"У меня космическое сознание, а не мозги отмороженные"

Сорок третья записка: Калерию не просто так насторожило всё это (та странная ерунда, которую озвучила ее маман), а показалось подозрительным, что идея с «переброской» слишком странно похожа на то, как ей самой (Большовой) удалось «переброситься». Это просто пугающее какое-то сходство. - Вот, - показывала Галина всем детям «прекрасную новость», - желтые капли! - Блин, - проворчала Калерия, посмотрев на показанное, - это что, яичный желток? Или их можно в любой местной аптеке купить?! Эти «капли». – Ей не понравилось то, что, если это банальная дурилка (картонная), то, когда она зальет желток себе под веко, то он потом засохнет и налипнет - его будет не отодрать. - Это секре-ет! – радостно воскликнула Галина. - Ну, как всегда, впрочем, - порою злило очень-очень, что ее мама просто, вот, обожает говорить загадками! - Их нужно в глаза закапывать! – громко (так, чтоб все собравшиеся не просто услышали, но и успели еще понять) объявила женщина. - Ну, - пробурчала Большова, - это очевидно. Раз вы сказали «глазные капли», то они для того, чтоб в глаза закапывать. - Я объяснила специально, - продолжала тараторить та, - потому, чтоб уточнить. Ведь во фразе «закапывать капли» два значения... Вернее говоря, два ударения в одном и том же слове: «капать» и «капать». В первом - на первом «а», а во втором - на втором «а». - О, господи! – не выдержал на этот раз уже и Леха, хотя, всегда очень уважительно был настроен к соседке (часто хаживал к ней в гости и исполнял роль собеседницы-старушки за чаем). – Да мы поняли уже, что «закапывать» - это не то же, что «закопать»! Мы ж не настолько тупоголовые все?! - Но это я специально, для дочечки, объяснила. Она ведь не знает, что вы не знаете про то, что это глазные капли и перед вами отдельно нужно распинаться. «На фиг я вообще на весь этот бред повелась?! – вдруг пришла Калерия в очень сильное недоумение (пришла чисто мысленно, а не вслух). – Почему сразу, когда этот человек-зола спросил, кого я хочу из мира мертвых вернуть в мир живых, не ответила только про своего парня?! Зачем я слушала того бугая?! Зачем я вообще разговаривала с ним?! Ведь он такой же ТУПОЙ! Такой же, как моя мать. Я ему нужна, как машинка для доения (чтоб его «дружка» пристроить в хорошие руки), а не для чего-то... там. Типа для романтики, когда влюбленные (как правило с первого взгляда) изначально настраиваются не на грязную «греблю». Потому что они в принципе приятные, то есть, не как все эти - похотливые говнюки. То есть, не ведут себя так, как герои одного матерного стишка: Встретились два друга на вокзале...» Она хотела себя спросить: «Ты что, тоже такая ЛОХУШКА, как твоя мамашка?! Поэтому ты выбрала ЕЕ, а не своего парня, который пропал без вести?! И теперь - слушать ее детский лепет, да мимимишно восторгаться каждой глупости?!» А то, что она подумала на счет этого бугая, который опять начал терроризировать ее своим словоблудием (она подумала, что он настроен на банальную похоть, а не на романтику), то так каждая девица думает на счет своих немалочисленных поклонников: «Они же просто кобельки с сальными взглядами, готовые оттарабанить твою коленку. То есть, они все посмешища, в них нет чего-то там серьезного. И что я, тоже должна в такое же посмешище превратиться?» Понятное дело, что в девушке говорил очень сильный эйджизм (тот, в котором зашкаливает бредометр), но самой ей казалось, что это не дурацкий эйджизм (тот случай, когда безмозглым малолеткам, особенно пользующимся большой популярностью среди сверстников, мягко говоря, слишком скучно с пожилыми людьми, которые много пожили и много знают), а что-то, что намного сильнее. Это что-то такое - глубоко-глубоко личное. Такое же, как у многих детей, относительно своих родителей, переживающих возрастной барьер и оттого выглядящих нелепо. Сорок четвертая записка: То есть, Большова обо всем этом думает, но, судя по тому, что она Пашке после этого сказала, можно подумать, что какая-то часть ее разума, параллельно со всеми этими второстепенными мыслишками, думала о чем-то полностью грандиозном. Даже не «думала», а пыталась