — Ааа. И тишина. Примерно минут пять. Мерное печатание опять прервалось вопросом. — Слуш, а главный герой чем-то похож на тебя, а, Деку? — сказал Катсуки и принялся рассматривать невзрачного мальчишку в комиксе, — У него тоже есть веснушки. Изуку смутился, потому что этот герой из комикса ему нравился не меньше Всемогущего, но... так, нет, нельзя отвлекаться. — Да-да. Ещё примерно десять минут тишины, и Мидория довольно решил, что Бакуго, наконец, отстал с вопросами и даст ему поработать. Но не тут-то было. — Ой, Деку. — Каччан! — Что? — Помолчи и не отвлекай меня! — Чё, блять?! Я не отвлекаю! — Просто заткнись и читай молча! — Изуку не выдержал и, не отворачиваясь от ноутбука, схватил Катсуки за плечо, которое тоже прилично уже свисало с дивана, и потянул вниз. Блондин в мгновение стукнулся головой о пол, успел только обхватить ногами спинку дивана, чтобы не съехать окончательно. Комикс куда-то полетел. Мидория с опозданием подумал, что сейчас Бакуго взбесится и начнет его донимать ещё больше, может, они даже подерутся. Но тот подозрительно замолчал, и Изуку, с минуту прислушиваясь, расслабился, полагая, что блондин внял просьбам и отстал. Бакуго же просто залип на округлые ягодицы, которые он внезапно заметил за натянувшимися краями шорт, потому что Мидория сидел, скрестив ноги. Вид открывался и на подтянутые бедра, и на икры. Подумал: ладно, упасть башкой на пол того стоило. — Сам заткнись, — еле слышно пробурчал он, продолжая так лежать и созерцать чудо перед собой. Каччан ушел под вечер. И когда он попрощался и поскакал вниз по лестнице, а Деку запоздало опомнился и запер дверь, внутри что-то опустело. Вся живость улетучилась, уступая место… одиночеству. Как бы сильно Мидория не оттягивал этот момент, Бакуго всё равно ушёл. Да, они потом ещё как-нибудь встретятся и будут дальше переписываться, но… Внутри было оглушающе пусто и тихо, будто от его души оторвали приличный такой кусок. Изуку попытался снова сесть за курсовую, но настроение куда-то исчезло. Он пошел на кухню и заварил чай, но кроме него ничего не хотелось ни пить, ни есть. С Каччаном было хорошо. Даже слишком. Изуку забыл, каково это. Такое ощущение его преследовало в те давние дни, когда они только познакомились с Шото. Нет. Чувство, окутывающее сейчас, было гораздо лучше. Гораздо… приятнее. Как большое облако, окутывающее теплом и весельем. Будто никто из них никому ничего не должен, и всё идёт как надо. С Шото Изуку всегда чувствовал себя обязанным. С Каччаном он ощутил себя свободным. Каччан удивительный. Просто потому что он не думает, что говорит, и говорит всегда прямо, без какого-либо умысла, без скрытности и хитрости, без прикрас. Как есть. Мог ругнуться или оскорбить, не подумав, но если был неправ, действительно извинялся. Мог быть резким и нетактичным, но также милым и заботливым, даже если всячески пытался эту заботу скрыть. А ещё Каччан честный. И искренний. В отличие от Шото. Думы затянулись почти до ночи, когда Изуку, сидя на кухне всё с тем же чаем, получил на телефон сообщение. Когда он увидел, что оно от Шото, внутри всё замерло. От страха. — Твою мать, — прошипел парень, дрожащими руками открывая диалог в инсте, — Он… увидел сторис? Когда диалог открылся, а Изуку прочитал краткое «Кто это?» в ответе на свою историю с Каччаном, сердце принялось отстукивать «Пляску Смерти». Руки так сильно дрожали, когда он набирал ответ, стараясь выглядеть беззаботным по ту сторону экрана. Делая вид, что это так, фигня какая-то, неважное что-то. На самом же деле очень, очень-очень важное, и мысли о том, что Шото может надумать что-то своё, вводили в страшную панику. Глаза хаотично бегали по собственным написанным словам и ссылке на аккаунт Катсуки. Он забыл. Он натурально забыл о том, что Шото может посмотреть сторис. Такой проё-ё-ёб, какой же он идиот! Изуку коротко постучал лбом по столу, ругая себя за оплошность. Шото всё видел. Шото наверняка догадается, всё поймёт. Шото наверняка… «Блять. Мне пиздец» — в панике думал Мидория, начиная нервно смеяться себе под нос. Доигрался. Допрыгался. Тодороки Шото убьёт его, если подумает что-то не то. Убьёт. Или сделает что-то страшное. Это нифига не шутка. Однако больше Шото не писал, и это наводило на мысль, что он не придал сторис с Каччаном большого значения. Или надумал что-то. Или слишком занят, чтобы ещё что-нибудь сказать. В очередную кружку с чаем полетели таблетки валерьянки. Мидория просто сверлил часы на стене, погружаясь в депрессию, пока телефон вдруг снова не завибрировал от нового сообщения. Брюнет аж подскочил на табуретке, хватая аппарат и разблочивая его. Это… не Шото. < «деекуууууу!! (凸ಠ益ಠ)凸 » Каччан. О боже. > «ты что, только сейчас увидел сторис? (*´▽`*) » < «да, сукин ты, сука, сын» Изуку нервно рассмеялся. Неужели ему сегодня было так хорошо в компании Изуку, что Каччан ни разу за день не взял телефон? То-то было удивительно, что блондин не бушует. < «я тебе отомстю» < «отом щу» < «буду мстить, блятьь» < «тебе пизде ц, ты меня понял??» Валерьянка постепенно действовала, и Мидория успокаивался, начинало клонить в сон. Последние два дня были чересчур бурными. На удивление, Каччан опять отмёл все его грустные мысли. «Я уже зависим от него» — думал Изуку, ложась на одну руку и печатая ответ. > «и твоя мстя будет ужасной?» < «ДА (凸ಠ益ಠ)凸 » Изуку улыбнулся. > «хорошо»

