Манифест о дружбе полов

Сижу, уткнувшись взглядом в тарелку с чесночными гренками, и пытаюсь понять, что было утром. – Гермиона! – зовет Гарри, щелкая пальцами перед моим лицом. – Я приехал к тебе в Хогсмид на ланч не чтобы помолчать. Расскажи хоть, как дела на работе. Я сажусь удобнее и охотно начинаю: – Знаешь, что я сегодня услышала? Как Натаниэль с Малфоем разговаривали. Хладнокровно продолжая есть, Гарри приподнимает брови и интересуется: – О чем? – полагая, что суть в этом. Но я отмахиваюсь. – Малфой спрашивал, где достать шифровальную машину, – заметив удивление на лице Гарри, добавляю: – Это студент о ней сказал. Натан его поправил, что речь была, скорее всего, о шлифовальной машине. Да это и не важно. Они разговаривали, понимаешь? И вполне спокойно. – Подожди, – усмехается Гарри. – Правильно я понял: ты подслушивала? Я смущаюсь, отвечаю, что не специально. И стояла я у двери мастерской всего несколько секунд. Совершенно не злоупотребляла этой случайной возможностью. – И что в этом ужасного-то? – спрашивает Гарри. – Малфою же надо с кем-то общаться, кроме студентов. А то так и с ума сойти недолго. А Натан хороший парень, веселый. – Вот именно! – перебиваю я. – Хороший веселый парень. Что у них с Малфоем общего? У Гарри вырывается смешок, но он все еще качает головой. – Они примерно одного возраста, а все остальные профессора у вас, прямо скажем, из другого поколения. С тобой же общаться он пока не решается, вот и все, выбора особо нет. – Да он и со мной иногда разговаривает, – признаюсь я несмело. Гарри поднимает на меня взгляд. – Серьезно? – Ну да. О работе. – Ну вот. Он ищет приятелей. И ничего в этом страшного нет. Почему мне надо объяснять тебе простые вещи? – улыбается Гарри. Я молча смотрю на него и пытаюсь свыкнуться с этой вполне здравой мыслью. – Странные чувства от того, что стала свидетелем нового этапа его жизни, – резюмирую я. Гарри вполне согласен.

* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

– Как, ты говоришь, этот документ называется? – Манифест о дружбе полов. – Фу, так по-министерски звучит, – кривится Натан. – Да, но основная проблема в том, что МакГонагалл возложила ответственность за исполнение всех требований на нас с Малфоем, – недовольно напоминаю я. – Потому что у нас меньше учебных часов, чем у остальных. – Я помню, – отвечает Эдвардс. – А еще ты собиралась пойти к Малфою в кабинет, чтобы вместе пораздумать, что делать, потому что «требований много, а конкретного ничего нет, как же раздражает иногда наше Министерство». Но мы оба до сих пор сидим в твоем кабинете. Я смотрю на него исподлобья и делаю вид, что что-то пишу. – Гермиона… Ты избегаешь проблем, дорогая. Не удается сдержать вздох. Ладно, думаю я, и правда пора идти. Стучаться к Малфою после заката будет совсем неприлично. Это даже звучит неловко. Или я опять накручиваю? Почему мне в голову лезут всякие мысли о слухах, которые якобы могут о нас распустить? Почему вообще в последнее время мои фантазия и здравомыслие плохо уживаются? – Иди уже, – торопит Натан, потому что видит, что я опять задумалась. Я говорю «тук-тук», когда стучу в дверь кабинета Малфоя, – а значит, дело совсем плохо. «Почему ты так волнуешься, Гермиона Грейнджер? Давай. Признайся себе!» – Открыто. – Малфой, привет. Можно войти? – я заглядываю. Он стоит у шкафа, полностью заставленного образцами всевозможных материалов: разных видов дерева, металлов и чего-то еще – лучше рассмотреть не получается. – Заходи, раз пришла, – разрешает он, обернувшись. Я напускаю на себя уверенный вид и через несколько секунд уже сижу напротив Малфоя у рабочего стола. Рукава его белоснежной рубашки закатаны, и я опять засматриваюсь, теперь на предплечья. Правда, Малфой тут же опускает рукава, и я вовремя решаю опомниться. – О, я же методички принесла! Он забирает книжки из моих рук, и наши пальцы на мгновение соприкасаются. Он сделал это специально. Специально! И как мне теперь с ним разговаривать? Может, обвинить в домогательствах? Потому что это бесстыдство. Малфой наверняка заметил, что я смутилась, и теперь будет насмехаться. Возможно, при учениках. И коту под хвост весь авторитет. «Зато со студентками будет что обсудить», – проскальзывает шальная, чем-то даже привлекательная мысль. – Грейнджер, у тебя есть какие-нибудь идеи? Я почти успешно игнорирую смешинки в его глазах и перевожу стрелки: – А у тебя? – О, я тут подумал, – Малфой откидывается на спинку стула и сцепляет руки на затылке, – может, не запрещать мальчикам ходить на твои занятия, а девочкам – на мои? Потому что пока все выглядит очень консервативно. Я отказываюсь, объясняя: – Нет, звучит здорово, и я вообще-то за равенство и свободу выбора, но ты хоть представляешь, что произойдет? Да половина девочек переберутся в класс труда, чтобы просто сидеть и смотреть на тебя, мечтательно подперев кулачками подбородки. Причем студентки всех курсов! Малфой смеется. – Можно разрешить только тем, кому исполнилось семнадцать. Я недовольно закатываю глаза. – В общем, понятно, ты тут думаешь только о старшекурсницах. А нам надо сплотить, если забыл, мальчиков и девочек. – Да нет, я помню, – усмехается Малфой. – У тебя-то есть что предложить? С меньшей решительностью, чем планировала, но все-таки делюсь своими идеями. Самым рабочим вариантом будет шоу талантов. Да, банально. Зато можно организовать совместные номера мальчиков и девочек. И заставить их готовиться вместе. А еще в наших силах обеспечить музыкальное сопровождение и какие-нибудь световые эффекты. В общем, при должном старании должен получиться вполне приличный вечер. Не сказать, что Малфой всецело поддерживает мою затею. Все-таки ему хотелось чего-то «необы-ы-ычного». Но за неимением других предложений мы сходимся на моем и совместно дорабатываем план. Спокойно, по-деловому, как будто не было стольких лет вражды. Враг сейчас один – министерские приказы и девочко-мальчиковый разлад. Ой, получается, два врага. Никогда больше не сяду так близко к Малфою. От него слишком хорошо пахнет.

* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *

Малфой уже ушел дежурить на первый этаж: слышала, как закрывалась дверь. Теперь выбираюсь я. С индивидуальной сверхзадачей – не думать хотя бы ближайший час: «А если у нас ничего не получится, а если никто не захочет участвовать, и вообще – дети поругаются еще сильнее, знаю точно». На ужине мы объявили о грядущем шоу и призвали участвовать в нем всех до единого. Кроме танцев, песен, стихов, акробатических номеров и других представлений, связанных с демонстрацией непосредственно магического мастерства, запланирован спектакль, на который будут проводиться пробы. Мы предупредили о том, что «мальчик плюс девочка», «мальчики плюс девочки» и другие вариации этих сочетаний в строке «исполнители» будут рассматриваться в первую очередь. Один из студентов Когтеврана заявил, что условие ущемляет права творческих личностей и не соответствует современнейшим общественным стандартам, но это быстро замяли, и в целом идея была принята охотно. А того мальчика Малфой, склонившись поближе ко мне, назвал маленькой Грейнджер в штанах. Признаю, интонации были похожи. Я заворачиваю в очередной коридор, освещая себе путь палочкой, и тут из тишины до меня доносится рваный вздох. Застываю и прислушиваюсь. Сразу за вздохом следует шмыганье носом. В темной нише я нахожу Мадлен. – Мисс Розенталь? Она испуганно поднимает на меня глаза и быстро проводит ладонью по щекам, чтобы избавиться от мокрых дорожек слез. – Здравствуйте, профессор Грейнджер. – Что случилось? У меня что-то сжимается внутри от того, какой я вижу эту девочку. Заплаканные зеленые глаза смотрят на меня – Мадлен, скорее всего, раздумывает, как сбежать. Но сейчас я бы этого не хотела. – Мы могли бы поговорить, – я стараюсь быть как можно мягче. Розенталь снова шмыгает и прерывисто вздыхает, так что становится ясно: совсем недавно она рыдала в голос. – Пойдем. С сомнением покосившись несколько секунд на мою руку, она все-таки протягивают в ответ свою и встает. У кабинетов мы встречаем Малфоя, который только что вернулся с дежурства. Он бросает удивленный взгляд на меня и Розенталь, которую я все еще веду, обхватив маленькие пальчики, рядом. Но я быстро показываю ему жестами, чтобы не задавал лишних вопросов и скорее закрыл свою дверь. Малфой действует точно по инструкции. Наливая чай, я удовлетворенно отмечаю, что Мадлен почти успокоилась; только чувствует себя неловко и потому увлеченно рассматривает собственные ногти. Я сажусь напротив, по ту же сторону стола, предусмотрительно избегая каких-либо физических преград между нами. – Любите травяные чаи? Мадлен вежливо кивает. – Да. Маме всегда нравилось с ними экспериментировать. И тут она невольно хмурится, губы ее напрягаются, как будто девочка вот-вот снова заплачет. В мыслях тут же проскальзывает, что упоминание мамы выбило ее из колеи. Я беру Мадлен за руки, и она делает глубокий вздох. – Если не хочется ни о чем говорить, можем просто выпить чаю и посидеть молча. Но я готова выслушать. Всего несколько мгновений уходит у нее на размышления, а потом мне рассказывают все, одним потоком порой запутанных между собой слов. О маме, которая выгоняет из дома старшего брата Мадлен. О брате, который был безумно влюблен, а теперь сидит дома, погрязнув в депрессии, и никто не хочет понять его, а только ругают. Об уютных вечерах с добрыми сказками и