что-то вспомнить. Ведь так невозможно: одновременно размышлять и вспоминать что-то, кажущееся слишком сильно забытым. - Брат! – внезапно обратилась она к Пашке, пока Леха сидел в это время в туалете (наверно, пронесло его там). Брат на нее посмотрел таким взглядом, как будто в лице переменился. Девушка от этого даже слегка струсила и ей начало казаться, что она двух слов связать не может. - Мне кажется, - тем не менее, решилась она заговорить, - что я что-то знаю, но забыла. А ты помнить должен, потому что сейчас мне это позарез, как надо. - Я не знаю, про что ты, - сказал Пашка таким голосом, как будто он знает, но делает назло. - Ты скажи, ты мне ничего не стирал в памяти? - Ты слышала, что я тебе сказал?! – сердито произнес Пашка. До этого он казался таким добрым и отзывчивым, а сейчас он какой-то холодный, безразличный... Аж мурашки по коже. То есть, Большова размышляла над тем, какая беспонтовая у нее мама, и, одновременно, на нее нападал леденящий ужас. У нее появилась уверенность, что бугай не шутит насчет беды, и, что она сама может поправить положение (то есть, перестать злиться на свою маму, как бы сказать, задним числом; мол, дескать, до этого она тоже никогда на нее не злилась), и она даже знала, как конкретно может поправить, но ей казалось, что она ни в какую не может этого вспомнить, а Пашка в точности знает, что делать, но наотрез отказывается обсуждать эту тему. Ведь от него зависит, чтоб не случился злой рок, но, вот, именно сейчас Пашка так выглядит, как гадкий мальчишка. Он видит, что человек сейчас утонет, и гадко так на него смотрит... Нет бы, помог! Ведь он может помочь, просто спесь какая-то на него нашла. Нужно что, переждать, пока она не закончится? Но закончится она только после того, как случится непоправимое. - Ну, Пашка! Ну, вспоминай! – попыталась она произвести самую последнюю-спасительную попытку. - «Вспоминай» что? – на этот раз отозвался брат, поэтому, хоть мизерная надежда, да была. - Как к нам подошел длинный и худой. А ты дразнил его еще «господином гороховым шутом». Ну что, не помнишь?! - Да помнить-то помню, просто не понимаю, к чему ты клонишь. - Он спросил у тебя, не хочешь ли ты, чтоб он стер у тебя маленький отрезок памяти... - Ну, вот ты и вспомнила! – загоготал Пашка таким злым смехом. – Это он у тебя стер, а не я! Да, я помню, что он именно это у меня спросил. Я же - не совсем еще тупоголовый?! - ...то есть, чтоб обменяться проказами, - говорила Калерия одновременно с тем, как Пашка смеялся, - потому что ты стер из моей головы маленький отрезок памяти, а он предложил, что сотрет из твоей. - Что? Я прослушал... А, хотя, нет! – прокричал Пашка и замолк после этого. То есть, что-либо добавлять к сказанному больше не собирался. - В смысле, «нет»? - В смысле, не говорил. - Как, не говорил? - Ну, это ты сама придумала, чтоб обдурить меня. Ведь, ты же меня обдурить собралась! Я правильно понял? Говоришь какими-то там хитрыми обиняками... - То есть, мне оно просто приснилось, - усмехнулась Большова. - Я не сказал про «приснилось». Потому что, если приснилось тебе, то приснилось бы и мне. Я бы это видел тоже, а не только ты одна. - Ну, я имела в виду, что ты хочешь сказать, что у меня слуховые галлюцинации. - Да ничего я не хочу! Я хочу, чтоб ты от меня отвяла. Это было всё то, что девушка, с большим трудом, но вспомнила, после своих долгих попыток. Ей почему-то подумалось, что, если она про это спросит сейчас у Пашки, то он может отказаться с нею разговаривать и как-либо поддержать такую тему. Так, что ей хотелось вспомнить, хоть один факт. И вот, ей удалось. Но Пашке всё равно наплевать как будто бы на нее. Но ее перебил подлый Леха - еще один подлый тип. Он вернулся из своего туалета; видимо, там он услышал про «глазные капли», но считал непристойным радостно орать из сортира. Поэтому заорал, сейчас, придя. Ведь он самым был главным, кому сильнее всех хотелось вернуться на свою планету, в свою квартиру. Он был эгоист: сейчас он, как засядет у себя дома! И его, просто за уши оттуда не оттащишь. Ему наплевать было на то, что Калерия хочет приостановить на какое-то время «переброску».