Подчиняющий духов

Мне нравится порой рассматривать свою жизнь, словно со стороны, как бы беседуя с неведомым слушателем или читателем, как если бы я был персонажем книги или закадровым голосом в фильме. Так легче и удобнее анализировать свои ошибки или детали, которых ранее не замечал из-за неопытности или незнания. Это помогает планировать будущее и, вообще, оценить, правильным ли путем я иду, и не стоит ли что-либо поменять в жизни. И сейчас, лежа в луже крови, истощенный и, страдая от боли в рваных ранах, которые горели огнём, я решил, возможно, в последний раз вспомнить, чего я успел добиться и из-за чего оказался в таком состоянии. А также, можно ли было всего этого избежать, и если да, то как. Родился я в землях народа челканцев, живущего на Алтае. Правда, узнал о том, где именно я живу, не сразу, а несколько позднее. Год и месяц я смог узнать потом, сравнив исчисление в племени и в большом мире. Но дата рождения так и останется для меня неизвестной, по причине того, что моё рождение произошло вдали от людей. Как так получилось? Как мне рассказали очевидцы тех дней, когда я научился говорить и понимать язык племени: однажды к стоянке вышла женщина с широким разрезом глаз и со светлыми, как у меня, волосами. Одетая в странную, изорванную одежду незнакомого местным фасона, она пришла серьёзно раненая на отблески костров и запах дыма. Даже не зная местных языков, женщина жестами и интонациями голоса дала понять, что хочет спасти своего ребёнка, которого кутала в ворох испачканной кровью и грязью одежды. Появление этих двоих в племени приняли как волю духов, и умершую вскоре от ран и горячки женщину похоронили по всем традициям. Тем самым, в полной мере выказав дань уважения женщине, которая была ранена, родила где-то в лесу и осилила после этого дорогу до единственных живых людей на многие километры вокруг. К сожалению, спасти её не удалось, несмотря на все усилия шамана племени. Увидев, что ребёнок, то есть я, в безопасности, она потеряла сознание и металась в горячечном бреду несколько дней — почти до самой смерти. Лишь в самые последние часы своей жизни женщина вернулась в сознание, чтобы потратить всю оставшуюся жизнь на прощание со своим ребёнком. И единственное, что мне осталось от матери, — это локон её русых волос, неработающие карманные часы и записка внутри них, написанная на русском языке. Скорбное наследство, во всех смыслах этого слова. Я бы ещё долго не смог бы прочесть послание моей матери, если бы не одно «но». Примерно в семь лет я начал вспоминать свою прошлую жизнь. И где-то в это же время я проявил способности «видящего», то есть духовно сильного человека, способного видеть души умерших людей и замечать тайные знаки природы. Впервые это произошло, когда к нашему шаману, Кулуну, притащили на волокуше раненного охотника, которого подрал медведь. Охотник не выжил, но я видел его духовную форму довольно продолжительное время на нашей стоянке и даже разговаривал с ним. Шаман, узнав про это, взял меня в ученики, и я перебрался к нему. До этого я жил с согласившейся принять меня семьей, в которой уже было трое детей. Одним больше, одним меньше — им было всё равно. Меня не особо жаловали из-за моей заметно отличающейся внешности, а родные сыновья приёмной семьи нередко обзывали и дразнили. Но, стоит признать, не били, да и едой не обделяли, как и одеждой. Так что отношения у нас с ними в целом так и остались нейтральные. А насчёт прошлой жизни — мне приходили урывками кое-какие знания и умения. Одним словом, всё, кроме личной информации. То есть, кем я был, что делал, как меня звали — всё это, к счастью или к сожалению, мне было неизвестно. Только по косвенным данным, я определил, что был мужчиной, жил вплоть до начала третьего десятилетия двадцать первого века. И, судя по обилию знаний о строении человеческого тела и как его «разделывать», я был хирургом или кем-то подобным. Кроме этого, имелись некоторые навыки рукопашного и ножевого боя. Так что не исключаю из списка возможных моих занятий в прошлой жизни профессию полевого врача или работу коновалом в крупной организации, возможно, преступной. Ещё я, теоретически, мог быть отслужившим в армии маньяком-потрошителем, но, как мне кажется, этот вариант далёк от истины. Во всяком случае, пока не узнаю доподлинно, буду надеяться, что в прошлой жизни был нормальным человеком. Так как знания приходили урывками, а мне было восемь или девять лет, я тут же обо всём рассказал шаману.  — Койон, — так меня звали в племени, — не бойся, у достаточно сильных духовно людей бывает, что могут прорываться воспоминания о прошлых жизнях и, хоть такое бывает редко, не одной. Это благословление, не противься этому, позволь мудрости предков научить тебя. Но помни: ты — это всегда ты, не позволяй тому, что узнаешь, изменить тебя, — сказал он мне тогда, попыхивая своей странной трубкой, в каменном чубуке которой была ёмкость с травяным настоем. Хотя, если вспомнить, что в соседних племенах выкуривают обычную трубку в три затяга, предварительно набрав в рот воду, то наш шаман с его недокальяном уже не кажется таким уж странным. В любом случае, благодаря его совету я не боялся новых вспышек «озарений», которые почти закончились, когда мне стукнуло десять. Но старый шаман был неправ, знания повлияли на меня. Точнее, они повлияли на отношение ко мне. Я и так был не особо любим за свою внешность, а после получения знаний не самого глупого человека из будущего этого или иного мира мне стало совсем тяжело находить общий язык с кем-либо, кроме Кулуна. Для взрослых я выглядел странным, едва ли не блаженным, ребёнком, говорящим глупости о звёздах, мире и будущем. А дети были не интересны уже мне. И тогда я эмоционально отгородился от всего племени, но вместе с тем всеми силами старался отплатить добром за своё содержание. Я учился делать обувь, шить одежду, собирать нужные травы, ягоды и коренья, выделывать кожу и охотится. Взрослые одобрительно хмыкали, говоря, что я закончил страдать глупостями и взялся за ум. А я думал только о том, как уйду из племени к менее диким людям, к цивилизации. Но перед этим, я считал, правильно было бы выплатить свой долг перед ними. Тем более, я не был дураком и понимал, что в одиночку в тайге выжить очень непросто, и каждое новое умение — это кирпичик для дороги, которой я отправлюсь, покинув вырастивших меня ку-кижи. Почему я решил, что цивилизация, в моём понимании этого слова, вообще существует? По карманным часам, которые создать какое-нибудь племя уж точно не могло, и по письму, которое я с горем пополам всё же прочитал. А ещё я видел некоторые вещи, которые при встречах мы иногда выменивали у соседей. Например, табак, почему-то называемый здесь китайским шаром, довольно качественный ручной инструмент, и пару раз я видел огнестрельное оружие, которое нам по неизвестным причинам отказывались продавать. Возвращаясь к оставленному мне матерью письму, пусть мне и перешли знания русского языка от моего прошлого перерождения, но знать — это мало, нужно ещё и уметь применять. Поэтому я стал часто писать по-русски на земле палкой или разговаривать сам с собой на этом языке, разрабатывая произношение. Понятное дело, что популярности в племени это занятие мне не добавляло. Что же было в письме? Я помню его наизусть, каждую строчку, написанную карандашом дрожащей рукой на истрепавшейся и мятой тонкой бумаге, которая потемнела со временем: «Дорогой мой, любимый сынок, если ты читаешь это, значит, я дурная мать и оставила тебя одного. Но это также означает, что ты выжил, и я смею надеяться хотя бы на твое прощение. Я хочу, чтоб ты знал о моей любви к тебе и о своих корнях. Меня зовут Соколова Елена Николаевна, родилась я в 1901 году, под Петроградом. Мои маменька и пaпa — Серебряковы Людмила Кузьминична и Николай Андреевич, швея и учитель семинарии соответственно. Тебе они приходятся дедушкой и бабушкой. Отец твой, Василий Александрович Соколов — сирота, а об оставшейся своей родне не говорил. Я познакомилась с ним ещё в духовной школе, наши чувства расцветали размеренно и неспешно. Во время обучения в Петроградском университете, в который я пошла следом за твоим отцом, мы обвенчались. Как же я тогда была счастлива. А ещё счастливее стала, когда поняла, что непраздна. К сожалению, именно тогда, когда я была на третьем месяце, в Петрограде начались беспорядки, и Васенька уговорил меня уехать на время к тётушке в Ново-Николаевск. Как нам тогда