***

До сессии оставалось меньше месяца, а первые экзамены наблюдались на горизонте всего через неделю-две. Середина мая не щадила — тёплые вечера заполняли собой алые закаты, дневная жара вступала в свои владения. На солнце адское пекло, в тени приятный ветерок. Однако у Мидории совершенно не было времени и возможности понаблюдать за природой и насладиться последними весенними деньками, что по ощущениям вполне себе походили на летние, потому что экзамены на носу, а он совсем не готов! Вернее, нет, конечно, Изуку отличник и лучший в группе студент, по успеваемости веснушчатое создание обгоняет даже однокурсников и любимчиков преподавателей (хвастаться, что и сам он тоже вполне себе любимчик преподов, не позволяет совесть и придирки Каччана), однако в последние дни он совсем расквасился. Стыдно было признаться, что его ежедневные переписки с Катсуки привели к тому, что, когда Изуку заглянул в тесты по предметам, он понял, что нихрена не понимает в темах. Особенно, эх, как же ожидаемо, это была математика. Казалось бы, ну на кой чёрт она ему, гуманитарию, сдалась! Вот зачем? Чтобы высчитать, за какой промежуток времени его бесконечная болтовня уничтожит собеседника? Или, может, чтобы точно посчитать, сколько ему нужно бабла, когда он стоит на кассе с очередным огромным пакетом заварной лапши (которую он, к слову, стал покупать реже, Каччан на него не так уж и плохо влияет)? Нелюбимый предмет высасывал все соки из и без того нагруженной пятнадцатью дисциплинами зеленоволосой головёшки. Основная учёба закончилась, но библиотека в главном корпусе была открыта и полнилась студентами и преподавателями, проводящими консультации по своим предметам и помогающими с курсовыми работами. Изуку мотался туда-сюда каждый день, сбивая всё на своём пути, лишь бы успеть на эти консультации. От его дома до главного корпуса было куда ближе, чем до гумфака, но, тем не менее, если на учёбе на какие-нибудь пары можно было опоздать, то с консультациями всё было строже: они и короче по времени, и преподаватели были чаще всего злющими, потому что «Мы и так вам разжёвываем, как младенцам, имейте совесть хотя бы вовремя приходить!». Изуку тяжко (реально тяжко, столько пробежать с утра пораньше) вздыхал, потому что, ну, это справедливо. По сути, преподы делали всем недотёпам (Изуку, конечно же, вовсе не такой!) большое одолжение. А Мидория слишком правильный мальчик. Вот только консультации по математике влетали в одно ухо и вылетали из другого. То ли препод какой-то придурок, то ли придурок уже Деку, раз даже с «разжёвыванием» не понимал ровным счётом нихуя. Он в панике бился головой о стол, привлекая к себе недоумевающие взгляды студентов, что расходились после консультации, и бубнил под нос, какое же он ничтожество. Тесты лежали перед глазами, примеры маячили то тут, то там, а мозг веснушчатого от всего этого зрелища просто: «Фьюх!» и улетал, как пчёлка, куда-то далеко и надолго. Изуку понимал, что с этим надо что-то делать. Сам он решить тесты не может. Иида в очередной раз занят своими делами в студсовете. С Ураракой всё и так понятно — подруга снова надеялась на волю божью и на свою удачу, Мидория не уверен, но, кажется, та даже устраивала у себя в общежитии подозрительные ритуалы. Оставался только один, совсем бредовый вариант. Изуку прикусывал губу, когда думал об этом, утопая в сомнениях. «Может… попросить Каччана помочь?» С Катсуки они не разговаривали несколько дней, может, пять-шесть. Он обиделся на Изуку за то «позорище», которое выставил веснушчатый у себя в истории. Ну, или сделал вид, что обиделся, и на самом деле просто дуется, раздумывая, как бы подставить зеленоволосого в ответ. Хотя, вообще-то, у Изуку просто не было времени и сил что-то писать ему, тупо потому что всё своё время он убивает на подготовку к экзаменам, самопроверку и пробежки с утра пораньше и вечером, с закрытия главного корпуса. Мидория, разумеется, бегун и всё такое, но одно дело, когда ты бегаешь два-три раза за всю неделю, и другое, когда у тебя ежедневные сумасшедшие марафоны по людным улицам. У парня такое чувство, будто скоро из бегуна он переквалифицируется в паркурщика, потому что в перескакивании через парки, детские площадки, мамашек с колясками ему уже нет равных. Ну, кроме одного случая. И всё же, думал Изуку, нет. Как бы неловко было это признавать, ему нужен был какой-нибудь предлог, чтобы написать Каччану и попросить о помощи с математикой. «Он не согласится», — хмыкнул он, — «Пусть хоть, не знаю, судьба мне знак подаст, чтобы я ему написал!». Но судьба как-то обошла его стороной, потому что знаки — это символы в математике, а математика, как известно, имеет парня во все щели. Прошедшая неделя сменилась новой, и в очередной замечательный и солнечный майский денёк Мидория стартанул в своём забеге до главного корпуса. Веснушчатый не выспался и не успел поесть, кофе заварил, но совершенно забыл его выпить и вспомнил о нем только тогда, когда сонные глаза не заметили шедшую впереди него парочку, и Изуку чуть не врезался. В сердцах извиняясь перед молодыми людьми, он оббежал их и снова полетел стрелой, но зеленые глаза предательски слипались, а организм, скорее всего, настолько привык к ежедневным марафонам, что даже состояние бега решил счесть за идеальное для того, чтобы тихонько прикорнуть прям посреди дороги. Мидория хлопал себя по мордасам и лихорадочно посматривал на время: «Чёрт, опаздываю!». Казалось бы, обычный суматошный день, как и на прошлой неделе. Вот только его проклятье, вероятно, тоже встало не с той ноги, решив, что пора бы о себе напомнить, а то его зеленоволосый подчиненный чёт как-то больно смел и шустр в последнее время. До университета оставалось совсем ничего — он уже виднелся на горизонте, и Изуку как-то даже расслабился, слегка сбавив бег. Случайно перевёл взгляд на рандомную бургерную, мимо которой пробегал. И случайно столкнулся со взглядом предательски знакомых алых глаз. «К-каччан?!» И именно этот момент выбрало его тело, чтобы во всеуслышание заорать внутри головы: «ТАЙМАУТ, ЕБАТЬ» и сдохнуть. Мидория запнулся о собственную ногу, а мозг в процессе