***
Что бы там не думал Румпель, но по мнению Белль эта исстрадавшаяся и неоднократно раскаявшаяся женщина тоже заслуживала хоть немного счастья. Пусть даже и с пиратом, но зато она могла жить той жизнью, о которой всегда мечтала. Румпель ждал её сидя в кресле-качалке у самой двери, ему не надо было объяснять куда именно ходила Белль, точно так же как она всегда могла увидеть в нём человека под маской чудовища, сейчас она и в Миле тоже видела что-то своё, доступное одной ей. В этом была вся Белль и, наверное, это он в ней и полюбил когда-то. Так какой был смысл спорить? Лишь бы пришла назад целая и невредимая. Дверь бесшумно открылась и в холл замка шмыгнула Белль, не сразу заметившая в полумраке мужа, ожидавшего её возвращения. А заметив его, она ойкнула и замерла, ожидая справедливого гнева и семейных разборок. Однако, муж в этот раз удивил её, сказав лишь: — Наконец-то ты вернулась, я уже начал беспокоиться. Пойдём спать? Рядом с мужем было спокойно и тепло, она до сих пор не могла привыкнуть к своему новому статусу и каждый раз, когда вечером входила в их супружескую спальню, терялась и не знала как себя вести. Румпельштильцхен приобнял её одной рукой и поцеловал в макушку, своё маленькое счастье он нашел и совсем скоро оно обещало стать больше и ярче, оставалось только одно — сберечь его, не дать ему погаснуть. Он слишком многих в этой жизни терял и даже её однажды уже потерял по своей же собственной глупости и надменности, второй раз он такого не допустит. Даже у Тёмного мага должен был быть шанс быть счастливым.Право на счастье
15 апреля 2019 г. в 12:00
В таверне сидели двое, женщина смотрела куда-то вдаль и, кажется, вовсе не собиралась возвращаться в реальность. Наверное, он мог бы понять её, конечно он сам никогда не был отцом да и какой бы из него получился отец, но он знает каково это терять близкого человека. Вот только он сам видел как его брат погиб практически на его руках, а Мила даже не знала жив ли её сын и если жив то где он сейчас. Румпельштильцхен никогда не отличался человеколюбием, по крайней мере с тех пор как стал Тёмным и он прекрасно понимал какой пытке подвергает женщину, которую даже если и не любил, то по крайней мере к которой был привязан и испытывал тёплые чувства.
— Мила, зря мы пошли сюда, было глупо подумать, что он решит оказать нам такую милость и рассказать всё. Я однажды убью его за всё то, что он с тобой сделал.
Женщина печально улыбнулась:
— А что он сделал? Он как мог, пытался помочь мне, никогда не обижал, любил сына. Кто же виноват в том, что я так и не смогла полюбить ни его, ни эту жизнь? Это я, понимаешь, всё разрушила я сама. — она обхватила голову и так и сидела, покачиваясь, словно была не в себе.
Трактирщик с любопытством поглядывал на них, не слыша, впрочем, ни слова из их разговора, но пара и сама по себе была довольно любопытная, к тому же из тех, кто не был перенесён в Сторибрук, а это уже само по себе было интересным. К тому же в прошлый раз они явно интересовались замком мистера Голда и он готов был поспорить на свой трактир, что они ходили именно туда, вот только когда они шли туда в их глазах была надежда, а сейчас он видел только безысходность, которая сквозила в каждом движении женщины и ещё больше в её взгляде.
А между тем в трактире появился ещё один гость, вернее — гостья, она вошла так тихо, что ни двое посетителей, занятые разговором, ни сам хозяин гостиницы не заметили её. Она постояла около двери, потом решилась и пошла в ту сторону, где за столиком сидели мужчина и женщина, совсем недавно посетившие их с Румпелем дом. Она понимала всё: и то, что Румпель был не просто зол на свою бывшую жену, а до сих пор взбешен её поступком, и то, что она сама никогда бы не смогла бросить своего ребёнка, но понимала и то, что женщину на этот поступок толкнула отнюдь не простая и спокойная жизнь. Видать она была столь глубоко несчастна, что даже это казалось ей допустимой платой за шанс прожить другую жизнь.
