Призраки Эхо

— Какой осел парусоухий учил тебя прокладывать курс? А где, дубина, поправка на рентгеновские помехи пульсара и гравитацию черной звезды? А ты что возишься, недоумок? Кто так распределяет газы в маневровых? Думаешь, если руки золотые, то неважно, из какого места они растут? В последние дни Саав Шварценберг ругался раза в два чаще, чем обычно, срываясь не только на «несносного мальчишку» и «тупого кошака» Синеглаза, но и на заслуженных ветеранов, таких, как Эркюль, чернокожий здоровяк и непревзойденный абордажник Шака или командир артиллеристов Таран.  — Дармоеды хреновы! Потроха вам в глотку! Только еду и воздух на вас приходится тратить! Почему у нынешних амортизаторов нет функции анабиоза, как на старых добрых фотонных звездолетах времен первых десятилетий освоения большого космоса? В самом деле, пока все ресурсы корабля были направлены на борьбу с двумя наиболее опасными звездами системы Эхо, членов экипажа, не занятых непосредственно в управлении, капитан считал лишними ртами. Поскольку никто не знал, когда удастся пополнить припасы, да и удастся ли это сделать вообще, порции и без того скромного рациона уменьшили вдвое. А Синеглазу приходилось и вовсе довольствоваться объедками, едва ли не побираясь у мартышек, которых упрямо продолжал кормить из своей доли Эркюль.  — Пусть скажет спасибо, что я не выкинул его в открытый космос, как бесполезный балласт! — отрезал Шварценберг, когда Эркюль в первый раз удивился, не найдя порции юного гардемарина.  — Зря ты так с ним, кэп, — пытался урезонить капитана Обезьяний бог. — Мальчишка ни в чем не виноват. К тому же он еще может нам пригодиться.  — В треугольнике Эхо? — огрызнулся Шварценберг. — Не думаю. Гравитационная аномалия, знаешь ли, это не защитное поле. Кошачьими лапками не отключишь. К тому же я разве, Хануман, запрещаю? Корми всех мохнатых ублюдков, сколько влезет. Отдай им свою порцию, делов-то. Тебе, думаю, и собственных жировых запасов хватит.  — Но-но, кэп! — обиделся Эркюль. — Когда я подписывался на любой кипиш, я специально подчеркнул, что голодовка сюда не входит!  — А я разве обделяю в чем-то лично тебя? — парировал Шварценберг. — Ну а дополнительный паек мы не оговаривали. Скажи спасибо, что мы твой зверинец в целях продовольственной безопасности не пустили в расход, — продолжал он, свирепо щелкая суставами экзоскелета и явно наслаждаясь замешательством Эркюля. — Но обезьян я держу на крайний случай. Когда и их съедим, останется только прелые шкуры из нашего груза варить! Если до этого не упадем в пульсар или не окочуримся от удушья! Так и пришлось Эркюлю делить свою долю на десятерых, включая Синеглаза. И хотя мартышкам требовалось не так уж много, на всех явно не хватало. Тем более, увлекшись, Эркюль мог съесть все сам или скормить мартышкам.  — Ой, извини, малыш! Я думал, там осталось что-то еще, — разводил он руками, в которых, несмотря на регулярное недоедание, пухлости почему-то не убавлялось.  — На, покорми парня! — сжалившись, отдавал половину бруска сухого концентрата Шака.  — Эта преснятина в рот уже не лезет, — соглашался с ним Таран, — а бухло на борту проклятый кибер запретил. Никогда еще в своей жизни княжич, выросший в довольствии и неге дворца, не знал, что такое голод. Детские капризы, когда он отказывался от обеда, желая досадить докучливым воспитателям, или пропускал дневную трапезу, слоняясь по улицам Царского Града, чтобы его только не засадили учить ненавистное Предание и скучные храмовые знаки, не стоило принимать в расчет. Он, конечно, слышал о тяжелых временах, которые после победы царя Арса и великого исхода на Равану пришлось пережить его предкам-асурам, оставшимся в Сольсуране. Отец рассказывал, как они скитались по дорогам, прося подаяние, но никто