* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *
– Добрый день всем, с кем еще не здоровалась. Стол, предназначенный для нас с Малфоем, стоит в этой длинной аудитории пустой, и я занимаю свое место. Пуффендуйцев, которые приглашены в первый день смотра, оказывается гораздо больше, чем я ожидала. Вероятно, предложенная деканом Слизерина тактика – добавлять баллы по нашим с Малфоем предметам каждому пришедшему – возымела свой эффект. Подростки сидят на лавках вдоль стен и стоят рядом с окнами. Кто-то абсолютно равнодушен к происходящему, кто-то нервно перебирает пальцами галстук, некоторые поглядывают на часы, пытаясь определить: это я пришла раньше или опаздывает профессор-суперзвезда. Буквально через несколько мгновений входит и он. Малфой, когда такой – сосредоточенный и немного уставший, сильно напоминает мне манерами и выражением лица Снейпа. Снейпа в хорошем настроении. – Объявите о нашей готовности, профессор? – громко спрашивает Малфой, заняв свой стул. Выражение лица меняется с сосредоточенного на какое-то… намекающее. Мелькает легкая ухмылка, а взгляд такой цепкий, словно от него не ускользнет ни единая чужая слабость. – Мы готовы. Рады видеть вас здесь и благодарны за активность, – отчеканиваю я. – Я хотела бы попросить вас относиться друг к другу с уважением: не сбивать выступающих, не высказывать насмешек, не осуждать. Любой из вас имеет талант, иногда лишь требуется немного объективной критики и труда. Пока это все. Кто хочет быть первым? Какое-то время все переминаются с ноги на ногу и едва заметно, может, даже невольно прячутся за плечами наиболее высоких однокурсников, пока с одной из скамеек не раздается звонкий женский голосок: – Давайте мы, а то никогда не начнем. Лианна Роуз-Найт и Дональд Синистер. Пуффендуйка за рукав вытаскивает однокурсника, что-то активно говорящего ей взглядом. Через несколько секунд препирательств, на которые я намеренно не реагирую, Лианна, стоя в самом центре аудитории, запевает. Абсолютно без стеснения, артистично, искренне – простую популярную песню, которую постоянно крутят по радио, и Натан каждый раз делает громче, как только слышит: «Вечер нас разлучи-и-ил с тобо-о-ой одна-а-ажды…» Дональд подхватывает на припеве, их голоса разливаются по комнате от одного конца до другого, а когда мальчик остается один на один со вторым куплетом, становится очевидно: в Хогвартсе есть истинные таланты, скрывающиеся за взлохмаченными шевелюрами и криво завязанными галстуками нерешительных подростков. Закончив, Лианна и Дональд кланяются, и со стороны пуффендуйцев доносятся подбадривающие аплодисменты. Не в силах скрыть восхищения, я невольно оборачиваюсь к Малфою, и тот, довольно поджав губы, выражением лица говорит: «Да, недурно». Певцы получают благодарность и тут же заносятся в список, который коллега, стоило мне отвлечься, умудрился подписать: «Обреченные на Шоковую Отработку Умений (ШОУ)». – Ох, пока не забыла, – спохватываюсь я. – Мы решили, что кастинг-отбор для спектакля устроим в отдельный день, в субботу. Приходите тоже. Ловите сценарии. Пуффендуйцы заглядывают в листы пергамента, которые я распределяю среди них взмахом палочки, и пара-тройка человек при этом выглядят явно заинтересованными: почему бы не оказаться среди них и блестящим актерам. – Какая ты воодушевленная, Грейнджер… – почти шепотом сообщает Малфой. – Выглядит устрашающе. Но испортить мне настроение у него не выходит. Следующими в центр аудитории выбирается парочка старшекурсников-танцоров. Их друг соглашается сыграть на рояле, пылящемся в углу. Инструмент очищается и оживает, когда студенты демонстрируют свои впечатляющие балетные способности; одновременно с ними в список заносится и музыкант, которому остается подобрать музыкантшу и придумать номер. – Да, всего-то! – едко комментирует Малфой так, чтобы и в этот раз никто, кроме меня, не услышал. – Завтра установим конвейер, придумывающий номера, и дело в шляпе. – Прекрати ныть, – шиплю я в ответ. – Он и сам подумает о своем номере, пока идет отбор на остальных факультетах. Талантливый человек, как правило, мыслит креативно, и…. – Заканчивай болтать, студенты хотят показаться. Еще одну пару я встречаю уже с подпорченным настроем. После симпатичного, но не блестящего вальса четверокурсники заносятся в список под названием «Вездесущее Олдскульное Профессора Рейнджер Око Сомневается (под ВОПРОСом)». Хм, кто же это сочинил, понятия не имею! – До чего слабая фантазия, что аж пришлось букву из фамилии убрать, – с нарочитым сожалением бросаю я. – Если ты не соображаешь, что это тоже своего рода