Ночное марево

— Спасибо, что позволили мне… — Моб неловко поерзал на деревянном стуле, придвинутом к преподавательскому столу в пустой аудитории. — Помочь вам с приемом экзаменов. — Не к чему благодарности, Моб, обычная процедура, — бесцветно заметил Рейген, сбивая в аккуратную стопку, как карты тасуя, билеты. — Иногда требуется помощь. Он начал раскладывать половинки альбомного листа на гладкой поверхности стола. Аккурат друг к дружке — белоснежная плитка на темном дереве. Захотелось подуть на них, нарушая симметрию. — Иногда… — Рейген задумчиво хмыкнул. Почти незаметно, но только не для человека, который настроился на реакции Аратаки, словно камертон. — Становится скучно. — Скучно, учитель? — Моб повернулся, выискивая на знакомом лице ответ, но внимания на него не обратили, продолжая шуршать бумагой с вопросами. — И предполагается, что я вас… Должен развлечь? — Ага. — Рейген замял улыбку в уголке губ. Моб сидел ошарашенный. Каким образом ему это сделать? Из него шутник непутевый, на интересные затеи он тугодум. Рейген точно в курсе, что просит о невозможном. Если речь о проказе, то лучше б Теру с соседнего потока попросил, ловкастого и острого на язык, или Рицу — всё бы тот распланировал до мелочи, сделал без сучка и задоринки. Пригнув голову вбок, Аратака глянул поверх очков. Почему-то от его взгляда лицу ужасно стало жарко. Да не только ему, ушам тоже — Ты всегда найдешь, чем меня удивить. Тон ровный, без тени смешка или издёвки. Ровный, как туго натянутая леска, дрожащая от скрытого напряжения. До предела натянутая. И так же себя чувствуешь сейчас, пока вы наедине совершенно, сидите за одним массивным столом напротив рядка расставленных поодиночке парт. Раннее свежее утро через окна, дуновение бодрящей зимней прохлады из приоткрытых ставен. Оно остужало щеки. Из-за напряженных графиков они не виделись почти неделю. Кто сессию закрывал, кто выступал на ней судьей. И дольше бы не увиделись, не отправь ему вчера Рейген смс-ку с короткой, источающей тоску просьбой. (Моб скучал тоже, но ему неловко было отвлекать). Еще сидите в едином пространстве, на стульях с жёсткой спинкой. Бедро к бедру. А запуск студентов пока не начался. — Моб, ты чего завис? — Рейген несильно толкнул его коленом, выталкивая из ступора. Острым коленом, но всё равно каким-то… обтекаемым. За последние полтора года, что они встречались, Моб уже не раз успел его огладить — Вот, держи. Список студентов и ведомости. Проверь имена, фамилии и группы. Аратака решительно впихнул ему в руки очередной изыск ненужной никому бюрократии. Моб лениво поднял на документацию глаза, но затем снова скользнул к коленке, на которой натянулась темно-серая, почти блестящая эластичная ткань. Тонкие нити, хорошо сидят. Обволакивают. — А ведь знаете… — Чем дольше он смотрел, тем сильнее концентрировался и тем яснее ощущал волны тепла от бедра рядом. Едва уловимые следы в воздухе — лишь признак настоящего, которое было так близко. Рука против воли дрогнула, прикоснись. Но нельзя. Рейген не любил когда отвлекали от работы. К тому же экзамен начнется совсем скоро. Но почему-то хотелось это сказать. Внезапно очень хотелось сморозить глупость. — Мой первый экзамен вы принимали у меня в этих же брюках. Рейген небрежно угукнул, разбирая мелкошрифтные ведомости. — И в этой аудитории тоже. Тепло стало еще ярче и манило сильнее, притягивало самым постыдным образом. Хотелось ощутить его. Решив сделать себе небольшую поблажку, от которой хуже не будет, Моб потянулся рукой, чтоб мягко обвести указательным пальцем контур коленной чашечки. Реакции в ответ не последовало. Рейген, казалось, до сих пор был погружен в своё занятие. Только будто слегка замедлил свои копошения с бумагами, перестал стучать ботинком. Под пальцами ткань ощущалась, как Моб и представлял тогда, два года назад. Аратаку поставили принимать экзамен, хотя курс у них он ещё не вел. Вполне обычная, но по-своему глупая практика. Можно ли грамотно оценить знания того, кого не знаешь? Или так исключается любая субъективная оценка? Та еще тема для споров. Но в тот день Мобу не под силу было участвовать в любых дискуссиях. Он чувствовал себя обезумевшим, когда никак не мог сосредоточиться на своем ответе. Сознание вечно уплывало, как ершистая рыба, в сторону эффектного препода. Сознание жадно вырывало