Заслышав её шаги, первым поднял на неё свой взгляд Крюк.
— Белль? Вроде так назвал тебя Крокодил. Пришла посмотреть в достаточной ли мере она страдает?
Только тут Мила пришла в себя и тоже взглянула на подошедшую к ним женщину, она до сих пор не понимала, что вообще связывало её и Румпельштильцхена, но сейчас это было не самое важное.
— Нет, что Вы. — смутилась Белль, — Я подобного даже в мыслях не держала, просто я... Я хотела поговорить с Милой и понять.
— Что тут понимать? — пожала плечами Мила.
— Почему Вы тогда бросили его, своего сына?
Горько вздохнув, Мила снисходительно посмотрела на девушку, сколько раз она сама задавала себе этот вопрос? Наверное потому, что просто не могла больше так жить, не могла дышать, не могла видеть их обоих: и мужа и сына, ведь каждый из них словно якорь держал её, не давая ей жить так, как она бы хотела. Она корила себя за такие мысли, ненавидела и презирала, но ничего не могла с ними поделать. Она просто хотела жить, может быть это и звучало эгоистично, но не уйди она тогда, то через пару месяцев вздёрнулась бы на ближайшем дереве и ещё непонятно, что было бы меньшим потрясением для ребёнка.
— Что можешь понимать ты? Ты живешь рядом с ним, но знаешь ли ты что такое жить с ним? Не как служанка, а как жена? Что такое просыпаться каждый день с мыслью, что все до единого в деревне презирают его как труса? Что такое видеть сына и понимать, что он своим рождением испортил мне всю жизнь? Понимать, что он вообще не должен был рождаться... Это страшно, я ненавидела себя, металась как птица в клетке. А ведь, знаешь, у меня даже был шанс, когда Румпельштильцхена призвали на войну,ведь практически никто от туда не возвращался и я уже почти что поверила, что я вдова, а вдова это почти что свободная женщина. Но он вернулся... Ты презираешь меня? Впрочем, какая разница если я сама себя презираю.
Закончив свою самоуничижительную тираду, Мила посмотрела на девушку, но в глазах той было вовсе не осуждение.
— Почему ты плачешь? — удивлённо спросила она Белль.
— Ты была так несчастна... Так не должно было быть, почему вообще вас поженили ведь ты его не любила?
— Почему? Ну так было принято тогда. Он попросил моей руки, отец согласился потому, что других претендентов не было, а он к тому же неплохо прял и всегда мог этим подзаработать хоть чуть-чуть. Отец считал, что мне повезло с мужем. К тому же он не бил меня и не пил, чем страдали многие другие мужчины в деревне. Ну вот меня и выдали за него. А ты-то как у него в доме оказалась да еще и беременная? Что, другой работы не нашлось?
— Я не служанка... Я его жена. — тихо прошептала Белль.
Это заявление прозвучало как гром среди ясного неба, Крюк, в тот самый момент пытавшийся отпить глоток пива, поперхнулся и закашлялся. Мила просто вытаращала глаза, глядя на девушку как на неведомую зверушку, а трактирщик искренне пожалел, что находится слишком далеко и не слышит о чём они там разговаривают.
— Он заставил тебя, да? Изнасиловал? — с сожалением в голосе спросила Мила.
— Нет. — отрицательно замотала головой девушка.
— Он наколдовал тебе беременности или усыпил тебя и воспользовался?
— Нет-нет, наколдовать ребёнка не способен даже он. — улыбнулась Белль.
— Опоил зельем? Или просто напоил. — высказал свою точку зрения Крюк.
— Да нет же! Я сама пришла к нему и стать его женой тоже согласилась сама. — пожала плечами Белль.
Мила и Крюк многозначительно переглянулись.