казалось, вдали от столицы будет безопаснее. На сердце было неспокойно, и беда догнала меня на новом месте. Большевики Петухова при своём перевороте в декабре попортили людям немало крови, но в тот раз беда миновала нашу семью. Спустя месяц письма Васеньки перестали приходить, хотя ранее как минимум раз в неделю приходило одно. Меня одолевало дурное предчувствие, которое оправдалось, когда в мае в город пришли чехи. Ничего страшного, уверяли меня тётушка и её подруги, солдаты наведут порядок и всё будет как прежде. Но в первую же ночь к нам в дом ворвались тати, из тех проходимцев, что примкнули к Петухову ранее, а сейчас бежали от белых. Этим бандитам оказалось мало припасов, и они зачем-то забрали с собой меня, тётушку и заглянувшую не к часу соседку. Спустя день в лесу пропал проводник вместе с картой. И мы заблудились. Ещё через день пропала тётушка, а следом исчезали в ночи и другие. В конце недели осталась я одна, а ночные тени играли со мной. На мне появлялись порезы, несерьезные, но крайне болезненные. Через пару дней я с трудом разродилась у ручья и совсем обессилела. Я пишу это послание тем, кто найдет моё тело либо моему сыну, если удача улыбнется мне хоть раз, и я смогу спасти его. Я чувствую, что схожу с ума, потому что вижу темные силуэты, что преследуют меня. Прощайте родители, сынок. Нарекаю тебя Александром. Спаси, Господи, наши души». Я разрыдался, когда в первый раз прочитал это письмо. Ведь любой сирота хоть раз но спрашивал себя, почему у всех есть родители, хотя бы один, а у него нет? Может это из-за него, может потому что он чем-то их разгневал или был не нужен? Такие мысли тяготят непостижимым бременем и теперь я сбросил его, обвиняя только судьбу, что отняла у меня такую хорошую и любящую маму. Теперь я хотя бы знал, что не был матери нежеланным, знал, что она любила меня. А на обратной стороне листа было короткое оповещение, что предыдущие телеграммы не были забраны получателем в Петрограде. Так что, вероятно, мертвы оба моих родителя, и я распрощался с иллюзией, что меня в один прекрасный день заберёт кто-то действительно родной. Но время лечит и теперь я испытываю только глухую грусть по потерянному, когда вспоминаю об этом. Следует рассказать и о самом племени, которое в переводе на русский будет звучать как «Кожевники». Так нас иногда называют за мастерство в выделке кожи оленей, лосей, лошадей и прочего зверья. Мы кочевое племя, которое каждый год переселяется с одной стоянки на другую, чтобы на старом месте восполнилась дичь и восстановилось разнотравье для стад. В нашем племени вообще природу берегут. Если собираешь грибы, один оставь и с корнем не выдирай, а то и срезаем части шляпок и рассеиваем кусочки со спорами по опушкам. Если охотишься, нельзя убивать беременных, детёнышей и не восстановившегося по весне зверя. Эти и прочие хитрости позволяют не наносить вред природе, а встраиваться в неё, помогая ей. Живём мы в сборных юртах, представляющих собой, по сути, классический вигвам — конус из длинных прямых жердей с натянутой поверх них кожей оленей или лошадей. Разве что у нас вигвам более широкий, приземистый и стремящийся к форме полусферы, хотя летом мы ставимся почти что на индейский манер. Лошадок мы разводим ради кумыса, мяса и кожи, а также используем их в охоте и перевозке. Я с десяти лет езжу на лошадях, но своего собственного коня или оленя пока не заслужил — только после совершеннолетия даются человеку собственные животные, которых ещё нужно правильно воспитать. А у меня, несмотря на память из прошлой жизни, пока маловато знаний и опыта в обращении с живым транспортом. Иерархия в племени проста: самый главный — это вождь, которого выбирают из лучших охотников всем племенем, либо, если нет возражений, им становится сын предыдущего вождя или шамана. Но чаще выбирают из лучших охотников. И это не культ силы, а, скорее, понимание, что предводитель должен очень хорошо разбираться в этих делах. Шаман отвечает за связь с духами, которые действительно здесь существуют, за лечение раненых и дает советы вождю. Дальше идут главные охотники, скотоводы и ремесленники — все, без чьей помощи племя бы сгинуло. Отдельно от этой иерархической пирамиды находится мудрая