Западня

Северус Снейп большую часть своей жизни провёл в Хогвартсе. Он помнил, какой школа была в годы его обучения, помнил, как выглядели эти стены в дни, когда он только начинал свою преподавательскую деятельность. Он знал всю школу наизусть, выучил почти каждый камешек, стал её частью. Но никогда, за всё проведённое здесь время, Снейп не испытывал давящего уныния, которое теперь буквально пропитало воздух. Хмурый взгляд Снейпа прошёлся по Большому залу. Привычного, и иногда так раздражающего, оживления не было и в помине. Кто-то удручённо ковырялся вилкой в тарелке, кто-то настороженно перешёптывался, собравшись кучкой. Сам зал выглядел тоскливо и безжизненно. Даже слизеринцы, которые в самом начале казались довольными и гордыми, напряжённо молчали, угрюмо глядя на всех остальных. Не было ни издёвок, ни ответных колкостей от Гриффиндора, вражда факультетов отошла на второй план, что было просто невероятным. Горький привкус во рту заставил Снейпа поморщиться. Многие из этих детей не доживут до следующего года, он знал это наверняка. Знал, но ничего не мог сделать. Механизм уже запущен, а этот, к сожалению, не остановить. Снейп чертовски устал. Он не хотел этой войны, не хотел быть ни на одной из сторон. В свои годы он, наконец, понял — войны идут не за идеи, а за власть. Волдеморту плевать на грязнокровок — всё это фикция, пустой пшик. Некоторые его сторонники понимают это, но ничего не могут сделать, некоторым плевать на мотивы — им нравится сам процесс. А некоторые действительно верят, что волшебники, рождённые не в чистокровной семье, несут вред их миру. Что насчёт Дамблдора… Северус всегда считал его великим волшебником, великим преподавателем, великим человеком. Он всегда гордился тем, что директор доверяет ему, просит помощи в исполнении своих планов. Но сейчас всё было иначе. Выслушав очередной план Дамблдора, Снейп с трудом сохранил равнодушное выражение лица. Ему хотелось ядовито усмехнуться и уйти. На этот раз не возвращаясь. Покинуть магический Лондон, если придётся, магический мир вовсе. Но вместо этого он коротко поклонился, сказав что-то вроде: «Я поговорю с ней» или «Вы можете рассчитывать на меня, директор». Его лучшая студентка, Гермиона Грейнджер, была бела, как полотно. Хотя, вернее было бы сказать, как покойник. Она вперила взгляд в свои руки, и Снейп мог бы поклясться, что они дрожат. Он мог бы поклясться, что она вся дрожит. От ужаса, безнадёжности и пронизывающего отчаянья. Он знал это, потому что всё это было отражением его собственных чувств. Северус Снейп глотнул из кубка и позволил себе горько усмехнуться. Его жизнь имеет очень жестокое чувство юмора. Однажды, он не смог спасти грязнокровку, теперь же обрекает другую на гибель. Гермиона чувствовала на себе тяжёлый взгляд Снейпа, но не поднимала глаз. Она боялась, что не выдержит, боялась, что начнёт кричать, биться в истерике и умолять оставить её в покое. Она чувствовала, как дрожат её руки, и в очередной раз едва сдержала всхлип. Почему я? Этот малодушный вопрос преследовал её с тех пор, как Снейп привёл её к камину, где была голова директора. Гермиона помнила абсолютно все мелочи вчерашнего вечера. Она помнила, что на ужин была запечённая курица и салат с ананасами, помнила, что даже Рон уныло ковырялся в тарелке. Гарри сжал пальцы Джинни пять раз, каждый раз она благодарно улыбалась в ответ. Семь раз Рон косился на Гермиону, семь раз она делала вид, что не замечает этого, и три раза он раздосадовано вздыхал. Гермиона помнила, как напряглись мальчики, когда к ней подошёл Снейп. Помнила, как заинтересованно смотрел на неё Драко Малфой, как она кивнула, когда Снейп попросил спуститься к нему после ужина. Она помнила, сколько было поворотов и ступенек до подземелий, помнила, как Снейп кивком показал ей на камин. Но если бы у неё спросили, что она чувствовала в любой из этих моментов, ей осталось бы только хлопать глазами. Потому что единственный ответ, который приходил ей на ум: ничего. Она могла прокрутить весь вчерашний вечер, как в замедленной съёмке, но она никак не могла ассоциировать себя с равнодушно-отрешённой девушкой, изредка кивающей друзьям. Дамлдор говорил мягко, но по ощущениям будто был наотмашь. — Они ни за что не поверят, что я бросила Гарри и пришла к ним. Гермиона помнила, что говорила это абсолютно ровным голосом, ни