— Всё ясно — блаженная. — подвёл итог Крюк. — Что хотела-то?
— Я знаю, что Румпель очень обижен, ему нелегко пришлось одному с сыном, он стал Тёмным только ради сына, но став Тёмным, он потерял его. Ему понадобилось очень много лет, чтобы найти Бейлфайра и сейчас они только-только начинают налаживать отношения между собой. Но так же я вижу, что ты страдаешь, всю жизнь страдала. Знаешь, я не смогу отправить тебя к сыну, он остался в том другом мире, где нет места магии, но я могу показать тебе его. Там, куда заклятие перенесло всех жителей Зачарованного леса на долгих двадцать восемь лет, нет магии, но зато есть много других интересных вещей, созданных руками людей. Так вот там есть такой ящичек, он называется фотоаппарат, на нём можно делать портреты людей одним только нажатием кнопки.
Мила, которая была неплохой художницей, и даже во времена жизни с Румпельштильцхеном, использовала любую свободную минутку для того, чтобы рисовать тем, что было под рукой, а чаще всего под рукой были обычные кусочки угля. И прекрасно знавшая сколько времени и сил требовалось для того, чтобы создать портрет, недоверчиво хмыкнула.
— Вот, посмотри. — Белль торопливо достала из сумочки фотографию.
Взяв в руки маленький листочек плотной бумаги, на столько гладкий с одной стороны, что казался покрытым тончайшим слоем льда или слюды, она ахнула от удивления. Те, кто был там изображен, казались практически живыми. Она даже осторожно потрогала пальцем, но нет, это было только лишь изображение.
— И это сделано без магии? — с сомнением спросила она.
Белль закивала головой и улыбнулась.
— Этот мальчик не мой Бейлфайр. — уверенно сказала она и положила фотографию на стол.
— Ах, вы же не знаете. Это Генри — ваш внук, а ваш сын вот он. — Белль ткнула пальцем в мужчину в волосах которого виднелась ранняя седина. Рядом с ним стояла худощавая блондинка с нахмуренными бровями, а чуть позади — Румпельштильцхен и сама Белль.
— Кто-о-о? Внук? А это что за девица? Уж не жена ли Бейлфайра? — Теперь взгляд Милы упёрся в лицо мужчины, она упорно пыталась в его чертах найти того мальчика, портрет которого хранила в памяти, но сопоставить ребёнка лет шести и взрослого мужчину ну никак не получалось.
— О, да ты у меня бабушка! — вдруг рассмеялся Крюк, тоже разглядывая странный портрет.
— Заткнись! — беззлобно ответила она. — Так что это за белобрысая девица?
— Её зовут Эмма, да ты угадала это его жена. Вы конечно не знаете её, но это дочь Белоснежки и Прекрасного принца и именно она была Спасительницей, это она сняла чары, благодаря чему все смогли вернуться сюда. — пояснила Белль.
— Ясно, вот что значит рос без матери, у него отвратительный вкус. — констатировала Мила, к которой, кажется, начала возвращаться её привычная жажда жизни.
— Зато прагматичность у него явно от отца — уж если жениться так на Спасительнице и дочери королевских особ. — заметил Крюк.
— Хотите, я оставлю эту фотографию вам? К сожалению у меня была только такая, я понимаю, что вы вряд ли хотели бы видеть рядом с сыном меня и Румпеля, но другой нет.
— Сойдёт и эта. Я с неё потом портрет нарисую. — кивнула головой Мила.
— Ну ладно, я пойду, а то Румпель опять будет хмурый ходить пару дней из-за того, что я опять всё сделала по-своему. — улыбнулась девушка, вставая из-за стола и уже собираясь было уходить.
— Подожди... Спасибо. Пусть хоть ты будешь счастлива с ним, хоть в это и сложно поверить. И ещё, если ты вдруг ещё раз встретишься с Бейлфайром, скажи ему, что я очень люблю его и никогда не забывала о нём. И очень-очень сожалею. Скажешь?
— Обязательно. — улыбнулась Белль.