полёта нервненько так раздумывал, что лучше: упасть ебалом в пол или прилипнуть к стеклу кафе, дабы зрители насладились его расплющенной мордашкой? Выбор был сделан за него, поэтому зеленоволосый парень грациозно распластался на тротуаре. Шикарно просто. Пока над головой летали воображаемые птички, а сознание вырисовывало перед глазами экран перезагрузки, со стороны стекла послышались громкие возгласы. Мидория медленно поднялся, отряхнулся от чего бы там ни было на подметённом с утра асфальте и с осторожностью перевел взгляд на компашку друзей, что тусовалась в бургерной: на Киришиму, Каминари и, конечно же, Бакуго. Неловко помахал им всем, проклиная свою невезучесть, наблюдая, как блондин, что промакивал лицо от… сока? показательно фыркает на него и отворачивается. Что бы там ни случилось, с Мидорией это никак не связано, никак нет. На телефоне запищал будильник, оповещая, что до консультации по математике осталось пять минут. «Пять минут?!» — запаниковал Изуку, разгоняясь как истребитель, но на этот раз старающийся не запнуться и ни во что не врезаться, — «Я же не успею за пять минут!». Хоть до универа было рукой подать, максимум, что Мидория успеет за это время, — влететь в главные ворота и судорожно порыскать по рюкзаку в поиске студенческого пропуска. Да он даже до аудитории добежать не успеет! Препод — старая сварливая женщина с очками, она и без того не слишком любит Мидорию за то, что он хуи пинает на консультациях вместо того, чтобы хоть во что-либо вникать, так ещё и опоздавших на дух не переносит! «Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт!» И хоть весь мозг был занят паникой, из головы не выходил образ Бакуго. Впрочем, ничего нового. Выдуманный только что дьявол на его плече опять заговорил о том, что надо бы попросить Каччана помочь с математикой, а ангел с другой стороны плакался о том, что блондин не согласится и вообще, что за глупости, он не должен его беспокоить по таким пустякам. Споры спорами, а пальцы сами выудили из кармана телефон и напечатали Бакуго сообщение. Оно само, Мидория тут не причём! Почему-то казалось, что скомканное приветствие останется проигнорированным (Каччан же обижается), однако через секунду пришёл ответ в духе Каччана. Шутейки и язвительность. Настроение даже слегка поднялось. В момент, когда фантазия на переписку закончилась, Мидория влетел в фойе первого этажа главного корпуса и застыл с разочарованным лицом: часы на телефоне показывали пять минут как он опоздал. Прекрасно, просто идеально. Идти наверх в аудиторию на консультацию не было смысла — дотошная старая карга на Изуку просто накричит и прогонит, а заниматься самому бессмысленнее некуда. Что же де… Вдруг веснушчатое лицо просияло всеми цветами радуги, в ушах заиграла «Аве Мария», а мысли горели одним единственным: «ДА ЭТО ЖЕ ТОТ САМЫЙ ЗНАК СУДЬБЫ!» — завопил Изуку там же, не обращая внимания на то, что его проклятье смачно треснуло себя по лбу. Парень поспешил в библиотеку, настрачивая новые сообщения Каччану. Помещение в два этажа с запахом старых книг и с огромными деревянными стеллажами молчаливо приветствовало зеленоволосого студента, что от волнения начал ходить кругами вокруг столов, вглядываясь в экран телефона, в сообщения, больше в собственные, и кусая губы. Он столько настрочил, столько настрочил! По большей части какого-то бреда страшного, но блять! Неловкость проступала румянцем на щеках, и Изуку ужасно нервничал — ну а вдруг Катсуки откажет? Просто… Прошлые экзамены Изуку сдал только благодаря тому, что его новый друг тогда ворвался в его безмятежную жизнь, поцеловал, стащил пустой стаканчик с его именем и исправил ошибки в тетрадке с примерами. Может это судьба, а может проклятье парня решило подсовывать миллиард проёбов всю жизнь, но если для хорошей оценки ему нужно испытать по-новой всю ту неловкость и смущение, что были до этого, то, господибожеблять, он согласен! Сог-ла-сен! Слышало, проклятье?! Он подписывается на этот пиздец добровольно, можешь мучить, сколько угодно! Но сообщения молчали, а вся уверенность в правильности собственных куда-то начала утекать. Конечно же, он не согласится… С чего вообще Каччану хотеть ему помочь, он же… Всего лишь «тупой Деку». В памяти всплыл момент, когда Катсуки застрял с ним в переулке и ругался, мол, за что ему это всё, почему он опять связался с Деку. Почему-то стало больно. Не то чтобы Изуку надеялся, что… А впрочем, чему там надеяться? От Изуку вечно какие-то проблемы, он вечно бубнит, он… скучный и влюбленный идиот. Каччан уже дважды его оттолкнул от близости, так что, ну, какие у него шансы? Ещё и эта нелепая просьба помочь… Мидория уже начал скатываться в депрессию, сидя за одним из столов, когда телефон завибрировал: Каччан написал. < «ты уже в универе?» Темные брови взвились вверх. > «да, в библиотеке» < «будь там, я щас приду» Зеленоволосый от неожиданность чуть телефон не выронил из рук. «Каччан придёт?! В смысле, он что, согласен?! Окей, ладно, ладно… если согласен, т-то почему сейчас? Мы бы могли позаниматься позже, когда он...» — мысли хаотично забегали по черепной коробке, пока щёки собирали в себе весь красный цвет планеты. > «Сейчас?! Но ты же с ребятами!» < «уже освободился» Немой крик застрял в горле, а телефон из рук всё-таки выпал. Благо, на стол. Изуку по привычке долбанулся о него лбом, просто сгорая от этого смущения. Каччан не просто согласен, он идёт! прямо! сей-час! Если бы Изуку не был правильным мальчиком, и ему было плевать на правило тишины в библиотеке, он бы однозначно заорал. Очень громко и, возможно, матерно. А ещё пришлось бы вызывать скорую, потому что краснющее лицо явно сочли бы за какой-нибудь приступ. В общем-то, им он и был. Приступ ужасного влюбленного смущения.