женщина — своеобразный шаман, только исключительно для женщин, заодно главная сваха, повитуха и специалист по всем женским делам. И остальные женщины подчиняются в первую очередь именно ей, во вторую своим мужьям, а шаману и вождю — только в третью. Ну и в самом низу подростки и дети, которые занимаются созданием всяких заготовок, собирательством и ухаживанием за совсем уж малышами. Хотя бывают и исключения, например, жена вождя имеет довольно большую власть и право голоса, пусть и не является главной среди женщин. Похожие права имеет и ученик шамана, если, конечно, учится уже достаточно давно, а его учитель ничего не имеет против. Религия тут одна на все племена — шаманизм, крепко замешанный с язычеством и странным монотеизмом, похожим некоторыми местами на христианство. Например, здесь верят в Тенгри, который является обезличенным богом неба и, в какой-то степени, богом вообще всего. Ещё есть Умай-Этуген, которая, по сути, представляет собой всю природу. Есть обожествляемая жизненная сила, пронизывающая весь мир, называемая Кут, и очень она по описаниям похожа на китайскую Ки. И все вышеперечисленные словно перетекают одно в другое, так что сложно точно сказать, ближе к язычеству или монотеизму местный народ. А ещё есть сильно заинтересовавшие меня духи предков — онгон, и их почитание возникло точно не на пустом месте. Кстати, о последнем, о пустых. Да, я понял, в какой мир попал, когда увидел изгнание здешнего «злого духа». Такого черного, похожего на гориллу с белой маской птицы на лице. Это предположение подтвердил «проводник душ», который отправлял в мир иной души наших умерших, вылитый синигами. Говорить он со мной не захотел, когда я попытался это сделать и вообще игнорировал обычных людей. И, что странно, даже наш шаман видел их скорее размытыми силуэтами, пока я не рассказал, как «духи» выглядят для меня. А добило мою уверенность один случай в мои десять лет:  — Учитель, а кто такой повелитель духов, почему вы назвали меня именно им, когда я от испуга во время обирания трав подпрыгнул очень высоко? — да, это был забавный случай, во время которого, я спутал куст с волком.  — Когда злой дух нападает на человека и тот выживает, то в его ранах остаётся зло, которое со временем выдавливается сильным волей человеком, или человек умирает и сам может стать злым духом. Такого человека правильно хоронить лицом вниз — когда злой дух вселяется в погребённое тело, то начинает копать перед своим лицом. И пусть он лучше закопается поглубже. А если человек при жизни обладал особо злым характером, то стоит ещё и зубы ему выбить или сплавить каким дрянным металлом, иначе и погрызть кого может. Так мне говорил ещё мой учитель. Но с несущей жизнь женщиной всё не так, её дитя как молоко проглатывает эту силу, а забота матери не позволяет этой силе овладеть им. Таким образом, ребенок рождается со злом внутри, но не стоит беспокоиться, ибо это уже его зло, которое слушается как прирученный волк. Но это всё равно зло и если воля будущего повелителя духов слишком слаба, он также может погибнуть. Ты силен, юный Койон. Как своей волей, так и духом, в момент страха ты подчинил духов земли и именно поэтому смог прыгнуть так высоко. Именно это является силой повелителя духов. Легенды ходят о первом шамане-повелителе, который мог подчинить даже духов неба и звёзд.  — И я тоже смогу подчинять всё на свете? — спросил я с восторгом.  — Сможешь, если будешь стараться. Сильному и терпеливому шаману подвластно всё. Кроме времени, — покряхтев от артрита и помяв руки, старый шаман продолжил свой рассказ. — Пусть твоя сила не как у Кудай или Бурхан, у которых внутри много жизни. Они сами словно родники своей силы, но ты можешь сделать своей не меньше полезного. Твоя тёся, основа и источник твоей силы, — смерть. И в отличие от колдуньи из другой части моего народа, у тебя не только следы от злых духов. Если бы я был более слабым шаманом, то мог бы принять тебя самого за духа, захватившего тело, но я вижу в тебе не только тучи, но и лучи за ними. Постарайся, чтобы тучи не закрыли свет в тебе. Я не стал ничего говорить на это, только быстро подошёл, приложил руку и заговорил болезнь учителя, от чего ему стало легче. Хотя, слово «заговорил» не