зефиром, которые устраивал для Мадлен только этот самый брат. И еще об этой ее собственной, «дурацкой, совершенно несвоевременной» влюбленности в Луи Кортнера, который тоже неравнодушен к ней, но ведет себя как… – …придурок! – громко заканчивает мисс Розенталь и с явным облегчением замолкает. Потом добавляет шепотом: – Извините. Я только пододвигаюсь и обнимаю ее. Какое-то время мы обсуждаем ее семейную ситуацию, потом наливаем по второй чашке чая и переходим к Кортнеру. Мадлен признается вдруг, что готова терпеть все его обзывательства, потому что знает: мальчики взрослеют позже девочек, вот и все, – но остро реагирует, когда ее называют глупой. Потому что ей и самой кажется, что она не слишком сильна в учебе, особенно в истории магии. – Вы только усиливаете мой комплекс, – беззлобно говорит Мадлен. Я удивленно поднимаю брови. – До того, как все начали докучать вам вопросами о профессоре Малфое, вы часто разговаривали с нами на занятиях о разных вещах. Я всегда восхищалась вашим интеллектом. И восхищаюсь. Надеюсь, когда-нибудь смогу стать такой же. Мне приятно слышать это от ученицы. Даже приятнее, чем я ожидала. Я нежно улыбаюсь ей. – Ну конечно сможете, Мадлен. Вы уже очень умны! – успокаиваю ее, а потом со вздохом добавляю: – И вот еще что… У меня такое ощущение, что вы все разом решили выйти замуж за профессора Малфоя. Розенталь коротко смеется. – Ну… – тянет она. Студентка косится на меня и явно сомневается, перед тем как сказать что-то. Я напрягаюсь. – Вообще, половина девочек уже пересмотрели свои… «взгляды». – О чем вы? – спрашиваю я нетерпеливо. – Если раньше, – медленно проговаривает Мадлен, – все хотели выйти замуж за профессора Малфоя сами, то теперь… хотят выдать за него замуж другую… в смысле… вас. Она выдыхает это последнее слово, а я впадаю в ступор. Как вообще на такое надо реагировать? Нормально ли, что мне даже немножко приятно услышать эту новость? Нет, определенно не нормально. Надо бы поругаться, что ли… – Серьезно? – только и выходит у меня спустя полминуты неловкого молчания. Мадлен глядит на меня из-под ресниц. – Просто… Я попробую объяснить. Вы оба очень хороши. Я имею в виду… Ну, вот профессор Малфой. С ним все понятно. Да и с вами, вообще-то, тоже. Опять же – вы умны, красивы… – Вы считаете меня красивой? – перебиваю я. – Конечно, – отвечает Розенталь так, как будто ждет подвоха. Поразительно все-таки. Для нее это очевидная вещь! – Вы классно одеваетесь. Фигура отличная, да и вообще… глаза… Второй ступор за одну беседу с девочкой – уже повод для беспокойства, но я все-таки какое-то время молчу. – Кхм, – прерывает паузу Мадлен. – Вы извините, если чем-то обидела. Я просто в расстроенных чувствах и могу наговорить ерунды… Она встает, задвигая стул и явно собираясь уходить. – Нет-нет, вы вовсе не обидели. Наоборот… спасибо за комплименты, – я неуверенно улыбаюсь, и Розенталь – тоже. – Знаете, вы приходите на пробы для спектакля. Не трусьте. А профессор Малфой уговорит прийти Луи. Мадлен раздумывает и косится на меня в попытке разобраться, правильно ли поняла намек. Я для убедительности киваю. – Ну ладно… – соглашается она. – Доброй ночи, профессор Грейнджер. – Доброй ночи. Я провожаю ее взглядом до двери, а когда шаги удаляются, еще несколько минут сижу не двигаясь. За стеной, как всегда, тишина. И Малфой не в курсе, что нас, оказывается, хотят поженить.