Правильная жизнь

      Гуля вернулась в Пекин всего лишь пару часов назад, и сейчас, по приезду из аэропорта, разбирала вещи. В комнату заглянула мама:  — Гулик, Линвэй звонила, услышав, что ты дома, только сказала: «Сейчас приду», и бросила трубку.  — Что?! Почему ты меня не спросила? Может быть я занята или устала.       Брови Иры удивленно поползли домиком вверх:  — Но разве ты не соскучилась? Вы же друг без друга не можете, что за капризы.       Проследив взглядом закрывшуюся за мамой дверь, Гуля рассерженно плюхнулась на диван: «Конечно, мисс Снежная королева лучше меня знает, по кому я соскучилась и без кого я не могу. Не могла спросить меня, не пришло в голову, что я могу чувствовать иначе, чем всегда», возмущённо думала Гуля.       Не прошло и нескольких минут, как в комнату забежала Линвэй и тут же повисла на подруге, запрыгнув ей на спину и повиснув на ней как рюкзак:  — Личжи, ты вернулась! Ну почему так долго? — она подула Гуле в ухо, — Я чуть не умерла здесь в одиночестве, знаешь как мне было плохо? Я была совсем одна, а ты даже не позвонила ни разу из Москвы, что с тобой не так?       Линвэй шлепнулась на диван и надула губы, сидя с обиженным выражением лица. Раньше подруга всегда звонила ей из любой точки мира, пользуясь дешевыми звонками по скайпу. Сейчас же просто бросила её с разбитым сердцем, страдать в одиночестве. Гуля медленно опустилась рядом на диван, она задумчиво перебирала пальцами, глядя в одну точку перед собой. Её губы дрожали: «Интересно, если бы ты знала, как болит мое собственное сердце, все ещё просила бы тебя утешать? Или позволила бы мне ответить на чувства любящего меня человека? Или улетела бы как воздушный шар из моей жизни?», подумала Гуля.       Поняв, что подруга не собирается раскаиваться, Линвэй вскочила:  — Личжи, да что с тобой такое? Сидишь словно чужая, даже не смотришь мне в лицо. У тебя что-то случилось? Уже после того, как ты уехала, я вспомнила, что перед отъездом ты хотела мне что-то рассказать. Твоё настроение связано с этим? Расскажи сейчас!       Линвэй опустилась перед подругой на корточки, пытаясь поймать её взгляд.  — Ничего особенного, я уже забыла, что хотела сказать, — Гуля натянуто улыбнулась и встав, продолжила разбирать вещи.  — Ты даже ничего мне не привезла? — словно ребёнок заканючила Линвэй.       Гуля выудила из одного из карманов чемодана упаковку шоколадок «Аленка» с разными наполнителями и футболку с надписью «I ❤️ Moscow» и небрежно кинула в сторону подруги.  — Лови!       Линвэй с восторгом рассматривала подарки и не удержавшись натянула футболку поверх своей и отломив кусочек шоколада, блаженно закатила глаза:  — Мне очень нравятся подарки, м-м-м, как вкусно.  — Спасипа, спасипа! — неожиданно по русски сказала Линвэй, поклонившись Гуле.  — Пожалуйста, дурочка, — тоже по русски сказала Гуля, наконец-то улыбнувшись.  — Жаста дужочка, — собезьянничала Линвэй, ярко улыбнувшись.       Гуля наконец-то смогла взять себя в руки и немного расслабиться, в конце концов, перед ней всё та же ВейВей и она не сделала ей ничего плохого. Её милая, добрая хохотушка Драконий нос.       Гуля села напротив поедающей шоколад подруги и внимательно посмотрела ей в лицо, удивленно разглядывая. Перед ней сидел словно другой человек: Линвэй сильно похудела, её черты лица заострились, большие глаза полыхали холодным пламенем тоски и страдания, под глазами были темные круги, длинные волосы были подстрижены до плеч и вопреки обыкновению, просто лежали обрамляя лицо, обычно Линвэй заплетала их, вставляя множество ярких и блестящих заколок, к тому же, Линвэй сняла линзы и надела очки.  — Почему ты подстригла волосы? — спросила Гуля.  — У меня больше нет сил их заплетать, да и желания тоже нет, с линзами возиться тоже надоело.       Гуля догадалась, что причина в том, что девочка так много плакала, что линзы действительно стали мешать. Линвэй тоже заметила перемены в подруге:  — Личжи, ты сильно похудела.  — Дедушка болел, — уклончиво прокомментировала Гуля.  — Как он сейчас?  — Гораздо лучше.  — Ты совсем забыла про меня, — с обидой воскликнула Линвэй, я так ждала твоего звонка.       Гуля опустила голову, разглядывая колени, кажется, наступил сложный момент, все церемонии «при встрече» исполнены, пришло время поговорить о наболевшем.  — Личжи, ты совсем не переживаешь из-за отъезда Фэнг Хуана?  — Допустим переживаю, что изменится? — с напускным равнодушием пожала плечами Гуля.       Гуля долго подбирала слова:  — Вэйвэй, он уехал, мы должны продолжать жить без него, сейчас мы ничего не можем сделать. — Он звонил или писал тебе? — с вызовом спросила Линвэй. — Пока нет, но уверена он это сделает, тебе он тоже позвонит. — Я знаю, что тебе он первой позвонит, мне нужен его номер. — Зачем? — Я должна рассказать ему о своих чувствах. — Не надо этого делать! — закричала Гуля, ей совсем не хотелось, чтобы Фэнг Хуан рассказал об их разговоре на стадионе, ещё больше ей не хотелось, чтобы Линвэй было больно. — Да что с тобой, почему не надо, объясни! — с вызовом потребовала Линвэй. — Линвэй, — Гуля попыталась придать голосу, как можно больше спокойствия и уверенности, — мы должны рассуждать здраво, мы больше не дети. Если бы он чувствовал что-то к тебе, он проявил бы свои чувства перед отъездом. Он относится к тебе как к другу, не более. Я не знаю, что было бы, если бы он не уехал, возможно, тогда он смог бы увидеть в тебе женщину.       Говоря последнюю фразу, Гуля беззаветно врала и ей это нелегко давалось, она глубоко вздохнула, набирая в легкие побольше воздуха:  — Но он уехал и вы потеряли свой шанс стать парочкой. Признавшись ему сейчас, ты поставишь Хуанцзы в неловкое положение. Ты и сама знаешь, что ты для него просто друг. Между нами тысяча километров. Давай будем просто жить, как жили до него.       Гуля наконец-то закончила и сейчас взглянула Линвэй в лицо, оно было красным от злости.  — Оставить его? — Линвэй сжала кулаки, — Никогда! Я сначала признаюсь ему в чувствах, а на летних каникулах уговорю маму купить мне билеты в Шанхай. Я хотела, чтобы мы поехали вместе с тобой, но сейчас понимаю, что зря надеялась. Не думала, что ты такая бесчувственная. Хорошо, подумай над тем, что бы ТЫ чувствовала, если бы Шу Вэнь уехал?! Возможно, ты не была бы такой равнодушной?       Гуля усмехнулась:  — Что будешь делать, если позвонишь ему, а он скажет, что воспринимает тебя только как друга? Что будешь делать, если приедешь в Шанхай, а у него уже появится девушка? — вспылила Гуля.  — Ты права, — поникшая Линвэй снова села на диван. В её сгорбленной фигурке чувствовалось отчаяние и безысходность. Гуле совсем не хотелось спускать её с небес на землю, но она также знала, что подруге было бы гораздо больнее, быть отвергнутой Фэнг Хуаном.       Гуля снова почувствовала себя очень плохо, ощущение вины сдавливало ей грудь. Самое неприятное, пожалуй, было то, что она врет о своих собственных чувствах и скрывает правду о признании Фэнг Хуана, Гуля привыкла быть откровенной с Линвэй и сейчас ей этого очень не хватало.  — Не пытайся утолить голод нарисованной лепёшкой, — подытожила Гуля.  — Я так надеялась, что ты поможешь мне что-нибудь придумать.  — Ты думаешь я Бог и могу управлять чужими чувствами? — ответила Гуля, подумав про себя: «я даже своими не могу управлять».  — Личжи, хочешь я завтра останусь у тебя ночевать? Я принесу попкорн и пару приличных фильмов.  — Ну уж нет! — вскочила Гуля и тут же одернула себя, поняв, что её поведение выглядит грубо, — Лучше не надо, я всё ещё болею, простыла в Москве, не хочу, чтобы ты заразилась.       