***

Они занимались всю неделю. И не понятно, чему Изуку был рад больше: тому, что он сосредоточен рядом с Катсуки, или тому, что блондин в принципе рядом с ним и помогает с математикой. Наверное, больше всего Мидория удивлён тому, что его злейший предмет-враг, ранее взвивающийся громадной змеюгой над зеленоволосым, вдруг стал таким простым и понятным, что даже не верится. Бакуго хороший учитель. Несмотря на резкость и грубый характер, когда дело касалось учёбы, Мидория мог бы поспорить, кто из них всё-таки ботан. Катсуки внимательно штудировал тесты, объяснял непонятное, разжевывал правила и, наверное, гордился тем, что Изуку понимает абсолютно всё. Заниматься вместе оказалось настолько комфортно, что парни начали таскать с собой в библиотеку ноутбуки и печатали свои курсовые. Мидории оставалось дописать не так уж и много, потому что начал он аж в начале мая, а мастерство болтологии сделало всё дело — «воды» в тексте было много, но всё нужное, всё важное. Поэтому в свободное от курсача и тестов время он беспалевно пялился на блондина напротив. Сосредоточенное лицо с резкими чертами притягивали к себе взгляд. Бакуго ещё и очки надевал, что вообще могло сразить наповал, но Мидория лишь тихонько подглядывал, делая вид, что пьёт кофе или копается в телефоне. Ощущать учащенное сердцебиение стало нормой. Держать себя при этом в руках — тоже. Чувство внутри не было похоже на бьющий ключём поток страсти и нежности, это было что-то… иное. Просто ощущение комфорта, расслабленности и симпатии. Мидории даже начало казаться, что он поспешил со своим выводом о влюбленности. Потому что к Тодороки он испытывал что-то другое, там-то да, и сердце разрывалось, и пульс стучал как ненормальный, и хотелось… много чего хотелось. До поры до времени. А глядя на Каччана, сосредоточенного над курсовой, серьёзного и такого открытого, единственного, чего хотелось, это дать себе по лицу. Потому что, если вытащить все чувства наружу, с Катсуки и правда хотелось тоже многого, даже больше и страшнее, фантазия могла не на шутку разыграться прямо тут, в библиотеке, прямо когда блондин в нескольких сантиметрах от парня, заставляя щёки пылать. Но всё это не имело никакого смысла, потому что Изуку знал, что Катсуки к нему ничего не чувствует. Ну, ладно, не то чтобы прям совсем ничего, но явно не то, что чувствует сам Мидория. Вряд ли у блондина напротив сносит крышу также, как у него, ну? Да бред какой-то. Он уже ясно дал понять, какая между ними граница. Отворачивался к окну и подпирал рукой щёку. Изуку придётся запирать всё это глубоко в себе, чтобы держать себя под контролем. Чтобы не разрушить их хрупкие дружеские отношения. Чтобы ему самому не разбили сердце уже во второй раз. Наверное, это был самый большой страх из всех. Нет, кое-что, конечно, было пострашнее… Мысль о том, что об этом всём узнает Шото. Именно она отрезвляла Изуку, моментально выветривая из головы все фантазии. Радовало только то, что с тех пор, как Тодороки увидел сторис с блондином, он не писал. Никаких внезапных «Как дела?», никаких внезапных фото с короткими комментариями, никаких звонков, встреч или внезапных появлений рядом на машине с целью забрать домой. Мидория видел у Тодороки в Инстаграме новые посты, смотрел сторис, в которых парень, судя по всему, очень занят, и полагал, что поэтому его гетерохромный друг от него наконец-то отстал. С появлением в его жизни Каччана, даже дружеские отношения с Шото утратили свой интерес. Изуку попросту забывал о нём, да и об Урараке с Иидой забывал. Пока Каччан рядом, всё прошлое будто действительно начало, наконец, оставаться в прошлом. Зеленоволосый пока не понимал, что он чувствует по этому поводу, но впервые он осознавал, что больше не делает вид, что обо всём забыл. Больше не нужно. Вот только вечерами Мидория всё равно держал палец над давним диалогом с Тодороки, нервничая. Откуда-то бралось чувство стыда, будто это он игнорирует Шото, а не наоборот, тот ему не пишет из-за занятости. Привычка настолько въелась под кожу, что почему-то казалось неправильным скрывать от Шото всю правду. Почему-то отвратительно и обидно казалось, что он обязан из раза в раз отчитываться, получая у Шото разрешение на всё. На это не было причин. Но Изуку с отвращением почувствовал себя выдрессированным. От такой ассоциации хотелось взорваться, выкричаться, высказать всё, бросаясь словами. В голову лезли неприятные воспоминания того дня, поднимая внутри волну отчаяния и злости. Изуку тщетно успокаивал себя мыслью: «Да ладно, всё хорошо, Шото отстал, теперь всё в порядке». Будто кормил себя ложью, потому что пальцы всё равно предательски дрожали. Он же знает, каков Шото, каков он теперь, спустя столько лет общения со своим отцом. Сколько не переубеждай себя, а было ясно, что молчание гетерохромного может быть просто затишьем перед бурей.