разу не запнувшись. Она помнила, как директор будто бы виновато посмотрел на неё и медленно кивнул. Гермиона даже заметила, что Снейп опустил взгляд. — Вы как всегда зрите в корень, мисс Грейнджер, — директор тепло улыбнулся, но Гермионе эта улыбка показалась предвещающей гибель. — Поэтому вам нужно быть пойманной. Гермиона помнила, как сжались её губы, будто бы сдерживая крик. Помнила, как отвернулся Снейп и как Дамблдор не отвёл взгляд. Вопрос о том, где гарантии, что её просто не убьют так и не сорвался с губ. Она смотрела в доброе, родное лицо директора и не чувствовала ничего. Вчера она медленно кивнула, сейчас же чувствовала, что тонет в каком-то отчаянном чувстве безысходности. Вчера она внимательно слушала детали планы, сейчас же пыталась выбросить из головы каждое слово, каждый взгляд и каждое покашливание Снейпа. Гермиона набралась решимости и всё-таки подняла взгляд на Снейпа, но тот уже обратил внимание на слизеринский стол. Осознание того, что Снейп выглядел так, как обычно, что он может спокойно кивать своему факультету и наслаждаться ужином, почему-то заставило внутренности Гермионы сжаться. Это была просто игра, в которой такие, как она не значили ничего. — Гермиона, ты в порядке? — спросил Гарри, чуть поморщившись. Она заметила, что его рука дрогнула и моментально всё поняла. Она сжала губы, зная, что если бы Гарри считал нужным, он рассказал бы о боли. В том, что у него снова болит шрам, Гермиона не сомневалась. И если раньше она чувствовала тревогу за друга, то сейчас ощутила, как липкий страх заполняет всё её существо. Медленно, оплетая каждый нерв. Но так неотвратимо, что в горле начал зарождаться крик. Гермиона вскочила из-за стола и, словно бы по привычке, заметила взволнованный взгляд Гарри. — Я… — голос дрогнул, и ей пришлось глубоко вздохнуть, прежде чем продолжить. — Я совсем забыла, что профессор Снейп просил меня приготовить доклад по одному зелью… Мне нужно в библиотеку. В какое-то мгновение ей показалось, что Гарри собирается спросить что-то, и она с ужасом поняла, что не сможет вспомнить ни одно зелье. Ни одно оправдание, ничего. Она понимала, что если он спросит хоть что-нибудь, она не выдержит. Она бы рассказала ему всё, рыдая и умоляя не позволять ей сделать это. Но Гарри улыбнулся кончиками губ и кивнул. Почувствовав, как глаза начинает жечь, она скривила губы в ответ и поспешно вышла из Большого зала. Отчаянье издевательски струилось по венам, обволакивая, подчиняя. Гермиона мчалась по коридорам школы, которая когда-то дарила уют и спокойствие, чувство безопасности, и с ужасом понимала, что стены давят на неё. Ей казалось, что все проходящие мимо студенты смотрят на неё со злорадным сочувствием, что это они выбрали её. Все они решили пожертвовать ей, ради шанса сохранить собственные жизни. Горло свело судорогой, и крик ужаса так и не вырвался наружу. Грейнджер влетела в библиотеку так, будто за ней гналась стая дементоров. Её глаза пылали каким-то первобытным ужасом, пальцы сжимали мантию, а дыхание было прерывистым. Она была не просто испугана, она была воплощением страха. И на какую-то долгую, грязную секунду Драко залюбовался. Грейнджер не вызывала у него желания защитить её, напротив, он хотел довести её до крайности. Он хотел услышать крик, который, несомненно, сжимает ей горло, мешая выровнять дыхание. Он разочарованно сморщился, когда она закрыла глаза, прерывая эмоциональный всплеск, которым он наслаждался. Когда она снова открыла глаза, это была уже обычная Грейнджер. Она отпустила мантию, мило поздоровалась с мадам Пинс, скользнула взглядом по столам и, достав из сумки какую-то книгу, заняла свободный. Драко казалось невозможным, что девушка, которая залетела в библиотеку и та, которую он видел сейчас, была одним человеком. Но, как оказалось, Грейнджер полна сюрпризов. С каким-то безразличным ужасом, Драко подумал о том, что сегодня она может умереть. Он тоже может умереть. Отрывистый голос Снейпа, предупреждающий о сегодняшней операции до сих пор звучал в голове. Лицо крёстного выглядело непроницаемым, в его интонации не было ничего, кроме лёгкого холода и привычной язвительности. И даже сейчас, сидя в библиотеке, Драко презирал его за это. Он чувствовал, как злость клокочет в каждой его клеточке, мечтая снять с лица Снейпа эту маску. Стереть в порошок. Увидеть