из людей не подавал. Те же из них, кто укрылся в краю болот, и вовсе питались лягушками и червями или охотились на мелкую дичь. Со временем они утратили способность принимать человеческий облик и воспроизводить звуки осмысленной речи. Но одно дело слушать страшные рассказы после сытного ужина, задремывая у догорающего очага, а совсем другое — постоянно ощущать докучливый голос голодного желудка, сопровождаемый приступами слабости или тошноты. Синеглаз с тоской вспоминал медовые лепешки, копченую табурлычину, жаркое из мяса косуляк с молодыми побегами травы. Все эти лакомства он ел во дворце каждый день и еще капризничал, вспоминая диковинные яства вестников, и в первые дни на борту «Нагльфара» питался исключительно мороженым и шоколадом. Благо тогда его никто не оговаривал и даже не считал бесполезным балластом. Сейчас бы он, пожалуй, не отказался от рагу из лягушек и червяков, но на звездолете не водились даже крысы. Мартышек Синеглаз не трогал сознательно. Эркюль единственный добывал какую-то еду, идя на невероятные ухищрения и не гнушаясь воровства. Поэтому сейчас, как никогда, княжич боялся обратиться. В облике Роу-Су он бы точно не сумел контролировать свои инстинкты, и вряд ли только мартышкам пришлось бы пожалеть, что на борту находится оборотень. К счастью, отец больше не использовал свой древний дар. Любое обращение отнимало у него слишком много сил. После смены облика князю Ниаку приходилось какое-то время ходить в звериной шкуре, и с каждым разом все труднее давалось обратное превращение в человека. С другой стороны, Сигеглаз даже жалел о том, что лишен возможности перекинуться в горного кота. В теле Роу-Су он смог бы успокоить себя хотя бы мурлыканием и меньше бы страдал от разреженного воздуха и перепада температур. Во всех помещениях корабля, кроме рубки, кислородные генераторы и системы климат-контроля работали на половине мощностей, поэтому тропическая жара, сопровождаемая духотой, неожиданно сменялась душным холодом. — Ничего не поделаешь, малыш, — объяснял Эркюль, кутая Синеглаза в меховой комбинезон, который через пять минут приходилось снимать. — «Нагльфар» — очень старый звездолет, видавший и лучшие времена. Ходовая часть у него, конечно, ого-го! По скорости и маневренности он заткнет за пояс любой истребитель, и это не раз спасало нам со Шварценбергом жизнь. Но вот что касается начинки, тут надо либо все менять, либо постоянно ставить заплатки. На верфях Содружества, пока Саав с ребятами парился в их тюряге, корабль, конечно, слегка подлатали. Семен Савенков не мог допустить, чтобы такой добрый звездолет бесславно сгнил. Но все равно. Где тонко, там и рвется, а сейчас, тем более, мы идем на пределе возможностей.  — Только бы не разгерметизация! — болезненно реагировал на холод Шака. — Лучше уж сразу аорту вскрыть!  — Зачем вскрывать? Она и так разорвется вместе со всеми остальными сосудами, когда от перепада давления из тебя в один миг вытечет вся жидкость, а потом тело размажет по стенкам! — сурово расхохотался безбашенный Таран. — Что до меня, то после пяти лет на нарах Содружества мне любая разгерметизация нипочем.  — Вот и задуй сопло! Хватит ребенка пугать! — по-отечески обнимая съежившегося в углу Синеглаза, пытался утихомирить товарища Эркюль. — На такой случай есть амортизаторы, да и скафандров хватит на всех! Синеглаз в досаде подумал, что на борту вряд ли найдется спецкостюм, сконструированный с учетом анатомии Роу-Су. Да и для мальчишки его возраста вряд ли что-то подобрать удастся. Когда «Нагльфар» перешел на маневровые двигатели, отключили еще и гравитацию. Впрочем, с этой напастью Синеглаз достаточно быстро освоился. Ему даже понравилось левитировать по отсекам в компании мартышек, которых невесомость тоже, судя по всему, забавляла. А вот когда они приблизились к коварной черной звезде, и сила ее притяжения навалилась разом, увеличивая вес любого предмета вдвое или втрое, Синеглаз даже выбраться из амортизатора не смог.  — Ничего, малец, скоро это пройдет, — успокаивал княжича Эркюль, бережно устраивая рядом с ним мартышек. — Возле нейтронной звезды и красного карлика должно стать полегче. Только бы этот проклятый пульсар не сбил нам настройки! Пульсар. Это страшное название звучало приговором. Коварная нейтронная звезда, подобно береговым пиратам, заманивающим корабли на свет ложного маяка, создавала помехи, отправляя звездолеты в пасть ненасытной черной звезды. Думается, жители травяных лесов, одушевлявшие силы природы, сочли бы этих недружелюбных родичей Владыки Дневного света одним из демонов, порожденных злобой Хоала, ибо, как и в Нижнем Мире, в треугольнике Эхо не действовали обычные законы природы. Синеглаз представлял себе гигантского паука-птицелова, раскинувшего свои тенета посреди вселенной.  — Любой рентгеновский пульсар похож на эксплуататоров Альянса, — на свой революционный лад объяснял Эркюль. — В отличие от остальных нейтронных звезд, расходующих собственную энергию вращения на излучение, этот гад живет за счет других: наращивает массу и скорость, засасывая вещество с поверхности соседей. — А черная звезда? — А про нее тебе лучше и вовсе не знать, ибо этот гравитационный монстр галактику проглотит — не подавится. Синеглаз эти объяснения слушал, мотал на ус, разумеется, кошачий, но легче от знания ему не становилось. Впрочем, он уже и ругань капитана воспринимал словно докучливый фон, почти не запоминал ярких идиом, как и все остальные, сосредоточенный на одной задаче — выжить.  — Понимаешь, малыш, — объяснял Эркюль. — Даже если мы сядем на ту планету, что само по себе проблематично, ничего хорошего нас не ждет. Атмосфера там для дыхания непригодна, температура — слишком низкая. А где зарядить аккумуляторы, никто не знает. Там каждый год пропадают десятки кораблей, и ни один пока не вернулся. Слушая эти «утешения», Синеглаз едва сдерживался, чтобы, как маленький, не расплакаться от обиды. Как же глупо все получилось! А он-то размечтался! Но мог ли он знать, что увеселительная прогулка, на которую походило начало их путешествия, закончится катастрофой? Он ведь даже не попрощался с матушкой! Беспечно думал, что скоро вернется. Синеглаз вспомнил, как по уговору с Эркюлем тайно выбрался из дворца. Проскользнуть мимо охраны для него никогда не составляло проблемы. Прохладный ночной ветер перебирал его волосы, пока они летели до корабля на вертолете, внизу в свете трех лун поблескивало прозрачное зеркало Фиолетовой, и в воздухе ощущался легкий запах тины. Княжич упивался полетом и радовался, что отец даже не сможет снарядить за ними погоню. После ухода с планеты вестников во дворце, конечно, остался вертолет, которым князь Ниак худо-бедно умел управлять. Но за космическим кораблем на таком драндулете точно было не угнаться, а кроме контрабандистов Шварценберга на Васуки больше никто не садился. Неужели Великий Се и духи-прародители решили покарать Синеглаза за сыновнюю непочтительность и непослушание? Или его настигла кара за грехи отца? А он так хотел доказать, что достоин стать наследником царского престола. В конце концов, в жилах его матери текла кровь древних сольсуранских владык. Да и отец хоть и вырос в лавке деда-мясника, однако, вел родословную от самого Великого Асура. Впрочем, что, как не равнодушие родителя, который не обращал на первенца никакого внимания и только раз за разом использовал его в своих интригах, побудило княжича искать встречи с вестниками? Ах, если бы существовала возможность повернуть время вспять! Если бы нашелся хоть мизерный шанс, что