***

В машине Ашидо было тепло и даже слишком. Мокрая одежда неприятно липла к телу, но зато нагревалась. Слащавый женский парфюм, витающий по всему салону машины, и излишняя духота заставляли почувствовать себя словно в сауне. Типа там, тепло, пар, ароматические масла… Изуку нервничал с тех пор, как они с Каччаном вышли из здания главного корпуса. Дождь лил как из ведра, не давая и метра пробежаться под ним не промоченным до смерти. После стольких дней бесконечной жары дождь казался усладой, вот только ситуация безвыходная, и Мидория недовольно глядел на тёмные тучи, что покрыли собой всё небо. Теплая весна внезапно превратилась в промозглую осень. Нервозность не сходила ещё с момента, когда Изуку неожиданно проснулся, лежа на столе в библиотеке, и увидел перед собой странную картину: Каччан держит его за руку, приближая к ней телефон. Мягкие поглаживания вывели его из дремоты и были до того приятными, будто по венам течёт сладкий мёд, но когда над ухом раздался характерный звук фокусировки камеры, Мидорию охватила паника. Он сжал чужие пальцы и посмотрел на удивленное лицо так, будто угрожал. Это вышло случайно, просто в голове истерично билась о стенки одна-единственная мысль: если сейчас Бакуго его сфотографирует, Тодороки об этом моментально узнает. Этого допустить нельзя, чего бы оно ни стоило. Но ситуация разрешилась, и неловкость между парнями улетучилась, уступая место привычной язвительности и шуткам. Изуку хотел предложить Катсуки переждать дождь в каком-нибудь кафе напротив, когда появилась Мина Ашидо со своей машиной. Не то чтобы Изуку был против тепленького местечка в салоне, нового знакомства и того, что его халявно довезут до дома, но… Им с Каччаном снова придется расстаться, а когда они увидятся снова, неизвестно — следующая неделя экзаменационная. Может, если бы Деку был посмелее, он бы предложил Катсуки потом куда-нибудь сходить вместе, но момент упущен, а, видимо, давняя подруга блондина затараторила о своём. — … И ты, Изуку, тоже приглашён. Брови Мидории поползли наверх, и он не удержался от восклицания: — Чего-о-о?! А будучи уже дома, в тепле и уюте, развешивая постиранные вещи на сушилку, Изуку в состоянии ничего не соображающей жижи раздумывал над приглашением. Розоволосая, похоже, на отказ не рассчитывала, но и Мидория отказываться не хотел. Вот только… «И ещё, возьми с собой друзей, я хочу со всеми подружиться!» — слова девушки не выходили из головы. Друзей взять. Ага. Изуку вымученно застонал, размышляя, что ему с этим делать. За последние несколько дней даже Иида с Ураракой не прям уж перестали быть его друзьями, но они знатно так отдалились друг от друга. А что уж говорить о куче других знакомых, которые называют его другом, но по факту даже не знакомы с ним толком. Тодороки ведь тоже его друг, но это вообще очень сомнительная дружба, когда вы друг друга игнорируете, а у тебя от него огромная страшная тайна. Вот и как быть?! Отказаться? Пригласить вообще всех, авось кто пойдет и сделает вид, что они с Мидорией закадычные не-разлей-вода друзья? Ну, одно точно было решено: Тодороки он ничего не скажет. Опять. Да, страшно, и да, уровень опасности растёт с каждым днём, но нет и ни за что, никогда. Позалипав на сушащиеся вещички ещё какое-то время, Мидория взял в руки телефон и таки написал Урараке. Каково же было его удивление, когда она не только повела себя как обычно, будто они вовсе не не общались долгое время, но и вечеринке обрадовалась, будто это мечта всей её жизни. Иида тоже согласился, хоть и вскользь — опять миллиард дел. Очако он объяснил «ситуацию с друзьями», и девушка тут же подхватила её в свои руки, отписывая Изуку, мол, нибаись, я найду классных ребят. Зеленоволосый с тяжелым вздохом откинулся на раскладной диван. Окей, всё не так уж критично. Однако мысли о предстоящей вечеринке были разные. Начиная с того, что это вообще будет первая вечеринка в жизни Мидории «на дому». В плане, да, на первом и втором курсе он конечно ходил выпивать с однокурсниками в бары, был в парочке клубов, и после всего этого дела его конечно же забирал домой Шото. Но Изуку ни разу не ходил с этой же целью к кому-то в гости. А ребята предлагали. Урарака ходила на такие, потом рассказывая, как было круто и весело. Изуку слушал её истории немного с завистью. Причина, по которой парень не совался на подобные мероприятия, была банальна: это было одним из правил Шото. Он, конечно, не говорил их напрямую, но из тех «заботливых», как считала Очако, речей, что он вливал в уши Изуку, было понятно, что ему не поздоровится, если он пойдет к кому-нибудь на квартиру или в частный дом на вечеринку. «Ты же не хочешь, чтобы с тобой что-то случилось?» — настойчиво вопрошал гетерохромный, и Изуку приходилось сглатывать дрожь в горле. В контексте разговоров о том, что обычно молодежь устраивает на вечеринках и чем они обычно заканчиваются, эта фраза могла показаться донельзя заботливой и нежной, будто Шото пытается оградить своего «возлюбленного» друга от неприятностей. Вот только они не первый день знакомы. Из уст младшего Тодороки эта фраза дословно переводилась: «Если я узнаю, что ты пошёл на нечто такое, я самолично устрою тебе эти неприятности». Мидория до боли в руке сжимал телефон, монотонно глядя на пестрящую событиями ленту Инстаграма. Фотографии Шото сами собой вылезали то тут, то там, будто вселенная намекает Изуку, что дело добром не кончится. А потом он вспомнил, что там же будет и Каччан, и душа как-то подуспокоилась. Мысли о блондине удивительным образом успокаивали не