и сглатывало, не жуя, его образ, кусок за куском. На Моба нахлынуло вдруг яркое воспоминание. То желание. Когда ему впервые захотелось сделать то, что до этого он видел лишь в фильмах… Захотелось залезть под стол, скрыться за тяжелой перегородкой, упирающейся в пол, и прямо там, тогда… — Моб, успокойся. Моб резко вдохнул, смаргивая поволоку с глаз. Прямо перед ним было строгое лицо Рейгена, нахмурившегося неодобрительно. Но дышал Аратака странно, может, чаще, чем надо бы. Опустив взгляд, Моб обнаружил, что рука его, оказывается, уже полной ладонью лежала на чужом колене. Или скорее на бедре и словно по своей воле проглаживала внутреннюю его часть. В каком-то мутном мороке Моб провел ещё раз, не спеша, повыше колена и дальше — внутрь, в направлении продольного шва. Рейген едва дернулся, задрожав, сжал в руке шариковую ручку. Некстати Моб вспомнил, каким чувствительным Аратака был, особенно в постели. — Успокоиться?.. Внезапно осмелев, он придвинулся к Рейгену вплотную, и левый бок сразу горячо затопило, от плеча и до бедра, так, что Моб помимо воли ахнул. Рейген машинально отвернул голову, смотря в пустоту, но едва разводя ноги шире, позволяя чужой ладони не спеша продвинуться дальше. Он все ещё делал вид, что ничего не происходит, красовался профилем. Всегда держал себя в узде. Не хотел признавать своих желаний. Но если надавить посильнее… Он отпускал. Плавился. А Моб любил давить. Между ними было ужасное по своей природе притяжение. Иногда его получалось игнорировать, но стоило дистанции сократиться, что-то в голове коротило и рубильник срывало. — Постой, — Рейген попытался свести ноги, слабо и неохотно. Поэтому Моб придержал, сжав ляжку пальцами, не позволяя двинуться. Лицо Рейгена было так близко. В этих его огромных пижонских очках на прямом носу. Но еще ближе было ухо. У Аратаки была пара минут, чтобы убедить Моба остановиться. Может, он сможет потратить их с умом. Со своим блестящим умом. — Сейчас сюда зайду-, — Аратака оборвался, закусив губу, когда Моб горячо облизал вдоль ушной раковины, все так же настойчиво сжимая ногу, оглаживая, сминая её почти у паха. И Рейген обмяк, подставил шею, подался тазом вперед, навстречу. Еще немного, и выгнулся бы в пояснице, как ласкающийся кот. — Подождут. Тепло под тканью наконец стало осязаемым, таким густым, что хотелось окунуться в него, словно в вязкий мед. Погрузиться. Моб легонько прикусил мочку, засосал её. На локоть легла чужая рука, но не сдерживала. Наоборот, Аратака за него держался, с усилием вцепился, сминая толстовку. — Х-хочешь, куплю тебе такие же? — М? — Брюки. — Нет, — Моб прочерчил языком вдоль мягкого изгиба челюсти, мимолетом куснул за подбородок. — Они вам идут больше. Рейген тихо ругнулся себе под нос, и Моб потянулся свободной рукой, направляя к себе его лицо. Не хочет? Остановиться? Щеки покраснели, губы раскрылись. Оправа сбилась на носу. Дышал через приоткрытый рот тяжело, глубоко, но не двигался, словно не понимал, чего хочет. Или не пытался понять. Хотел, чтоб решили за него. И Моб решил, ловя полные губы своими и с ходу забираясь языком так глубоко, как только возможно. Рукой он держал челюсть неподвижной, не позволяя отодвинуться, и Аратака, горлом застонав, на мгновение точно улетел, оседая в чужих объятьях, словно расплавившееся масло. Сняв руку с бедра, Моб одновременно с поцелуем обхватил ею промежность, и Рейген дернулся навстречу, рвано, голодно даже, в горле застрял сломанный выдох. На рефлексивном вдохе Аратака чуть не подавился, потому что рот до сих пор был занят чужим языком. Моб невольно заметил каплю слезы от рефлекса на уголке глаз. Но не отстранялся. Их, кажется, вело, как никогда до этого — ни в начале отношений, ни потом. Аккуратными поглаживаниями он проследил натянувший брюки стояк. Пальцами нашел влажное место, покружил вокруг, надавив, и Аратака безвольно замычал, кусая губы в поцелуе. Мобу же в этот момент хотелось то ли укусить с силой в ответ, может даже до крови, то ли заорать, потому что прямо сейчас он сделать этого не может. Позже, пообещал он себе. Позже кожица губ лопнет, а он будет зализывать ранку, пока та не перестанет кровоточить. Позже он услышит, что настойчивый стук не был биением крови в его висках, а был стуком в дверь, продолжавшимся довольно давно. — Учитель… Теперь вам не скучно?