совсем верно — я забрал силу маленькой смерти, сидевшей в его теле. Смотря на морщины учителя, я понимал, что даже мудрейшим и сильнейшим шаманам не избежать смерти. Но теперь она меня не пугает. Именно тогда я стал по-настоящему понимать, что являюсь подчиняющим. С того момента я учился управлять своей силой. После пары медитаций, во время которых я выпивал настой из трав, а шаман помогал мне камланием, я смог почувствовать свою душу и инородное вкрапление в ней, похожее на затаившегося зверя в клетке — только покажи перед ним слабость, и он сразу на тебя нападет. Основы управления своей духовной силой у меня имелись благодаря более раннему обучению, и оттого мне проще было следовать наставлениям Кулуна. Я подхватил ту часть моей силы, что по кругу двигалась во мне, и направил её на чуждое вкрапление, начав на него давить. То, в ответ, сопротивлялось, и началась игра кто кого. И с первого раза у меня не вышло. Только с четвёртого мне удалось полностью подчинить эту силу себе. Как объяснял учитель, можно пользоваться этой силой и без полного её подчинения себе, но тогда ты, по сути, будешь кормить её, выращивая зверя, который, в конце концов, убьёт тебя самого. Только после этого я учился подчинять землю, делая её мягкой, как перина, или твердой, как железо. Я мог даже заставить землю двигаться или, как я сделал в первый раз бессознательно, направить в ноги, чтобы подбросить тело вверх. Далее я учился подчинять воздух, что было сложнее из-за того, что духовная сила пытается развеяться в воздухе гораздо быстрее, чем в земле. Однако усилия и труд всё перетрут, тем более, что это было весело, за несколько лет я научился создавая из него стены или наоборот, полностью убирать сопротивление, позволяя быстрее бежать дополнительно подталкивая себя в спину. При желании я мог бегать по воздуху, по деревьям, по воде, что мне напомнило об мультипликационном фильме про мальчика, который хотел дружить с лисом. Но надолго меня не хватало, то ли из-за недостатка духовных сил, то ли из-за плохого контроля. В конце концов я дошел до того, что мог подчинять в определённой мере всё что угодно — растения под моей рукой могли расти выше и быстрее, животные после напитки моей силой становились здоровее и давали больше молока, раны, хоть и с большим трудом с моей стороны, затягивались будто сами собой на теле раненых. Хотя не имей я знаний о медицине, у меня ничего бы не вышло. Последнее было самым тяжёлым, потому как духовная сила людей всегда сопротивляется вторжению, даже если сам человек не даёт отпор. Кроме этого, я тренировал и своё тело, благо желающих навалять «чужаку» и «выскочке» всегда хватало. Особенно в этом усердствовал второй ученик моего учителя. Я начал тренироваться ещё с 6 лет, и сейчас мне 16. За десять лет контроль и количество духовной силы выросли в разы. Ведь на каждое подчинение я тратил энергию, и её приходилось восполнять душе, что развивало регенерацию и максимальные количества моей силы. Духовное развитие для меня оказалось одним из немногих занятий, что действительно мне нравились, будто сбылась мечта, и я стал волшебником, что недалеко от истины. Также я пытался вспомнить всё, что знал о Бличе и вообще понять, как мои силы работают, ведь я могу ошибаться, и это другой совсем мир. Синигами, пустые и прочие перипетии для меня были в данный момент неактуальны, а вот некоторым вещам я находил подтверждение. Например, рейреку, духовная энергия, текущая по каналам внутри души. Их я научился чувствовать в трансе или во время быстрого опустошения энергии, когда пути моей силы перегружаются и очень сильно болят. Однако упражнение полезное, позволяет увеличить пропускную способность души и её объём. Главное не переборщить и не нанести себе повреждения, которые крайне болезненны и долго заживают. Я испытал один раз на себе подобное и с тех пор крайне аккуратен. Ещё есть реацу — духовное давление, или остаточный «след», по которому можно определить и вычислить кого угодно, а если ты силён, то и «придавить» более слабого в духовной силе, победив его без боя. И рейши, их я видел только в свободных душах, они именно из них и состоят — мельчайших духовных частиц, духовный аналог атомов. В принципе можно