только сердцебиение, но и тревожные мысли. Перевернувшись на бок и зачерпнув ногой немного пледа, Мидория тыкнул на истории, опубликованные Бакуго сегодня. Утреннее пасмурное небо, дождливые улицы и капли в лужах на остановке, окна университета и коричнево-черные стеллажи библиотеки, пыльные книги и деревянная лестница на второй этаж. Изуку глубоко вдохнул и представил тот самый запах, что окружал их, пока они занимались. Фотографии были такими красивыми и атмосферными, что их вполне можно было вставлять в рамку и открывать картинную галерею. У Каччана было бы много поклонников, ха-ха. Талантливый фотограф с технического факультета. Это как гуманитарий, создающий роботов, аха-ха! Мидория мысленно поблагодарил друга за то, что тот не выкладывал фотографии с ним. Которые, кстати, имелись в его телефоне, Мидория уверен. И это чертовски смущало. Одно дело, когда вы с друзьями специально встаёте в позы и фотографируетесь, одно дело, когда какие-то дикие фотки прилетают на почту после очередной пьянки в баре, там вообще один страх и стыд. Но совсем другое, когда ты сам замечаешь, как тебя украдкой фотографируют. Замечаешь и не говоришь ни слова против, потому что… Изуку не знал, почему. Потому что Каччан красиво фотографирует? Потому что, в таком случае, и его фотографии получаются хорошо? Он не знал, но этот вариант ему подходит. Не признаваться же, что ему безумно нравится сам факт того, что блондин хочет запечатлеть такое недоразумение судьбы, как Деку, на долгую память… Такое… слишком смущает. Да и не верилось как-то, что у Каччана мнение об этих «тайных» фотографиях такое же, как и у Деку. Может он просто тренируется, точно! Деку для него как модель! Чем больше Мидория лежал и размышлял об этом, тем краснее становилось его веснушчатое лицо. Он отчаянно зарывался в подушку, осознавая, до какой катастрофической реакции на Бакуго дошёл его организм. Думать адекватно о блондине уже не получалось, никак. Каччан удивительный, и это одно из целой тысячи слов, которые Мидория мог сказать о своём друге. Изуку упёрся лбом в спинку дивана и сжал губы в одну тонкую линию. Да… друге.

***

На вечеринке было весело, и это ещё мягко сказано. Если бы Изуку знал, что вот так, как у Мины дома, проходит каждая вечеринка, он бы наплевал на запреты Шото с высокой колокольни и развлекался в своё удовольствие! По-крайней мере, на пьяную голову приходили именно такие мысли. Когда наступил день этой самой запланированной поездки к Ашидо в загородный дом, Изуку ходил взад-вперед по квартире и страшно нервничал. Всё утро он перебирал свои вещи и не знал, что ему надеть, потому что весь его гардероб в этой «учебной» однушке состоял из шорт да джинсов, из футболок и редких рубашек либо однотонных, либо со скучными надписями безо всякого выпендрежа. Ну а что, зачем ему из родительского дома тащить там, например, официальный костюм? Или какие-нибудь лакированные туфли? Изуку никуда не ходит, да и нет у него ни того, ни другого. Когда Шото его куда-нибудь звал (а если точнее, настойчиво требовал), — в ресторан или на важное мероприятие, — первым делом они заезжали в ателье, которое обычно одевает всё семейство Тодороки как с иголочки. Конечно, Изуку всегда смущенно возмущался, перво-наперво говоря Шото, что «мне же это не по карману» и «я того не стою», вот только Тодороки пропускал это мимо ушей, попросту игнорируя зеленоволосого. В каком-то смысле подобное внимание Мидории нравилось. Но все эти важные мероприятия и дорогие рестораны он ненавидел. Там он чувствовал себя не в своей тарелке, чувствовал себя одиноко, даже больше, чем обычно, потому что Тодороки умел цеплять на себя безупречную маску, а Мидории приходилось только нервно улыбаться и стараться не упасть из-за кружащейся головы. После таких мероприятий Шото всегда настаивал, чтобы Изуку сохранил костюм или обувь. Но Изуку отказывался. Просто чтобы не чувствовать тошноту, глядя в собственный гардероб. Поэтому в день вечеринки Мидория, посокрушавшись всего пару минут, всё равно был рад, что в его шкафу всё такое однообразное и обычное. Изуку не умеет выпендриваться и оно ему не нужно, решил он. Будет как минимум странно, если он и там, среди, вроде как, очень веселых и свободолюбивых студентов будет пытаться вести себя как Шото. Брр. Дом Мины оказался гораздо больше, чем он себе представлял. По её машине можно было понять, что девушка из богатой семьи (но, возможно, не настолько богатой, как Тодороки), но чтобы загородный дом оказался… чуть ли не особняком! Мидория ходил туда-сюда за Ашидо, что показывала ему комнаты и рассказывала, где что находится, и невольно представлял свою скромную однушку, обливаясь крокодильими слезами. Из-за всё того же Тодороки Мидория, конечно, привык к закидонам «денежных мешков», но попытаться понять Ашидо, что носилась туда-сюда с огромными ящиками самого разного дорогого бухла, причитая, что пять ящиков им явно не хватит, — это всё равно, что попытаться понять мужика из анекдота, где он тащит за собой по пустыне клетку, чтобы если вдруг лев, а он в клетку сядет, и лев его не достанет. Вот только все мысли мигом испарились из его зеленоволосой головы, стоило Изуку увидеть Каччана на кухне. Сердце вмиг затарабанило в грудной клетке, словно бешеное, а сам Мидория расцвёл как розовый цветочек. Слава богу, не расплылся мыльной лужей у чужих ног. Пока его друзья представлялись и хихикали, Изуку просто не мог оторвать взгляд от Катсуки. Блондин выглядел просто, но до безумия привлекательно: одной рукой опирался на широкую металлическую