Only the best for my Carm!

Светлая комната, в которой Эл обвинила Кармиллу в предательстве, совсем не была похожа на то место, куда ее привели пару минут назад. Кармилла к своему удивлению замерзла — белая ночная рубашка не давала ни капли тепла — но противиться матери и надевать что-то еще, кроме того, что было приказано, она не могла. Видимо, ее чувствительность к температуре тоже была подарком от матери. «В знак твоей верности», — как сообщила мама этим утром с ехидной улыбкой. Мама на нее очень злилась. Что-то хлопнуло за ее спиной, Карм передернулась, повела плечом и обернулась — никого. Но дверь оказалась крепко закрытой на массивную задвижку. И это только с этой стороны, как ее забаррикадировали с обратной — она и представить не могла. Стало смешно: как будто она могла убежать, смех! Она была слишком скована страхом. Каменные стены резко вспыхнули какими-то то ли маленькими факелами, то ли огромными свечами, Кармилла не смогла на них сфокусироваться. Все, что сейчас привлекало ее внимание — это темная фигура в капюшоне. На секунду все стало темным, и Кармилла заметила, что, как только зрение вернулось, факелы-свечи сменились на огромные подсвечники. Стало немного теплее, но легче от этого не стало. Моргнуло еще раз — перед темной фигурой появилось огромное ложе, которое напомнило самой Кармилле о смертном одре: деревянное подобие кровати с подстилкой из темно-вишневого бархата. Было достаточно темно, чтобы разглядеть цвет, но Кармилла была уверена, он почти наверняка похож на цвет крови. Следующей вспышке света после секунды мрака она уже не удивилась, а на ложе появился огромный гроб. Может, он и не был таким большим, но хрупкой от природы Кармилле он явно был бы чуть великоват. Почему она вдруг решила примерить его на себя — сама не понимала. Но в голове билась странная мысль, что это для нее. Она медленно подошла к деревянному плотному коробу, с каждым мелким шагом замечая, что он все больше и больше наполняется какой-то жидкостью. Темной, густой, как кисель, почти черной. — Кармилла, — услышала она словно из ниоткуда — любимые шутки мамы, — моя бедная, глупая дочь. — Что ж, похоже, ты решила наказать меня со вкусом, верно? Кармилла и сама свой голос не узнала — низкий, хриплый, совсем не такой, как она привыкла слышать. Она закашлялась и внезапно для самой себя почувствовала, что плачет. Беззвучно, как во время принятия чего-то слишком неизбежного. — Это не наказание. Я даю тебе время подумать над своим поступком, и очень хочу, чтобы до тебя дошло, что именно и, главное, как ты сделала. Я уверена, что ты правильно все поймешь и не будешь на меня держать обиды. Пойми, я вынуждена так поступить. Это не я, это ты, твои поступки к этому привели, ты понимаешь? Ответить Кармилла не смогла. Все попытки открыть рот свелись к тому, что язык как свинцом налился, а губы словно склеило. Она словно знала, чего от нее хотят: подошла к гробу и медленно поднялась по ступенькам ложа сбоку. Зачем ложу, на котором лежит мертвый человек, нужны ступеньки? Одна нога медленно опустилась в жидкость. Кармилла с ужасом поняла, что это действительно кровь, отдернула ступню, но след, который остался на подоле белой ночной рубашки, она готова была поклясться, что запомнит надолго. Она подняла к потолку лицо, вопросительно приподняв бровь — может, снять? — Садись. Прямо в ней. Это напоминало какой-то ритуал с показательными элементами. Она до последнего не верила, что ей придется пройти через это, и до последнего надеялась, что все закончится хотя бы на полном погружении в то, что еще недавно казалось привлекательной пищей. «Вампир с непереносимостью крови, а?», — усмехнулась она про себя. — Скрести руки на груди. Наклонись. Опусти шею. Кармилла поморщилась. Как всегда идеально уложенные локон к локону волосы становились тяжелыми, в нос ударил тяжелый густой запах, ее начало мутить. — Ничего, милая, так бывает, — снова раздался эхом голос матери. Карм забегала взглядом по комнате, пока еще не скрытой кровавой пеленой. Она надеялась, что хотя бы сейчас сможет посмотреть в глаза той, которая так жаждет урока. — Еще ниже, еще. Открой глаза, милая, не бойся. Кармилла перестала слышать ее, как только опустилась на дно. Стук. Второй, третий. Гроб сотрясался, каждый удар бил по голове, отдаваясь где-то в висках. На четвертом ударе, последнем, она поняла, что это были гвозди, а еще — что ее куда-то понесли. Кармилла закрыла глаза и потеряла сознание.

***

— Карм! Карм, открой глаза, Кармилла! Она с трудом разлепила ресницы и увидела перед собой встревоженную Лору. — Лора? Лора! Она выдохнула, чувствуя, как немеют и одновременно наливаются чем-то тяжелым руки, а ноги сводит судорогой. Лора крепко прижала ее к себе, и это была та самая теплота, которой ей так не хватало во сне. Это был сон, поняла она. Это был сон.