Вскоре Линвэй ушла, Гуля долго смотрела в окно, вслед её уменьшающейся фигурке, которая выглядела такой одинокой и печальной. Вдруг пошёл дождь, но Линвэй, несмотря на то, что в её руках был зонт, просто продолжала идти, словно не замечая, как намокает её матерчатая куртка, так сильно она была погружена в свои невеселые мысли. Дождь все усиливался, пока не превратился в один нескончаемый поток, словно вся вселенская грусть стекала на мир, растворяя Линвэй в своей серой безысходности. Гуля представила, как вода струится за шиворот куртки Линвэй, как её лицо и волосы становятся мокрыми, а очки запотевают. Девочка вдруг почувствовала неистовую боль в сердце, словно ей воткнули в него нож. Гуле было отчаянно жаль подругу, она хотела броситься за ней следом и хорошенько встряхнуть, отругать за то, что не заботится о себе. Она хотела бы привести её к себе домой, заставить переодеться, напоить чаем с малиновым вареньем, привезённым из Москвы, а затем, как раньше, забраться вдвоём под одеяло и включить Наруто*. Но она просто стояла и смотрела, даже не чувствуя, что по её лицу струятся слёзы.«Что со мной? Она же совсем одна и ей так плохо, я тоже одна, разве мы не можем помочь друг другу?», думала Гуля, но ноги словно прилипли к полу. *Наруто — манга японского мангаки Масаси Кисимото, по которой снят одноименный аниме-сериал, и манга и сериал чрезвычайно популярны во всем мире.       Гуля знала, что страдания Линвэй будут длиться долго и ей — Гуле, придётся утешать её, не взирая на собственную боль, придётся врать, придётся убеждать подругу раз за разом, что она не сможет завоевать Фэнг Хуана. Это было невыносимо, она даже не знала, что из этого более противно — врать или переваривать свою собственную боль в одиночку. Она не могла не обижаться на Линвэй за это. А что, если бы в день перед отъездом, Гуля первая рассказала Линвэй об их встрече с Фэнг Хуаном, сейчас все было бы наоборот — возможно Линвэй страдала бы в одиночку, а они с Фэнг Хуаном были бы счастливы и строили планы на будущее. Девушка не могла не думать об этом.       Гуля решила, она хочет как можно скорее переехать в Москву. Она знала, что для Линвэй её переезд будет страшным ударом, возможно даже более страшным, чем отъезд Фэнг Хуана, но ничего не могла с собой поделать. В конце концов, она была обычным подростком, к слову сказать, гораздо менее эгоистичным, чем большинство её сверстников. «Я сейчас оставлю Хуанцзы ради тебя, но и ты останешься одна. Я не хочу утешать тебя, страдая сама и не получая утешения, это нечестно», так думала Гуля. Это была её месть за разбитое сердце и по другому никак.       Гуля всё ещё разбирала вещи после возвращения, как мама принесла ей письмо от Фэнг Хуана. После короткого приветствия и небольшого рассказа о своей новой жизни, полился нескончаемый поток нежности и признаний. Фэнг Хуан всегда был красноречивым, сердце Гули так сильно колотилось, что готово было выпрыгнуть из груди. Гуля достала фотографию и долго смотрела на красивые черты лица.       Девочка села за стол, открыла электронную почту и начала печатать:  — «Дорогой Фэнг Хуан».       Решив, что это немного официально, она стёрла и написала: — «Привет, Хуанцзы. Как поживаешь? Ты хорошо кушаешь? Нашёл уже друзей в Шанхае? Братик Хуан, скоро я уезжаю жить к папе в Россию и не смогу быть твоей девушкой. Давай будем просто дружить, как раньше? Братик Хуан, если будешь звонить Линвэй, никогда не рассказывай ей о том разговоре на стадионе. Я не смогу объяснить причин, но это очень важно для меня. Никогда не говори ей ни о нашем разговоре, ни о твоих чувствах ко мне. Пообещай мне это, иначе я не прощу тебя. Братик Хуан, я тут подумала, мы ведь ещё слишком маленькие, чтобы встречаться. Давай будем хорошо учиться и жить, а потом встретимся. Не забывай меня и не встречайся ни с кем». Гуля снова задумалась, затем стёрла последнее предложение и написала взамен: «позаботься о себе хорошо».       Однако, у родителей Гули были свои планы на жизнь девочки. Не прошло и пары дней с её возвращения, как она смогла устроить видеоконференцию для мамы с папой. Ирина с Вениамином пару минут пожирали друг друга глазами в полном безмолвии, а затем один скомкано изложил свою идею, а другая сухо пообещала подумать. На том и разошлись. Гуля начала впадать в отчаяние. — Никогда! — кричал Хуанчжан, — Дорогая, ты знаешь насколько я терпелив, я терпел все эти годы, когда ребёнок скитался по планете, чтобы увидеть отца и бабушку. Но делал я это не для твоего бывшего, а из уважения к его родителям, которые помогли тебе в трудной ситуации и дали образование. Мне и так это порядком надоело, но сейчас он хочет совсем забрать ребёнка.       