столешницу, на которой красовалась доска с ингредиентами, несколько мисок, а ещё огромный кусок уже раскатанного теста; в другой руке Каччан держал нож, да так, словно он тут хозяин вся кухни, монстр кулинарного искусства, босс не просто пиццерии, а ресторана современного фастфуда, хотя вряд ли сам блондин, услышь его мысли, захотел бы в таком работать, зная его пристрастия к здоровой пище. Изуку бегло оглядел и кухню, и стол, размышляя о том, что Каччан и правда профессионал — они проделали столько работы, а он даже не вспотел, что говорить о том, что выглядел как король. Мысли Мидории улетели куда-то совсем далеко, когда Асуи незаметно тронула его за руку, улыбнулась и ушла со своим парнем к Серо, как успела представить его ранее Ашидо, помогать тому с готовкой. Изуку тут же опомнился и подлетел к Катсуки: — Каччан. Блондин улыбнулся ему, и внутри Изуку тут же взорвалась какая-то бомба. Разумеется, к этим бомбам он давно уже привык, но всё же приходилось прикладывать усилия, чтобы со стороны он выглядел спокойно и вполне дружелюбно, а не как истеричная бешеная фанатка, в которую Мидория почти превратился с тех пор, как они с Бакуго начали вместе заниматься подготовкой к сессии. Изуку это простительно, в конце концов, они давно не виделись. Время шло, Ашидо и компания носились по всему дому, вскоре стало шумно. Мидория помогал Бакуго с пиццей, они разговаривали обо всём подряд, и брюнету в какой-то момент начало мерещиться, что он точно попал в рай. Ну, такая студенческая вечеринка мало походила на небеса, розовые облачка, парящие вокруг, блистательное солнце (хотя почему же, вот оно, стоит прямо перед ним) и всё такое, но по ощущениям, захлестнувшим его, Изуку точно оказался в раю. Когда с готовкой было покончено, а музыка из гостиной вовсю орала из колонок, все собрались там, и началось дикое веселье. Алкоголь почти буквально понесся рекой, все смеялись, танцевали, и Мидория расслабился, всё думая о том, что Тодороки определенно был неправ. Однако же всё веселье для него закончилось, когда Изуку медленно осознал одну очень неприятную штуку — он знатно так перепил. Конечно, как тут не перепить, когда «пять ящиков им недостаточно»! Мало того, что этого было для Мидории слишком много, так он ещё и понамешал всего подряд, блять, совсем пить не умеет. Желудок начал потихоньку бунтовать, и хоть Изуку всё ещё неровно стоял на ногах, взгляд сфокусировать уже не получалось. Мысли в голове тоже полетели вразнобой: «Кажется, это пиздец», «Что мне щас налили?», «Чёрт, я опять нажрался как скотина, что скажет Шото?». От последней мысли его знатно так дёрнуло. Всю вечеринку он думал только об играх, еде, о Каччане, с которым было чертовски классно, и тут вдруг — Тодороки. Как будто на секунду он попал под ледяной дождь. Тошнота невольно подкатила к горлу. «Вот же чёрт» Ашидо позвала всех вниз, в бильярдную, и Мидория даже не удивился тому, что у этой «золотой» девушки в её распрекрасном доме есть даже такое. Он рад был продолжать веселье и в бильярдной, но организм, похоже, потихоньку начал сдавать. Мозг точно дал заднюю, потому что теперь вся его голова стала заполняться пугающими мыслями о том, что… А вдруг Шото узнает, где он сейчас? Ведь, зная его, он вполне может... Его слегка повело, и Урарака, заметив состояние друга, тут же подскочила. Изуку заверил её, что всё нормально, и услышав напоминание, что на втором этаже есть большая ванная, поплелся туда, придерживаясь за поручни на лестнице. Ему было дурно. Перед глазами всё расплывалось, уши заложило. Шаги казались ему тяжелыми, будто ноги налиты свинцом. Отыскав нужную дверь, Мидория ввалился в ванную и тут же припал к раковине. Открыл воду, сделал её холодной, даже ледяной. Умылся, опрокинул себя в воду примерно раз двадцать, лишь бы прийти в себя. На удивление, это помогло, и тошнота отступила. Даже в глазах перестало всё плыть, и Изуку наконец-то посмотрел на себя в зеркало. Темные завитые пряди прилипли ко лбу, его зеленые глаза казались странными, будто Мидория смотрел вовсе не на себя. Он вдруг поймал себя на мысли, что вообще первый раз в жизни видит себя, можно сказать, со стороны. Как он выглядит, когда он реально бухой вдрызг. Внезапно стало не по себе: и вот таким его постоянно видят друзья?! Господи, да как они ещё терпят эту бледную, как у трупца, рожу? И Тодороки его таким видел? Чёрт, нет, нет, нет. Только не это. Только не он опять. Липкая паника засела в теле, и единственное, о чём взмолился Мидория, было то, чтобы его сейчас кто-нибудь от неё спас. — Деку? «Каччан?» При звуке знакомого голоса Изуку моментально окатило жаром. Да таким, что он не сумел сделать вдох. Казалось, он загорелся, будто и вода с его лица моментально испарилась. Блондин виделся в отражении, и если бы на лице того не проступило беспокойство, Мидория бы подумал уже, что сошёл с ума — до такой степени помешался на Каччане. Улыбка, такая счастливая, налезла на всё лицо, стоило ему повернуться и действительно увидеть парня напротив. Он реально пришел к нему. — Деку, ты сейчас- Ему сорвало крышу. Ему сорвало крышу. В голове в один миг прояснилось слишком дохрена и одновременно пропало всё. Изуку больше ни о чем не думал, он просто впился в Катсуки поцелуем, даже не задумываясь о том, что он делает. Не подозревая о том, что он явно делает что-то неадекватное. Перед глазами опять заплясали огоньки, вот только уже не паники, а дичайшего возбуждения, как будто вместо нескольких бокалов ранее он выпил сильнодействующий афродизиак. Руки сами блуждали по чужому