его настоящим, таким, как была Грейнджер. Но вместо этого он сидел в библиотеке и ждал. Это будет его первая операция но, как надеялся, Драко не последняя. Волнение комком осело в животе, вызывая неприятные мурашки. Не было ни радостного предвкушения, ни пожирающего страха. Его готовили к этому всю жизнь, и вот он начинает выполнять своё предназначение. Навязанное, жалкое, летальное. Драко вздрогнул, пытаясь выкинуть из головы предательские мысли. Они словно въелись в его мозг, и как Драко ни старался, он не мог их стереть. Чёртова Грейнджер со своей чёртовой тирадой. Она думала, что он не знал этого? О, он прекрасно всё понимал. В облаках летали только гриффиндорцы. И всё же он злился на неё. Его выворачивало от осознания того, как глубоко она сумела заглянуть. Его приводило в ярость то, как легко она выпалила это ему. Грейнджер пересекла грань, и из-за того, что она была права, Драко ненавидел её ещё сильнее. Его верхняя губа дёрнулась, а руки сжались в кулаки. Он ненавидел её, но не был уверен, что если она умрёт сегодня, почувствует облегчение. Он боялся потерять ещё одну ниточку, связывающую его с той беззаботной жизнью, которая была у него до возрождения Тёмного Лорда. Он забрал у Драко всё, говоря о том, что подарит весь мир. И сейчас, ощущая, как чёрная змея двигается по ещё не зажившей метке, Драко не верил в это. Ему хотелось содрать с себя шкуру, избавиться от проклятой татуировки, но вместо этого он ждал, пока она вспыхнет болью, давая понять, что пора. Его готовили к этому всю жизнь, но он оказался не готов. Слишком слабодушен, труслив, эмоционален. Отец с улыбкой утверждал, что со временем это пройдёт. С такой же улыбкой он посылал смертельное проклятье в своего друга, который сказал что-то непонравившееся Волдеморту. Мать тогда опустила глаза, а Драко с ужасом понял: отец прав. Он привыкнет ко всему этому, станет точной копией отца, а то, что делало его самим собой, навсегда исчезнет. И, наверное, так будет лучше. Драко в который раз посмотрел на левое предплечье, спрятанное под белоснежной рубашкой. Отвратительно чистый рукав и идеально грязная кожа. Он удостоился великой чести отдать свою жизнь существу, которое внушало лишь страх. Он был горд, что будет служить Волдеморту, как горд его домовой эльф служить ему. Драко криво усмехнулься и вновь посмотрел на напряженно читающую Грейнджер. Левое предплечье полоснуло жгучей болью. ______________________________________________ — Экспеллиармус! У Гермионы никогда не было панических атак, но она понимала, как близка к этому сейчас. Её тело била крупная дрожь, по щекам текли слёзы, из-за чего всё вокруг казалось слишком размытым. Заклинания летели со всех сторон, и ей некогда было вытереть глаза. — Протего! На Нору напали, и они, конечно, кинулись её защищать. Пожирателей было слишком много, и Гермиона всхлипнула, кидая очередное заклинание почти вслепую. Постоянные вспышки заклинаний делали темноту ночи ужасающей, но в тоже время прекрасной. Она отчаянно сражалась, зная, что должна проиграть. Уклонившись от очередного зелёного луча, Гермиона побежала. Она давно потеряла из виду мальчиков, но знала, что с ними всё будет в порядке. Она бежала изо всех сил, царапая ноги и кидая заклинания уже совсем наугад. Она бежала не чтобы спастись, а чтобы отсрочить гибель. Ноги болели, лёгкие жгло, Гермиона кидала заклинания даже не проверяя, гонятся ли за ней. Они бы никогда не оставили подругу Гарри Поттера так просто. В спину что-то ударило, и из её рта вырвался вопль. Ноги подогнулись, и Гермиона упала, ощущая жгучую боль, растекающуюся по всему телу. Она попыталась закричать, но горло сдавило спазмом. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль о том, что первая часть плана выполнена, но всё её существо отвергало её. Гермиона всхлипывала от боли, но надеялась, что мальчики успеют её спасти. Она надеялась, что Пожиратели исчезнут, что всё это окажется просто страшным сном. Но новый приступ боли, заставивший завизжать, как ни что другое убеждало в реальности происходящего. Она цеплялась руками за траву и что-то хрипела, но даже сама не могла разобрать слов. Гермиона отчаянно рыдала, прощаясь со своим миром. Совсем рядом раздался торжествующий смех. — Попалась, пташка. Очередная волна боли прожгла её тело адским пламенем, давая такое необходимое забвение.