Хунчжан был так зол, что чуть ли не топал ногами, сжимая кулаки.  — Но, дорогой, он ведь отец ребёнка, он тоже может принимать решения, тем более эта идея шла от Гули, она сама захотела переехать в Москву, мы должны позволить, она уже не ребёнок, ей четырнадцать.  — Отец ребёнка? Отец ребёнка! Ты моя жена, мать этого ребёнка, мы воспитываем Гулю в нашей семье уже около десяти лет и именно мы с тобой принимаем все решения. Он не более чем биологический отец. Да он просто кусок дерьма, я не позволю ему лезть в мою семью и командовать. В конце концов, ты на чьей стороне?       Ирина молчала, уставившись в пол, Хуанчжан понял, насколько он резок и добавил, стараясь придать тону больше мягкости:  — Подумай о том, что он может дать ребёнку, чего не можем дать мы, и если найдёшь ответ, я обещаю пересмотреть своё решение, — Хуанчжан в бешенстве выбежал из дома, громко хлопнув дверью.  — Она всё ещё говорит — отец ребёнка, она всё ещё помогает ему! — Хунчжан достал сигарету и затянулся, в последнее время он курил редко и сейчас дым окутывал его едким отчаянием. Мужчина вдруг не сдержавшись, изо всех сил стукнул кулаком о кирпичную стену, из костяшек засочилась кровь, а на сердце стало совсем кисло.       Вениамин ходил по кухне, как рассерженный зверь, Пётр Иванович курил, наблюдая эти метания сына.  — Узкоглазая скотина! Да чего он там о себе возомнил? Даже ребёнка сделать не смог за десять лет, швея-мотористка долбанная! Он живёт с моей женой, но этого ему мало, ему надо ещё присвоить мою дочь. Вот скажи отец, она его собственность? Это МОЙ ребёнок!  — Мой-мой-мой-мой, заладил как попугай, — философски рассудил отец, — я понимаю тебя, но не потому, что это твой ребёнок. Гуля уже взрослая дама, она сама по себе и никому не принадлежит. Девочка сама захотела жить с тобой, имеет право в этом возрасте выбирать.  — А я о чем говорю?! — ликовал Веня, — Он ставит мне условия?! Кто он такой, чтобы ставить мне условия! Он никто! Он просто кусок дерьма, который трется возле моей жены и с этим я ничего поделать не могу. Но мою дочь он не имеет права удерживать. Отец, ты знаешь, я терпеливый человек, все эти годы я ему это позволял, так как не хотел разлучать маленького ребёнка с матерью. Если бы я только захотел, то они бы и лица Гулиного не увидели.       Вениамин кипятился как чайник и его лицо от злости становилось багрово-красным. Пётр Иванович докурил, прикрыл окно и включил вытяжку, из-за её шума мужчины перестали разговаривать и просто молча думали. Пётр Иванович всю неделю был на редкость трезвым, его здоровье ухудшалось и врач категорически запретил ему пить. Вениамин наблюдал, как после долгих минут раздумий, Пётр Иванович выключил вытяжку и поставил старинный чайник со свистком кипятиться, сел и подпер подбородок руками. Сын не прерывал раздумий отца, терпеливо ожидая его вердикта.  — Значится так! — стукнул кулаком по столу Пётр Иванович, — Этот чмырь, как там его, просит чтобы ты сказал, чего такого есть здесь, чего нет там. Нужно создать это самим, найти какие-нибудь курсы, грант или что-либо подобное, для обучения ребёнка. Гуля всегда хотела стать композитором и писать музыку, ты же знаешь, как Ирка — дочка учителей, помешана на образовании. Образование в России на более высоком уровне, чем в Китае, особенно в плане искусства и спорта, думаю они не смогут тебе отказать, если Гуля захочет здесь учиться.       На лице Вениамина расцвела мечтательная улыбка, впервые за всю неделю, он наконец-то почувствовал себя лучше.  — Но кроме этого, жениться бы тебе. В полной семье ребёнку всегда лучше. Согласись, что жить с мамой и отчимом гораздо лучше, чем жить с отцом и дедушкой, тем более с отцом, которого и дома-то не бывает. Однако, жить с отцом и мачехой ничуть не хуже. Сколько можно быть таким одиноким? Человек не должен быть один, женись!  — Ладно - ладно, опять завёл свою шарманку. Думаешь это так просто, жениться?        Рассерженный Вениамин вышел из кухни, оставив отца, задумчиво помешивающего чай.