телу, губы сами двигались навстречу губам, всё происходило само, как будто Мидория всего лишь сторонний наблюдатель, ничего не делающий своими руками, но всё равно получающий невообразимое удовольствие. Изуку не в состоянии был отдавать себе отчёта хоть в чём-нибудь, но один факт просто до смерти распалял его и без того ужасающее безумие страсти: Каччан это делает с ним, Каччан ему отвечает, Каччан хочет, сильно, точно так же, как он сам хочет Каччана. Это осознание доводило его до такого страшного исступления, что громкие стоны вырывались сами собой, Изуку не мог контролировать свой голос, даже не хотел. Всё происходило так быстро, словно от одной крохотной спички вдруг разразился пожар в соломенном доме, и одновременно так медленно, как будто вокруг застыло время. Словами не передать, как хорошо ему было с Каччаном, как жарко и волнующе это было. С подступающей разрядкой Мидория только и мог, что издавать грязные стоны, больше походившие на скулёж, и держаться за Бакуго, отдавая ему все бразды правления над его телом. И когда всего его пронзило молнией, а оргазм дошел до каждой клеточки тела, Изуку видел в своих глазах уже только темные пятна, заполняющие собой весь этот прекрасный вид Катсуки, еле дышащего в унисон с ним самим. Ему так не хотелось засыпать. Так хотелось сказать Каччану столько всего, что у него на душе. Сказать, что…

***

— Не неси хуйни, Круглолицая. Чтоб я, да переспал с ним?! «Что?» Мидория хлопал глазами, беспомощно глядя перед собой. Бакуго сверлил его таким ненавидящим взглядом, как будто Мидория кого-то убил, а не… — Да ни за что. К горлу подступил огромный ком. Так вот оно что. Неужели вчера… всё, что они делали ночью в ванной… Неужели ему настолько это было омерзительно? Изуку слушал, как тот несёт какую-то околесицу о том, что было вчера, и не мог отвести взгляд от злого лица Катсуки, от его алых глаз, сочащихся к нему таким ужасным презрением, что захотелось сдохнуть. Мидорию охватила дрожь, подступивший ком почти довёл его до слёз, но нужно было держаться. Нужно было соглашаться со всей околесицей и улыбаться Урараке, говоря, что да, всё так и было, всё, как говорит Каччан. Только, когда в комнате он остался один, тело задрожало в такт неконтролируемому биению сердца и голосу. Но ведь… — Всё не так. Это случилось. То, чего он так сильно боялся, — что ему опять в пух и прах разобьют сердце, растоптав его, как отвратительную грязь на подошве. Изуку такой наивный идиот. Такой… Слезы медленно покатились по веснушчатым щекам. придурок.

***

Бакуго открыл глаза. Солнце вовсю светило прямо в лицо, поэтому пришлось зажмуриться, чтобы от него не ослепнуть. Блондин сел на кровати и потёр глаз, медленно соображая, что вообще происходит. Воспоминания целым скопом напомнили ему о событиях этой ночи в казино, о выстреле, об ограблении, трупе сотрудника. В конце концов, об уборной в раздевалке казино, а потом о рассвете на мосту и признании. Ну и… Он повернул голову вправо, подмечая распластавшегося по его постели Деку, что в очередной раз забрал себе всё одеяло, которым утром Катсуки не поленился их накрыть. Лицо тут же превратилось в лаву, стоило ему также приметить кое-что на полу у кровати. «Ёбаный в рот, мы ж чуть не потрахались», — воодушевлённо подумал Бакуго, а потом до него дошло, — «Ах, да. Чуть». И он мог бы вполне себе удариться в целый фильм из фантазий на тему, как бы они всё-таки классно потрахались, хоть и в первый раз, хоть и Бакуго нихуя не шарит в гейском сексе, если бы не совсем иная мысль. Он бы так и дрых дальше, но проснулся от какого-то звука. Лениво потянувшись к прикроватной тумбочке, он развернул к себе электронные часы. Его телефон валялся хуй знает где, рано утром ему было абсолютно насрать на всё, кроме Деку, поэтому в кои-то веки эти часы ему пригодились. Полдень. И что-то Бакуго не помнит, чтобы ставил будильник. Внезапно звук повторился, и до Катсуки дошло, что это уведомление. Звук исходил из коридора, видимо, там и был его телефон, раз вчера они оба скинули шмотки чуть ли не на входе в квартиру. Бакуго лениво поднялся с кровати, мельком глянув на себя, — блять, он в одних трусах, — и пошёл в коридор. Уведомление повторилось, и Катсуки подумал про себя: «Кто, сука, такой наглый там, блять? Выходной, дайте поспать!», а в следующую секунду насторожился: а если это опять Полуночь, и в казино опять что-то случилось? Шмотки были раскиданы повсюду в хаотичном порядке, даже обувь валялась пиздец как: один кроссовок на тумбе, второй какого-то хера улетел на вешалку. Бакуго решил, что пока Мидория не проснулся, надо будет убрать весь беспорядок. Нащупав в кармане найденных джинсов свой телефон, блондин недоверчиво посмотрел на пустой список экрана уведомлений. Чего, блять? И когда уже в третий раз опять раздался звук пришедшего смс, Катсуки тут же посмотрел на вещи Деку. Так это на его телефон приходит? Надыбав и телефон брюнета, Бакуго просто хотел вырубить на нём звук, чтобы больше не доёбывали, как вдруг взгляд зацепился за надпись «скрытый номер». Что-то дёрнулось внутри, и блондин тут же разблокировал телефон — на том даже пароль не стоял, боже, Деку безнадёжен, а вдруг воры?! Вот только стоило ему открыть все три сообщения, Катсуки застыл на месте, неверяще читая их текст. Внутри быстро поднималась волна неконтролируемой ярости вперемешку с желанием убить. < «Привет» < «Извини, что со скрытого номера. Купил в аэропорте первую попавшуюся симку, ещё не настроил. Момо отвезет мои вещи домой. Я вернулся» < «Буду у тебя через час. Шото»