издевка, то даже не знаю, зачем я стараюсь… Малфой выглядит нервирующе самодовольным, когда встречает мой обозленный взгляд. Приходится смириться с тем, что воодушевление растрачивается со страшной скоростью, – тем более что добровольцев больше не находится. Пуффендуйцы жмутся к стенам и отводят глаза. Ничего не остается, кроме как соображать на ходу и не надеяться на помощь рядом сидящего. – Не сочтите за принудительное мероприятие, но… Раз сложилась такая ситуация, мне нужно, чтобы вы начали выходить по одному и рассказывали, что умеете. На фоне тихого недовольного гула Малфой не упускает возможности съязвить: – Выдаешь сегодня одну блестящую идею за другой. – Я ничего не умею, – ожидаемо заявляет первый студент, вытолкнутый остальными «на ковер». – Какой у вас любимый предмет? – допрашиваю я, напустив на себя совсем уже серьезный вид. – Ну… трансфигурация. – Хорошо справляетесь? – Профессор Грейнджер, он вроде лучший на курсе, – вдруг выдает Малфой. Я оборачиваюсь, но профессор смотрит не на меня, а на остальных студентов, – так пристально, словно перебирает в уме базу данных о каждом, собранную заранее через влиятельных знакомых, чтобы… погодите-ка. Или правда перебирает? Лучший по трансфигурации заносится в список, рядом остается свободное место для партнерши, вместе с которой ему придется демонстрировать свои таланты. – Ты немало о них знаешь, верно? – шепчу я Малфою. – Действую доступными мне методами. – Это нечестно. И непедагогично. Я вполне осознаю, что звучу не особенно уверенно и грозно, но не сказать этого просто не могу. – Мерлина ради, какая разница?! Главное – эффективность, – он делает вид, что что-то пишет, но интонация выдает его раздражение. – Я делюсь своими секретами, так нечего жаловаться. – И громче, указывая пером куда-то направо, добавляет: – Джонсон, давай, иди сюда. Судя по тому, какие финты ты проделываешь на квиддичном поле, когда забиваешь гол, ты тот еще акробат. – Если он не занимался этим по-настоящему, – начинаю я под убийственным взглядом Малфоя, – то это небезопасно… – Он семь лет жизни посвятил акробатике, профессор Грейнджер. Теперь летят другие молнии из глаз: Джонсон оглядывается на пуффендуйку-ябеду, которая, похоже, к нему неравнодушна, но теперь основательно задумалась, стоит ли когда-нибудь еще говорить с ним и о нем. Так находятся еще несколько «артистов»-мальчиков А когда настает пора женской половины факультета, мы оказываемся безоружны: Малфой выяснял личную информацию только о своих учениках, да ещё о старшекурсниках – на всякий случай. Впрочем, ситуация оказывается не безвыходной, но… – Чем бы вы могли удивить? – Да ничем, честное слово. Однокурсники выдают своих товарищей глазами и жестами, даже не замечая этого. С учительского же места отлично видно. – Мисс Сникерс, – вмешивается Малфой таким вкрадчивым, обольстительным голосом, что я поворачиваю голову, чувствуя, как брови ползут вверх, – можете надеяться на мое наставничество и личное участие, если вы решите выступать. Пуффендуйка мгновенно вспыхивает, а вдоль окон и скамеек пробегает волна беспокойного шепота. – Ну… Я играю на скрипке и могла бы попробовать… Малфой с довольным видом откидывается на спинку стула. «Мисс Декстер, неужели вы не хотите, чтобы все восхитились красотой ваших самодельных хлопушек! – мысленно передразниваю его я по пути из аудитории в свой кабинет. – Спойте, мисс Торн, я бы очень хотел послушать!» Меня буквально передергивает от этого. Но пришлось промолчать – иначе, видимо, шоу окажется под угрозой. На следующий день все повторяется, только теперь пробы проходят студенты Слизерина – как и следовало ожидать, с ними у Малфоя все складывается еще более гладко. Талантливые мальчики вылавливаются из толпы, как маленькие беспомощные рыбки, а девочки тают и смущаются оттого, что неотразимый профессор пулеметной очередью выдает комплименты. После кастинга я несколько часов пытаюсь читать, пересматриваю работы студенток, оставленные на хранение (маленькие недовязанные игрушки-кролики) и просто смотрю в одну точку, стуча пальцами по столу. Надо признать, что Малфой действительно оказался продуктивным. Гораздо полезнее меня… Что уж там, я помогала только меткими вопросами и суровым выражением лица, если понадобится. Выполняю роль «злого аврора», получается! Ну как всегда… Нет, профессор не должен вести себя так, как этот самовлюбленный эксцентрик. Он открывает после второго стука и по привычке закатывает глаза, когда замечает, что я решительно упираю руки в бока. – Вряд ли тебя можно просто не пустить, да? – страдальчески выдавливает