привести сравнение с костром. Рейреку — это бревна, рейши — кислород, а реацу тепло и пламя. Благодаря своему рвению, более взрослому сознанию, чем у моих сверстников, и какому-никакому таланту, повелителей духов всё же крайне мало, я стал сильнейшим шаманом по навыкам и количеству духовной силы в ближайших племенах. Кроме этого, даже не применяя своих сил, я был неплох в бою на копьях, ножах и рукопашной драке по стандартам племени. Но это только потому, что я отработал те навыки, что у меня уже были в прошлой жизни. Если бы я их развивал с нуля, то таких успехов бы не достиг. Однако настоящий мой талант раскрылся на ниве стрельбы. Даже без применения особых сил я мог спокойно попасть если не в глаз, то в саму белку шагов с пятидесяти, а с сотни — в зайца. С ними же, пропуская сквозь лук и стрелу духовную силу, я будто чувствовал его как продолжение своих рук и мог в некоторой степени управлять полетом стрелы, что, в сочетании с навыками стрельбы, делало из меня едва ли не Робин Гуда. Тем более, что при направлении потоков энергии через глаза, несмотря на последствия в виде полопавшихся капилляров и рези в них, мои меткость и зоркость возрастали в несколько раз. Так что охотники не возмущались, что я зря ем свой хлеб — с 8 лет вместе с ними ходил за дичью, вплоть до волков и лосей, когда у меня было свободное время. Так-то много времени я этому не уделял, и без того дел хватало. А если я применяю свои способности, то могу и нескольких взрослых воинов победить, что доказало нападение одного из племен пару лет назад, когда мне пришлось впервые убить человека. Это было днем, когда большинство охотников находилось на охоте, на нас напала группа отступников. Это те, кто нарушают гласные и негласные правила племен и изгоняются из собрания племен. Они не имеют права торговать или получать какую-либо помощь от других. Как я узнал впоследствии, они насиловали девушку из другого племени, из-за чего та покончила с собой, не желая жить в позоре и сочувствии, которое порой давит на человека не меньше. После изгнания их дела стали худы, женщины их избегали, и они решили нападать на других. Кулун тогда ушел вместе со своим внуком помогать охотникам искать дичь, и я остался один. Всего нападающих было пятнадцать человек, а у нас из мужчин осталось всего пятеро скотоводов и ремесленников. Племя у нас вообще не слишком большое, всего сотня душ, из которых два десятка — охотники, пятёрка скотоводов и четверо ремесленников. Остальные женщины и дети. Я ни разу до этого не участвовал в бою с людьми, и первым моим желанием было просто сбежать. Я встал как вкопанный и не мог пошевелиться, наблюдая как пятеро мужчин получают раны и противостоят в неравном бою врагам. Тогда мне вспомнилась фраза Кулуна: «Смелый человек везде будет своим, а трус и на родине будет чужаком». Видя напуганных женщин и детей за своей спиной, я понял, что если не я, то они все они будут убиты, а женщинам грозит участь хуже смерти. Усилием воли я заставил двигаться своё скованное страхом тело и поборол свою трусость, вступив в бой. Первым делом я крикнул нашим отойти и вызвал копья под бандитами, а потом, не дав опомнится, закидал их воздушными дисками. Я так боялся, что потратил почти все свои силы, заваливая их количеством, почти не целясь. Ободрённые такой поддержкой мужчины нашего племени бросились в битву, добивая ошеломленных выживших, но один из врагов оказался ранен легко и с яростью и громким рёвом бросился на меня как зверь. У меня с собой был только костяной нож, так что, использовав остатки своей силы, я подчинил землю под ногами, и воздух вокруг меня, рывком сблизился и укреплённым клинком пробил плотную накидку из шкуры, будто её и не было, пробив сердце врага. После этого события я ещё пару дней ходил как в воду опущенный — одно дело убивать скот, а другое — человека, глядя ему в медленно гаснущие глаза с невысказанным вопросом, чувствуя его дыхание и ненависть, тепло его крови на твоих руках. Да, я понимал, что он враг, что либо он, либо я, но поделать с собой ничего не мог. Одно дело понимать это разумом, а другое принять сердцем. В это время меня никто не трогал, а потом стали относиться гораздо уважительнее, как к взрослому