из этой западни они все-таки выберутся. Синеглаз бы безропотно чистил палубу до самого конца этого рейса, а дома засел бы с удвоенным рвением за изучение Предания и другие науки. Меж тем, перегрузка возросла настолько, что это стало ощущаться и в амортизаторе. Хорошо, что у экипажа имелись экзоскелеты, но насколько они спасали, Синеглаз сказать не мог, да и не пытался даже думать. Он задыхался, по его лицу градом лился холодный пот, а подступавшие к горлу рвотные спазмы ничем не получалось остановить. Казалось, все внутренности решили вылезти наружу, как у тех несчастных, которым по приказу его отца, возродившего казнь, принятую во времена Великого Асура, вспарывали живот и засовывали в рот собственные кишки. Мартышкам тоже приходилось несладко, и от их визга звон в ушах становился просто невыносимым. В какой-то миг сознание милостиво покинуло Синеглаза, а когда он вновь сумел разлепить отяжелевшие веки, мартышки верещали уже возбужденно и весело, а в крышку амортизатора стучался Эркюль.  — Открывай, малыш! Все закончилось! Сейчас будем подбирать на твою царскую особу скафандр. Таскать тебя на себе у меня больше нет никакого желания, да и мартышек нельзя без присмотра оставить. До пульта амортизатора Синеглаз добрался не сразу. Руки тряслись, а голова и вовсе ощущалась черепками разбитого горшка, вроде тех, которые царица Серебряная и вестники привозили из Гарайи, а потом долго и тщательно собирали и склеивали. Придворные и сам владыка Сольсурана только недоумевали, искренне не понимая, зачем выкапывать из земли всякую рухлядь. Но поскольку царица давно погибла, а ее товарищи находились далеко, голову Синеглаза собирать и склеивать было некому, а Эркюль вносил в сознание еще больший хаос, нагружая новой информацией.  — Прикинь, наш капитан все-таки сумел обмануть этот проклятый пульсар, разминуться с черной звездой и выйти в систему красного карлика! — радостно вещал Обезьяний бог, почесывая за ушком и поглаживая брюшко всем питомцам разом. Синеглаз бы тоже не отказался от ласки, и не только в кошачьем облике, но, памятуя об апсарских танцах, боялся даже заикнуться об этом.  — Так мы приземлились? — уточнил княжич, прислушиваясь к ощущениям и тут же начиная выстукивать дробь зубами. Хотя перегрузка исчезла, на борту царил такой холод, что пар шел изо рта, как зимой в горах Трехрогого Великана. Эркюль вместо ответа сгреб его в охапку и, потрясая за плечи, восторженно поцеловал, едва не царапая кожу колючей бородой. Хотя вид Обезьяний бог имел весьма помятый, его утратившее округлость, осунувшееся лицо буквально светилось.  — А я тебе о чем говорю! Наш кэп просто кудесник. Корабль посадил, как собственный зад, не напоровшись на горные вершины и обломки других звездолетов. Я тебе скажу, там на пустоши — целое кладбище. Живем, малыш! Наверняка будет чем поживиться! Капитан на радостях даже устроил небольшой пир в честь, так сказать, благополучного прибытия! С этими словами Эркюль достал из-за пазухи контейнер с консервированными фруктами и ароматный стейк, в который Синеглаз без лишних слов впился зубами. Лежа в амортизаторе, безуспешно борясь с тошнотой, княжич, конечно, думал, что на еду смотреть сможет не раньше, чем через неделю. Однако от одного запаха мяса, пускай пересушенного в морозильной камере, рот немедленно наполнился голодной слюной. Поэтому стейк исчез в желудке просто мгновенно. Хотя после перегрузки и первой сытной за много дней трапезы неудержимо клонило в сон, слова о скафандре побудили Синеглаза как можно скорее подняться на ноги. Он же мечтал прогуляться по другой планете. И неважно, какие сюрпризы готовит им этот геоид, сиротливо притулившийся к красному карлику. После месяца, проведенного в замкнутом пространстве корабельных отсеков, возможность ступить на твердую почву, увидеть горизонт и почувствовать лучи какого угодно светила представлялась едва ли не чудом. Однако тут княжича и его заступника ждало разочарование. В кессонном отсеке их встретил встрепанный, точно старый летающий ящер, злой капитан.  — Кусок плазмы тебе в задницу! Какой скафандр для этого балласта? — напустился он на Эркюля, едва тот завел речь об участии княжича в вылазке. — Ты еще предложи твоих мартышек каждую в экзоскелет одеть!  — Но, кэп! — попытался протестовать Эркюль.  — Я все сказал, Хануман! — рявкнул на него Шварценберг. — Во время первой вылазки дети и животные остаются на борту! И чтобы без фокусов! — добавил он строго. — Я не спорю, твое зверье незаменимо, когда речь идет о контрабанде алмазов или добыче разведданных, — немного смягчив тон, продолжал он. — Но нам нужно сначала осмотреться и понять, что за хрень тут творится, и кто расчекрыжил все эти корабли, а заодно выяснить, не осталось ли на них горючего и съестных припасов. Заправочной станции тут поблизости точно нет! Синеглаз, на которого никто не обращал внимания, с завистью смотрел, как контрабандисты прилаживают пластины брони, как защелкивают застежки, и присоединяют полные аккумуляторы к скорчерам. Княжич подумал, что ему оружие на незнакомой планете тоже не помешает, и незаметно вытащил из ящика небольшой, как раз по руке, импульсный пистолет и аккумулятор подходящей модели. Обращаться с оружием вестников Эркюль научил его еще на Васуки и задолго до того, как предложил участие в космической авантюре. Несмотря на немалый вес пистолета, попадать из него в цель оказалось куда легче, нежели бросать в мишень стрелы и камни из пращи. Да и результаты впечатляли. Другое дело, что всем видам оружия княжич предпочитал меч и каждый день упражнялся в фехтовании по нескольку часов, стараясь не пропускать тренировки. Эти занятия ему нравились куда больше, нежели скучная зубрежка законов Сольсурана и имен древних царей. Когда теперь доведется выбежать в залитый солнечным светом, окруженный тенистым садом внутренний двор? Когда удастся ощутить привычную тяжесть клинка? Впрочем, оттягивающий правую руку импульсник, на котором после подключения аккумулятора немедленно загорелся индикатор боевой готовности, его тоже успокаивал. Сначала княжич поднялся в рубку, но вахтенные пилоты крепко запомнили эпизод с обращением и, сберегая ценное оборудование, к экранам наблюдения его не пустили. Тогда он пошел на орудийную палубу, где возле готовых к бою плазменных установок нес вахту посерьезневший Таран.  — Что, пацан, не терпится взглянуть на нашу новую родину и, возможно, могилу? — хмыкнул артиллерист, пропуская Синеглаза к панели голографического монитора.  — Было бы на что любоваться, — печально вздохнул его напарник Чен Лун. — Темнота и глушь. Влипли мы, ребята, по самые антенны! Синеглаз не нашел, что возразить. Погруженная во тьму безжизненная равнина, по которой сейчас пробирался Шварценберг с группой исследователей и абордажников, выглядела угрюмо и негостеприимно. Небо и вовсе пугало своей пустотой. Как узнал Синеглаз из обрывка разговора пилотов, свет звезд сюда не добирался, поглощаемый черной звездой, а местное солнце казалось более тусклым, чем любая луна. Подсвеченные прожекторами «Нагльфара», где-то вдалеке виднелись причудливо изломанные пики гор, повсюду валялись обломки разбившихся кораблей. Княжич подумал, что так, скорее всего, должен выглядеть исподний мир Трехрогого и Хоала. В нем ведь даже демоны воют от голода и тоски. Впрочем, в Сольсуране существовало место, которое, особенно в ночную пору, могло поспорить с этой планетой по бесприютности. Пустыня Гнева, оставшаяся после применения царем Арсом Молний Великого Се на месте столицы Великого