он, лениво взмахивая рукой. Я прохожу и сразу начинаю с претензий: – Мне не нравится, как ты ведешь себя со студентками. – Какое завидное постоянство! – Я серьезно. Малфой складывает руки на груди с таким видом, словно к нему пристает гиперактивный первокурсник. – Грейнджер, переходи к делу. – Ты постоянно флиртуешь с ними. Он усмехается. – Да разве это флирт? Я хочу возмутиться, мол, а что это, по-твоему, – хочешь, что ли, в слова поиграть? Но Малфой вдруг делает несколько по-кошачьи тихих шагов и оказывается преступно близко, чем ловит меня врасплох. Я чувствую его дыхание. Он едва уловимым движением проводит кончиками пальцев вниз по внутренней стороне моего предплечья и останавливается на запястье. Чуть сжимает, замирает, как будто измеряя пульс. – Вот флирт, – шепчет он мне на ухо. «М-м, что это с вами, профессор Грейнджер? – спрашивает голос разума. – Вы в порядке? Голова кружится?» «Уважаемый голос разума, зайдите позже», – отвечает ему мое тело и пытается перенять одно из свойств металлов, которые недавно изучал профессор Малфой со своими учениками, – и расплавиться. Но рациональный советчик оказывается настырным малым: пробуждает несколькими мысленными пощечинами и заставляет сделать шаг назад. Малфой внимательно смотрит на меня. – Благодарю за демонстрацию, коллега, – четко проговариваю я. – Но это не изменит моего мнения по поводу вашего подхода к работе. На лице Малфоя выражаются сомнения: он ведь почувствовал ускоренный пульс, слышал дыхание, но сейчас в той же степени убедительна для него и моя хладнокровность. – Я пойду навстречу и буду более сдержанным, – говорит он с легкой неуверенностью в голосе. Громко стуча каблуками, добираюсь до своего кабинета и уже там, спустя минуту, окончательно заглушаю все сомнительные чувства и заменяю их на раздражение – только и всего.* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *
– Если ты сейчас же подойдешь, я перестану себя контролировать и научу мимо идущих студентов множеству неприличных оскорбительных слов. Тебя совсем не беспокоят их невинные души, да? Тащись сюда, я сказал! Я стою в коридоре второго этажа и гляжу снизу вверх на Эдвардса, забравшегося по стремянке к огромной картине. – Натан? Ты с жирафом, что ли, разговариваешь? Он чуть наклоняется, чтобы посмотреть на меня. – Да, с этим… Надо ему пятна подправить. – Звучит как угроза, – наигранно беспокоюсь я. – Боюсь, что конкретно сейчас ты абсолютно права. Подошел? Стой теперь! Сделав ряд аккуратных мазков кистью и помирившись со зверем, Натаниэль начинает спускаться. – Ждешь меня? Я киваю. И понимаю, что совершенно не могу злиться на этого человека больше пары минут, даже если дело касается общения со всякими Малфоями. Эдвардс обнимает меня за плечи и уводит, по пути говоря: – Занесу инструменты и пойдем в Хогсмид. Хочу сливочного пива. Через полчаса мы сидим за столиком и ждем свой заказ. – Это уже не флирт, а соблазнение, – с видом знатока объясняет Натан, когда я возмущенно описываю ему, что посмел позволить себе Малфой. – Но я смотрю, тебе таки понравилось? Черт, почему я забываю, что Эдвардс такой проницательный? Как отмотать назад и ничего ему не докладывать? – Нет! – старательно вру я. – Меня просто напрягает, когда я не контролирую ситуацию. – Хочешь контролировать ситуацию? Так флиртуй сама. Перед нами ставят сливочное пиво, и в это время я даю понять своим выражением лица, что жалею о разговоре. – Что я такого сказал? – недоволен Натан. – Я не умею флиртовать. Для этого нужно больше уверенности. А я… – Ты что, не уверена в себе? – усмехается Эдвардс. Но тут же становится серьезнее, когда понимает, что попал в точку. – Ты шутишь? Я начинаю испытывать еще большую неловкость. – Ну, я считаю, что недостаточно привлекательна, чтобы заниматься всем этим… Просто не сработает. Натан смотрит не меня как на умалишенную. – Ты очень привлекательная, Гермиона, – вдруг сообщает он весьма убедительным тоном. Я даже немножко краснею. В последнее время мне твердят это и студентки, и друзья. Надо бы постоять перед зеркалом. – Я всегда думал, ты в курсе… – Давай пока закроем эту тему, молю. Эдвардс тихо смеется. – М-да, комплименты принимать тебе тоже тяжело. Как многому еще надо научиться! Хорошо, что ты ведешь у девочек не половое воспитание. Через несколько минут отвлеченная беседа волшебным образом возвращается к вопросу флиртособлазнения. Натан спрашивает: – Хочешь пару советов? Девяносто процентов, что у тебя с Малфоем это сработает. Какое-то время я не отвечаю, переживая мучительные сомнения, но потом под веселым взором Эдвардса соглашаюсь.