охотнику. Ведь я и племя спас и в честном бою победил неслабого воина. Только гораздо позже, разбирая в памяти этот инцидент, я понял, что небольшая часть духовной силы бандита перешла ко мне. Её было очень мало, поэтому сразу я этого и не заметил. Ещё в копилку хорошего отношения ко мне в племени добавлялось благодаря моим способностям. Из знаний хирурга я помнил довольно много. Но имел только голые знания, не подкрепленные опытом. Хотя тут я несколько лукавлю, ведь используя шаманские практики, которые, что удивительно, иногда действуют лучше медицинских, вместе с подчинением и совместив их со своими имеющимися знаниями, я стал лучшим врачом, чем сам Кулун, и потери наших соплеменников от ранений практически прекратились. Кроме этого, я ведь могу и яму выкопать очень быстро, и на разведку слетать, и заставить скот давать большие удои, как и ускорять рост некоторых ягод, овощей и трав, которые в небольшом количестве сажали женщины. Я уж не говорю о стандартных обязанностях шаманов. Но при этом стена отчуждения только выросла, меня насколько уважали, настолько и боялись моих сверхъестественных способностей. Я помню, ещё когда только начал тренироваться в подчинении, вождь приходил к моему учителю с предложением отправить меня в другое племя, ибо пугаю людей, но Кулун тогда меня отстоял, больше других понимая, насколько мои способности могут быть полезными. Да и привязался он все-таки ко мне, как и я к нему. Старый шаман не обращал внимания на мои странности и принимал их, как принимают монахи бренность бытия. Я когда сказал ему об этом сравнении, он посмеялся и сказал, что тогда все шаманы монахи, потому что принимают этот мир таковым, какой он есть, а не таким, каким хотят его видеть. К слову, о втором ученике шамана, внуке моего наставника — Айране, невзлюбившем меня с момента начала моего ученичества. Ведь, несмотря на более долгий срок его обучения и то, что он старше меня на четыре года, он во всем уступал мне. Простая человеческая зависть, и это при том, что я не склонен к хвастовству и большую часть своих способностей не показывал племени в открытую. Тем более что Кулун всегда говорил не злоупотреблять своими силами и тренировать не только дух, но и тело. Ибо для шамана фраза «В здоровом теле — здоровый дух», имеет прямой смысл, а не переносный. Слабое тело не выдержит сильный дух, а сильное тело может усилить слабую душу. Айран вначале пытался выместить свое недовольство на мне физически, когда понял, что моральное давление на мне не работает, но этим самым только оказал мне услугу — из-за разницы в возрасте, росте и весе мне тяжелее было с ним сражаться, и он был довольно хорошим спарринг партнером для закрепления навыков рукопашного боя, которые как раз начали тогда всплывать в памяти из прошлой жизни. Племя хорошо вбило в мою голову, что выживает и достоин уважения только сильнейший, ведь даже когда меня избивал Айран до крови и травм, никто и слова не говорил, останавливая его только тогда, когда он излишне увлекался. Впрочем, подобное было нечасто — только когда Кулун отлучался по своим шаманским делам и не мог остановить безобразие заранее. Впрочем, уже с десяти лет я стабильно вбивал мордой в землю уже самого Айрана, которого не спасало превосходство в весе и росте, и он от меня, наконец-то, отстал. С того времени мы делали вид, что не знаем друг друга. Точнее, мне-то было всё равно на зависть находившегося в пубертатном периоде подростка, а он только делал вид, копя злость в себе. Зря я тогда не обратил на это пристальное внимание, решив, что он перебесится и успокоится. Кулун же относился к нашему соперничеству философски, посчитав, что конкуренция даст нам большую мотивацию к развитию. Он также ошибся, мотивация у меня была собственная, а Айран предпочитал только завидовать, вместо развития занимаясь распитием алкогольного арака — дистиллятом забродившего кумыса вместе со своими дружками и таская девчонок в свою юрту, пользуясь своей внешностью и титулом ученика шамана. Я и сам девственником не был ни в этой, ни в той, если судить по моим знаниям в этой области, которые крайне понравились моим более взрослым, чем я, партнершам. Да и выпить я не дурак. Но всё это не в ущерб своему развитию.