Асура, даже у чуждых предрассудков вестников вызывала оторопь. Простые же сольсуранцы и вовсе предпочитали обходить ее стороной. Другое дело, что здесь обходить было нечего и негде, а вылазка равнялась жесту отчаяния, путешествию в никуда. Поникший и раздавленный, Синеглаз спустился в жилой отсек. Какой смысл слоняться без дела, что-то искать, на что-то рассчитывать. Если абордажники и Шварценберг ничего не найдут, можно и из амортизатора не вылезать. Все равно воздуха надолго не хватит. Добравшись до каюты, он обнаружил, что мартышки, которые обычно любили пошалить и полазить по стенам, ловко цепляясь за обшивку, забились под крышку амортизатора и сидят, прижавшись друг к дружке, испуганно-зачарованно глядя куда-то в угол, словно там притаилась ядовитая змея или еще какой-то опасный хищник. Синеглаз очень хорошо знал этот затравленный взгляд. Так в те дни, когда он разгуливал по травяному лесу в облике горного кота, смотрели на него капату и подбитые косуляки, если ему приходила охота поиграть. Хотя в человеческом облике Синеглаз почти утрачивал звериную остроту слуха и зрения, чутье хищника оставалось при нем. Да и поведение мартышек его насторожило. Поэтому, когда из скрытого полумраком угла к нему потянулось черное щупальце, импульсник оказался у него в руке раньше, чем он про него вспомнил.  — Какого беса рыжего! Кто разрешил использовать плазменное оружие в жилом отсеке? Кто дал этому кошаку в руки пистолет? С орудийной палубы, поминая космическую нежить и всю Синеглазову родню, летел Таран, из рубки, кажется, тоже выбежал кто-то из пилотов. Синеглаз с ошарашенным видом смотрел на дымящийся импульсник. Половина каюты, которую они делили с Эркюлем, Тараном и Шакой, теперь мало чем отличалась от обломков на пустоши. По стенам были размазаны ошметки чего-то черного. Мартышки в амортизаторе отчаянно верещали, не подозревая, что спасли жизнь наследнику сольсуранского престола. Синеглаз думал либо к ним присоединиться, либо все же дать деру. Объясняться с Тараном не хотелось. Рука у артиллериста была не менее тяжелая, нежели норов, а доказать, что черная тварь не привиделась, не представлялось уже возможным. Но в этот миг спускавшийся с мостика пилот страшно закричал, а потом Синеглаз услышал звук падающего тела. В воздухе запахло паленым.  — Врете, твари, не возьмете! — на чем свет стоит костерил неведомую напасть Таран. Плохо соображая, Синеглаз вылетел в коридор, прицелом имульсника отыскивая новую угрозу. Он увидел простертого на полу пилота и черную, похожую на спрута или другого обитателя глубин почти бесформенную тварь, нависшую над ним с твердым намерением начать трапезу. Еще одно чудище пустоши тянуло щупальца к артиллеристу. Поскольку Таран, который забыл закрыть снабженную прибором ночного видения линзу шлема, ничего не мог разглядеть и только растерянно крутил головой, Синеглаз понял, что стрелять придется опять ему. Все-таки его глаза и в человечьем обличии сохраняли некоторые свойства кошачьего тотема. В темноте он видел гораздо лучше любого из команды Шварценберга. Он улучил момент, прицелился, чтобы не задеть невзначай артиллериста, и превратил вторую тварь в такие же малоаппетитные ошметки. С третьей медузой Таран справился самостоятельно, хотя бедняге пилоту это уже не могло помочь.  — Что у вас там происходит? — волновался на орудийной палубе Чен Лун.  — Ты не поверишь, брат, — отозвался Таран. — От медуз отбиваемся! От волнения его снова пробило на мрачный юмор.  — Если полезет что-то черное и бесформенное, палите без размышлений и опасения повредить корабль, пока вас не сожрали!  — А что с Гарри? — откровенно испуганно спросил остававшийся на мостике пилот. — Мертв, как белый карлик! — после первого же осмотра заключил Таран. — Эта местная тварь парализовала его током, а потом выпустила яд.  — Да упокоит Аллах его душу! — торопливо проговорил второй пилот.  — Аминь! — жестко ответил Таран. — Если и тебя, Али, потеряем, останется только наш кибер-дед, а я не скажу, что страшнее, застрять здесь или лететь, когда кораблем управляет капитан. Он, конечно, открыватель планет и вообще человек выдающийся, но иногда мне кажется, уж лучше бы у него вместо спинного мозга экзоскелетом заменили головной. Синеглаз подумал, что эта идея не лишена смысла: иногда ему хотелось, чтобы и в теле отца поселился какой-нибудь искусственный интеллект. Андроиды, которых в один из прошлых визитов привозили Саав и Эркюль, выглядели совсем как люди и говорили исключительно по делу и очень вежливо. Впрочем, сейчас существовали задачи и поважнее. — Надо бы осмотреть другие коридоры, — решил напомнить о своем присутствии княжич, удивляясь звучанию совершенно осипшего голоса. — Вдруг там прячутся еще эти медузы. — Здравая мысль, — согласился Таран. — Если этих тварей не распознали наши фильтры, сюда могла забраться целая колония! Только как бы нам такими темпами весь корабль в решето не превратить. Но сначала подберем тебе, пацан, все-таки скафандр. Рука у тебя твердая, глаз верный. Я бы не хотел такого ценного напарника терять! Они заперли в амортизаторе мартышек, чтобы до тех не добрались черные твари. Двоих самых дружелюбных и понятливых зверьков Синеглаз сунул за пазуху. Потом включили яркий свет и спустились на абордажную палубу, где для княжича нашелся удобный почти по размеру экзоскелет.  — Надо же! — радостно удивился Таран. — А я думал, Онегин была выше.  — Я матушку уже по росту обогнал, — обиделся Синеглаз. — Вот только не станут ли абордажники смеяться, что княжеский сын носит девчачьи обноски.  — Девчачьи? — Таран расхохотался. — Да Онегин в сети могла заткнуть за пояс любого мужика. Жаль, с кэпом они на ножах расстались. Синеглаз вспомнил, что у вестников женщины нередко выполняли ту же работу, что и мужчины, и делали это не хуже, и почти успокоился. К тому же он знал, что Онегин была подругой царицы Серебряной, которую княжич почитал и уважал. Вместе с Тараном они обследовали весь корабль, отстреливая медуз без жалости. Обезьянки исправно предупреждали Синеглаза об опасности, так что Таран даже начал завидовать. К тому времени, когда вернулись абордажники, осталось только несколько самых ленивых тварей, не решившихся покинуть кесонный отсек.  — Бардак на корабле! — напустился на вахтенных Саав, обозревая побоище, оставшееся после зачистки. — Что у вас тут творится и кто позволил кошаку скафандр Онегин надеть?  — Потише на взлете, кэп! — вместо указательного пальца вскинул вверх заряженный импульсник Таран. — Этот, как ты говоришь, кошак мне жизнь спас.  — У вас тут что, тоже была попытка контакта? — мрачно поинтересовался Шака. Как выяснилось, пока до контрабандистов дошло, что планета обитаема, отряд потерял на пустоши троих.  — К нам прибыла делегация туземцев в твердом намерении устроить приветственный обед, — не менее мрачно отшутился Таран. — Члены экипажа шли в качестве основного блюда.  — Мои мартышки! — всполошился Эркюль.  — Да что с ними будет! — досадливо поморщился Таран. — Эти мохнатые бестии чуют медуз лучше всех нас вместе взятых. И кошак тоже. А вот Гарри не повезло.  — Мир его праху! — потрясенно осенил себя знаком огненного колеса Обезьяний бог.  — Мертвых до отлета в заморозку, — распорядился Шварценберг. — Нечего привлекать сюда любителей органики. Образцы ткани медуз проанализировать и внести их параметры в систему. Мартышек взять на довольствие, кошака зачислить в экипаж гардемарином. Первое поручение — навести везде порядок и ликвидировать последствия своих подвигов. И без возражений!